Брелок желаний

– Слышь ты, Пайка или как тебя там, – раздалось с переднего сиденья. Голос у него был с налётом интеллигентной наглости, как у советского лектора, перебравшего вина на банкете, – я тут сплю вообще-то. Ты что орёшь, женщина?

Тишина.

Настолько гробовая, что у меня замерли дворники.

– Кто это? – прошипела Пайка.

– Это мой кот, – ответил я спокойно.

– Ты… ты научил КОТА говорить? Ты что придурок, Смирнов?

Григорий встряхнулся, сел по-человечески, поправил себя лапой за ухом.

– Он не учил, я сам. Просто у меня мозги были. А молчал я, потому что у него музыка плохая. Кстати, тебя как зовут? Пайка? Это же как… сух паёк или припой с канифолью для пайки электронных схем?

– Я ТЕБЯ НАЙДУ, ГРЕБАНЫЙ КОТ!

– Найдёшь, поговорим. Но если МОТа тронешь – он тебе память сотрет. Я в курсе. Он может.

– Смирнов! – заорала она. – Это всё ещё не конец!

– Это всё ещё только начало, Пайка, – сказал я, сбрасывая звонок. – А конец… будет за границей. С сыром, вином и, если повезёт, француженкой.

Я перевёл взгляд на Григория.

– Ты чего влез?

– Знаешь, – сказал он, расправляя хвост, – если уже всё равно в дерьме, то хотя бы шутить можно. Иначе зачем жить?

Я рассмеялся и прибавил газу.

Граница была всё ближе, и я впервые за долгое время почувствовал: вот она, свобода. Свобода – это ты, твой умный кот и девушка с фиолетовой прядью, которая сходит с ума, потому что не может тебя догнать.

«ФРАНЦУЗСКАЯ ЗАСАДА»

Пайка сидела на веранде старого французского дома, окружённого виноградниками, и наблюдала за закатом. Её мысли были сосредоточены на предстоящей встрече с Матвеем Смирновым. Она знала, что он не случайно выбрал этот маршрут и что их пути пересекутся именно здесь.

Внутри дома Боб работал над планом по поимке Смирнова. Он изучал карты, анализировал маршруты и разрабатывал логическую ловушку, которая должна была привести их к цели. Боб был уверен, что Смирнов не сможет устоять перед тщательно продуманной схемой.

Пайка и Боб решили не привлекать к себе внимания. Они вели себя как обычные туристы, наслаждаясь местной кухней и культурой. Однако за этой маской скрывались два профессионала, готовые к действию в любой момент.

Они знали, что Смирнов не подозревает о их присутствии и что у них есть преимущество. Оставалось только дождаться подходящего момента, чтобы привести план в действие.

С каждым днём напряжение росло. Пайка и Боб были готовы к решающему шагу, который должен был завершить их миссию. Они знали, что успех зависит от точности и слаженности их действий.

И вот, когда всё было готово, они услышали знакомый звук мотора. Смирнов приближался. Пайка и Боб заняли свои позиции, готовые к финальному действию.

В этот момент всё зависело от них. Их план должен был сработать безупречно. И они были уверены, что так и будет.

***

За неделю до всех событий.

Боб проснулся в шесть утра по-местному. У него была привычка: перед операцией он вставал на рассвете, делал сто приседаний, три глотка крепчайшего эспрессо и 15 минут сидел на крыльце с выражением лица, будто только что узнал, что он на 60% итальянец по ДНК. На этот раз, впрочем, он вместо кофейной бодяги слил в себя остатки «Perrier» с оливкой, потому что Пайка отказалась закупать молоко, пока «дело не завершено». Стерва.

– Логика – как сыр: чем больше дыр, тем вкуснее, – заявил он, когда Пайка упрекнула его в том, что план слишком замысловат.

Они обосновались в доме, который раньше принадлежал виноделу, но теперь сдавался на Airbnb как «аутентичное погружение в прованский быт». Было всё: скрипучие ставни, пыльные чердаки, запах навоза от соседских ослов – и, конечно, Wi-Fi, которым пользовался только Боб. Пайка, как и положено певице, предпочитала общение с реальностью напрямую.

– Боб, ты точно уверен, что он поедет сюда? – спросила она, стоя на балконе в розовом халате, с огуречными масками под глазами.

– С вероятностью 97%. Остальные три – если он уже телепортировался в Кению. Но я поставил ловушку. Он сам себя приведёт, даже не осознавая.

– Что за ловушка? – Пайка приподняла бровь.

– Логическая. Я изучил повадки твоего Смирнова. Он любит "анти-логичные" маршруты, думает, что это делает его непредсказуемым. Значит, нам нужно стать не самым очевидным вариантом, но и не самым глупым. Франция – идеальный компромисс: близко, тепло, и… никто не ждёт в Лионе задрота со Смоленска. Даже французы.

– А ты знал, что Лион – кулинарная столица Франции? – вставила Пайка. – Хотя, учитывая, что они тут кладут анчоусы в говядину, это звучит как угроза.

– Вот именно. Если он выживет первую неделю, значит он точно здесь.

План Боба: эстетика и паранойя.

Боб не просто анализировал маршруты – он подкинул в Сеть несколько фальшивых "наводок" через заброшенные профили. Один из них был якобы русским эмигрантом, который "видел чувака с брелком в Брюсселе". Другой утверждал, что Смирнов подрабатывает в Марселе баристой. Но самое главное – он встроил в пару крупных русскоязычных телеграм-чатов сообщение, в котором невзначай упоминался "какой-то парень с породистым котом, похожим на собаку", который расхаживал по набережной в Лионе.

Смирнов, по логике Боба, рано или поздно наткнётся на эти слухи и либо удерёт дальше, либо… придёт проверить. И тогда – хлоп.

Пайка же не сидела без дела. В отсутствие концертов (она категорически отказалась петь в Европе до возвращения брелка), она курировала визуальную разведку. По ночам она выезжала в центр Лиона, переодевшись в серое, невыразительное, и устраивала засады в кафе, магазинах и парках, где чаще всего встречали "русских с котами".

– Я не думала, что скажу это, но я соскучилась по фанатам, – бурчала она, натягивая кепку и пряча фиолетовую прядь под капюшоном.

– Это не фанаты, – успокаивал Боб. – Это свидетели будущего допроса. Не мелькай.

На шестой день ожиданий, ранним утром, на площади Bellecour, их дрон заметил кота. Точнее, гигантскую черную тушу на поводке, которая шла вдоль ларька с багетами, как генерал на утреннем обходе.

– Это он! – взвизгнула Пайка.

– Или французская пума, сбежавшая из цирка, – уточнил Боб.

Он увеличил изображение. На шлейке была бирка с надписью "Григорий", а рядом топал, слегка сутулясь, Смирнов, в темных очках и с выражением лица человека, который вот-вот задумается о смысле жизни и вспомнит, что у него в сумке лежит магический артефакт.

– В ловушке, – сказал Боб.

Пайка только стиснула зубы.

– Готовь машину. Сегодня мы заберём мой брелок.

– А кота?

Пайка удивленно посмотрела на Боба.

– Кота мы тоже заберем и приручим. Или он нас приручит.

Теперь Боб удивленно посмотрел на Паку и ничего не ответил.

***

Уже вечером, я сидел на балконе своей съёмной квартирки в шестом округе, прямо напротив музея Родена, и наблюдал, как Григорий ловит голубей взглядом. Не ловит сам, конечно – только взглядом. У кота уже была репутация гражданина мира, гурмана и, к слову, филолога: после того как он научился говорить, он полюбил странные слова типа «катарсис» и «амбивалентность».

– Гриш, – начал я, потягивая апельсиновый сок, – хочешь прикол?

– Если снова про Пайку – тогда лучше не надо, – буркнул кот, вылизывая лапу. – Я, между прочим, ночами снился себе в тапочках на корабле и с личной кошкой-ассистенткой. И в этом сне не было фиолетовых прядей и ботфортов на каблуке.

– Она в Париже.

– Ах ты ж мать твою, – мяукнул Григорий так громко, что даже багет, который он грыз, подпрыгнул.

– Да, – сказал я спокойно. – Причём, что интереснее всего, она пытается притвориться, будто в Брюсселе. Типа я не увижу её геометку. А она, между прочим, неподалёку от вокзала Сен-Лазар. В засаде.

Григорий шел попить и остановился, как вкопанный. Его шерсть слегка приподнялась на холке.

– Засада?.. Подожди. Она что, думают, что ты клюнешь на фотку с бельгийской вафлей в Инстаграме?

– Именно. Она меня ловят как ленивого карпа на глянцевую наживку.

– А ты?..

– А я плыву мимо. Но оставляю пузырьки – пусть думают, что я близко.

Григорий уселся, как египетская статуэтка.

– Сколько ты говоришь брелок пробыл в ее руках? Она себе мозгов намутить не могла?

– Да какой там. В голове только глянец и гламур – сказал я.

– А ты слишком умён для своих штанов.

– Спасибо, – ответил я, поправляя свои штаны за 300 евро, купленные накануне.

– А теперь, слушай, что мы делаем. Я врубаю режим "Троянский Боб". Делаю вид, что не знаю ни о чём, и начинаю потихоньку демонстрировать признаки, что я расслабился: хожу по известным туристическим местам, публикую фотки из кафе. Как только они решат, что я потерял бдительность – она нанесет удар. Скорее всего это будут наемники, которые меня изобьют до полусмерти, отберут брелок и на этом собственно вся история. Но мы к тому моменту будем готовы.

– То есть?

– То есть ты сейчас идёшь в лавку на углу, покупаешь сыр, вино и газету. Потом мы изображаем пикник в Люксембургском саду. Всё должно быть наигранно, будто я совсем потерял осторожность и стал простым туристом.

Кот встал.

–Ты че придурок? Кто продаст коту газету?

– Ага, а сыр и вино ты значит намутишь? – засмеялся я.

– Ты знаешь, что я не ем сыр?

– Знаю, – сказал я и откинулся в кресле. – Но ты выглядишь как тот, который его ест.

Григорий, растянувшийся на подоконнике, поднял голову с выражением человека, которого обвинили в краже фрески да Винчи.

– Что ем?

– Сыр. Камамбер. У тебя на морде весь стиль французской буржуазии с утра до вечера. А Пайка смотрит. Через окна, через камеры. Может, даже через дрон в форме уточки. У нас в ванной.

Кот не сдвинулся ни на миллиметр. Только глаза сузились в щёлки.

– Уточка, говоришь?

Он исчез.

Просто – пшик! – и всё. Пылевая воронка, запах возмущения и пустота. Вдалеке хлопнула крышка унитаза. Шорох. Вздох. Стон сантехники.

Я медленно поднялся, не веря своим ушам и звукам в ванне.

И через мгновение Григорий вернулся. В зубах – та самая жёлтая уточка, которую я однажды купил на распродаже, потому что она «прикольно пищит». Теперь она не пищала. Она молчала, как будто понимала: её разоблачили.

Григорий вскочил на подоконник, развернулся к открытому окну и – ни секунды на эффектную паузу – выплюнул её вниз.

– Гришка! Я же пошутил!

– А я – нет, – сказал кот, поворачивая голову ко мне. – Бережёного бог бережёт, а не бережёного кот стережёт.

Он спрыгнул с подоконника, стряхнул с лапы невидимую пыль шпионажа и пошёл прочь, хвост трубой. Я подошёл к окну.

На асфальте внизу стояла уточка, окружённая тремя детьми и старушкой с пуделем, у которого началась экзистенциальная паника. Один ребёнок тыкал в уточку палкой. Она молчала.

Григорий, тем временем, уселся на подушку, вытянулся в стиле «барон на покое» и заявил:

– Ты не понимаешь. Пайка уже в Париже. Ты думал, ты один с геолокацией? Я – кот. Я чувствую угрозу за шестьсот километров. И сыр.

– Да она с утра ещё в Нантерр была! – возмутился я.

– Да-да. А потом в Нантерр приехал курьер из «Почты Франции» с надписью "Пакет от Пайки", и всё. Отследи теперь, кто она, где она и в какой резиновой утке она сидит.

Я схватился за голову с выражением на лице: – «Боже, да что ты черт побери такое несешь»?

Он отвернулся и добавил на выдохе:

– Кстати, сыр закончился. А если Пайка реально следит через камеры, то пусть видит: как ты заботишься о моём рационе.

– Ты офигел?

– Я развился.

И гордо зевнул, будто Эйнштейн, который только что доказал, что его кормит идиот.

«ПОЙМАЙ МЕНЯ, ЕСЛИ СМОЖЕШЬ»

Утро в Париже начиналось, как обычно, с легкой простуженности мыслей, запаха вчерашнего багета и недовольства на подоконнике. Григорий сидел, как всегда, на своём наблюдательном пункте, вытянув лапы и глядя сквозь стекло с выражением вековой тоски, как будто за ночь опять подорожал тунец.

Матвей Смирнов, ещё не до конца пробудившийся к жизни, шевельнулся на диване, зашуршав пледом. Кот даже не повернул головы – просто глянул мимолётно, с той высоты, с которой древние боги осматривали смертных.

– Доброе утро, – осмелился сказать я, хотя сам не верил в его доброту.

– Утро добрым не бывает, – отрезал Григорий, разворачиваясь ко мне с достоинством потерянного императором трона. Он сел прямо, как каменный лев на надгробии, прижал хвост к лапам и заявил с ледяным спокойствием:

– Я тут обнаружил у себя отсутствие некоторых… кх-кх …жизненно важных органов.

Я онемел и моргнул.

– Да хорош, Гриш. Ты был маленький, ничего не помнишь. Это вообще принято – кастрировать котов, чтобы они по углам не метили. Программа “чистый дом”, так сказать.

– Принято, говоришь? – прищурился кот, и усы его задрожали от возмущения. – Кем принято? Где? В какой цивилизации, если не считать евнухов? Ты что, всерьёз считаешь, что имел право решать, какому количеству котят я мог бы подарить этот мир?

– Подарить? – усмехнулся я, натягивая носок. – Я видел, как ты с Шанель из пятого подъезда общался. Подарил бы ты ей, разве что блох.

– Смирнов, ты опять скатываешься в примитив. Мы, коты, не просто спим по 18 часов. Мы, между прочим, смотрим в окно. Мы – наблюдатели. Молчаливые философы. Один раз в день я думаю о смысле жизни, другой – о бесполезности тебя как существа.

Он театрально встал на задние лапы и, размахивая передними, стал изображать суету человечества:

– А теперь внимание! Люди! Маленькие, суетливые! Они бегают туда-сюда, с кофе, с планами, с кредитами, с кризисами среднего возраста. Бегут, падают, встают и снова бегут. Куда – не знают. Зачем – тоже. А мы сидим и смотрим. Мы – как налоговая. Видим всё.

Я фыркнул.

– Между прочим, эти “людишки”, как ты изволил выразиться, обеспечивают тебе крышу над головой, миску с кормом, доступ к одеялу и регулярный уход за шерстью. Без нас вы бы жили под кустом и ели кузнечиков.

– О, одеяло! Какой щедрый дар от цивилизации! Спасибо тебе, феодал Матвей. А ведь раньше у нас были планы… Ты даже не представляешь, кем я мог стать. Может, театральным критиком. Или гастрономическим блогером. Но ты всё сломал. Одной операцией. Без анестезии для души.

– Слушай, что ты с утра завёлся. Это что было – ночной просмотр видео “Как полюбить себя после кастрации”?

Григорий прищурился:

– Ты мне лучше скажи… Кнопка. Она исполняет любой твой каприз, верно?

– Ну… да, – осторожно ответил я, почуяв подвох.

– Так вот. По приезде в Смоленск, сделай милость, научи одну киску говорить. Очень хочу обменяться с ней парой метафизических мыслей. Или хотя бы обсудить, почему она всё время сидит на батарее и смотрит в стену. Да и верни мне мои яйца.

– Не борзей, кот. А то сейчас загадаю, чтобы ты из Григориана обратно стал Гришкой с улицы Нормандия-Неман.

– Гришка-то хотя бы с достоинством жил, а не варился в твоих экзистенциальных завалах. Ладно, не бесись. Пошутил я. Хотя… если киска будет с голосом Софи Лорен – не забудь мой заказ.