Вальё

Все это выглядело жутковато, и страх сковывал мои движения. Рядом со мной раздались голоса. Они казались мне знакомыми, как память из далекого прошлого, которая туманной пеленой закрывает от тебя образ, но различить их не удавалось.

– Саймон, где же ты был так долго?

– Пора возвращаться домой.

А третий голос смеялся. За спиной опять послышалось дыхание. Теперь оно было тяжелым, хриплым, и звуки эти все ускорялись. Вместе с ними раздались чьи-то шаги, хотя больше это напоминало цокот копыт, и существо с горящими глазами начало приближаться ко мне. Я вскрикнул и бросился прочь. Звуки нарастали, сзади я чувствовал чье-то ледяное дыхание, но продолжал бежать. Еще несколько прыжков, и я очутился на освещенной площади. Звуки пропали, а вместе с ними и глаза, переулок теперь показался тихим и спокойным.

Я стоял возле своего подъезда. Внимательно проверив, что за мной никто более не следит, я открыл дверь и вплыл внутрь. В квартире все оставалось как прежде, на кровати лежал мой блокнот, а отверстие в стене куда-то пропало. Я сел на кровать и уставился в темноту. Она казалась неоднородной, мерцала каким-то белесым туманом, а потом появились образы, и я провалился в сон.

Зря я уснул. Эта ночь тянулась долго, я неоднократно просыпался, и каждый раз мне снился один и тот же сон. Время в нем тянулось медленно, а образы были четкими, и это было страшнее всего.

Как-то меня пугали историями про сонный паралич, обычно я такие вещи близко к сердцу не принимаю, но эта тема почему-то меня тронула. Несколько ночей после услышанного я не мог нормально уснуть, периодически в моей голове всплывали мысли: а вдруг и со мной случится то же самое? Я пытался отгонять их разными способами, но ничего не помогало. Такое бывает – приклеится мысль, и уже сложно избавиться от нее. Чем больше ты стараешься убедить себя не думать об этом, тем чаще мысль всплывает. Проще всего заняться каким-то делом, и тогда мозг успокоится.

Но если вдруг мысль получила ассоциацию с каким-то местом, действием, ощущением, неважно, с чем именно, избавиться от нее будет гораздо сложнее. Ляжешь в кровать – вспомнишь, здесь уже нужно прибегать к тяжелой артиллерии – игнорировать мысль, не пытаться выкинуть ее из головы, никак на нее не реагировать.

Со времени той истории прошло уже около года, мысль ко мне не возвращалась, и я совсем забыл об этом явлении.

А сейчас мне… мне действительно страшно упоминать о нем. О сонном параличе. Страшно, потому что этой ночью я был в его власти.

Все началось с того, что мне снился какой-то типичный размытый сон, я помню лишь эмоцию – было грустно. И я проснулся. Глаза было тяжело открыть, но мне это не показалось странным. Комната выглядела как прежде, только немного мрачнее, все отдавало серо-каштановыми тонами, а из окон струился холодный лунный свет. Но освещение комнаты происходило из чего-то еще, какое-то слабое мерцание слегка колебало привычные очертания теней.

В комнате было пусто, но я обратил внимание, что стул повернут спинкой ко мне. Я четко помнил, что оставлял его в другом положении. Границы стула были размыты, они казались рваными, нечеткими, и будто бы слегка подрагивали, изменяя свое положение. Я закрыл глаза, чтобы снова уснуть. В голове заструились образы, но тут я услышал в комнате какой-то звук. Что-то упало. Звук был тихий, но ночь позволила мне его различить. Я вздрогнул, но никакого значения не придал, пытаясь и дальше провалиться в сон.

Мою руку обдал легкий холодок, а где-то в отдалении слышался шелест. Он исходил из-за занавески. Это было тяжело не заметить, но я обратил внимание слегка на другое – будто бы что-то, или кто-то нависло надо мной. В воздухе чувствовалась какая-то тяжесть, а тело мое ощущало на себе чьи-то взгляды. Это не было мыслью, я не думал об этом, я это просто понял. И открыл глаза.

Я сделал это ненамеренно, мне стало слегка страшно от того ощущения, и поэтому требовалось убедить себя в том, что комната по-прежнему пуста. Но она не была пуста. На меня смотрели чьи-то изможденные глаза, они совсем не моргали, а радужки будто бы слегка подсвечивались. Некоторые глаза бегали, нервно, непредсказуемо, а другие впились в меня цепким взглядом. Я хотел пошевелиться, но сделать ничего не мог – у меня были лишь глаза. Все мое тело находилось во сне, у меня не было с ним связи.

Силуэты каких-то людей стояли передо мной. Один из них, сгорбленный и сморщенный, стоял слева и неловко двигал рукой, повернув ладонь в мою сторону. Движение было очень резкое, прерывистое, а глаза этой фигуры продолжали смотреть на меня. Я подумал, что знаю, кто это, но вспомнить не мог. Силуэты все еще были скрыты тьмой, и я видел лишь их границы и мерцающие глаза.

Две другие фигуры стояли вплотную друг к другу прямо напротив меня, в отдалении, возле окна, они были совершенно неподвижны. Справа от них, но гораздо ниже, светились еще два глаза. Я видел лишь голову, все остальное было скрыто за спинкой кровати. Это была какая-то маленькая девочка, голова ее, украшенная косичками, была склонена на бок, а руки скрещены на груди, это мне удалось разглядеть, так как она стояла ко мне ближе всех.

Но в комнате была еще одна фигура, с тростью, она прислонилась к окну и медленно ударяла своим орудием в окно. Звук этот напоминал тяжелые капли дождя, бьющиеся о металлическую пластину.

Какое-то время они так и стояли на своих местах, я изо всех сил пытался закрыть глаза, пошевелить своими конечностями, но не мог ничего сделать. Я окаменел.

В комнате слышались лишь удары трости и звуки моего сердца, отчаянно колотившегося в моей груди. Я мог ощущать лишь легкую дрожь от его ударов. Мысли мои метались, я отчаянно пытался вспомнить, как мне проснуться, но память моя не работала. Мною владела паника, и я ничего не мог с собой поделать. Лишь наблюдать.

Девочка вдруг зашевелила руками, подергала плечиками и залезла на кровать. Она ползла ко мне, голова ее резко меняла свое положение, но глаза постоянно смотрели прямо на меня. Она смеялась. Ее голос раздался будто не в комнате, а в моей голове. Девочка подползла вплотную к моей голове и села сбоку. Я видел только часть ее лица и один глаз, мерцающий слабым зеленым светом. Чтобы посмотреть на другие силуэты, мне пришлось отвести от нее взгляд. Я ощущал ее дыхание рядом со мной, но снова взглянуть на нее я боялся.

Стул, стоявший ко мне спинкой, слегка повернули руки двух стоявших рядом фигур. Один из ни наклонился к стулу и что-то прошептал. Стул начал медленно раскачиваться, я не мог видеть, кто на нем сидел, но ни головы, ни свисающих из-под него ног видно не было.

Девочка, сидевшая справа от меня, слегка зашевелилась, я почувствовал это по ее дыханию – его звуки то отдалялись, то приближались ко мне. Видимо, она качалась из стороны в сторону. Из ее уст раздался тонкий детский голос. Это была песенка, слов я не понимал, но пела она очень красиво, кажется, это была латынь.

– Sal loti… Satanika estus…

– … Sedata flammis… amissa omnia…

Ее голос пробирал меня до костей, я чувствовал на себе ее взгляд, он обжигал меня. Когда она делала паузы, все силуэты вместе повторяли одно и тоже.

– Domus animae, salvabit animam eius.

Они приближались ко мне, медленно выплывая из мрака. Первая фигура стояла уже слева от меня, у самого изголовья кровати, и я чувствовал, что она вот-вот положит руку на мою голову. Чем ближе они придвигались, тем тяжелее становилось дышать – воздуха не хватало. На грудь мне что-то давило, все сильнее и сильнее, как будто кто-то сидел прямо на мне, но никого не было. Девочка пела все настойчивее, все громче, музыка эта была одновременно и красива, и ужасна.

Сердце мое было готово выпрыгнуть из груди. Я уже терял всякую надежду. Мне казалось, что это никогда не закончится, что я вечно буду в этой комнате вместе с силуэтами. Стул начинал раскачиваться все быстрее, а затем он упал, и раздался детский плач. Затем кто-то пополз по полу, движения были быстрыми и затихли, лишь оказавшись под кроватью. Прямо подо мной.

Девочка замолчала, а из-под кровати донесся сдавленный стон. Движение возобновилось, и чья-то костлявая рука, появившаяся снизу, схватила меня за ногу. Сначала с одной стороны кровати, потом с другой. Я этого не чувствовал, но увидел. Увидел, как эти руки хватают меня все крепче. Я не мог противостоять, не мог сделать ровным счетом ничего.

Не знаю, сколько времени способно человеческое тело находиться в таком сильном стрессе. Не знаю также, сколько времени должно пройти, чтобы человек сошел с ума от этого стресса. Но я был к этому близок, я это чувствовал.

Взгляд девочки справа от меня стал невыносим, я чувствовал, что скоро начну плавиться. Глаза невольно дернулись в ее сторону. И я увидел часть ее лица. Она нависала надо мной, сверля меня взглядом. Какая-то странная улыбка украшала ее лицо. Губы двигались, беззвучно произнося какие-то слова. Впавшие щеки, серая кожа, изрезанная царапинами, и глаза, огромные, но что-то в них было не так. Она склонилась еще ближе, и я увидел, что у ее глаз не хватает век, они были вырезаны, на их месте слегка поблескивали какие-то капли, и я понял, что темные подтеки на ее щеках – застывшая кровь.

Это лицо въелось в мою память, я даже сейчас помню его в мельчайших подробностях. Оно запомнилось, ведь это было последнее, что я увидел, затем глаза окутала тьма. В отдалении раздался чей-то крик, и я отключился, упал в обморок. Этот образ все еще стоит у меня перед глазами. Забыть его не получается. Меня сверлят ее глаза.

Я очнулся у себя в кровати, весь в поту, попытался встать, но мне не хватило сил. Так я приходил в себя несколько раз. Каждый раз от одного и того же сна. Каждый раз я пытался встать, но не мог. И каждый раз комната была пуста, а стул лежал на полу.

День третий. Дом Капитана Балма.

Капитан долго не мог прийти в себя, этот голос, вся эта обстановка… сильно выбили его из колеи. Он сидел в кресле и мирно покуривал трубку. Хоть Балм и собирался вздремнуть, но после разговора пропало даже малейшее желание ложиться.

– Что же это было? Неужели я сошел с ума… Или же он… Нет, это чушь. Еще немного и я начну разговаривать с призраками.

Капитан часто разговаривал сам с собой, так легче думается. Он задавал себе вопросы, а потом на них отвечал. Как-то раз ему сказали, что это расшатанные нервы, но Балм называл это тренировкой мозга. «Как могут те, кто не умеет разговаривать с собой, общаться с другими?», – так он обычно говорил. Тишина его раздражала, а работа шла лучше в постоянном монологе. «Сократ тоже говорил сам с собой, сначала нужно познать самого себя, так он это объяснял, и ничего, не спятил. Да и если человек хороший, чего бы и не поговорить».

– Нужно это забыть, и перейти к… – капитан поднялся с кресла, потянулся и вздохнул, – перейти к вопросам насущным. Так, билеты я заказал. Остановимся в отеле Виктория. Или… – раздался телефонный звонок, прервавший размышления капитана.

– Слушаю.

– Лесли, с отелем я разобрался. Девушка упертая, до последнего исполняла инструкции, но все же сдалась.

– И что удалось узнать?

– Постоялец, о котором ты спрашивал, покинул отель за несколько часов до твоего звонка, если точнее, около семи часов утра. С собой у него был только рюкзак, больше ничего. Худощавый, темноволосый, среднего роста, около двадцати лет, одет был в темно-синие джинсы и черную кофту, куртка серая. Под описание Саймона подходит идеально, но есть нюанс.

– И какой же? Это не он?

– Не совсем. Мне пришлось пригрозить девушке, чтобы она рассказала правду. В общем, парень пришел в отель без паспорта, или давать его не хотел. Девушка заселила его так. Представился он как Рафаэль де Валентен. Есть мысли по этому поводу?

– Не знаю, может, девичья фамилия матери, или какой-то герой.

– Это не так важно. Есть кое-что еще. Я спросил про номер, убирали ли его после того, как Саймон покинул отель. Девушка сказала, что, разумеется, номер уже убрали, как и положено, в нужный час. Но я надавил еще немного, и оказалось, что номер еще не убирали. Думаю, тебе это понравится.

– Да, может, что-нибудь и найдем. Но зачем же ты так грубо с девушками? Купер, именно поэтому у тебя и нет жены.

– Ты обходишься с ними мягче, Лесли, но и у тебя нет жены. Беру пример со старших.

– Жена у меня была, просто… не сошлись характерами. И она улетела куда-то на острова… Купер, понимаешь, сложно мне было изо дня в день возвращаться домой, в рутину. Наши отношения удерживала на плаву только работа и… Сара. Но и это не спасло. Не хватало мне свободы.

– Лесли, этот разговор не для телефонного звонка, оставим его для парочки кружек пива.

– Пары-тройки.

– А дальше как пойдет.

– Другой разговор, Купер, это мне уже нравится. Как только найдем Саймона. Будет что отметить.

– Только за Трейси приглядывай и держи меня в курсе.

– Будет исполнено, до встречи, Купер.

– Удачи.

Самый ближайший рейс, на который удалось купить билеты, отходил через четыре часа. Было время немного поспать. Тревога Балма слегка улеглась, и он последовал ее примеру.

Через три часа капитан уже двигался по улице к дому Трейси. Он написал ей сообщение, телефон она не брала, и надеялся, что девушка будет готова к его приходу. Балм поднялся на второй этаж и замер: перед порогом, в небольшой луже крови, лежала мертвая крыса. Входная дверь была слегка приоткрыта.

– Трейси, ты здесь? Трейси, – позвал капитан.

Ответа не было, тогда Балм открыл дверь, достал пистолет, и, аккуратно ступая, прошел внутрь. В квартире царил разгром: повсюду валялись какие-то коробки, битая посуда, на двери виднелась небольшая вмятина. Капитан медленно обошел всю квартиру, но никого не обнаружил. Тогда он достал телефон и набрал Трейси. Из соседней комнаты раздался сигнал. Балм прошел туда. Телефон валялся на полу под пустой полупрозрачной коробкой.

Капитан сбросил вызов и направился к выходу.

– В подъезде есть камеры, нужно получить запись. А еще пообщаться с соседями, может, они что-то видели.

Балм задумчиво крутил в руке телефон Трейси. Что произошло в ее квартире, воры? Но ценные вещи стояли на своих местах, а телефон остался в квартире. Капитан прекрасно знал, что молодая девушка могла расстаться с телефоном только в случае крайней необходимости. Произошло что-то странное. «Интересно, она хоть успела поспать?», – мелькнула в голове несвоевременная мысль.

Записи удалось получить только через полчаса, и снова это была заслуга Купера. Соседи мало что смогли прояснить. Только в двух квартирах в это время находились жильцы. В одной молодая мама с двумя маленькими детьми, в другой старушка. Первая сказала, что ничего не слышала из-за криков детей, был правда один момент, когда звук смог превозмочь крики, и девушка различила сильный удар. Она выглянула на площадку, но на ней было пусто. Крысы рядом с дверью Трейси она не заметила.

Старушка сказала гораздо больше, вообще, поговорить ей явно хотелось, и капитан внимательно ее выслушал. Записи еще добывал Купер, поэтому делать особо было нечего.

Капитан постучал в дверь пожилой дамы. Раздались негромкие шаги, старушка подошла к двери, но ее не открыла.

– Кто там? – спросила она.

– Капитан Балм, следственное отделение, – как можно менее официально ответил Балм.

– Ох, батюшки, полиция, – пробормотала старушка, и за дверью послышалась возня.

Дверь слегка приоткрылась, но все еще была заперта на щеколду, в проеме показалось маленькое лицо старушки.

– А точно из полиции? Ну-ка покажи удостоверение. А то выдумать то вы что угодно можете. Чай форма была бы на тебе.

Капитан слегка улыбнулся и протянул даме удостоверение. Старушка надела очки и внимательно взглянула на него. Удостоверение высунулось обратно, щеколда отворилась, и дверь распахнулась. Квартира была маленькая и уютная. Из кухни раздавался запах пирогов, а из комнаты доносились звуки включенного телевизора. Капитан прошел внутрь.

– Проходи, проходи. Будь как дома. Это ты про сорок седьмую квартиру спросить пришел? А я только вот пироги закончила стряпать. Ко мне должна была прийти подруга, а может и внук заглянет вечером. Ты проходи, проходи, – старушка быстро говорила, но капитан сумел различить почти все слова.

Голос у нее был приятный, она постоянно двигалась, и как только капитан зашел в квартиру, сразу же закрыла за ним дверь, подошла к шкафу и достала с нижней полочки тапки, затем взглянула на огромные башмаки капитана и взяла пару побольше. Проделала она все это так быстро, что капитан даже слегка растерялся. Потом он кашлянул и хотел было сказать, что, пожалуй, постоит на пороге, но потом смутился, взглянув на жизнерадостное лицо и начал снимать обувь. Он решил, что так будет гораздо более уважительно по отношению к старушке. Но и запах пирогов сыграл свою роль. Пахло сладко, то ли малиной, то ли какой-то другой ягодой, этого капитан еще не понял.

Тапочки оказались капитану в самую пору, он их надел и поблагодарил старушку за гостеприимство. Роста она была небольшого, худенькая, маленькая, голова ее была покрыта блестящими волосами, покрашенными в темно-рыжий цвет, на лице сияла легкая улыбка, глаза были голубые и, казалось, тоже улыбались. Капитан поймал себя на мысли, что забыл настоящую цель своего визита. Эта старушка гипнотизировала его своей энергий и будто сияла какой-то неистощимой внутренней красотой, хоть он этого и не мог знать, но чувствовал, ощущал это тепло всем своим существом.

– Спасибо, да. Вы что-то слышали? Подозрительные звуки, крики. Или кого-то видели?

– Я готовила пироги на кухне, слышу, стучит что-то, – она активно жестикулировала руками, а на лице ее отражался весь спектр прочувствованных эмоций.

Капитан невольно улыбался, глядя на нее. Было в ней что-то крайне притягательное. Это ощущение сформировалось в его мозгу в первую секунду, как он зашел в квартиру. Образ этой пожилой женщины, ее добродушный тон, облик квартиры и атмосфера, что царила здесь. Ощущение было необычное, раньше капитан такого никогда не испытывал.

Есть приятные люди, есть добрые, с некоторыми интересно и легко общаться, а здесь было все и сразу. Она притягивала к себе, от нее исходила положительная энергия, ее голос лился трелями летних птиц, а глаза излучали тепло. Капитану хотелось здесь находиться, хотелось слушать ее разговоры, продолжать с ней говорить. Есть места, которые просто не хочется покидать.

Балм понял, что задумался и пропустил большую часть ее рассказа. Пришлось попросить повторить. Старушка улыбнулась и с удовольствием рассказала все еще раз, снова приукрашивая историю эмоциями, словами и жестикуляцией. Балм совсем забыл представиться полностью и сделал это только после того, как она закончила, а потом спросил и ее имя.

Старушку звали Люси Офелин, ей было чуть больше восьмидесяти лет, но выглядела она максимум на семьдесят. Капитан удивился и удивления своего сдержать не смог, как не пытался, когда услышал о возрасте мадам Офелин. Балм оглянулся по сторонам, – к этому моменту старушка уже усадила его за стол, – и увидел рядом с собой, как и по всей квартире, идеальную чистоту. Пол сверкал, в воздухе пахло чем-то приятным, а квартира так и блистала под заботливыми руками мадам Офелин.

Она рассказала о том, что услышала какие-то посторонние звуки и крики из квартиры Трейси, пока пекла пироги. Тогда она выскочила в коридор и заметила, что дверь в квартиру девушки приоткрыта. Она уже собиралась звонить в полицию, но из квартиры выбежала Трейси и покинула дом. Мадам Офелин она не заметила, но, судя по рассказу последней, Трейси была не совсем в порядке. Она дрожала и двигалась очень нервно. Но мадам Офелин этому значения не придала, решив, что девушка просто куда-то опаздывает. Из квартиры больше никто не выходил, старушка постояла еще несколько минут и вернулась к себе. Что дверь осталась приоткрыта, она не заметила – со стороны ее двери этого увидеть было нельзя.

– Потом еще раздался какой-то шум, грохот, но я не уверена, что это происходило в квартире Трейси, ведь она покинула дом, и я решила, что звуки доносятся из соседней квартиры. Знаешь, там живет такой подозрительный тип. Постоянно громко включает музыку и иногда что-то кричит, – сказала мадам Офелин.

– Угу. А когда вы выглянули в коридор, рядом с дверью ничего не лежало?

– Нет, там все было как обычно.

– Может, вы не заметили, все же квартира Трейси находится на другой стороне площадки, – аккуратно спросил Балм.

– Зрение у меня хорошее, – она задумалась, – если бы там что-то лежало, я бы обязательно заметила. Как-то раз я стояла у окна, ждала гостей. Погода была хорошая, и я вышла на балкон. В такую-то погоду побыть на балконе за счастье. И представляешь, различила всех своих гостей c другого конца двора. Но то я в очках была, – добавила мадам Офелин и мягко рассмеялась. – А в другой раз и на часах время не вижу, а часы у меня, знаешь, теперь другие, раньше с кукушкой были, старые, красивые, в другой комнате висят, но сломались, а я их даже и снять не могу, тяжелые заразы. А так приятно под них засыпать было, – она вздохнула и продолжила свою историю.

Капитан внимательно ее слушал, но в какой-то момент сбился и просто наслаждался ее историей, изредка слыша лишь отдельные слова. Здесь, в этой квартире, он приходил в себя. Все проблемы пропадали, это было место без времени, укрытое и защищенное убежище, в котором царили мир и спокойствие. Мадам Офелин говорила свободно и легко, ничего не скрывая и не тая, выражая и все свои мысли, и все эмоции. Хоть Балм и был с ней знаком всего несколько минут, но этот ее свободный тон, эта простота и добродушие в ее приятно звенящем голосе его покорили. Он понял, что одна из причин крылась именно в доброте и открытости мадам Офелин, но другие понять не мог. Все остальное было на уровне ощущений.

– То есть, Трейси покинула квартиру? А вы не заметили, в какой она была одежде? – спросил Балм.

– О, одета она была в какое-то платье, вроде бы темно-зеленое, а сверху накинула куртку. Легкая такая курточка, бежевая и короткая. В такой и простудиться недолго, она ведь совсем ничего не закрывает, но молодежь… ей бы только нарядиться.

Капитан слегка кивнул.

– А наша Трейси такая красавица. Каждый раз на нее любуюсь, и волосы такие густые, красивые, и фигура у нее замечательная, любая одежда сидит прекрасно. В ее то годы и я так наряжалась, и меня когда-то считали красавицей, а теперь… ничего уж и не осталось, – с легкой грустью в голосе закончила мадам Офелин.

Точнее сказать, капитан думал, что она закончила, и уже было хотел спросить ее о Трейси, но старушка улыбнулась и вновь начала болтать.

– Она с тобой в полиции работает? Ну и как, все у нее получается? Может, тебе пирожков принести? А то голодный, небось. Я их много напекла.

Балм не успевал за ее мыслями, только он отвечал на один вопрос, как появлялось еще несколько, а мадам Офелин уже перескакивала на другую тему.

– Я, наверное, пойду, нужно найти Трейси. А то и так уже засиделся, не буду мешать, – сказал Балм.

– Ну что ты, совсем не мешаешь, может тебе пирожков на дорожку? С малинкой.

Капитан слегка колебался, от пирогов бы он не отказался, но сидеть здесь, пока Трейси неизвестно где, было бы не слишком красиво по отношению к ней. Но и пироги брать с собой у такой добродушной хозяйки ему не хотелось, он бы с удовольствием посидел еще, но при других обстоятельствах.

Балм уже собирался уходить, но вдруг раздался звонок на мобильный. Капитан быстро его достал и взглянул на экран: звонил Купер. В голове его мелькнула надежда, что он сможет остаться у мадам Офелин на пироги.

– Слушаю, – сказал Балм.

– Лесли, в общем, записи будут чуть позже, обещали прислать их через час. Трейси нашлась, она пришла в отделение, чувствует себя нормально.

– Она не ранена?

– Нет, в полном порядке, сказала, что в квартире произошло что-то странное, она испугалась и убежала.

– А что именно?

– Не говорит, сказала, ей нужно прийти в себя. Сидит, пьет кофе. Ты заканчивай свои дела и приходи к нам. Как раз и записи будут.

– Понял.

– А, еще кое-что. Погоди секунду, – Купер отвернулся от телефона и с кем-то разговаривал.

– Да, сейчас сама ему скажешь, – раздался голос Купера, видимо, он передавал телефон Трейси.

– Купер? – спросил Балм.

– Капитан, это Трейси, хотела вас кое о чем попросить. Возьмите мой телефон и куртку. И заприте квартиру. Запасные ключи лежат на верхней полке, рядом с гардеробом.

– Хорошо.

– Вы ведь еще там?

– Да, я расспрашивал о случившемся мадам Офелин. Прекрасная у тебя соседка.

– О да, она замечательная, но вы поаккуратнее, за час вряд ли получится от нее уйти, – весело сказала Трейси.

Но капитан почувствовал в ее голосе нотки тревоги – она еще не отошла от случившегося. Вот только что случилось? И захочет ли она об этом говорить. Было ли что-то общее между тем разговором в его квартире и этим происшествием? Это лишь предстояло выяснить.