Последний крик лета

Осознание происходящего болезненно ударило в голову.

Мужчины тут же приступили срывать ветки с деревьев, чтобы подать их мне. А я в это время ощутила, как умываюсь горькими слезами. В голову больше ничего не лезло. Лишь страх о том, что меня поглотит то чертово болото, и я останусь там навеки вечные. Дно было вязким и тягучим, затягивало с неимоверной скоростью, а вода ледяной с неприятной вонючей тиной. Двигать коленями я уже не могла, они были намертво затянуты в болото. Оставалось только биться в тихой истерике и плакать в себя.

Хватайся! крикнул Макс, бросив мне толстую ветку.

Бисмиллях! крикнул Амир, стоявший за Стасом, и начал тянуть.

Дрожащие пальцы нащупали жесткую поверхность ветки, но ухватиться как следует с первого раза не получилось. Трое мужчин с силой тянули палку, а мои непослушные пальцы болезненно скользили по ветке, оставивляя заносы, и отпустили ее. Правая ладонь тотчас же окунулась в вязкое ледяное дно, и я беспомощно взвыла от отчаяния.

Вытаскивай руку, ну же! обеспокоенно крикнул Стас. Его тон был похож на активного футбольного болельщика.

Вынудить руку получилось, но не сразу. От того, что ноги были намертво прикованы, равновесие держать было трудно. Я боялась упасть в вязкую жижу на ягодицы или руками вперед и окончательно пропасть в том чертовом лесу. Клянусь, никогда еще уровень кортизола в моей крови не был таким высоким. Так и недалеко заработать сахарный диабет второго типа.

Хватайся, ну же! прокричал Янковский, бросив мне ветку во второй раз.

На этот раз я схватилась за нее мертвой хваткой, в прямом и переносном смысле как за спасательный круг. Крепко сжала зубы до ноющей боли в челюсти и испуганно прикрыла дрожащие веки, пока мужчины тянули ветку. Я молилась всем богам, чтобы она не сломалась. Выглядела ветка не хрупкой, но и не особо надежной.

Спустя несколько минут ощутила, как колени наконец согнулись и оказались в воздухе, но голени еще по-прежнему находились в беспощадных лапах болота. Оно до последнего не хотело отпускать, жадно хватаясь за ноги. Словно я была мышкой, которую вытаскивали из пасти кровожадной змеи, а она уже давилась слюнями и перед ужином надевала белую салфетку под воротник. Последние минуты длились вечность. Под конец я была настолько измождена, что пальцы несколько раз соскальзывали с ветки, и я уже держала самый кончик. Наконец, Макс подхватил меня за руки, и я рухнула в его объятия, громко зарыдав.

Альхамдулиллях! Слава Аллаху! воскликнул Амир, подняв голову к небу. Точно проклятый шайтан попутал тебя залезть сюда.

Серьезно? Слава Аллаху, а не нам? с отдышкой спросил Стас, положив руки на пояс.

На все воля Аллаха, спокойно ответил Амир, его дыхание все еще не было восстановлено от физических нагрузок. Если бы Аллах нас не направил на правильный путь, мы бы не смогли найти ее.

Воскресенский показательно закатил глаза и покачал головой, но возражать не стал, видимо из-за усталости.

История снова повторилась. Я рыдала в утешающих объятиях Макса, а он мягко и успокаивающе поглаживал меня по спине и волосам. В тот момент было все равно, как я выглядела – измученная, с запахом тухлых яиц, пота и вонючей тины. Казалось, мир перед глазами дрожал, и я теряла равновесие, погружаясь в мягкую траву. Хотелось спрятаться, зарыться под убаюкивающим покровом и раствориться в его заботливых, надежных руках.

Страшно представить, что бы от меня осталось, если бы мужчины пришли слишком поздно или вообще не пришли… От подобных мыслей и без того дрожащие босые ноги едва не подкосились, но Янковский умело подхватил меня.

– Все позади, – раздался его тихий спокойный голос над моим ухом. Как и в первый раз.

Его дыхание было все еще учащенным, как и мое бешеное сердцебиение. Казалось, пульсации моего сердца слышал весь лес. Я крепко прижималась к нему, словно хватаясь за последнюю частичку надежды и скользила руками по широкой спине. Его белоснежная футболка, пропитанная пóтом и моими слезами, была измазана тиной и землей.

– Что это там? – вдруг раздался любопытный голос Стаса.

Он быстрым шагом подошел к кусту, на который была небрежно брошена светлая ткань. Мы с Максом отстранились друг от друга, и он подал мне бутылку с водой, которую я без раздумий осушила. А после опомнилась, что стояла босиком и дрожащими руками натянула кроссовки.

– Субханаллах! – воскликнул Амир, взяв в руки неизвестную тряпку. – Это платок Амины! О, Аллах, не верю своим глазам!

– Ты же не хочешь сказать, что они тут это… того… – Стас с сомнением кивнул на болото.

– Аузубиллях! Да защитит Аллах! Что ты такое говоришь? – возмутился узбек, крепко сжав платок в кулаке. А затем его хмурый взгляд направился куда-то вдаль. – Неужели она сейчас без платка? Упаси Аллах!

– Серьезно? Тебя сейчас только это волнует? – рассердился Воскресенский и взглянул на меня обеспокоенно. – Ты… как? Можешь идти?

Я лишь мельком кивнула, на большее меня не хватило.

– Уже смеркается, нам надо поторопиться, напомнил Макс, натянув рюкзак.

Внезапно, за спинами ребят, появились пятеро незнакомых мужчин в странных одеждах. Они напоминали старообрядцев: на них были льняные рубахи-косоворотки цвета железа, заправленные в плетеные пояса и простые, потертые хлопковые штаны. На ногах – темно-коричневые кожаные туфли, сшитые криво и неумело, словно сделанные вручную, простыми нитками.

– Это еще че за чудики? – вырвалось у Стаса, когда он отошел от них на пару шагов.

– Аузубиллях… – прошептал Амир, пятясь назад.

Но их одеяние – последнее, на что я обратила внимание. В глаза бросилась их безобразная и уродливая внешность. У одного правое ухо было больше левого в два раза и массивная выпирающая челюсть с неестественно крупной нижней губой. У второго вытянутая и сдавленная голова в висках, узкие плечи и по-женски широкие бедра. У третьего был огромный выпирающий и крючковатый нос, один в один как клюв, и пугающие большие глаза на выкате. У четвертого кисти рук были с паучьими пальцами и врожденный дефект верхней челюсти – заячья губа, где плюсом шел неправильный прикус и выпирающий верхний ряд центральных передних зубов, как у бобра. У пятого одна нога была заметнее короче другой и искривлена в нижнем суставе, вероятно, по этой причине он ходил с палкой, хромая словно старик. Так же у него было явное косоглазие и тяжелый подбородок – признак мезиального прикуса, когда нижняя челюсть сильно выступает вперед, точно так же, как и у первого незнакомца.

Едва мы опомнились, как четверо из них напали на нас с каменными первобытными топорами в руках. Все прошло настолько молниеносно, что мы не успели даже руки поднять в защиту. То ли вид их был странный и до ужаса пугающий, то ли к тому моменту мы попросту выдохлись. Я уловила, как первым от удара по голове безвольно упал Амир и не успела испугаться, как и меня настигла тьма.

Глава 10

Голова раскалывалась так, словно на меня одели алюминиевую кастрюлю и с силой били железным половником. Во рту пересохло, язык прилип к небу, кости таза ныли, а левая рука онемела от тяжести тела настолько, что пошевелить ею удалось лишь с третьего раза.

– Очнулась, – раздался тихий голос Стаса.

Вокруг было зябко, и в воздухе стоял запах сырой земли – тот, что встречается в погребах и метро. Как бы он мне не нравился, слышать его тогда решительно не хотелось. Издалека доносились голоса женщин, детей и стариков. Кто-то колол дрова, бренчала деревянная посуда, запевали птицы и раздавался лай собак.

С трудом разлепив веки, я увидела ребят, сидящих на влажной земле. Они облокотились спинами об стены земляного сруба, который напоминал срубленную могилу. Я подняла глаза и сквозь самодельную решетку из веток заметила вечернее безоблачное небо. Земляная тюрьма была глубиной не меньше трех метров, а, возможно, и больше, и имела форму почти идеального квадрата. Ширина ее была настолько узкой, что, вытяни мы ноги к центру, нам бы едва удалось выпрямить их, не касаясь друг друга.

После осознания увиденного, сердце забилось в бешенном ритме. Я попыталась сесть, но получилось не сразу. Чувствовала себя тогда не самой лучшей версией.

– Как ты? – спросил Макс, окинув меня усталым взглядом. Он сидел в метре от меня, и у него на лбу сквозь сумерки я уловила кровавую ссадину.

– Голова болит, – коротко ответила охрипшим голосом, прочистив горло. А затем схватилась за лоб и прикрыла глаза от пульсирующей боли. – Что происходит?

– Добро пожаловать в первобытное общество, – хриплым голосом произнес Стас, сидевший напротив меня. – Эти неандертальцы огрели нас по голове и притащили в какую-то яму. В этой чертовой нейтральной зоне каждый день происходит какая-то дичь…

– Они похожи на старообрядцев, – предположил Макс, дотронувшись до затылка. На его пальцах я увидела поблескивающую кровь.

– Старообрядцы, староверы, какая хер разница. Нужно выбираться отсюда, говорю тебе! – решительно ответил Воскресенский. – Они бросили нас тут гнить в могилу, если вы не заметили.

– У тебя кровь, дай посмотрю, – я подползла к Янковскому на четвереньках. Он сначала колебался, но потом все же повернулся ко мне спиной. – Похоже на обычную ссадину, зашивать не нужно.

– Я согласен с ним, – вдруг подал голос Амир. Вид у него был и вовсе удручающий. На лбу и скуле фиолетовые гематомы, а в глазах дикая усталость с поблескивающим страхом.

Воскресенский всплеснул руками.

– Даже человек – на все воля Аллаха – согласен со мной, – усмехнулся он, взглянув на нас с Максом. – Эй, блонди, а у нас не хочешь посмотреть? Думаю, нас тоже не хреново приложили палками-копалками.

Сначала была очередь Амира, а потом и Стаса. У всех были лишь саднящие раны. Но все же приложили нас первобытными топорами знатно. А ссадины и ушибы, вероятно, появились после того, как нас тащили по лесу и бросили в яму. Я мельком осмотрела руки, насколько позволял естественный свет: повсюду были царапины и мелкие саднящие раны. А вот ободранные колени, выглядывающие из-под рваных джинсов, требовали скорейшей обработки.

– Где наши вещи? – спросила я, усевшись между Стасом и Максом.

– Еще спрашиваешь, – с вялой ухмылкой отозвался Воскресенский. – Скажи спасибо, что одежду оставили.

Я громко выдохнула и облокотилась об прохладную стену земляного сруба. А через несколько минут ощутила шевеление на левой рукой руке чего-то влажного и неприятного. Как только глаза уловили длинного дождевого червя розоватого оттенка, я тут же испуганно вскрикнула и в панике стряхнула его с предплечья. Затем правая рука облокотилась об холодный земляной пол и сквозь сумеречный свет на поверхности утоптанной земли я заметила остатки крови коричневатого оттенка. Судя по цвету, ее хозяин был здесь около двух дней назад.

Я брезгливо вскочила на ноги, раздраженно выдохнула и нервно перекрестила руки на груди.

– Это кровь? – с осторожным любопытством поинтересовался Амир. – Аллах, Аллах…

– Здесь кто-то был до нас сутки-двое назад, – мрачно констатировала я, поставила руки на пояс и запрокинула голову на свободу – сумеречное бескрайнее небо.

– Думаешь, это человеческая кровь? – с сомнением спросил Макс и хмуро оглядел кровяные следы.

– Можешь попробовать на вкус, – с издевкой произнес Воскресенский. – Наш охотник со стажем сейчас бы сразу разобрался кому она принадлежит.

– Они нас потеряли… – я устало потерло лицо, а после раздраженно провела рукой по грязным волосам с растрепанным пучком. – Мама этого не выдержит.

– Ясмин сейчас, наверное, с ума сходит. Ни мужа, ни сестры… – на выдохе произнес Амир, погладив гусиную бородку. – Аллах, Аллах…

– Мы отсюда выберемся, ясно? – командирским тоном заявил Макс, нахмурив брови, и в его взгляде проскользнула решительность. – Настанет ночь, все затихнут, и мы попытаемся вылезти.

– Как они нас вообще нашли? – недоумевал Воскресенский. Он спиной облокотился об земляную стену и согнул ноги в коленях. – Этот чертов лес длиной в несколько километров.

– Пришли на крики Алисы, – отозвался Янковский. Он откинул голову назад и положил одну руку на согнутое колено, а второй рукой устало провел по волосам. – Наверняка они знают лес вдоль и поперек.

– Если бы я туда не забрела, мы бы так и не нашли единственную зацепку в виде платка. Он ведь принадлежит Амине? – раздумывала я, наворачивая небольшие круги, насколько это было возможно в том маленьком пространстве, и перевела взгляд на Амира.

– Да, это точно ее платок, – отозвался он спустя минуту, словно копался в мыслях, а взгляд его продолжал гипнотизировать кроссовок. – Там есть инициалы ее имени и фамилии. Его ей дарила моя мать.

– С пропавшими мы разберемся потом, как только выберемся из этого места, – сказал Стас, проведя рукой по лицу.

– Меня больше интересует, почему вы разминулись? – неожиданно спросил Макс, с вызовом вздернув бровь. Он в упор глядел на Воскресенского, но тот будто не замечал его напористого взгляда. Поэтому его глаза встретились с моими. – Алиса?

Я громко выдохнула и села между парнями, а затем встретилась глазами со Стасом. Его взгляд буквально говорил: «мне плевать, можешь рассказывать». Но я нервно сглотнула и повернулась в сторону Макса.

– Я… мне нужно было отойти по нужде… – солгала, смущенно опустив взгляд. – А потом я испугалась шевеления в кустах, убежала и… заблудилась.

– Ты с кем-то разговаривала на болоте, – вспомнил Янковский, отчего я нервно прикусила губу. – Кто такой Игнат?

– Это был мираж. Я видела того, кого там не было на самом деле, – призналась я, почесав локоть. – Игнат мой… бывший. Но это легко объясняется. Я сняла бейсболку, солнце напекло голову, жара и нагрузки сильно вымотали и, видимо, таким образом мой мозг решил найти выход. Клянусь, я видела чистое лесное озеро, а не вонючее болото.

– Я уже поставил мысленно галочку, чтобы в будущем не брать тебя в лес, – Макс вымученно и снисходительно улыбнулся, разглядывая мое лицо. Но отчего-то мне показалось, что он уловил ложь в моих словах. – Но, так или иначе, благодаря тебе мы нашли первую зацепку.

– Хвала Аллаху. Альхамдулиллях, – тихо произнес Амир, вскинув ладони к небу.

Сверху раздалось копошение. Мы как по команде подняли головы и подскочили с мест, как ужаленные. Было уже довольно темно, но благодаря огню, который горел неподалеку, я смогла уловить очертания человека. Женщина лет сорока тихонько отодвинула решетку наполовину, а затем спустила нам на веревке деревянный ящик. На первый взгляд ее черты лица были совершенно обычными, не уродливыми и не пугающими. Мужчины тут же подхватили ящик, с интересом заглядывая вовнутрь.

– Ешьте быстрее. Скоро вас позовут на собрание к Старейшине, – прозвучал ее тихий, но властный голос. Она в спешке поставила деревянную решетку на прежнее место, и сразу удалилась.

– Вот это ол инклюзив, – проворчал Воскресенский. – Надеюсь, еда не отравлена, и мы не окочуримся… В фильмах обычно в еду что-то подсыпают…

– Не нагнетай, – отозвалась я. – Если бы они хотели нас убить, сделали бы это уже давно.

В деревянном ящике нас ожидали четыре глиняных горшка с тушеной картошкой и кусочками мяса, с виду похожего на говядину, а также четыре стакана с водой и столько же деревянных ложек. Мы тут же накинулись на еду словно голодные волки. Амир долгое время с сомнением разглядывал мясо в горшке.

– Это не свинина? – спросил он, ковыряясь ложкой.

– Точно не свинина, но какое-то странное мясо, – ответила я, пробуя прожевать. – Ни разу такое не пробовала. Жесткое и волокнистое, похоже на старую говядину.

– Да его жрать невозможно, оно же не жуется, – Стас поплевался, и перешел на картошку.

– Скорее всего это старая корова, которую варили недостаточно долго, – предположил Макс, доедая картофель. – Спасибо хотя бы на этом.

– Подай стакан воды, пожалуйста.

Амир обратился к Максу, и тот сразу же на ощупь попытался достать несуразный глиняный стакан из деревянного ящика, но вдруг замер, нащупав нечто странное. Он ухватился за что-то небольшое и попытался преподнести его наверх к мелькающему свету огня.

– Что это? – удивилась я, прищурившись.

– Похоже на женскую золотую серьгу, – предположил он, продолжив разглядывать предмет.

– Зачем она подложила нам эту сережку? – раздраженно произнес Стас, закатив глаза. – Они больные, говорю вам!

– Можно взглянуть? – поинтересовался Амир, взял серьгу и поднял ее вверх ближе к свету ближайшего огня. Его лицо вдруг озарило удивление, перемешанное со страхом. – Это… это серьга Амины. Клянусь Кораном!

Воскресенский усмехнулся.

–Ты знаешь все вещи, которые принадлежат сестре твоей жены?

– На что ты намекаешь? – оскорбился узбек, нахмурившись, он подошел вплотную к парню.

– Спокойно, Аллах Акбар, – с нахальной улыбкой произнес Стас, отложив пустой глиняный горшочек. – Больно много ты о ней знаешь… Что-то подозрительно. Небось, тайно воздыхаешь по ней, а может и не только…

– Астагфируллах! – крикнул сквозь зубы Амир и с силой толкнул Воскресенского в грудь, отчего тот впечатался в земляную стену с веселой ухмылкой.

– Можешь сколько угодно говорить эти свои словечки, тебя один хрен никто не понимает.

– Стас! – растерянно воскликнула я, отложив горшочек с едой. – Прекрати!

– Слышишь ты, неверный! Амина – сестра моей жены, а значит и моя сестра! – прокричал Амир, грубо схватив парня за белую футболку-поло. – Как ты смеешь обвинять меня в хараме?! Шайтан! Думаешь, я не вижу, каким плотоядным взглядом ты смотришь на Алису, а? Как тебе не стыдно? У нее новорожденный ребенок!

– А тебя и твоего Аллаха это касаться не должно, – едва ли не плюнул Стас, а на его устах по-прежнему играла нахальная улыбка. – Это не мои проблемы, что у тебя Коран головного мозга.

– Аллахом клянусь, ты меня убийцей сделаешь! – с рыком злости прокричал мужчина в лицо Воскресенскому, трепыхая его за футболку. – Шайтан! Да ты… кто ты такой?!

– Хватит! – громко скомандовал Макс и разнял Амира от Стаса. – Вы выбрали неподходящее время, чтобы ссориться. Среди чужаков нам нужно держаться вместе.

– Клянусь, я не буду сидеть с этим! – воскликнул Амир, эмоционально всплеснув руками, а затем отошел в противоположный угол ямы.

– Так попроси у своего Аллаха, чтобы он вырыл тебе новую яму, – с издевкой продолжил Стас, взглядом прожигая его спину. – Где же ты провинился, раз твой Аллах поместил тебя сюда? Разве он слышит твои молитвы по пять раз в день, если ты находишься в одной яме со мной?

Амир обернулся и с рыком злости ударил Воскресенского кулаком в челюсть. Я вскрикнула, испуганно прикрыв рот, а Макс бросился их разнимать. Стас сплюнул бордовую слюну и едва прикоснулся к разбитой нижней губе.

– Этому вас учит ваш Аллах? – язвительно отозвался он, и я мгновенно подошла к нему, схватив за плечи.

Макс в это время успокаивал разгневанного Амира, который молчаливо стоял с глазами, залитыми кровью, напоминающими быка. Я крепче сжала широкие плечи Воскресенского, заставив посмотреть в глаза. Лишь спустя пару минут он взглянул пристально и многозначительно насколько позволяло слабое освещение, а после взял меня в охапку и крепко обнял. Я опешила, руки мои дрожали, на глаза навернулись слезы, но я тут же сглотнула их. В последние дни происходило слишком много стрессовых ситуаций, и мое психоэмоциональное состояние оставляло желать лучшего. Казалось, я была на грани истерики, словно бомба замедленного действия. Я не обняла его в ответ, лишь молча стояла с опущенными руками, словно безвольная восковая кукла.

– Что я говорил, а? Что я говорил! – прокричал Амир, укоризненно тыча указательным пальцем в нашу сторону. – Как не стыдно, а? Аллах все видит!

Сверху раздалось копошение, и Стас тут же отпустил меня. Мы вскинули головы, наблюдая, как мужчина с неприятной внешностью отодвинул самодельную решетку и спустил веревочную лестницу.

– Девка и еще один выходят. Двое остаются, – скомандовал он шепеляво и не разборчиво. Вероятно, за счет дефектов строения черепа и челюсти.

Сердце пропустило удар.

– Я иду, – тут же отозвался Воскресенский, и схватился за лестницу.

Но к нему тут же подошел Макс и с невозмутимым выражением лица произнес настолько хладным и бесцветным голосом, что я растерялась:

– Ты уже один раз пошел с ней. Уже забыл, сколько ее искали и откуда доставали?

Стас взглянул на него уперто и хмуро. Он крепко сжал челюсть, отчего желваки нервно запульсировали, и отпустил веревочную лестницу, уступив ее Янковскому. Макс тут же взялся за лестницу и принялся подниматься. Воскресенский схватил меня за руку, и Амир в тот момент укоризненно прыснул и закатил глаза.

– Будь осторожна, – тихо произнес Стас, взглянув на меня украдкой. – Неизвестно чего ожидать от этих уродцев.

– Не переубивайте друг друга, – бросила я, ступив на первую деревянную перекладину веревочной лестницы.

Самодельная лестница выглядела ненадежно, шаталась и проминалась под моим весом. Макс протянул руку и помог взобраться на землю, где вокруг нашей ямы собралась едва ли не вся деревня. Любопытные взгляды зевак прожигали в нас дыры. Но еще больше пугали их обезображенные лица: у мальчика лет двух была ярко-выраженная гидроцефалия, у девочки с заячьей губой лет семи была тяжелая степень косолапости и сенсорное косоглазие. Мельком оглядев толпу, уловила и другие букеты диагнозов: карликовость, шестые пальцы на руках и у кого-то даже их отсутствие, отчего руки напоминали клешни… Продолжать можно было бесконечно.

Жуткое зрелище, не для слабонервных. О многих диагнозах я читала лишь в учебниках.

Испуганно схватила Макса за локоть и опустила взгляд, пока мужчина с нервным тиком глаз вел нас по узким улочкам деревушки. Вдоль дороги тускло горели факелы из веток сосны, воткнутые в землю, освещая мрак, а на главной площади пламя костра, напоминающего ритуальный, металось в ночном воздухе. Если бы не люди, я бы в любой другой день подумала, что деревня заброшена. Все вокруг было серым и унылым: маленькие, покосившиеся деревянные домики, полусгнившие и наполовину поглощенные землей, ветхие колодцы, жители в серых, изношенных одеяниях. Даже трава под ногами была затоптана сухой грязью. Женщины носили такие бедные и скромные наряды, что казалось, даже крестьянки век назад одевались куда ярче и богаче. Длинные сарафаны, тусклые от износа и застиранные до серого, будто они вот-вот порвутся, а на головах – темные тонкие платки. На ногах – самодельная кожаная обувь без каблуков, зашитая наспех неумелым мастером.

– Татьяна! – крикнул наш сопровождающий, остановившись у очередной покосившейся избы. – Займись ими!

Он терпеливо дождался, пока уже знаковая нам женщина выйдет из домика, и тут же похромал обратно. Татьяна мельком глянула на нас, поджав тонкие губы, и велела войти в дом. На ней было то же одеяние, что и на других женщинах. Из-под тонкого платка выглядывала стройная русая коса до пояса, связанная бечевкой. Черты ее лица были совершенно обыкновенными и ничем не обезображенными. Руки и ноги на месте, с лицом все в порядке, на слабоумную не тянула. На фоне других жителей странной деревни, она выглядела едва ли не как богиня.

Я опустила голову, чтобы не удариться лбом о низкий дверной проем, и молча шагнула в скромно обставленный дом, где вместо привычного электричества горели несколько свечей. Запах в домике был соответствующий – вероятно, те свечи были сальные и самодельные. Но они были не единственным источников света. На трех стенах висели странные старинные железные сооружения – светец. На нем ярко полыхала закрепленная лучина – тонкая сухая щепка, точно древняя бра. В центре комнаты стояла печка из серого камня, вокруг – лавки, а вдоль печи – деревянный стол на всю семью. Вместо пола – утрамбованная временем земля, покрытая самодельными тонкими коврами. Наверху в углу в восточной стороне дома висели две полочки, на которых уютно расположились маленькие копии деревянных языческих идолов – кумиров славянских богов. Тот угол чем-то напоминал красный угол в избах у крестьян с иконами и свечами.

– Баню для вас затопила. Вам помыться нужно, – безразлично произнесла она, опустив взгляд. – Вместе заходите. Принято у нас так. Не стыдимся мы ничего, все свои.

Я удивленно распахнула глаза, и щеки мои вмиг запылали.

– И не смотрите на меня так, – протараторила Татьяна, боясь встретиться с нами взглядом. – Я запру вас в бане, чтобы вы никуда не делись, а дальше сами что хотите, то и воротите. Как помойтесь, так постучите. Одежду чистую возьмете в сундуке в предбаннике.

Она отворила нам скрипучую дверь бани, которая находилась прямо в избе, словно жилая комната. Оттуда сразу же повалил теплый воздух в сочетании с приятным запахом дерева и ароматным хвойным лесом, вероятно, благодаря свежесрезанным еловым веткам. Прежде чем войти в баню, нужно было снова опустить голову, словно бы поклониться, чтобы не столкнуться с низким проемом. Едва мы зашли внутрь, Татьяна мгновенно закрыла за нами дверь и, судя по соответствующему звуку, подперла ее чем-то тяжелым.