Одиннадцать огней Азеры

– Да? И что бы вы сказали этим?

– Таким образом я бы заявил о серьезных намерениях в отношении вас.

– Как любопытно, – девушка усмехнулась. – И почему вы не сделали того?

Лигелий чуть приподнял брови, оценив смелость вопроса.

– Это движение пришло из очень древних времен. Такие движения тогда исполняли на свадьбах. Касание волос или платья девушки в танце могло стать причиной призыва к ответу.

– Ха-ха-ха! – Ардали рассмеялась. – Если мне придется когда-нибудь танцевать аневаль еще раз, я буду знать, как проверить чью-то смелость!

– Не забудьте перед этим оглядеться вокруг! Будет обидно, если этот кто-то будет лишь смелым, но не достойным вашего внимания, дели Ардали.

– А если для меня достоин тот, кто смел?

– И это все? У вас неожиданно невысокие требования, дели Ардали.

– А вы?

– М-м-м?

– Какую девушку вы бы назвали достойной? Я имею в виду…

– Я понял, – улыбнувшись, Лигелий коснулся кончиками пальцев лба, словно напряженно думал. – Что ж. Размышления о девушках погружали порой мой разум в мечтания, но редкие из них сбылись.

– Это все? – догадалась Ардали, повторяя реакцию аморийца. – Вы неожиданно скрытны, аделье Лигелий. Признаюсь, я ожидала прямого ответа от вас.

– Я рад, что не потерял способность удивлять.

Лигелий и Ардали рассмеялись, глядя друг на друга. Их тихий смех прозвучал громко в полутьме коридора. Девушка обернулась.

– Мы далеко ушли. Здесь разрешено ходить гостям?

Словно являясь ответом на вопрос, послышались шаги. Лигелий приложил палец к губам, отступая к стене, и прикрыл девушку собой.

Судя по легкости, по коридору шла девушка или ребенок. Ардали затаила дыхание. Лигелий напрягся. Шаги приблизились, вскоре оказавшись рядом.

– Братик?

– Мартина! Хаос великий, ты напугала меня!

Лигелий отошел от стены, отпуская Ардали. Девушка встретилась взглядом с юной девушкой в темном платье с высоким горлом.

– Я возвращалась из Амариона, – шурша платьем, ответила Мартина. – А ты разве не уехал в Таллар?

– Вернулся.

– А кто это с тобой?

– Познакомься, дели Ардали. Дели Ардали, это моя сестра, Мартина.

У Лигелия есть сестра?

– У вас имя как у дочери императрицы, – сказала Ардали, едва сохраняя спокойствие. – Очень красиво.

Мартина прищурилась.

– Ты не сказал?

Ардали обернулась к Лигелию. Тот передернул плечами. Мартина с улыбкой перевела взгляд на девушку.

– Я и есть дочь императрицы.

– Вы? – Ардали замолчала, переводя взгляд с Мартины на Лигелия и обратно, и попыталась осмыслить сказанное. Не получалось.

– А Лигелий мой брат, – добавила Мартина. – Лигелий Ремианид Ансельм, точнее. У меня всего два брата. Но Виттарий давно не возвращался в Аморию.

– Мартина, нельзя было помягче? – Мартина фыркнула.

– А нечего скрывать себя! – ничуть не раскаиваясь, воскликнула будущая императрица. – Хотите ли знать, дели Ардали, Лигелий всеми правдами и неправдами пытается избежать упоминаний о связи с нашей семьей.

– Имя Ансельм еще никому не приносило хорошего.

– Это меня ты называешь нехорошей?

– Вы очень близки, – смущенно проговорила Ардали.

– Это правда! Вот что я скажу вам, дели Ардали, держите крепче и не потеряйте. И я не только о его руке, – улыбнулась Мартина, кивая. Ее глаза блеснули, повторяя игривость брата. Ардали ослабила хватку, только теперь поняв, что крепко держала Лигелия за руку. – Более не мешаю вам.

– Мартина!

Будущая императрица махнула рукой, довольно рассмеявшись, и, не отвечая брату, скрылась во тьме коридора. Несколько мгновений были слышны лишь ее удаляющиеся шаги.

– Мне надо на воздух, – сказала Ардали.

Глава пятая «Затемняющие сны»

Они вышли из дворца императрицы иначе, нежели пришли. Теперь Ардали это не удивляло, да и Лигелий, казалось, чувствовал себя легче от отсутствия необходимости все скрывать.

Закрученные паутиной Хаоса коридоры привели девушку и аморийца на задний двор дворца императрицы, куда попасть можно было, лишь полностью обойдя крытую галерею, что опоясывала дворец, или тем же путем, каким сюда пришел Лигелий. Они стояли под сводами, не решаясь расстаться или заговорить.

Задний двор дворца приветствовал их молчанием. Казалось, фигуры из мрамора и цветущие лилии, высокие деревья, под чьей невзрачной корой скрывалась драгоценная синяя древесина, замерли в ожидании.

Ардали глубоко дышала, позволяя прохладе ночи охладить мысли, а неровной цепи гор, укрывающей задний двор, – поделиться силой. Лигелий завел руки за спину. Пустота двора соответствовала пустоте, образовавшейся между ними после встречи с Мартиной Ансельм.

– Вы собирались мне рассказать? – наконец спросила девушка.

– Это что-то бы изменило?

– Не отвечайте вопросом на вопрос, аделье Ансельм.

На этот раз Ардали не думала отступать. Ответы на вопросы должны быть даны. Амориец закатил глаза, коротко выдыхая.

– Нет.

– Нет?

– Я не собирался рассказывать, дели Ардали. Мартина сказала правду о моем отношении к имени семьи. Вы знаете теперь, что я Ансельм. И? Это что-то меняет?

Он повернулся к ней, скрестив руки на груди. Ардали нахмурилась, но не позволила первым пришедшим на ум словам сорваться с губ.

Многое стало девушке понятным: почему императрица так смотрела на нее и на него, почему разговор с тамали был для Лигелия безделицей. Почему он знал почти всех аморийцев так же, как они его.

И он был прав. Он оказался Ансельм, и что же? Для Амории это было почти тем же, что для Таллара то, что Ардали была Мернар. Да, Лигелий принадлежал к императорской семье, но с первой аэры, когда на престол Амории взошла Анселия, в императорской семье ценились лишь девочки. Лигелий не получит власть и не разделит ее с сестрой. Он будет скован именем императорской семьи, но никогда не станет одним из нее.

Имя семьи Ансельм делало Лигелия лишь чуть более уважаемым и известным аморийцем, чем ожидала Ардали. В остальном он оставался тем, кем был. Почему ее задело его молчание? Ведь и девушка не спешила раскрывать свои тайны. Почему амориец должен был?

– Мернар, – сказала Ардали, на мгновение замолчав. – Меня зовут Ардали Мернар, – Теперь, когда все сложилось, имена показались девушке отчего-то неважными, но она позволила имени ее семьи прозвучать под сводами галереи. – А вы, правда, учитесь в Императорском замке?

– Вы не видели мой ключ? – чуть приподняв уголок губ, спросил Лигелий, заворачивая рукав рубашки. – Смотрите же.

Девушка невольно отступила, когда Лигелий сделал шаг. Маленький серебряный ключ обвивал запястье аморийца по-прежнему. Такие ключи имели только ученики Императорского замка: их выдавали при поступлении; их переплавляли в ключ с замочком, если обучение успешно заканчивалось.

– Я…

– Можете потрогать, если не верите, дели Мернар.

– Я верю вам.

– В самом деле? – Лигелий завернул рукав. Девушка ощутила, как неправдиво после всего прозвучало ее: «Я верю вам».

– Может, вы хотите спросить меня о чем-нибудь?

– И вы ответите честно?

– Да.

– Не хочу, – отрезал Лигелий.

Ардали не сдержала вздох, взглянув на небо, но в его темноте не удалось ничего разглядеть. Как странно. Она ехала в столицу, не зная, чем все закончится. Теперь она не уверена была, с чего все началось.

– Простите, – шепнула Ардали, не зная толком, за что извиняется, но желая того. Порыв ветра заставил ее прикрыть плечи руками, но девушка заставила себя опустить их.

Лигелий остался недвижим. Она выглядела послушно и беззащитно, говоря то, что он хотел слышать, делая то, чего он добивался. Однако возможность, которую он ждал и приблизил, ощущалась солью. Он не мог окончательно отринуть прошедшее, но не мог и принять, ведь принять значило привязать себя еще сильнее. Он хотел остановиться и хотел пойти, и эти ощущения были равными, перевешивая друг друга раз в мгновение. То одно, то второе, то второе, то первое… они сводили с ума. Она повернулась, чтобы уйти, раскрывая шагом бездну.

– Не уходи, – шепнул он, но его просьба осталась лишь мыслью.

Большой белый зверь, неожиданно вышедший из тени, преградил Ардали путь. Раздалось тихое ржание. Девушка охнула, касаясь шеи, невольно нащупывая кулон, но кулона не было. Разве он когда-то был?

– Эттали!

Лигелий рассмеялся, заставив Ардали повернуться к нему. Смех аморийца был смехом безумца, нашедшего подтверждение тому, во что никто не верил до него.

Амориец выступил вперед, и большой белый зверь сделал шаг ему навстречу, отстраняя Ардали. Лигелий поравнялся с девушкой и вытянул раскрытую ладонь. Зверь втянул воздух и, полностью проявившись из тени, наклонил морду, позволяя аморийцу пригладить ее.

– Это… лошадь? – удивилась девушка, чувствуя, как подступает к горлу смех. Будет ли она звучать столь же безумно, если рассмеется сейчас?

– Это эттали сестренки, – исправил Лигелий.

– Что значит «Эттали»?

– Ее свет.

Звучало как что-то из языка древнего Хаоса, но Ардали знала из него лишь несколько слов – названия, без изменений сохранившиеся на аэры.

– Будущая императрица весьма образована, – осторожно отметила она.

– О да, – Лигелий поглаживал морду лошади. – Недаром пропадает в Амарионе. Подойдите, – его слова звучали приказом, но в глазах была просьба. Ардали подчинилась. Лигелий направил девушку, осторожно накрывая ее ладонь своей и предлагая коснуться морды лошади. Пальцы Ардали ощутили короткую шерсть. Она была мягкой. От лошади исходил тонкий аромат молока. – Малире – посланники мира.

– Кто?

– Малире. Вы не слышали о красавицах Рави? – Лигелий выглядел рассеянным. – Сокровище семьи Малирельм. Белые лошади свободы. Они редко выбирают себе хозяев, но сестренке повезло.

Ардали не слышала ни о малире, ни о семье Малирельм. Возможно, они были недосягаемыми даже для торговцев, хотя, казалось, по их разговорам в Доме перепутья девушка узнала о мире все. Она погладила короткую мягкую шерсть с задумчивостью.

Малире повела мордой, высвобождаясь, и сменила милость не гнев. Лигелий закрыл Ардали рукой, заставляя отступить. Эттали поднялась на дыбы и замерла, остановившись. Лигелий не отводил от нее взгляда.

– Кажется, я не понравилась ей? – шепнула Ардали.

– Эттали не выносит, когда ей не принадлежит все внимание, – чуть усмехнувшись, успокоил Ардали Лигелий. – Т-с-с, тише. Тише. Выбирая кого-то, она хочет владеть всеми его мыслями, – добавил он, обращаясь к девушке. Лошадь успокоилась под мягким вниманием Лигелия, и на миг Ардали позавидовала ей. – Не хотите прокатиться?

Девушка вздрогнула, не ожидая такого вопроса. Лигелий обернулся.

– С вами? На… ней?

Лошадь фыркнула, тоже находя это невозможным.

– Со светом сестренки, – исправил амориец. – Эттали.

Ардали замешкалась. Она не умела ездить верхом, но предложение Лигелия казалось неотклонимым.

– Да, – признание вырвалось прежде, чем Ардали успела его достаточно обдумать. – Но я не умею. И я не думаю, что Эттали позволит… мне.

Лигелий протянул девушке руку, продолжая другой рукой поглаживать лошадь. Медля мгновение, Ардали приняла приглашение, и амориец подхватил девушку за талию, в следующий миг поднимая на спину лошади. Та не сопротивлялась. Лигелий запрыгнул вторым. Ардали качнулась. Лигелий обнял девушку сзади, поддерживая и не позволяя упасть. Малире повернулась и, не требуя приказа, зацокала по каменному полу галереи.

Несколько мгновений Ардали казалась себе фигурой изо льда, пока не осознала, что езда на лошади требует деятельного участия, без которого еще более неудобна. Ардали пыталась изменить положение несколько раз, но лошадь фыркала при каждой подобной попытке, так что объятия стали ощущаться единственным, что не позволяло Ардали быть сброшенной с лошади. Лигелий шепотом стал направлять ее.

– Возьмите тот же шаг… нет, не так. Постарайтесь стать с лошадью целым. Вверх… вниз… Ощутите. Поднимайтесь и опускайтесь с ней. Да, нелегко, я знаю. Этому учатся не один день. Не так резко!

К мгновению, как малире вышла на площадь из-под сводов галереи, окаймлявшей дворец, Ардали произнесла не одно «уф». Лигелий тихо посмеивался, но, к неожиданности девушки, это не раздражало – напротив, в этом было что-то, позволявшее езде верхом ощущаться небезнадежной.

Малире цокала по площади дворца, играючи обходя фигуры из льда. Ардали все больше увлекала неожиданная тренировка.

– Ничего, что мы останемся здесь? – спросила она, ловя сбившийся ритм.

– Вам не нравится? Вы хотите в другое место?

– В Мили! – Лигелий вдохнул, словно удивляясь, и чуть ослабил объятия. Ардали поспешила добавить. – Знаю. Мы не можем уйти так далеко?

– Эттали, что скажешь? – спросил вместо ответа Лигелий у лошади. – Не хочешь расправить крылья? – Малире не ответила, а амориец вдруг хмыкнул, словно услышал в молчании нужный ответ. – Держитесь.

Объятия стали вновь крепки. Без предупреждения, с красивого ритмичного цокота Малире перешла на рысь. Держать равновесие стало совсем трудно, и каждое прикосновение копыт с землей отдавалось стуком в теле Ардали, пытавшейся ловить ритм и не делать лошади больно. Огненным цветком ласары под кожей расцветал восторг.

Если бы девушка могла выбрать то, чему научиться, она бы выбрала верховую езду. Это разгорающееся чувство; нарастающее в руках, спине и ногах тепло, разделяемое с лошадью.

Мостовые Амории пролетали перед взором как одна. Река Амории сливалась в огромную змею, обнимающую столицу, так что невозможным становилось определить, где начало и конец. Впереди показались врата.

– Открывай! – не подъезжая, отдал приказ Лигелий. Малире замедлилась. Четверо стражей принялись открывать ворота. Еще два приветствовали Лигелия, выпрямившись наготове. Остановившись, Малире постукивала копытами, нетерпеливо гарцуя на месте. – Ты очень, очень красива, – смеясь, сказал амориец, и лошадь подняла голову, гордая собой. Ардали полностью с ними согласилась.

Ворота столицы открылись. Малире разогналась и, снова переходя на рысь, преодолела спуск к Мили легко, словно птица. У Ардали все лучше получалось возвращаться к нужному ритму, когда он нарушался. Тепло Лигелия окутывало девушку верой в себя.

На подходах к Мили лошадь перешла на шаг. Ардали некстати вспомнила, как опасна ночью Азера, и тут же успокоила себя мыслью, что Азера располагается дальше от Мили и ближе к дороге из Таллара, а значит, при движении к Мили со стороны Аморе нападения иссохших им по крайней мере не грозят. Лигелий хмыкнул.

– Что такое?

– Ваше дыхание, дели Ардали, менялось раз пять. Три раза вы напрягали спину, дыша коротко-коротко, и два раза выдыхали. Что за мысли бродят в вашей голове?

– Ничего, что мы украли лошадь будущей императрицы?

– Украли? – Ардали не видела выражения лица спутника, но могла поклясться, что в миг, когда амориец произносил эти слова, его брови удивленно приподнялись. – Малире невозможно украсть, дели Ардали. Они лучше погибнут, чем пойдут с теми, с кем не хотят идти. Сестренка знает об этом. Иначе не позволяла Эттали свободно бродить по Аморе.

– Но ведь малире нужно вернуть ко дворцу? А врата столицы закрываются на ночь, насколько я знаю.

– Да, мы с вами вышли из города перед закрытием. Теперь туда попасть лишь утром. Будем надеяться, милийцы позволят переночевать у себя.

– А если нет?

– Тогда спать нам под открытым небом Азеры, – сказал Лигелий. В его голосе не слышался страх, и это было девушке неясно. Лигелий совсем ничего не боялся? – Я даже отсюда чувствую, как пристально вы молчите, дели Ардали. Что вы хотите спросить?

– Вы ничуть не боитесь? – Ардали спросила прежде, чем осознала вопрос.

– Дозволено ли созданиям Хаоса бояться его воплощений? Рано или поздно все придет к Бездне.

Она замерла, снова сбившись с ритма. Бездна. Так называли конец мира, предрешенный даже раньше его начала. Мгновение, когда спящий Хаос, чье тело является тканью и материей всех стран, проснется. Возвращение или неизвестность?

Приверженцы идеи возвращения говорили, что в Бездну все исчезнет в Хаосе так же, как из него пришло. Идея неизвестности давала надежду тем, кто готов был принять ее: Бездна являлась концом известного мира, за которым лежал другой. Места и роли в нем могли измениться, но не исчезнуть полностью.

Попытки думать не способствовали восстановлению равновесия. Малире недовольно зафыркала, качая головой. Ардали сосредоточилась на движениях, ловя потерянный ритм. Вверх… вниз… вверх… вверх… вниз… вверх… вниз. Было непросто.

Мили мерцала как путеводный огонь, вокруг которого, как мошки, кружились тени, смыкаясь и размыкаясь, но не в силах подлететь по-настоящему близко к огню. Ардали и Лигелий были в самом центре роя.

– Азера похожа на сон, не правда ли?

– Да? – чуть тревожно отозвалась девушка, и Лигелий усилил объятия.

– Ее все видят по-разному и потому считают, что у Азеры нет постоянного вида, но сама по себе она постоянна. Она как ночь: каждый спит в ней по-своему, но тьма этой ночи одна и та же для всех.

– М-м-м, – отозвалась Ардали, показывая, что услышала.

– Что вы увидели, когда впервые вошли в Азеру? – Лигелий предпринял другую попытку.

– Глубокую тьму, в которой я одна и окружена тенями, – она умолкла, не желая вспоминать к ночи иссохшего.

– Вы боитесь одиночества?

– Боюсь? – девушка переспросила, прислушиваясь к чувствам. – Не знаю. Сейчас, когда вы сказали так, возможно, да. А вы?

– Боюсь, – Лигелий умолк.

– А вы помните, что увидели, когда впервые вошли в Азеру?

– Я не могу сказать, что увидел что-то. Это было ближе к грани ощущения. Я почувствовал далекую боль. Она не принадлежала мне, но была так сильна, что сводило зубы. В то мгновение она затмила все.

– Вы и теперь ощущаете ее?

Лигелий замолчал на мгновение, словно прислушиваясь.

– Мы не в Азере, – спохватившись, ответил он. В словах его скользнула улыбка, словно он был рад тому, что говорил. Ардали смутилась. Она ведь тоже забылась на миг.

Мерный стук копыт нарушили отдаленные голоса, смех и песни. Малире ускорилась, гарцующе поворачивая в Мили на радостный шум. Знакомые мансардные крыши показались в отблесках милийского неба.

– Сто-ой! – вышедшая из темноты фигуры подняла руки, пугая и лошадь, и всадников. – Вы кто такие? В Мили праздник. Поворачивайте назад!

– Вот оно, хваленое милийское гостеприимство… – хмыкнул Лигелий.

– Делара пригласила нас, – толкая аморийца, сказала Ардали.

– Делара? – недоверчиво переспросила фигура. – Откуда знаешь? Слезай, дай взглянуть, кто такова.

Лигелий спешился первым, одновременно поддерживая лошадь на месте и успокаивающе поглаживая ее. Ардали отодвинулась назад, вызвав у малире недовольный «фырк», и неловко повернулась набок, сводя ноги. Как спускаться, она не знала.

– Доверьтесь мне.

Девушка зажмурилась и, вдохнув, спрыгнула. Ноги ее не коснулись земли. Лигелий поймал ее, чуть болезненно сжав, и помог сойти вниз.

– Спасибо, – Лигелий вернулся к лошади, Ардали повернулась к фигуре во тьме. – Делара приглашала меня на свою свадьбу.

– Это мы еще посмотрим. Иди за мной.

– А лошадь? – не спешила уходить Ардали.

– Я отведу малире в Аморе утром, – успокоил девушку Лигелий. – Пусть погуляет пока.

– А если с ней случится что-нибудь?

– Эттали достаточно умна, чтобы не дать себя поймать теням, правда? – спросил у лошади Лигелий, чуть усмехаясь. Малире повела головой, не считая нужным отвечать на столь невежливый вопрос, и растворилась во тьме белоснежным пятном.

– Поспешите!

Милиец-проводник не оборачивался, безразличный к пути гостей, уверенно идя впереди. Три фигуры сливались с тьмой Мили, следуя за ним, то и дело сходя с дороги.

– Милийцы что же, видят во тьме? – озвучил Лигелий то, о чем думали они оба. Ардали споткнулась снова, хватаясь за руку аморийца. Лигелий ухватился за Ардали. Тени смыкались вокруг них.

Ардали надеялась, их отведут к площади, где слышались радостные звуки, но милиец повернул несколько раз, удаляясь от веселого шума. Он привел их к неприметному дому, ничем не освещенному снаружи.

– Все создает Хаос, но ничего не имеет. Он суть Пустота, бездна которой неистощима, – прошептал Лигелий, то ли начиная сходить с ума, то ли пытаясь так успокоиться.

Проводник-милиец постучал в дверь. Выплеснувшийся из дома, как вода из ведра, свет на мгновение ослепил Лигелия и Ардали.

– Что тревожишь? – голос открывшего дверь был женским.

– Пришлецов нашел.

– Кто такие?

– Ардали Мернар, – прикрываясь рукой и пытаясь разглядеть хотя бы очертания женщины, отозвалась Ардали.

– Мернар? – переспросила женщина, словно проверяя имя. Мгновение-два она осматривала их, словно сделала выбор. – Странно. Погоди.

Дверь дома закрылась, давая ночи заслонить взор. Девушка не успела привыкнуть к темноте, а свет выплеснулся вновь. Лигелий зашипел. Ардали сжала руку аморийца, на миг испугавшись за него.

– Девушка пусть войдет. А этот, кто он?

– Мы вместе, – сказала Ардали раньше, чем Лигелий ответил.

– Отведи его к остальным да налей квасу.

– Квасу? – отозвался милиец-проводник с удивлением.

– Я выразилась не ясно? Он гость.

– Слушаюсь, Старшая, – ответил милиец, делая странное ударение на «а» перед «я». Ардали почувствовала, как желание войти в дом и не оставлять аморийца разрывает ее.

– Не бойся, – сказала женщина, ощущая неуверенность Ардали. – Ничего твоему спутнику не будет. Квасом мы привечаем только гостей. Можешь и с ним пойти, но тогда не увидишь Литу до церемонии. Мужчинам нельзя еще видеть ее.

– Слышал, милийский квас очень вкусный, – сказал Лигелий, разрешая противоречие девушки за нее. – С удовольствием попробую его.

Лигелий повернулся первым и уверенно пошел по тропе. Милиец-проводник спохватился, перегоняя аморийца и желая вернуть главенство себе. Ардали вошла в дом.

Несколько мгновений ей понадобилось, чтобы восстановить зрение. В ярко освещенной комнате она наконец разглядела милийку, которую проводник-амориец назвал «Старшей». Девушка вспомнила, что слышала уже это слово – так Делара назвала Теару. Стало быть, это она?

Молодая женщина с распущенными волосами, прикрытыми тонкой темной вуалью, чуть сияющей, словно присыпанной золотистой пылью, закрыла дверь, поворачиваясь к Ардали. Ее большие серо-голубые глаза охватили девушку быстрым взглядом, и Старшая прошла мимо. Ардали повернулась за ней. Подол длинной накидки развевался от ее шагов.

Теара сложила на подоконнике вещи. Лита, одетая в льняное платье с узкими рукавами, украшенными темными пуговицами, вытянула руки в стороны, и две милийки помогли ей надеть черную накидку.

– Ардали, – с улыбкой приветствовала она девушку, поворачиваясь так, чтобы милийкам было удобнее. – Нашла ли ты, что искала?

Две милийки застегнули три серебряные пуговицы на накидке Литы так, что та прикрыла платье, оставив видимым лишь белый подол. Одна девушка расправила широкие рукава накидки, пока другая намочила в воде деревянный гребень.

– Не до конца, – ответила Ардали.

Лита села на низкий табурет. Старшая приняла у милийки гребень и провела по волосам Литы, распространяя по комнате цветочный аромат масел. Девушки принялись убирать ткани. Ардали огляделась, в поисках того, чем себя занять. Она знала Делару и Литу одинаково – день, но в общении с Литой это ощущалось гораздо сильнее.

– Ты сменила платье, но сохранила мой пояс, – заметила Лита с улыбкой. Ардали невольно коснулась талии. Жемчужный пояс Литы так подходил платью, что девушка успела забыть о нем. Она даже забыла, что переоделась с последней их встречи.

– Я запомнила наставления, – неловко улыбаясь, ответила Ардали.

– Добрый знак получить пояс от девушки, что выходит замуж, – заметила Старшая, расчесывая светлые волосы Литы. – Такой дар делают только тем, кто близок, или кому искренне желают помочь.

– Это Теара, – сказала Лита, развеивая сомнения Ардали.

– Сиди ровно, Лита.

– Я рассказала ей о тебе, как и обещала.

– Так вы расскажете мне о моей семье?

– Не благоприятно сейчас говорить, – отказала Теара. – После.

– Ардали, садись, – указала Лита на пол рядом с собой и выпрямилась, замирая. – Расскажи, как тебе показалась столица?

Теара многозначительно хмыкнула, продолжив расчесывать волосы Литы до шелковистого сияния. Хотя идея садиться на пол не слишком понравилась девушке, Ардали подчинилась просьбе милийки. Лучше уж занять себя рассказом на полу, чем продолжить маяться от неловкости.

Она уверенно пересекла комнату и села на ничем не покрытый пол. Странное теплое чувство охватило ее – она словно села у колен матери.

Милиец-проводник довел Лигелия до самой широкой части Мили, расположенной между домами, – так называемой площади. Приняв у одного из милийцев, готовивших что-то на костре, деревянную чашу, проводник зачерпнул ею квас из общего ведра и протянул аморийцу. Лигелий сделал короткий глоток, согревая квас прежде, чем проглотить его. Приятный солоновато-сладкий холодный напиток ощущался у дальнего края языка жженным зерном и свежим хлеба.