Последний полупринц

– Жизнь императора подходит к концу, – объявил лекарь, незаметно примостившийся у изголовья. – Боюсь, вам осталось лишь проститься.

– Отец! – воскликнул Шинджи, поняв, что, и вправду, император на пороге смерти.

Он подполз ещё ближе и взял старика за сморщенную руку. Он знал: императору едва ли шестьдесят лет, но рука того тряслась как у древних старцев, а глаза смотрели куда-то в сторону.

– Сын мой…, – забормотали сухие губы.

Вокруг все, казалось, затаили дыхание. Только плач раздавался из-за стен. Мукогава вслушался в слова императора, ища последнее наставление.

О, он надеялся, что всё будет совсем не так!

Он мечтал оказаться при дворе и увидеть императора, который в болезни своей ищет себе наследника и будет способен передать не только власть, но и знания, как этой властью управлять. Стать не только наследником, но и учеником. И будь его право доказано или нет, но возможность спасти от голода свою семью, и даже деревню и провинцию стоила разлуки и неизвестности.

Но император умирал на его руках. Ладонь слабела, а губы почти не двигались. Лишь бледно-розовый язык едва показался, чтобы смочить их последней влагой.

– Сын мой будет следующим правителем, – горячо зашептал старик. – Дай ему силу!.. Охраняй его!.. Защити моего сына и город!..

Хрипы наполнили его грудь.

– Защити… моего сына… город… и страну…

Судорога прошла по его лицу и руке. Пальцы сжались в последнем усилии. Седая голова упала на подушки и там и осталась.

Лекарь, едва сдерживая стенания, подполз ближе и стал щупать шею старика. Скоро плач вырвался наружу.

– Император мёртв! Да здравствует новый император! – громко, так, что за стенами наверняка услышали, провозгласил Хироми.

Мукогава осоловело уставился на него, не в силах прийти в себя. Рука старика так и осталась зажатой в его ладони. Только с помощью второго советника он смог разжать её.

– Примите наши соболезнования, – Харата похлопал его по ладони, отпуская.

Второй сёгун рядом только фыркнул, и Мукогава, не отвечая за себя, сжал его локоть.

– Э-эх, – тот отмахнулся, – не шёл брат на войну, да и из дома больше не выйдет!

В тёмных глазах сверкнули слёзы. Мукогава заметил схожесть братьев, терявшуюся за высоким ростом и рыжим хвостом. Хироми и Куроки протянули ему ладони и потянули на выход. Он последовал за ними, всё ещё растерянный и испуганный, мимо других советников и самураев. Все сочувствовали ему, многие плакали, Хафуцуки плакал тоже.

Комната почти опустела. Свита императора покинула его. Оставшийся слуга возжёг благовония, призванные святым дымом прогнать злых духов и приманить духа-хранителя для последнего прощания.

Когда он вышел, Красный Шиймоку грузно, но почти беззвучно уселся на колени подле брата. Помедлив, он натянул белую простынь на лицо покойного.

Тело в сладком дыму успокоилось под шёлковой тканью.

Вдруг раздался шорох, и старик, на долгое время замерший возле стены, вынул мундштук изо рта. Второй сёгун мрачно посмотрел на него, словно совсем не удивившись его появлению.

– Тропы духов расходятся, – сказал старик тонким голоском, заставив сёгуна поморщиться, – никому не дано знать, какой путь приведёт к победе.

– Духи, духи…

Брат императора, которого вскоре, возможно, начнут называть его дядей, махнул рукой.

– Только и слышал о них. Да что-то твои Тени не такие уж шустрые оказались, а, Дзёмэй? «Не дойдёт сюда десятый сын», а?!

– Моя Тень сделала всё верно. Только и его духи решили поиграть. Сильный дух.

– Уж, наверное, не сильнее моего! У нас дух вообще-то один должен быть.

Шиймоку замолчал. Последняя фраза затихла, так и не став вопросом. Дым трубки старика мешался с белёсым покровом благовоний.

Сёгун громогласно чихнул и утёрся кулаком. Старик не изменился в лице. Белые глаза слепо смотрели куда-то в пол.

– Один, – старик хмыкнул. – Хранитель императора спал уже много лет. Лишь его разлитая сила удерживала остальных. Сможет ли новый сын пробудить его, мне не ведомо.

Он выдохнул длинную струю дыма, махнувшую змеиным хвостом, протянувшимся до самого плеча сёгуна. Тот дёрнулся и отмахнулся.

– У вас сила есть, – продолжил старик, не заметив нервный жест. – Надеюсь, когда последний сын умрёт, хранитель захочет отозваться ей.

– И когда?

Оба замерли. Шиймоку ждал ответа. Старик тоже.

– Смерть приходит зимой, – пискнул наконец старческий голос. – Жизнь тоже. Духи не примут наследника, пока не придёт его год.

– Значит, до зимы он должен умереть?

– До зимы.

Шум остался за пределами комнаты. Стены, покрытие гобеленами и гравюрами, сжимались вокруг. Татами легко шуршали при каждом движении, и Мукогава старался не шевелиться. Он медленно пил чай.

Горячая горечь обжигала губы и язык и делала мир вокруг чётче и понятнее. Поднять чашечку, опустить, глотнуть и проглотить. Про необходимость наслаждаться напитком императорского дома, коим угощался далеко не каждый самурай, он пока не вспоминал. Голова была занята совсем другим.

Что же он натворил?

Итак: молодой наследник императора – только что почившего императора, почти занял своё место. Престол великой древней страны Сейрейгадоточи в её центре – великом городе Мацумото, дарованный Буддой и его великими духами.

Наследник, правда, незаконнорождённый. От служанки или же травницы, числившейся при дворце и принявшей благосклонный взгляд императора. После чего её вместе с ребёнком отправили в далёкую провинцию Сэнриганн без связи с любовником и без возможности вернуться.

Чай во рту обжог губы до заполыхавших щёк.

Не пристало так думать ни о великом императоре, ни о родителях. Ой-ё, что бы сказала его матушка? Да и отец с дядей такой напраслине бы не обрадовались.

Мукогава склонил голову и нашёл взглядом шнурок с императорской бусиной. Дар императора. Незаконнорождённому сыну. Должно быть, он и вправду любил и его, и его мать, раз отделил часть наследства от законных детей.

Только вот, он-то точно не тот, кого все искали.

Шинджи, несмотря на первую оторопь, быстро понял, что бусина действительно указывала на наследника. Стоило только предоставить её Ничихиро, Хироми, да и всем остальным, как сомнений ни у кого не осталось. Никто не спешил карать лжеца и обманщика или ссылать его восвояси. Даже духи-хранители не возопили под его ногами и не утянули в царствие страшных они на вечные муки. И не было больше наследников, способных потеснить его от трона.

Какой бы поспешной авантюрой ни была его затея, она удавалась. Отныне в его руках власть императора и судьба страны и его собственного дома. Чуть подождать, и он будет в полном праве отправить провизию, рабочих и деньги в потерявшую чуть не весь урожай деревню.

О, как не сделать неверный шаг и не прогневать судьбу?

И как же, будда помоги, не проявить своё полное несоответствие силе императорской семьи? Что делать, если его знания недостаточны для правления?

И что делать, если найдутся недовольные, как наверняка недоволен его появлением «дядя» Шиймоку? Тем более, несмотря на неполное родство (он был лишь двоюродным братом, что было известно всем), следующим претендентом на трон будет как раз красноголовый сёгун.

Чай почти закончился. Последний глоток был так мал, что лишь смочил губы и вызвал странный неприличный звук. Мукогава поставил чашку на маленький столик и всё ещё неверными руками принялся наливать новую порцию.

Дверь едва слышно подвинулась. На него взглянули чёрные глаза служанки, тут же пригнувшей голову.

– Налить вам ещё чаю, господин?

– Нет нужды, я сам, – он помахал ей рукой, мягко прогоняя.

Дверь также тихо закрылась. Чай в чашечке вновь стал обжигающим.

Ночь ещё не достигла пика. Половинка луны мерцала серебряным глазом в темноте. В окно долетали звуки шелеста деревьев и стрекота ночных цикад. В глубине дома слышны были приглушённые расстоянием горестные возгласы и плач.

Мукогава аккуратно поставил чашечку на стол, вновь коротко взглянув на дверь, и задумался, как же стоит изобразить потерю давно не виденного отца. Прежде, при знакомстве с главным советником императора он решил не забывать слова, сказанные Ничихиро, и теперь все будут уверены в его потере детской памяти, а значит, отца он забыл тоже. Так стоит ли вообще скорбеть?..

Однако, равна ли память чувству ответственности и кровной связи?

Кроме поведения, волновало его и другое.

Никто особо не удивился, когда он рассказал о нападениях. Наоборот, словно ожидали подобных известий. Первого сёгуна беспокоила лишь несостоятельность правления даймё на местах, а второго и вовсе, казалось, впечатлили лишь успехи Хафуцуки на военном поприще.

Не мог ли кто-то из них подослать ниндзя или бандитов?

И кто убивал его названых братьев?

Он поёжился, тут же вспомнив про неизвестного, поджёгшего корабль со всеми людьми на борту. Кто из окружавших его теперь может оказаться таким хладнокровным врагом?

Чай снова почти закончился. Вкус стал лишь чуть более различимым.

Ему нужна защита. Не только от врагов, но и от новых «друзей». Какие виды на него имеют советники старого императора, если даже безвестный второй помощник главного судьи провинции Тогай стремится остаться подле?

Мукогава подумал ещё немного, покачав чашечку в руках, но скоро решился.

– Не могли бы вы привести ко мне ронина Хафуцуки Горо? – спросил он служанку, отодвинув створки.

Девушка поклонилась и быстро убежала, почти неслышно стуча голыми пятками по доскам пола.

Прошло не так много времени, прежде чем дверь снова отворилась – уже не так тихо, отодвинутая сильной рукой. Мечник шагнул в комнату, вопросительно глянув.

Шинджи дождался, когда тот сядет, и отослал служанку. Теперь, по крайней мере на вид, их никто не слушал.

– Сколько ты хочешь за твой меч и дружбу, Хафуцуки?

Ронин непонимающе нахмурился.

– Цену назначает господин. А платить за дружбу и вовсе неслыханно. Или я вас чем-то задел, и вы хотите обидеть меня?

– Вовсе нет.

Мукогава неожиданно печально вздохнул.

– Пойми, Хафуцуки. Я только прибыл и совсем не знаю здешних порядков, людей и, тем более, кто из них на что способен. Ты ведь тоже не думаешь, что корабль загорелся случайно? Мне нужна помощь и защита, надёжные мечи и люди, готовые выбрать мою сторону против всех прочих. И боюсь…, кто-то может предложить тебе большую цену, либо же предстать лучшим правителем, нежели я.

Лицо Хафуцуки словно потемнело.

Мукогава замолчал, поняв: если и есть слова, способные спасти его от возможного предательства, они должны прозвучать в мыслях ронина, а не от него.

– Есть воля духов, указанная прежде всего! – глухо сказал мечник, мерцая глазами в свете свечей. – Наследник императора должен занять трон. И первый наследник сейчас – это вы!

Внезапно он ткнулся головой в колени.

– Клянусь: мой меч не поднимется ни против вас, ни против ваших слуг! Пока мир не изменится, я ваш вассал отныне и до самой смерти!

Мукогава кинулся было поднять его, но услышав слова, замер. Ком в горле, мешавший понять вкус чая, наконец-то исчез.

– Благодарю, Хафуцуки! От всего сердца!

Он искренно улыбнулся, наконец за плечи подняв мечника. Тот улыбнулся тоже, возвратив объятие.

– Итак, как насчёт восьмидесяти коку в год?

– Это слишком. Прежде я получал сорок пять.

– Но раньше ты служил не императору.

– Служба равна чести, а не количеству позолоты на крыше.

– Я уверен, что могу тебе это обещать. Успел уточнить у Хироми, какое жалованье у меня. И поверь, буду только рад честно с тобой поделиться!

– Вот только будут ли рады ваши советники, узнав, что простому ронину вы платите такие суммы?

– Ну, я ведь не уменьшаю оплату им? А сильные мечи рядом помогут добавить им уверенности.

– Вы хотите набрать ещё людей? Разве первый и второй сёгуны не выделят вам достаточно воинов, если попросить?

Мукогава замялся. Как сказать мечнику, что он в бою не силён, а его сёгуны вызывают скорее опасения, чем уверенность в безопасности?

Однако острый взгляд Хафуцуки пронзил его почти тут же. Мечник, несмотря на озвученные слова, всё прекрасно понимал.

– Что ж, за такую плату я согласен быть вашей тенью, охраняя от любого призрака. Либо отправиться вместе с войсками на любую из войн империи! Располагайте мной!

На этот раз Мукогава успел поймать мечника, не дав ему вновь ткнуться лбом в татами, и пожал тому руку, почувствовал, что действительно приобрёл хорошего друга.

Оба выпрямились, уже не скрывая радостные улыбки. Слишком поздно Мукогава вспомнил про недавнюю смерть предполагаемого отца.

Дверь отворилась.

Шинджи успел было порадоваться, что чашка чая так и стоит полупустая на столике, являя всем желающим тёмное донышко. Принять благородную киноварь чая за бледный блеск саке было бы невозможно. Но, увидев, кто замер на пороге, забыл опасения. Недостойное поведение вряд ли взволнует этого гостя. Он наполнился страхом.

Встретиться с ним решил главный шаман.

Мукогава и прежде задумывался, почему тот не явился на чествование, устроенное Хироми. Но спрашивать было боязно. Да и не спешил он привлекать внимание сил, которые неявно опутывают мир и Сейрейгадоточи, как его средоточие, творя деяния, недоступные людям.

Старик молча стоял на пороге, и слепые глаза вглядывались внутрь комнаты. Поняв, что тот просто слушает, есть ли здесь кто-то, Мукогава решился заговорить:

– Приветствую вас, господин Дзёмэй! Я наслышан о вас и жалею, что вы не смогли прибыть на праздничный ужин.

– Приветствую, молодой наследник.

Словно бледный змеиный язык дыма свесился изо рта, опередив слова. Мукогава почуял странный запах, похожий на запах благовоний, но не совсем. Что-то дикое присутствовало в нём, словно мускус животного. Наверное, так пахнут цари медведей, веками спящие в лесу.

Хотя на медведя шаман ничуть не походил. Скорее на старую обезьяну, слишком умную для своего вида. Невысокий и наполовину лысый, в слишком тёплой одежде для летней ночи, с большими глазами, затянутыми бельмами.

Мукогава старался не глядеть на него как на чудо, хотя и понял: он этого заметить не сможет. Но, несмотря на кажущуюся слабость слепого, он выглядел опасным. Опасно было и то, что стояло за его спиной. Слава духам, пока лишь на словах.

Не только власть придворного шамана, сколько сила существ, которых, по слухам, он мог вызывать и даже заставить служить себе. Духи, проклятия, тени и мёртвые. Вот, что было в его руках. Вот, что могло ждать Шинджи, если Дзёмэй Сэйчоку хоть на миг заподозрит, что бусина, подтверждающая наследие императора, попала в чужие руки.

Глубоко вдохнув, стараясь унять растревожившееся в груди сердце, он заговорил вновь:

– Надеюсь, моё прибытие не встревожило духов моего отца. И не станут они меня избегать?

– Духи мудры.

Новая порция дыма проникла в комнату, оседая на блестящих досках.

– Возможно, лишь они и помогали его величеству Майто продержаться так долго. Вы могли прибыть позже, но благодаря чуду успели выслушать последние наставления.

Старик замолчал, словно разглядывая Мукогаву. Тот мог бы поклясться: сейчас о нём выносят первое суждение. Как никакое другое способное стать приговором.

– Пусть будет сила в ваших руках, новый император, – заговорил наконец шаман, когда дым скопился в комнате словно туман в лесу. – И да откроются наши глаза, чтобы прозреть знаки. Будем надеяться, духи пойдут за достойным повелителем.

Мукогава поклонился, краем глаза увидев, что Хафуцуки припал на колено. Старик не удостоил того и кивком и, попрощавшись, ушёл.

Дверь осталась открытой, и во тьме коридора маленькая фигура расплылась в темноте. Шаги и шелест одежд тоже вскоре пропали. Теперь только дыхание слуг отражалось в стенах.

Шинджи, с трудом сбросив робость и охватившее оцепенение, потянул за створку. Белые квадратики скрыли тьму за уютом императорского дома.

– Дзёмэй Сэйчоку, – пробормотал он, – великий шаман императора.

– Великий, – тихо согласился Хафуцуки. – И повелевает странными силами.

– Жаль, даже он не в силах умилостивить всех духов на свете.

Лёгкие шаги прозвучали за спиной старика. Он не обернулся.

Дворец императора тонул во тьме. Он знал это и без подсказок зрения. Темнота глушила звуки и пускала зябкий ветер по затылку. Белый дым, чьи длинные плети он выдыхал изо рта, с трудом пронзал её. Но не насквозь.

В углах таились тени. Одна из них встала за его спиной. Тень живая, знакомая и не страшная. Не более, чем другие, способные пырнуть ножом, подставить слепому подножку или отослать старика за многие мили от дома. Живая тень.

Он пососал мундштук, и вновь дохнул дымом, чтобы ткань тумана прощупала всю фигуру в тёмном одеянии. Не стоило всё же позволять кому-то заносить меч или отравленную шпильку над жизнью главного шамана.

Фигура осталась недвижимой. Она знала: дым – это не оружие. И сама подставлялась под его незримые пальцы.

Он двинулся дальше. Молча. Тень следовала за ним. Неслышные шаги могли смутить не только слепца. Ни один человек не увидит Тень, если она сама того не захочет. Он выучил её превосходно. Лишь духи Тени не властны.

Скоро он добрался до своего жилища: небольшого скромного дома, через мостик от императорского. Ручей – маленькая часть текущей воды разлучала их, но и этого для шамана было достаточно, чтобы духи правящей семьи, и те, кого привлекала их сила, не захотели следовать за ним.

Здесь их никто не услышит.

– Новый император привёл с собой духов.

Лунная ночь глядела в окно. Шаман чувствовал глаз богини – как любая женщина, любопытной.

– Сила в нём есть, но достанет ли этого, чтобы защитить страну, не знаю.

Тень слушала молча, упав на колени. Чёрный капюшон она сняла, и только шёлк волос покрывал девичью голову.

– Императорская кровь не говорит со мной больше. Майто давно утратил силу. Дух его семьи заснул, и кто из его потомков пробудит его? Шиймоку, может быть, но дети Майто слабы. Ни один из прежних не нёс в себе и десятой части его былого могущества.

Девушка шевельнулась, приподняв голову. Круглые чёрные глаза, будто у лесной рыси, робко взглянули на старика.

– Я попробую ещё раз! Как только выдастся момент! Только прошу вас, снимите с меня проклятие. Моя семья ведь не должна страдать из-за моих ошибок.

– О, они и не будут.

Трубка старика полыхнула угольком.

– Они давно отдали тебя мне. Теперь твоя судьба сплетена с моей, а не с их. Что я говорил всегда? Забудь. Их хворь – не твоя.

– Мой клан не станет вымирать вновь из-за моей неудачи?

– Конечно же нет, – старик немного разозлился, и Тень чуть не отшатнулась, но стерпела испуг. – Они не будут. А вот ты…

То ли хмыканье, то ли смешок пролетел над ними. Но старик покачал головой, и стало понятно: это лишь отзвук старческого оханья.

– В тебе их проклятие. Их общее в тебе одной. И теперь ты умрёшь, а потом утянешь всех за собой. Если мы не поймём, что наслали на тебя духи и которые из них так зло подшутили.

– Я буду служить вам верой и правдой! – пылко воскликнула девушка.

– Я это знаю, – голос отозвался улыбкой.

Дым между ними почти пропал, и вновь сгустилась тьма, когда луна спряталась за налетевшее облако.

– Подождём, но недолго. До зимы мы должны наградить брата императора силой духов. Иначе… нас ждут многие беды.

Шаман замолчал. Он долго сидел почти без движения. Только сморщенная ладонь подносила мундштук и губы шевелились, жуя тонкий жасмин.

– Кто ещё был сейчас с сыном императора? – спросил он, когда девушка почти заснула, свернувшись калачиком чуть не у ног старика.

– Ронин с окраины, Хафуцуки Горо, – ответила девушка. – Сильный воин.

– Это шутка его духа помешала тебе?

– Вряд ли. Чай не пил советник судьи – Ничихиро Юске.

– Хм, многие духи любят играть с людьми.

Старик посмотрел прямо во тьму.

Домик шамана стоял на отшибе. Туда без спросу не заходили ни слуги, ни вассалы. Даже сам император не приходил без предупреждения. Ручей тёк, никем не тревожимый, кроме нескольких карпов. Карпы спали ночами и разевали безмолвные рты по утрам, когда ждали кормёжки. Сейчас рыбы не было видно.

На мостике хмурился ребёнок, вглядываясь в тёмную воду.

Он крутил в руках прутик, вытянув его далеко за оградку мостика. Прутик создавал водовороты и запруды, и в них застревали изредка проплывающие листья ив.

Наконец плеск ручья усилился. Это разбуженные кои19 заинтересованно поднялись со дна. Ребёнок хихикнул.

Рыбы неторопливо парили в воде, моргая чёрными неразличимыми глазами. Искали кормящую руку. Но не находили.

Ребёнок с золотыми глазами хихикнул громче. Прутик пропал, растворившись в воздухе. Только смех пролетел над мостиком.

Шаман посреди темноты вздрогнул.

Глава 5.

Красного Шиймоку сегодня можно было бы именовать «Белым». Старый сёгун зевал во весь рот и что-то бурчал на слуг и вассалов, мельтешащих вокруг.

Мукогаве всё не удавалось подойти ближе, чтобы поздороваться как полагается, но и оставаться в обществе Хироми, Хафуцуки и Киришимы его вполне устраивало.

Императора хоронили с помпой.

С самого утра вокруг замка собралась толпа, стоило только в городе прослышать о кончине правителя. Били барабаны и звучали флейты, затихая через каждые четыреста шагов, когда повозка с телом, укрытым золотыми шелками, останавливалась для чтения над ней шаманами и монахами заклинаний и сутр.

Расстроенный сёгун шёл следом вместе со слугами. Бессонная ночь сделала его тише, но и раздражительнее, и никто не стал спорить, когда он захотел сопровождать брата до кладбища первым.

Следом шли воскурители, музыканты и женщины, так или иначе связанные с домом императора, несущие скорбные цветы и ленты. И, конечно, гербы. Вышитые штандарты, словно для войны, трепетали в руках вассалов, приспущенные, как и должно.

Мукогава не выспался тоже. Стоило попрощаться с Хафуцуки, и мысли, множество мыслей и страхов продолжили будить его в течение ночи. Он предполагал, что мирный сон отныне станет роскошью, достойной только беспечных слуг и честных крестьян, к которым он совсем не относился.

Как наследник он нёс в руках глиняную табличку с узорами, которую всю ночь изготовляли лучшие умельцы. На ней застыло имя императора. Очередной глава великой семьи упокоится рядом с предками, очередная табличка появится на камнях, выстроившихся в ряд на Малом кладбище Рэйтокику.

Здесь не было огромных курганов и странных форм кофунов, всё стало куда скромнее, когда семья императоров расплодилась и её членов стали хоронить рядом со столицей и их замком.

Его, если не подведёт удача, тоже однажды похоронят здесь, среди золотых цветов и высоких камней. Дай будда, чтобы это случилось нескоро.

Музыка вновь стихла, но теперь не зазвучала вновь. Только один удар барабана раздался над всеми, и плач смолк. Тишина сковала земли кладбища.

Процессия входила в ворота.

– Можете подойти к вашему дяде, – шепнул Хироми. – Сейчас самое время проститься.

«Напомнить о себе», наверное, хотел он сказать.

Мукогава слегка занервничал, но послушался. Скосив глаза, он понял, что последовал за ним только Хафуцуки. Молчаливое присутствие мечника укрепило его уверенность в собственных силах. Уж в поминовениях он не ударит в грязь лицом: немало их видел.

– Примите мои соболезнования, дядя. И позвольте мне разделить утрату.

Красный Шиймоку кинул на него быстрый взгляд опухших глаз. Молчание затянулось.

Гроб, обшитый золотом, медленно опускался под землю. Её крохи иногда сыпались вниз.

Далеко отсюда было до родных полей, поглощённых влагой. Этим летом мёртвых там не хоронили в земле, а вылавливали из грязи. И сжигали. Пеплом и гарью пропах некогда зелёный лес.

Мукогава мрачно смотрел на то, как богато украшенный гроб императора медленно покрывается чёрным крошевом. Новый холмик вырос под по-осеннему серым небом. Скоро за ним установят величественный надгробный камень. Табличку он подносил также в молчании, просто не зная, что сказать, и мысленно прося прощения у старика, так и не дождавшегося настоящего сына.

– Вот мы и последние, – хрипло сказал ему второй сёгун. – Смотри, вот где теперь твои братья.