Брелок желаний

Позвонил, спросил:

– Валер, как дела?

– А кто это?

Всё. Обнуление прошло успешно. Кнопка, как видно, и здесь постаралась. Никакой памяти о коробке, шаурме и любовных посланиях из Тбилиси.

Сел за стол. Заварил себе чай.

Открыл новую тетрадку.

На первой странице крупными буквами написал:

«НЕ ОБЖОРСТВУЙСЯ СИЛОЙ».

Потом помедлил…

И дописал:

«ЕСЛИ ТЫ БОГ – НЕ ЗАБУДЬ, КТО ТЫ БЫЛ ДО КНОПКИ:

ПАРЕНЬ С ВАФЕЛЬНЫМ МОРОЖЕНЫМ И СИНИМ ПЛАМЕНЕМ В ГЛАЗАХ».

И тут мне пришла в голову идея:

а можно ли с помощью кнопки убрать из холодильника прокисший борщ, не вставая с дивана?

Это уже был следующий тест.

Номер 9.

С рабочим названием: «Лень как форма развития цивилизации».

ГЛАВА 4 «КАЙФУШКИ И НИШТЯКИ»

Утро началось с привычного: я проснулся и сразу не понял, кто я, где я и почему у меня во рту вкус вчерашнего чая с элементами картошки фри.

На тумбочке мирно лежала она. Кнопка.

Моя волшебная девочка. Ну или брелок. Мой верный приятель. Тут уж как вам угодно.

Мой путь в ЗОЖ, просветление и ленивую версию всемогущества.

Пока нормальные люди пили кофе, ехали на работу и переживали из-за курса доллара, я сидел в трусах на табуретке и чесал затылок, размышляя: а почему у меня до сих пор зрение, как у уставшей совы?

– Да ну тебя, близорукость, – сказал я с выражением неприязни, с каким обычно смотрят на начальника, попросившего выйти в субботу.

Зажмурился, щёлкнул кнопку.

– Хочу зрение сто процентов. И даже, если можно, на пару пунктов в плюс – чтобы видеть будущее.

Ничего не произошло.

Я открыл глаза – и охренел.

Я видел всё.

Каждую трещинку на стене, каждую пылинку на подоконнике, даже лысинку у соседа через дом, который вышел на балкон в одних трусах и с чашкой кофе, явно не подозревая, что стал участником эксперимента по улучшению оптики.

Сначала было круто. Потом начался передоз деталями.

Я увидел, как таракан на кухне задумчиво ползёт по хлебнице. Прямо читал у него в глазах: «куда катится мир».

Я увидел, что написано на счётчике воды без лупы.

Я видел, что написано на рекламном щите, в метрах двести от дома.

В целом – кайф.

Следующим в списке улучшений был мозг. А точнее – память.

Я, конечно, и до этого мог запомнить три цифры и один пин-код (при условии, что это один и тот же код), но хотелось большего.

– Хочу запоминать книги целиком, – сказал я и нажал на кнопку.

Зажмурился на всякий случай. Уже ждал, что в голове зазвучит Яндекс – Алиса, которая с напором начнёт диктовать «Войну и мир» от начала до конца. Но всё прошло тихо. Только в ушах зазвенело на секунду, как будто кто-то настраивал радио.

Решил проверить.

Открыл «Преступление и наказание». Прочитал страницу. Вторую. Третью.

А потом закрыл книгу – и пересказал сам себе всё, что там было, с интонацией и даже запятыми.

Охренел второй раз за день. И это ещё я даже не завтракал.

Сходу перечитал «Финансиста» Драйзера, «Капитал» Маркса (чисто для флекса перед философами) и случайно – роман про любовные страдания гувернантки в викторианской Англии.

Ну… понесло.

Я чувствовал, что становлюсь богатым внутренне, как будто у меня в душе открылся книжный гипермаркет с кофе и креслами-мешками.

Мозг начал не просто помнить, а ориентироваться, как навигатор в башке: «поверни налево к цитате Чехова, через 200 метров логическая ошибка – объезжай».

И вот, окрылённый интеллектуально и офтальмологически, я вспомнил… Твою же мать.

Я же учусь на заочке.

Нет, серьёзно. У меня же есть официально действующий личный ад – «Экономический факультет №3 при филиале чего-то-там в Смоленске».

Решил не тянуть.

– Хочу сдать всё экстерном и получить диплом, – сказал я с абсолютно серьёзным лицом, как будто я взрослый. И – щёлк. Динь.

Через минуту у меня на почте было письмо:

Поздравляем! Вы досрочно завершили курс обучения с отличием. Ваш диплом ожидает вас в деканате. Благодарим за вклад в отечественную науку.

Сука. Работает.

Я посмотрел на экран, потом в потолок, потом снова в экран.

И начал хохотать.

Громко.

Долго.

Так, что соседи наверху притихли – видимо, решили, что я окончательно свихнулся на своей заочке.

Когда я успокоился, глотнул чаю, откинулся на спинку стула и задумчиво пробормотал:

– Ну что, теперь могу искать работу?

И тут же вслух самому себе:

– Шутка.

Да кому нужна эта ваша работа, когда тут такая кнопка?

Я имею в виду… Ну вот реально.

У тебя есть волшебная кнопка. Ты нажимаешь – и становишься человеком-энциклопедией с рентгеновским зрением, дипломом и, возможно, навыком жарки шашлыка на расстоянии мысли.

А ты куда собрался? На собеседование? С резюме? В рубашке?!

Я ржал минут десять.

Потом сделал себе бутерброд с колбасой и ещё минут пятнадцать ржал над тем, что теперь знаю, сколько калорий в каждой крошке.

В этот день я нажимал кнопку ещё пару раз: попросил, чтобы у меня было всегда чистое бельё в шкафу, чтобы кроссовки не воняли после дождя, и чтобы телефон никогда не садился.

Знаешь, как говорится?

Сначала ты управляешь кнопкой.

А потом она просто делает твою жизнь чуть удобнее, чем у всех остальных.

Не роскошь. А кайфушки и ништяки.

И я понял, что это начало.

Начало трансформации.

Пока без злобы, без империй, без безумия. Просто парень, который хочет жить без геморроя.

Но что-то подсказывало: дальше будет… интересней и вспомнил про Юленьку. Как же я мог забыть про это чудесное создание.

***

Сказав маме, что меня срочно отправили в очередную командировку в Москву, я собрался быстро, как человек, у которого либо пожар в голове, либо роман в сердце. Правда, ни того, ни другого не было – была только кнопка в кармане и мысли, как бы остаться живым.

На вокзале я стоял с видом человека, который знает больше, чем положено, но прикидывается, будто просто уезжает на выходные к тёще. Нет, я не из тех, кто экономит на такси и бизнес-классе с водителем, который молчит лучше, чем архив ФСБ. Всё дело в конспирации. В столицу я возвращался не просто так – там жила Пайка. А у Пайки, как ты помнишь, кнопка… точнее, уже нет кнопки. Кнопка у меня. И это делает меня не просто замерщиком окон, а настоящим владельцем ядерной пульта в штанах.

В поезде я сидел, не касаясь спинки, будто боялся, что в неё вшит микрофон. Паранойя? Да. Но здравая. Камеры на том офисе точно были. А сегодня они – как свидетели Иеговы: в дверь никто не звал, а покоя не дают. В голове крутилась цепочка, на которую сам себя и посадил: если Пайка поняла, что кнопку умыкнули, если просмотрела камеры, если вычислила мой бестолковый визит в офис, значит, где-то в Москве уже есть парень в костюме, который сжимает в руке мой распечатанный фейс и листает билеты на Смоленск.

А вдруг она уже начала прочёсывать все фирмы в том здании? Ходит, спрашивает: кто был? когда? с какой целью? И найдут меня легко. Малозаметный замерщик окон – это тебе не Джеймс Бонд. Меня даже Google случайно узнаёт по поисковым запросам: “как не спалиться с кнопкой всевластия”.

В голове родился план – тревожный, но работающий. Если я мог обнулить Валеру так, что он при встрече меня даже не узнал, значит, я могу обнулить и Пайку. Вопрос только в масштабе. Одну её обнулить – и всё? Или потом по пятам придёт её начальник службы безопасности с лицом, как у бетонной мешалки, и начнёт рыть землю, пока не найдет “того самого замерщика”?

– Не нравится мне всё это, – пробормотал я, вглядываясь в отражение в мутном оконце. – Превращаюсь в Джейсона Борна. Только без тела, лица и бюджета.

Но чтобы не паниковать, я решил заняться делом. А делом у меня была… Юленька. Да, та самая. Та, ради которой когда-то я в 4 утра вставал, чтобы нестись в Москву и не опоздать на планёрку. С ней мы больше не работали – но была старая добрая симпатия. И если кто и мог помочь мне почувствовать себя снова человеком, а не носителем магической кнопки, так это она.

Прежде чем объявиться к ней в офис, я пошёл на шопинг. Это была не просто прихоть. Это был ритуал возвращения. Как у супергероев, только вместо латекса и плаща – новые кроссовки, бомбер и белая футболка, такая чистая, как моя совесть до кнопки.

Парикмахер постриг меня как будто с любовью. Смазал воском, похлопал по плечу и сказал:

– Теперь вы как из столицы.

Я не стал его разочаровывать. Я ведь туда как раз и ехал.

На вокзале я поймал отражение в стекле. Новый я. Новый стиль. Новый МОТ, теперь с чуть-чуть расширенной оперативной памятью и глазами, которые видят 120 из 120. Спасибо кнопке. Подумал, что, если уж Пайка и найдет меня – пусть хотя бы скажет: – «ну, зато красиво выглядел. В этом прикиде мы его и похороним».

Поезд качался, а мысли – нет. Они мчались, как электровоз без тормозов. Я представлял Юленьку: как откроет дверь, как удивится, как скажет: “Смирнов? Ты?” И я такой: “Просто мимо шёл. Захотел увидеть, как живёт офис без меня”. Это, конечно, в теории. А на практике я волновался, как перед ЕГЭ по жизни.

На подъезде к Москве я стал копаться в мыслях:

– Если я встречу Пайку, надо смотреть ей в глаза. Уверенно. Спокойно. С видом человека, который не крал магические артефакты, а просто зашёл за солью.

Но всё-таки – обнулить её, конечно, не помешает. Надёжность превыше всего.

С этими мыслями и слегка запотевшими ладошками я вышел на перрон. Москва встречала привычным ветром и легким презрением.

Фойе офиса встретило меня запахом кофе, дезинфекции и лёгкой корпоративной ненависти, которой тут обычно пропитаны воздух и ковролин. Всё как раньше. Только теперь я не сотрудник, а таинственный визитёр в модном прикиде и кроссах, что стоят, как квартал в Липецке. Идти было немного неловко – знаете, как в детстве, когда ты случайно попал в 11 "А", а ты вообще из 5 "Б", и все смотрят, как будто ты потерялся, но слишком гордый, чтобы признать это.

Я зашел в офис, как человек, который знает свою цель. Правда, цель на тот момент была довольно абстрактной: "встретить Юленьку и… импровизировать". Примерно, как выход на сцену без текста, но с надеждой, что зрители поверят в актёрскую игру.

Всё было, как раньше, только ощущалось иначе. Раньше я был тут как один из многих, а сейчас – как бывший, который пришёл в гости, и все такие: «А чё это он пришёл?». Знакомые лица мелькали, кто-то узнавал, кто-то притворялся, что не узнал, а Санек даже выронил степлер. Видимо, подумал, что я теперь топ-менеджер или налоговая.

– О, МОТ, ты? – выглянула из переговорки Машка из бухгалтерии, по-прежнему с тем же "укоризненным дружелюбием", как будто я ей должен за кофе с 2021 года. – Чё, вернулся?

– Да так, по делам в Москве. Решил заглянуть, – ответил я с улыбкой, которую репетировал ещё в поезде. – Как вы тут без меня?

– Лучше, – сказала она и исчезла, оставив после себя запах лака и сарказма.

Я прошёл дальше и остановился у двери Юленьки. Глубокий вдох. Постучал. Ответа не было. Странно. Постучал ещё раз, теперь с аккуратным акцентом на "деловой стук". Изнутри раздался голос:

– Да?

Открыл дверь.

И вот она. Сидела за столом, чуть склонившись к монитору, волосы собраны в хвост, как всегда. Та же осанка, та же лёгкая строгость в движениях. Только глаза – чуть уставшие. Или это я их такими запомнил?

Она подняла взгляд и замерла.

– Смирнов?

– Привет, – сказал я спокойно. Или пытался.

– Ты чего тут? – голос чуть мягче, но сдержанный.

– Был рядом. Решил зайти. Старые места, всё такое. – Я пожал плечами, словно это всё незначительно.

Она кивнула. Без эмоций.

– Странное чувство. Всё вроде то же, а будто чужое уже, – добавил я.

– Мы просто работаем. В отличие от некоторых. – Она кивнула в сторону окна, как бы невзначай.

– Не думал, что встречу тебя на месте после того, что случилось с Егором Александровичем.

– Смирнов, я здесь работаю. Не устраиваю театров. – Сухо. – Садись, если пришёл.

Я сел. Спина прямая. Руки на коленях, чтобы не выдавали дрожь.

– Хорошо выглядишь, – сказала она после паузы. Взгляд скользнул по худи, по кроссовкам.

– Новый этап. Решил не зарастать. – Кивнул коротко. – А ты не изменилась.

– У меня, знаешь ли, не было возможности. Работать пришлось. За себя и за тех, кто…

Она не договорила.

Повисла тишина. Давящая.

– Я узнал. Позже. Про пожар. «Про ребят», —тихо сказал я.

Мне не хватило воздуха, чтобы закончить.

– Это было… – она опустила глаза. – Прошло две недели. И всё ещё как будто вчера.

– Я не знал, что сказать. И не знал, кому.

– Смирнов, ты просто исчез. Вышел на обед – и всё. Ни письма, ни звонка. Люди пострадали, а ты… будто испарился.

Я закрыл глаза на секунду.

– Прости. Я не был готов. Я тогда сам горел. Внутри.

Она смотрела, не перебивала.

– Я бы рассказал, но… – начал я.

– Но ты бы сам себе не поверил? – закончила она. Попала в точку.

Я усмехнулся без радости.

– Именно.

Молчание. За окном шумел вентилятор кондиционера. Внутри было тише, чем в пустом зале.

– Сейчас ты спокойнее, – сказала она. – Даже немного… отрешённый.

– Ну так что ты пришёл, Смирнов? – спросила она, наконец оторвав взгляд от монитора и скрестив руки.

– Мне выдали уведомление о сокращении, – сказал я, стараясь не смотреть ей в глаза. – Я вот решил узнать, нет ли у тебя здесь для меня местечка… ну, на прежней должности?

А сам про себя подумал: ну хоть бы она отказала… хоть бы отказала. Смешно, да. Просишь – и одновременно молишься, чтобы тебе не дали.

– Смирнов, – вздохнула она. – Ты же знаешь, как сейчас в фирме. Напряжёнка с кадрами страшная. Раз уж пошло массовое сокращение в Смоленске, это не значит, что нас обойдут стороной.

Она помолчала, и добавила тише:

– Поверь, до нас просто… ещё не добрались.

– Понял тебя, Юлия Сергеевна, – кивнул я с почти театральной улыбкой, встал с кресла и, стараясь держаться прямо, двинулся к выходу.

– Смирнов, – окликнула она уже сзади. – Ты же не просто за работой пришёл?

– А зачем же ещё приходят к бывшим работодателям? – ответил я через плечо.

Она не ответила. И это было самым точным ответом.

Я вышел из офиса, не хлопая дверью – не потому, что культурный, а потому что хлопнуть хотелось об кого-то конкретного. Прошёл по коридору, где всё ещё пахло кофе, отчаянием и пережёванной амбициозностью. Тот самый запах: будто кто-то пытался стать кем-то важным – и не стал.

На секунду задержался у окна. Внизу пульсировала парковка: машины, люди, жизнь. Мигали огни, кто-то курил у урны, кто-то звонил кому-то важному и делал вид, что знает, зачем.

Мир шёл своим путём. Я – своим. Словно дороги уже разошлись. Особенно с одной конкретной Юленькой.

Раньше я думал о ней иначе. Богиня… или хотя бы главная фея отдела. Загадочная, остроносая, вечно с папкой и лёгкой полуулыбкой, за которой пряталась якобы великая внутренняя жизнь. А потом – эта сцена. Её ноги, прыгающие по пузу шефа, будто она забивала последний гвоздь в гроб собственной морали.

Что-то внутри меня тогда щёлкнуло.

И, знаешь, обратно уже не отщёлкивается.

Идти назад – было бы оскорблением себе. Остаться – плевком в лицо собственному будущему. Так что я шёл.

Не оглядываясь.

Не вспоминая, что когда-то она казалась весной. А оказалась, обычной мартовской грязью.

ГЛАВА 5 «А ЧТО ДАЛЬШЕ»?

А теперь скажите мне честно, как на исповеди у батюшки в модных кроссах: вот если бы у вас появился такой волшебный артефакт, как кнопка исполнения желаний, что бы вы сделали? Прямо вот щёлк – и любая хотелка с полки. Без очереди, без логистики, без сбора документов в МФЦ. Ну, кроме разве что регистрации брака с Сальмой Хайек – там, возможно, очереди.

И вы, такие радостные, с блеском в глазах, говорите: «Я бы купил домик на берегу моря… Или океана! Лежал бы в шезлонге, попивал коктейль с зонтиком, в голове ни одной мысли, кроме как мазаться кремом от солнца и не забыть перевернуться на живот, чтоб загар лёг ровно».

А вот вы не заметили, что эта сцена – шезлонг, коктейль, бирюзовая вода – это, мать её, всегда финальная сцена в фильмах про людей, у которых за плечами вагон денег, несколько трупов и один подбитый вертолёт? Последние секунды до титров. Дальше – тьма.

А теперь представьте, что это не конец, а, прости господи, вся ваша жизнь. Каждый день – солнце, коктейль, песочек, пузо жарится, мозги плавятся. Сначала кайф, потом лёгкая грусть, потом тоска по борщу и запаху московского метро, а потом ты уже просишь у судьбы – пусть хоть кто-нибудь придёт и даст тебе по щам, лишь бы что-то произошло!

Через десять дней на этом берегу ты уже не человек, а декоративное растение, которое умеет только дышать и задаваться вопросом: «А зачем всё это было?» И когда ты, изнемогая от скуки, наконец придумываешь себе развлечение – например, прокатиться на красном кабриолете по побережью Флориды, – то понимаешь, что суть в том, что ты просто едешь. Едешь туда, едешь обратно, едешь туда… И начинаешь подозревать, что катаешься по маршруту «депрессия – разочарование – бессмысленность».

Вот почему в кино это занимает ровно двадцать секунд, а потом – титры. Потому что, если показывать, что будет дальше, зритель не выдержит. Он захочет в кинотеатр ворваться и вытащить героя оттуда, спасти его от самого себя. Или хотя бы предложить нормальный шашлык.

Окей, хорошо. Есть другой сценарий, более реалистичный и как бы «для своих». Чтобы не светиться перед Пайкой и её службой фанатской разведки. Берём десяток квартир в Москве. Звучит как криминальная хроника, но на самом деле – вполне себе пенсионная стратегия. Пятьдесят тысяч с квартиры в месяц, если без выпендрежа. Семьдесят, если у тебя возле метро и ты можешь выкладывать фото «свежий ремонт, только для чистоплотных».

Итого – полмиллиона в месяц. И это без учёта морального удовлетворения, когда квартиранты звонят тебе на вы, называют «уважаемый», и ты чувствуешь себя кем-то вроде местного Моргана Фримена в риэлторской шкуре. С таким доходом можно переехать жить в Таиланд или на Бали, где еда дешёвая, а медузы прозрачные и агрессивные. Там ты будешь есть локальные супы, периодически дристать от непонятных ингредиентов и радоваться жизни – пока не наступит день, когда ты поймешь, что скучаешь по-простому – по гречке и капусте с квасом.

А потом ты начинаешь задумываться о путешествиях. Не просто вот «один раз в год на Тенерифе», а чтобы три дня в одном городе – и дальше. Питер, Тбилиси, Неаполь, Стамбул, Лиссабон… как Индиана Джонс на пенсии, только без шляпы и с чемоданом на колёсиках. Звучит красиво, да? Только ты через пару месяцев поймёшь, что в каждом отеле одни и те же завтраки, в каждом аэропорту одни и те же очереди, а в душе ты просто хочешь домой. В ту самую Москву. Где тебя ждёт не солнце и океан, а пробки, светофоры и кофейня на углу, где бариста знает, что тебе без сахара.

Вот и вся магия желания.

Так что, мой друг, не спеши тыкать на кнопку. Может, не так уж и плохо быть бывшим замерщиком.

А знаешь, что самое коварное в этой кнопке? Она делает тебя тем, кто уже всё может. А значит – больше ничего не надо.

Вот ты нажал её пару раз – и мир у твоих ног. Квартиры, яхты, популярность, деньги, слава, вечная молодость, айфон, который ещё не вышел, и жена, которая не спорит, а хвалит даже твои носки. Рай на земле. Но проходит неделя, и ты начинаешь чесаться. Не физически, а внутренне. Потому что ты как будто прошёл игру на читах: всех боссов убил, все квесты выполнил, броня на максимум, а внутри – пусто. Ни вызова, ни смысла, ни драйва.

Ты вдруг понимаешь, что желания – это не то, что делает человека счастливым. Это просто морковка перед носом. А вот сам бег за этой морковкой – в этом весь прикол. В этом и был смысл.

Потому что человек, у которого всё есть, перестаёт быть человеком. Он становится чем-то вроде аквариумной рыбки, которой и корм сыплют, и воду чистят, и даже водоросли пластмассовые для интерьера поставили – а ей всё равно грустно, потому что плавать некуда, дна не видно, и ни одного нормального разговора за весь день.

А главное – исчезает причина просыпаться. Раньше ты вставал с мыслью: «Так, надо заработать, надо доказать, надо найти, добиться, уговорить, прорваться, хоть раз стать победителем…» А теперь? «Надо… эм… ну не знаю… может, слетать на Луну? Или в Дубай за хумусом?»

И тут начинается самое страшное: человек, которому нечего хотеть, – начинает хотеть разрушать. Себя, других, мир вокруг. Просто чтобы вернуть хоть какие-то ощущения. Отсюда – кризисы, измены, странные покупки вроде боевого робота или острова с собственным гимном. Чтобы было хоть что-то незавершённое, живое, колющее.

Вот так и сидишь потом у себя в пентхаусе на 89-м этаже, с видом на огни большого города, пьёшь не то, что коктейль – воду с лимоном, потому что всё остальное приелось, и думаешь: «Может, ну её, эту кнопку? Может, отдать кому? Или закопать в лесу, как старый дневник и кеды на вырост?..»

Иногда, лежа в шезлонге с видом на море, когда пальмы шепчут что-то бессмысленное, а коктейль в руке давно стал просто прохладным реквизитом, ты чувствуешь: всё. Расслабление достигло критической массы. Райская нега начала булькать в мозгах и пахнуть скукой. Но стоит только вспомнить – Пайка ищет, – и всё внутри резко меняется.

Словно кто-то вылил тебе на голову ушат ледяной воды. Не потому, что страшно. Страх – это когда у тебя нет выбора. А тут наоборот – интересно, а это, чёрт побери, куда хуже. Интерес – это активная форма тревоги. Это когда ты не просто прячешься, а краешком глаза подглядываешь: ну что, идёт? близко?

Когда кто-то охотится за тем, что принадлежит тебе, даже случайно, – в тебе просыпается что-то древнее. Что-то похожее на азарт и ярость. У тебя появляется цель, а цель – это почти желание, а желание – это, как бы пафосно ни звучало, жизнь. Значит, снова круг. Замкнутый, как браслет из змеиной кожи. С хвостом во рту и огнём в заднице.

Вот с этого, собственно, всё и начинается.

Я начал думать: вычислила ли она меня? Навела ли справки, выслала ли аналитиков, подключила шаманов и экстрасенсов, которые нюхают трещины в пространстве? Или по-прежнему сидит в своём сияющем офисе, напоминающем не то бункер, не то храм нового эго, где стены обтянуты золотыми шторами, кресла набиты страусиным пухом, а персонал каждое утро поёт ей «доброе утро, Пайка» на три голоса – баритон, альт и злобная меццо-сопрано.

Может быть, она прямо сейчас сидит в халате цвета утренней паники, на лице – маска из чёрной икры и фрагментов мотивационных цитат, которые она перед этим приказала выгравировать на мраморе. И плачет. Но не потому, что больно. Потому что пусто. Потому что у неё больше нет кнопки. Нет этого брелка-бога, который превращал её желания в продюсерские сны и чарты.

Ведь эта зараза с кнопкой делала для неё всё: и хиты строчила, и фанатов собирала, и рекордные туры продлевала. По сути, её карьера была не результатом таланта или гения, а приложением к чуду. Даже самые циничные музыкальные продюсеры рядом с ней выглядели, как младшие помощники аниматора в детском лагере. Она летела вверх, а брелок просто поддувал снизу, как фен в режиме "ураган".

И знаешь, что самое странное? Мне её даже ничуть не жалко. Ну честно. Если кнопка ей досталась так же случайно, как и мне – ну что ж, не обидно. Не украл же. Не вырвал у ребёнка из руки. Просто… встретились мы с ней на этом перекрёстке реальности, а дальше уж – кто как справится.

Но всё равно. Какая же она гадина.

Голос у неё – как у ангела, который слишком много курил. Улыбка – такая, будто она точно знает, где ты умрёшь, и записала это в ежедневник. А повадки… Повадки – чистый крокодил. Только крокодил, в отличие от неё, не улыбается, когда ест твою душу.

Поэтому я решил пока вернуться домой и отсидеться в Смоленске.

ГЛАВА 6 «БОБ»

Если бы у пафоса и суицидальной храбрости родился сын, он бы звался Боб.

А если бы этот сын окончил военную академию с золотой медалью, прошёл через Чечню, Сирию и пять психотренингов с боевыми дельфинами, потом ушёл в контрразведку, где его досье до сих пор под грифом «не для слабонервных», – тогда это был бы именно тот самый Боб, который однажды постучался в стеклянную дверь офиса Пайки и тихо сказал:

– Мне нужен пропуск. И постоянная работа. Желательно, чтобы можно было кого-то мочить. Но не обязательно.

Он пришёл по рекомендации.

Не просто кого-то – а бывшего министра обороны, который во время охоты на лося шепнул Пайке:

– У меня есть один человек. Он решает вопросы так быстро, что на месте проблемы остаётся только лужа.

Она, конечно, заинтересовалась.