Последний крик лета

Кристина Вуд

Последний крик лета

Посвящение

Алене Бойко —

первой, кто прочел эту историю, когда она еще была рваной, как граница между войной и миром, когда глаза у героев меняли цвет, а сюжетные дыры можно было принять за мистические порталы.

Спасибо, что разглядела в этом хаосе – жизнь. За то, что на протяжении года бесконечно слушала мои первые мысли о зарождении сюжета и последние, когда я поставила точку. За то, что верила в Алису, даже когда та сама в себя не верила. За то, что так отчаянно полюбила Стаса, несмотря на его взрывной характер. Спасибо, что ты с самого начала верила в эту историю и при прочтении каждой главы давала мне колоссальную обратную связь.

Без тебя этот роман так и остался бы заблудившимся автобусом в нейтральной зоне. А теперь – он у тебя в руках.

Бесконечно люблю.

Спасибо, что ты есть.

ДИСКЛЕЙМЕР:

Данный роман – писательская фантазия автора и носит исключительно развлекательный характер, не имея цели оскорбить или унизить чувства верующих, чью-то идеологию и политические взгляды. Все события, персонажи и имена вымышлены, любые совпадения случайны. Роман может содержать сцены физического насилия, жестокости, нецензурные выражения, подробные описания внутренностей человека, процесс родов и откровенные интимные сцены. Пожалуйста, читайте с осторожностью.

Плейлист, который вдохновил на написание отдельных сцен:

Рагда Ганиева – «Позови меня с собой»;

Xolidayboy – «Твой романс»;

Xolidayboy – «Океаны»;

Xolidayboy – «Пожары»;

Xolidayboy – «Кино»;

Григорий Лепс – «Полетели»;

Елена Ваенга – «Королева»;

Sirotkin – «Дыхание»;

Алена Швец – «Нас не догонят»;

Дарья Чеботарева – «Я так соскучился»;

Polnalyubvi – «Не покидай меня никогда, море».

Глава 1

Я была готова разрыдаться от беспомощности.

Чертова прогулочная коляска никак не складывалась. А водитель рейсового автобуса уже на протяжении десяти минут кричал о посадке пассажиров. Стоит ли упоминать, что я уже несколько раз пожалела, что купила эту коляску с рук?

Большинство людей закинули чемоданы и дорожные сумки в багажный отсек и благополучно заняли места в салоне. А я продолжала стоять и смотреть на коляску как истукан, испробовав все возможные варианты использования раскладного механизма. Некоторое время прожигала непослушную коляску взглядом, болезненно прикусив нижнюю губу.

–Эй, чего вы столпились? Тут вообще-то не только вы багаж складываете, – позади вдруг раздался шепелявый и писклявый голос девушки с нотками скрипучести.

Я обернулась, ожидая увидеть недовольную девушку лет тридцати, но передо мной оказалась ворчливая женщина с мелкими морщинками на лице с моложавым голосом. Она взмахнула каштановыми волосами, по виду больше напоминающими три пера, и уставилась на меня с осуждением. Я заметила, как ее левая рука, периодически дергающаяся от тика, находила опору в здоровой руке, словно пытаясь скрыть свою слабость. Голова ее имела странную трапециевидную форму – более крупная, в сравнении с другими людьми. Широкая в лобной доле и в скулах, и вытянутым вниз подбородком, она напоминала мужской тип строения лица или старуху Шапокляк. Светло-зеленые глаза, с левым, заметно косившим, настойчиво буравили меня. Затем она кивнула на свой несуразно торчащий живот – судя по размерам, срок у нее был не меньше тридцати недель. В облегающем хлопковом платье молочного оттенка она напоминала змею, проглотившую мультиварку.

Испытала удивление и отвращение к данной особе, пахнущей пóтом вперемешку с дешевым парфюмированным спреем для тела с горьким миндалем. А после инстинктивно шагнула назад, и с минуту наблюдала, как беременная без особого труда подкатила небольшой чемодан к багажному отсеку и мельком оглянулась. В тот момент подошел мужчина лет сорока пяти со спортивной сумкой, и женщина, увидев новую жертву, тут же чуть ли не набросилась на него, будто тот был ее последней надеждой.

– Не поможете беременной? – без капли стеснения спросила она все таким же шепелявым и скрипучим голосом.

Мужчина едва окинул ее взглядом и без промедления закинул пошарканный чемоданчик в багажный отсек. Женщина криво улыбнулась, как я поняла, вместо благодарности, а после переметнула уничижительный взгляд в мою сторону, и улыбка ее тут же превратилась в ехидную.

– Понакупают навороченных колясок, а потом разобраться не могут, – осуждающе проскрипела девушка с лицом женщины лет сорока, и стремглав захромала к дверям автобуса.

По одному взгляду на ее походку, я предположила, что у женщины ДЦП, а именно гемиплигия – одна из форм детского церебрального паралича, при которой поражается половина тела. Конкретно в ее случае она хромала и поджимала левую ногу, левый глаз косил в сторону, а левая рука была согнута и периодически дергалась в нервном тике. Исходя из предполагаемого мной диагноза, стало ясно откуда у нее имелись проблемы с речью. Звуки из ее рта звучали так, будто она набрала в рот два грецких ореха.

Я сделала решительный шаг в ее сторону, но, когда беременная скрылась в дверях, мама вполне ожидаемо схватила меня за запястье. Я медленно выдохнула. Затем вдохнула обратно. Не хватало еще сцепиться языками с больным человеком.

– Может попробуешь нажать вот сюда? – с сомнением спросила она, держа на руках полуторамесячного младенца. Он крепко спал в одном подгузнике, прикрытый белоснежной муслиновой пеленкой.

– Я уже пробовала, мам… – пробубнила раздраженно, смахнув передние светлые пряди с потного лба. Часы на автовокзале показывали восемь утра, а жара уже стояла дикая и беспощадная. Иди лучше в автобус, я как-нибудь…

– Помощь нужна? – раздался спасительный голос молодого человека позади.

Он компактно положил небольшую дорожную сумку в багажный отсек и развернулся ко мне с немым вопросом на лице. И как только ему хватило этой крошечной сумки? Боже, похоже я одна ехала с двумя чемоданами и парочкой рюкзаков. Мой медицинский «тревожный» чемоданчик на все случаи жизни чего только стоит…

Я обратила внимание на его легкую доброжелательную улыбку и сверкнувшую теплоту в глазах приятного зеленоватого оттенка. Они напоминали свежую листву и природу, наполненную жизнью и энергией. Недолго думая, кивнула, уловив, как мама с малышом скрылась за дверьми автобуса. Парню лет тридцати хватило минуты, чтобы разобраться с непростым, как казалось, механизмом складывания прогулочной коляски.

Теплый ветер слегка взъерошил темно-русые волосы молодого человека, подстриженные под полубокс. У него были приятные на вид волосы, не слишком светлые и не слишком темные. Они имели коричневатый оттенок с холодным отливом.

– Еще не приноровились? – спросил он, аккуратно утрамбовывая коляску в багажный отсек.

– Да, все забываю, непривычно. Спасибо, – я изобразила вежливую полуулыбку и неловко отвела глаза в сторону, чтобы вновь не встретиться с ним взглядом.

В глаза бросились его черные плотные кроссовки, очищенные до идеала. И темно-зеленые брюки карго с косыми карманами на черном кожаном ремне. А простая однотонная футболка из хлопка никелевого цвета подчеркивала его спортивное телосложение. Он не был типичным качком, но, безусловно, отсутствие пивного животика и в меру подкачанные бицепсы радовали глаз.

– Рейс семьсот пятнадцать «Рузагорск-на-Вязьме – Лигамск» отходит через три минуты с платформы номер пять, – раздался монотонный голос женщины из динамика. – Рейс семьсот пятнадцать…

– Похоже, нам пора, – произнес мужчина, слегка поджав губы. Он отошел в сторону, чтобы уступить мне дорогу к дверям автобуса.

Я прошла в первую дверь, которая вела к нашим местам, сразу за водительским сиденьем. Потому как заранее подготовилась, чтобы вестибулярный аппарат не подвел меня снова. Затем устроилась на место возле прохода, чтобы иметь возможность всегда доставать вещи с верхней полки. Смесь, бутылочка, запасная пустышка, подгузники, пеленки, влажные салфетки, термос с сорока пятиградусной водой, средства по уходу за кожей, одежда… Я повторяла про себя, где что лежит, как мантру, с того момента, как вышла из дома.

– Двадцать четыре человека на месте, можешь трогать, – констатировала тучный контроллер и вышла из автобуса.

– Сегодня маловато… – небрежно бросил водитель, заводя мотор.

Дорога предстояла не быстрая – четыре часа. Не быстрая только для тех, у кого были дети. До родов я и не обращала внимание, сколько сил и времени они забирают. Еще месяц назад четыре часа в дороге для меня были плевым делом.

Кстати, о детях. В салоне автобуса раздавались звонкие раздражающие голоса девочек лет шести и около десяти. А у кого-то позади едва ли не на весь салон играла заедающая детская песенка из популярного мультфильма.

Взглянула мельком на маму, сидящую у окна со спящим ребенком на руках. А после поставила на смартфоне напоминание о том, что ровно через три часа малыша следует покормить и поменять подгузник. Мысленно помолилась, чтобы в дороге он не обделался. По крайней мере, пусть это будет всего один раз.

На экране телефона не было новых уведомлений от Игната. Поэтому я почти расслабилась.

Громко выдохнула, распластавшись по автобусному креслу, и прикрыла глаза в надежде на хоть какой-нибудь сон. Я знала, что мама глаз не сомкнет, поэтому хотела воспользоваться шансом вздремнуть. Спустя полчаса монотонных пейзажей за окном, провалилась в долгожданный сон.

***

– Седьмая бригада, на вызов… Мужчина, пятьдесят два года, боли за грудиной…

Я в панике распахнула глаза, едва не подорвавшись с сиденья. Стоило мне провалиться в сон, как сразу отголоски работы дали о себе знать. Каждый раз подрываюсь как ужаленная, боясь пропустить очередной вызов.

Через некоторое время начала улавливать сквозь сон чьи-то перешептывания. Они постепенно переходили в удивление со словами «ого, смотри!», «мам, это военные?». Едва разлепила глаза, нехотя проморгалась и взглянула в окно. Вдоль трассы, по которой мы уверенно мчались, располагалась длинная и внушающая колонна военной техники.

Я наблюдала за ней уже минуты три, но конца и края ее видно не было. Испугала или ошарашила эта картина? Нет. Я испытала лишь легкое раздражение, что меня разбудили по такому пустяку. Подумаешь, военные собрались. Вокруг одни поля и леса, наверняка проводили учения.

– Значит все, что пишут в телеге… это не фейк, – раздался позади негромкий женский голос.

Мама бросила на меня обеспокоенный взгляд, но не сказала ни слова. Малыш у нее на руках начал кряхтеть и приоткрывать глазки. Мельком взглянула на время: до Лигамска оставалось около часа езды и пять минут до кормления ребенка. Мне потребовалось пару минут, чтобы насыпать в бутылочку нужное количество смеси, размешать ее водой из термоса и достать подгузник. Через некоторое время малыш успокоился и заснул.

А разговоры людей с пугающим заговорщическим шепотом не прекратились.

Автобус вдруг остановился на трассе посреди поля. Спустя пару минут пассажиры стали недоумевать, по какой причине мы стояли. Я взглянула на лобовое и уловила длинную пробку у границы. Замечательно, еще не хватало простоять в пробке. Границы между Варпиной и Белозерьем всегда были свободны, и граждане обоих стран без пробок передвигались в соседние приграничные города. Что случилось на этот раз?

Исторически так сложилось, что долгие годы страны не могли поделить местность у границы с плодородными почвами, лесами и парочкой умирающих деревень. Поэтому тридцать лет назад было принято обоюдное решение оставить этот участок земли размером почти в сто километров ничейным, и соорудить вокруг него границы с пограничной заставой каждой из стран. Люди прозвали его нейтральной зоной. Жителям тех деревень оставили право выбора на гражданство, выплаты пенсий и пособий одной из стран.

Взгляд интуитивно упал на колонну военной техники слева на обочине. Некоторые военные в полном обмундировании и балаклавах сидели наверху внушительных машин. Кто-то курил, кто-то разговаривал с товарищами, а кто-то мельком поглядывал на пробку из гражданских. Я не разбиралась, что это была за техника. Но, чисто визуально можно было распознать ракетные комплексы и танки.

Я громко и раздраженно выдохнула, сложив руки на уровне солнечного сплетения.

– Че там пишут? Новостей никаких не было? – спросил какой-то парень негромко.

– Интернет не ловит… – досадно шепнул кто-то. – Хотя полчаса назад еще ловил.

– Это из-за военных. По-любому, – громко ответил водитель средних лет. – У них глушилки сотовой связи.

Где-то позади раздался голодный крик еще одного младенца. Это была толстенькая девочка месяцев шести и ее мать с грудью едва ли не шестого размера. Я увидела их на автовокзале еще до посадки на автобус. Девушка лет тридцати бесконечно ворковала над дочерью и на протяжении получаса кормила грудью, закрыв ребенка от лишних глаз хлопковой пеленкой. А отец и муж носился вокруг них с несколькими бренчащими игрушками в руках, лишь бы их чадо не стало скучно. Но, вероятно, мужчина их лишь провожал, потому как в автобус не сел.

– Когда мы остановимся в туалет? – спросила у водителя женщина со знакомым скрипучим голосом.

– Пробка, разве не видите? – равнодушно бросил мужчина, взяв в руки смартфон. – Либо терпите до границы, либо выходите прямо сейчас. Все равно уже минут пятнадцать стоим на одном месте.

– А можно прибавить кондиционер? Жара невыносимая, – произнесла все та же беременная шепелявая женщина.

– Не нужно, женщина, здесь дети! У меня уже руки замерзли, – возмутилась вторая. По голосу ей было не меньше пятидесяти.

– Какая я вам женщина? Мне всего тридцать! И это ваши проблемы! Это не значит, что другие должны в обморок падать от жары, – недовольно проскрипела беременная. – Наденьте тулуп.

– Еще чего! Делать больше нечего. Хабалка!

– Я вообще-то беременна. Хотите, чтобы я в обморок упала от духоты? Кто меня потом откачивать будет? Вы что ли? – прошепелявила скандалистка, высунув голову в проход. – У меня вообще-то еще дочка пятилетняя есть, и ей не холодно от теплого ветра! Привыкли кутаться как капуста… Тоже мне…

– Спокойно, я ничего прибавлять не буду. Бензин дороже, – без энтузиазма ответил водитель.

Мы с мамой молча переглянулись. Ее глаза, как две капли воды, были похожи на мои – ясное небо в яркий солнечный день. Но, зная ее, я заметила мимолетную обеспокоенность в ее взгляде. Она поправила светлую прядь из стрижки боб-каре, и я подумала, как мы обе похожи: светло-русые волосы, золотисто-пепельный оттенок, который так нравится женщинам. В детстве, когда мама брала меня с собой на работу в парикмахерскую, ее клиентки часто указывали на меня, говоря: «Хочу такой цвет, как у твоей дочери». Мне от нее передалась и бледная нежная кожа, благодаря которой я всегда была счастливой обладательницей синяков под глазами и гематом на теле от малейшего прикосновения.

О жаре и уборной я тогда думала в последнюю очередь. А вот отсутствие интернета весьма беспокоило. По привычке я начала нервно трясти ногой. Мама мягко погладила меня по коленке в утешающем жесте.

– Все хорошо, – всего лишь шепнула она, коротко кивнув.

Но я чувствовала, что эта ситуация не приведет ни к чему хорошему.

– Смотрите, четыре машины развернулись и едут обратно по обочине! – громко воскликнула девочка лет пяти.

– Амалия, не ори ты так! – упрекнула ее мать, которую саму совсем недавно назвали хабалкой.

Наконец, автобус продвинулся вперед на несколько метров. Скорее всего за счет уехавших машин. Прошло пятнадцать минут и еще минус семь-восемь автомобилей, уехавших по обочине. Я забеспокоилась и заерзала на месте. Автобус двинулся вперед метров на триста, а после вновь остановился. Граница стала ближе, и КПП теперь можно рассмотреть, если прищуриться. Я нервно сглотнула, увидев на границе людей с оружием.

– Какого хрена? – раздался недоуменный голос парня лет двадцати пяти, возникшего возле нас. – Че происходит, начальник?

Он положил руку на соседнее сиденье, и я заметила на его левом предплечье татуировку в виде черной стрелы с наконечником. На нем были темно-синие джинсы с полузауженными штанинами, белоснежные кеды и свободная белая футболка. Он провел ладонью по темным волосам и слегка прищурился, глядя вдаль на лобовое. Волосы были коротко подстрижены на висках и затылке, а челка – чуть длиннее, объемная и небрежно уложенная. Глядя на него в профиль, я заметила тень трехдневной щетины и нос с острым кончиком, едва заметными ноздрями и плоской переносицей.

– Не знаю… Если тебе не терпится пересечь границу, можешь пешком пойти. Еще быстрее нас доберешься, – небрежно ответил водитель.

В это время мимо проехали еще парочка машин.

– Ну уж нет, в такой жаре я лучше здесь посижу, – с усмешкой возразил парень, вздернув бровь. – Ну и зачем они обратно возвращаются?

Нам обратно никак нельзя. Я обязана попасть в Варпину. Любой ценой.

– Похоже, их разворачивают те ребята с калашами, – задумчиво предположил мужчина-шатен, который помог мне с коляской.

Он неожиданно возник возле моего места и сел напротив на первое свободное. В тот день и вправду было не так много пассажиров. Его прищуренный взгляд был полностью сосредоточен на дороге, а желваки на скулах нервно отплясывали. К слову, скулы у него были высокими, а нос греческий прямой: характерная форма лба плавно переходила в линию носа, а переносица почти не выделена. Спустя пару минут он взволнованно провел ладонью по светло-каштановым волосам, такого приятного теплого бежево-коричневого оттенка. Стрижка у него была похожа на полубокс: постепенный, очень плавный переход от коротких волос у висков и на затылке к более длинным к макушке.

– Откройте двери, моя семья уходит! – скомандовал какой-то мужчина. Он уже стоял в проходе с тремя детьми лет десяти, семи и пяти. Пока его супруга доставала багаж с верхней полки.

– Вы уверены? с сомнением спросил шатен, оглянувшись на семью из пяти человек.

– Мы быстрее доберемся пешком, – возразил мужчина, взяв за руку самого младшего ребенка. Девочка несла в другой руке потрепанного коричневого медведя с красной бабочкой на шее. Судя по его виду, медведь был старше девочки лет на десять. – Уже чай будем дома пить, когда вы границу пересечете. На попутке доедем.

– Дело ваше, – усмехнулся водитель и открыл среднюю дверь автобуса.

Мы молча наблюдали, как они вышли на обочину дороги и растворились между автомобилями. Парень, который подошел к водителю первым, решил сесть на свое место. Но перед тем, как уйти, бросил неторопливый взгляд в мою сторону и подмигнул. Я поежилась и нервно провела ладонью по потному лицу. А молодой человек, который помог мне с коляской, продолжил сидеть рядом с нами на противоположном ряду, беспрестанно глядя в лобовое стекло.

Еще через десять минут благодаря уезжающим автомобилям, мы проехали на триста метров вперед, практически уперевшись в КПП. На тот момент все уже поняли, что шлагбаумы, ведущие в Варпину, не открываются. На другой стороне границы была точно такая же зеркальная ситуация.

В автобусе началась паника. Едва ли не все повскакивали с мест.

За час, что мы простояли в пробке, никто так и не пересек границу. От осознания того сердце у меня вознамерилось выпрыгнуть из груди. Я ничего и никого не слышала кроме своего пульса, отдающего в ушах третью симфонию Бетховена.

Водитель зачем-то открыл переднюю дверь автобуса. Перед нами оставалось парочка машин, которых разворачивали у нас на глазах военные с оружием.

– Граждане, еще раз повторяю, граница закрыта! – прокричал один из военных, удерживая на плече винтовку.

Несколько гражданских людей пытались договориться с военными. Кто-то даже вытаскивал пачки денег в манрийской валюте, кто-то предлагал украшения и вещи, которые у них остались. Недолго думая, я быстро выбежала из автобуса, вознамерившись поговорить с военными. Не знала, на что надеяться, но попасть в другую страну мне было жизненно необходимо.

– Алиса! – отчаянно крикнула мне вслед мама. – Алиса! Вернись, сейчас же!

– Пожалуйста! – на ходу воскликнула я, взяв на локоть первого попавшего военного. Его рука напряглась. Мне нужно пересечь границу! У меня новорожденный ребенок… ему…

– Гражданка, вернитесь в автобус. Граница закрыта, – монотонно произнес военный в балаклаве, словно робот.

– Вы не понимаете! – отчаянно воскликнула я, схватившись за потный лоб. – Ребенку нужно… Мне…

– У нас приказ, границы закрыты, – невозмутимо повторил мужчина с раздражением.

В этот момент несколько мужчин попытались незаконно пересечь границу. Они, воспользовавшись суматохой, обошли бронетехнику, которая закрывала доступ к контрольно-пропускному пункту. Некоторые из них бросились к шлагбаумам. Военные, не теряя времени, схватились за оружие и открыли огонь. Кто-то выстрелил в воздух, чтобы напугать тех, кто все еще находился в пробке. Другие же стреляли по ногам беглецов. Воспользовавшись переполохом, еще двое молодых людей кавказской национальности выбежали из автомобилей и поспешили в сторону Варпины.

Все произошло так мгновенно, что я едва успела вдохнуть знойный воздух. От оглушительных выстрелов заложило уши. Я прикрыла их руками и инстинктивно пригнулась.

– Нам нужно бежать! – крикнул тот самый мужчина, который помог мне когда-то с коляской.

Когда это произошло? Давно ли? В тот момент все, что ранее казалось важным, вдруг перестало быть таковым. Однако он один лишь осмелился выбежать из автобуса вслед за мной.

Мужчина резко схватил меня за локоть и потянул в сторону автобуса. Едва мы подбежали, как окно водителя вдребезги разлетелось на осколки от шальной пули, а сам мужчина безжизненно распластался на водительском сидении. Из салона раздались испуганные женские крики. Маму не задело лишь чудом.

В тот момент время остановилось. Люди в панике кинулись на пол салона автобуса, опасаясь словить пулю. Мужчина резко потянул меня вниз, и я буквально упала на асфальт, прислонившись спиной к дверям автобуса. Сквозь немую тишину из салона раздавались приглушенный женский плач и крики детей, которые испугались громких звуков. Я пыталась держать себя в руках, но сердце испуганно колотилось, не давая покоя. Cтрах пронизывал каждую клеточку тела, сковывая дыхание, заставляя горло сжиматься, а конечности дрожать.

Глаза мужчины, который был рядом, были зелеными, яркими, как мох на утренней росе, но в них, я заметила что-то странное. Это было не просто удивление, не испуг, как я могла бы ожидать. Нет, в его взгляде было нечто более тонкое, едва уловимое, почти незаметное – легкий отголосок страха, скрытый под слоем растерянности.

Его глаза были слишком спокойны, чтобы быть испуганными по-настоящему. В них не было паники, как у людей, которые потеряли контроль. Это был страх, скрывающийся за чем-то более глубоким, будто он сам не знал, что с ним происходило. Он был больше ошеломлен тем, что происходит, нежели реально напуган. Как будто реальность, которую он только что пережил, была для него слишком странной и новой, чтобы сразу ее осмыслить.

Я заметила, как его взгляд то резко скользил по автобусу, то вновь останавливался на мне, будто он искал что-то, чего не мог найти. Это было не то, что я могла бы назвать паникой, нет. Нечто более деликатное, как растерянность человека, который вдруг понял, что мир вокруг него уже не тот, что был прежде. И этот взгляд, отголосок страха, не такой, как у других, оставил в груди тяжелое чувство, словно мне нужно было помочь ему понять, что теперь будет с ним… и со всеми нами.

– Он жив?! – раздался женский голос из глубины салона, спустя несколько минут молчаливого страха.

Парень с татуировкой и шатен, который спас меня, тут же окружили водителя, в глазах которого застыла смерть. Я не видела крови, потому как находилась с противоположной стороны, откуда стреляли. Однако мне не нужно было проверять пульс, чтобы понять, что он мертв.

Я видела смерть слишком часто, чтобы спутать ее с чем-то другим.

Глава 2

Нет. Нет, нет! Я должна пересечь границу!

– Бери его за руки! – скомандовал зеленоглазый шатен.

Мужчины быстро оттащили тело водителя на переднее пассажирское сиденье. Они шли по осколкам разбитого стекла, которые осыпались с тела, словно песок.

Я же, так и стояла в дверях автобуса, не решаясь войти.

Из салона раздавался детский плач, паника женщин и невозмутимое мужское молчание. Люди столпились вокруг бездыханного тела водителя: кто-то неловко прочистил горло, а кто-то испуганно схватился за рот, как только увидел кровь на голове мужчины. У него проникающее ранение головы: пуля прошла в аккурат через висок. Летальный исход в таких ситуациях едва ли не стопроцентный. Редко, когда при выстреле в висок пуля может пройти по непредсказуемой траектории между жизненно важными участками мозга, не задев крупные сосуды.