
Полная версия
Парча из дзэнских лоскутов
– Стой! – завопил Нобутаро, – ты моя повозка и должна меня слушаться!
Повозка резко затормозила, и Нобутаро довольно захлопал в ладоши. Когда мы догнали наш сухопутный Фунаюрэй, Нобутаро уже сурово отчитывал повозку как самурай провинившегося вассала. Повозка что-то отрывисто проскрипела, и Нобутаро с виноватым видом повернулся к нам:
– Сакэ хочет, – развёл руками он.
– А, может, ей ещё танец гагаку сплясать? – ехидно поинтересовался Дракон.
– А зачем повозке сакэ? – удивился я, – и чем она его пить будет?
– Капризничает, – подвёл итог Ледяной Монах, – пора на дрова пилить.
После чего повозка вздрогнула и попыталась спрятаться за спиной Нобутаро.
– Эй, эй, потише! – занервничал Рыба, – тут же я внутри! Если вы меня опрокинете, император может разгневаться!
При упоминании имени императора повозка нервно дёрнула колесом, и Нобутаро вознёсся над дорогой. Правда, ненадолго. При приземлении он примял редкие кустики хаги.
– Наму мёхо рэнгэ кё! – донеслось из кустов.
Мы несколько оторопели.
– Он что, головой о камень просветлился? – озадаченно спросил Дракон.
– Это не он, – решительно произнёс Ледяной Монах и направился было посмотреть, что там происходит, но тут кусты затрещали, и появился озадаченный Нобутаро, держа в руках округлый белый предмет, нараспев читающий лотосовую сутру.
– Не было печали, купила гейша сямисэн, – скривился Рыба.
– Я тебе за сямисэн хвост откушу, – многозначительно пообещал Дракон, но Рыба даже
не стал препираться и скрылся за занавеской.
– Позвольте представить, – поклонился Ледяной Монах, – череп легендарного монаха Сюнтэя.
– А он говорить может? – спросил я.
– Нет, – ответил Ледяной Монах, – только читать сутру.
– Всё время? – ужаснулся Дракон. Ледяной Монах кивнул. Нобутаро, аккуратно пристроив череп на придорожном камне, скрылся в повозке.
– Отнесём обратно? – предложил Дракон.
– Бесполезно, – ответил Ледяной Монах, – он теперь от нас не отстанет.
– И что нам теперь делать? – уставились мы с Драконом на Ледяного Монаха.
– Придётся нести его до Камакуры, может, там монахи его приютят…
По предложению Дракона череп был пристроен на переднюю оглоблю между воздушными змеями, которые, явно внимая священным словам, бодро взвивались в небо. Дорога до Камакуры обещала быть весёлой… По крайней мере, помечтать-то я мог…
Глава 20
Пьёт свой утренний чай
Настоятель в спокойствии важном.
Хризантемы в саду.
Мацуо Басё
Всю дорогу череп развлекал нас лотосовой сутрой. Все попытки избавиться от черепа
или заставить его замолчать потерпели неудачу. Предложение Дракона набросить на череп кусок ткани не нашло отклика, и только Ледяной Монах заметил, что череп – это не канарейка, и что он привычен к темноте, а, кроме того, ему безразлично, слушает его кто-нибудь или нет, он просто вещает и всё. Карма у него такая. Предложение закопать череп на близлежащем кладбище вызвало определённый энтузиазм и даже было исполнено, но, не успели мы устроиться на обочине, чтобы отметить похороны неупокоенного доселе фрагмента Сюнтэя, как прибежал здоровенный детина, назвавшийся смотрителем кладбища и пообещал написать жалобы и сёгуну, и императору, потому что наша компания подрывает его авторитет, и что череп мы подбросили исключительно
из вредности для воскрешения покойников, каковые уже выбираются из могил, пугая окрестных крестьян. Мы попытались утопить череп в реке, но к нам пожаловала делегация каппа
и торжественно поклялась закормить нас до смерти огурцами, если мы не прекратим бросать в реку всякую говорящую гадость. Нобутаро было предложил подкинуть череп в весёлый квартал,
и даже взялся собственноручно это исполнить, но потом нам пришлось убегать от целой толпы разгневанных самураев, которые грозились поотрубать нам все выступающие части тела тупыми мечами, дабы нам неповадно было лишать их законных удовольствий. Мы попытались утопить череп в фуро, но Рыба в категоричной форме выразил протест, дескать череп пускает пузыри,
и Рыбе от этого щекотно. И даже простые попытки выкинуть череп не помогли – он просто-напросто катился за нами. Ледяной Монах не принимал участия в наших попытках избавиться от этого зловредного предмета, поскольку, по его утверждению, он как монах ничего против лотосовой сутры, особенно читаемой столь благозвучным голосом, не имеет.
– Хорошо ему, – канючил Дракон, – а у меня уже голова болит, и блохи нервничают, у них же режим дня, им сейчас спать надо.
– А ты им скажи, что это такая специальная буддийская колыбельная, – добросердечно посоветовал Нобутаро, и затянул тоненьким голоском: – спят усталые драконы, блохи спят…
– Ты его нашёл, ты и успокаивай! – обиженно зашипел Дракон и отстал на безопасное расстояние. Вскоре к нему присоединился и я, и весь оставшийся путь до Камакуры мы с ним провели в блаженной тишине.
К Камакуре мы подъехали на рассвете. И тут из-за поворота нам навстречу показался знакомый ужё силуэт, похожий на копну рисовой соломы.
– Отдайте бадейку, злодеи! – на удивление трезвым и плаксивым голосом затянул он.
Мы с Драконом переглянулись. Перед нами замаячил выход: живьём брать демона.
– Вот твоя бадейка! – с радостным воплем Дракон схватил череп и нахлобучил его на голову обалдевшего сёдзё.
– Наму мёхо рэнгэ кё! – громовым голосом проревел череп. Сёдзё издал странный звук
и исчез.
– Банзай! – завопил Дракон, – получилось!!!
– А что сейчас будет происходить в покоях князя Эмма… – задумчиво произнёс Ледяной Монах, – как бы нас не обвинили в потрясении основ мироздания. Это будет хуже, чем пьяный борец сумо в гончарной лавке. Ну да на всё воля Будды.
Довольные, что избавились от настырного черепа, мы двинулись прямо в храм. В лучах восходящего солнца статуя Большого Будды довольно улыбалась, и три сотни монахов благоговейно отчищали её от мирской пыли шёлковыми тряпочками. Пятьсот монахов хором читали нараспев сутру лотоса. Дракон сдвинул парик на затылок и завыл «Наму мёхо рэнгэ кё!», подражая монахам. Пение резко смолкло, и монахи повернулись к нам.
– Кажется, сейчас будут бить, – прошептал Нобутаро, – и, возможно, ногами…
Но его опасениям не суждено было сбыться. Монахи, потарщившись на нас положенное время, почему-то возликовали, и, окружив Дракона, принялись кланяться и робко подталкивать его к статуе Большого Будды. Тут же появился настоятель и объяснил нам причину такой радости монахов: оказывается, существовало пророчество о том, что когда сутру лотоса прочитает
не-человек, статуя Большого Будды оживёт и будет разговаривать с послушниками. Дракон же превратился в центр внимания. Монахи натащили ему охапки хризантем, и он блаженствовал.
– Отлично, – прошептал мне на ухо Ледяной Монах, – пока они будут отвлечены, мы достанем свиток.
Однако мы ничего не успели сделать, как сам настоятель важно пригласил нас принять участие в утренней беседе. Отказываться было невежливо, и мы прошли в трапезную. Нас усадили на почётные места, Фуроко-сан удостоился того, что ему налили полное фуро чая, благо,
не горячего. Со двора доносился прочувствованный рёв Дракона «Наму мёхо рэнгэ кё!», настоятель важно перебирал чётки, Нобутаро утащил со столика поднос со сладостями и, спрятавшись за фуро, довольно чавкал.
– Сказано было древними: молитесь, и воздастся вам, – после продолжительного молчания молвил настоятель.
– А то! – подал голос Нобутаро.
И тут я обратил внимание на голову настоятеля, точнее, на его бритую макушку, которая сверкала подобно глади озера Бива в ясную погоду. «Уж не тот ли это знаменитый лысый парик?» – подумал я. И тут, словно прочитав мои мысли, Ледяной Монах обратился к настоятелю:
– Некоторое время назад, когда мы были в Киото, мастер, живущий в воротах Расёмон, просил передать вам, что ваш заказ готов.
– Чудесно! – обрадовался настоятель и, перехватив мой взгляд, добавил: – все мы несовершенны, но очень не хочется быть такими… Пожалуй, я расскажу вам одну историю. Один из дзэнских патриархов как-то заметил, что у одного из монахов макушка сверкает ярче,
чем у остальных. И спросил патриарх у монаха: «Отчего твоя голова отличается от голов твоих собратьев?». И ответил ему монах, что каждое утро, вознеся молитвы пресветлой тысячерукой Каннон, он берёт простой деревянный гребень и в течение целой стражи причесывается, думая
при этом исключительно о грядущем совершенстве всего сущего. «Но зачем?» – вопросил патриарх, – «ведь голова твоя такая же гладкая, как зеркало богини Аматэрасу». «Причесать волосы может каждый» – с лучезарной улыбкой ответствовал монах, – «а вот причесать лысину дано не всякому». И задумался патриарх, и почесал свою бритую макушку, и собрал монахов, и спросил: «Что монах видит там, где мирянин видит лысину монаха?»
– А што шталось ш тем монахом? – с набитым ртом прошамкал Нобутаро.
– Он перед вами, – скромно сказал настоятель.
В это время рёв Дракона прервался, а со двора донёсся шум и знакомое по прошедшей ночи гудение сутры лотоса. Мы повскакивали со своих мест, настоятель с растерянным видом стал крутить по сторонам своей круглой головой, а Нобутаро чуть не опрокинул фуро с чаем.
– Что это? – спросил настоятель.
– Это один наш знакомый сёдзё пожаловал, – ответил ему Ледяной Монах, – кажется, его опять выставили из преисподней. Уже второй раз за последнюю неделю.
– Сёдзё? В моём монастыре?! – взвыл не своим голосом настоятель и, схватив патриарший посох, резво побежал к статуе Дайбуцу. Мы, естественно, поспешили за ним.
– Святотатец! – гремело на весь двор, – как ты посмел завладеть священным черепом монаха Сюнтэя?
«Похоже, настоятель практикует дзэн патриаршего посоха» – подумалось мне. Действительно, настоятель, размахивая посохом, гонял по монастырскому двору несчастного сёдзё, на голове у которого бесстрастно завывал лотосовую сутру череп.
Избиение остановил Ледяной Монах, перехвативший посох настоятеля. Раздался треск, и две половинки посоха покатились с весёлым стуком по монастырским плитам.
– Остановитесь! – приказал Ледяной Монах. Сёдзё, всхлипывая, подбежал к нему и уткнулся черепом в его колени.
– Помогите, – всхлипнул он, – я вам даже бадейку подарю, только снимите с меня ЭТО,
не могу я больше… Меня даже из ада выгнали, некуда мне податься теперь!
Я представил себе изгнание сёдзё из преисподней за неумышленное чтение Сутры Лотоса
и меня разобрал смех. Тем временем Ледяной Монах снял с головы сёдзё череп и передал его настоятелю.
– Вот вам священная реликвия, – сказал он, – а вот раскаявшийся грешник, который в конце концов постигнет дзэн алмазной лысины и совершит много славных деяний во славу Будды Амиды! – и с этими словами подтолкнул ошалевшего сёдзё к настоятелю.
– Куда бы нам поместить эту реликвию? – вслух задумался настоятель, но в это самое время Дракон взял у него из рук череп и увенчал им голову статуи Дайбуцу. Дайбуцу блаженно растянул губы в улыбке и чихнул. Из его ноздри вылетел свиток, который был перехвачен Драконом. Дайбуцу склонил голову набок и звучным голосом пророкотал:
– Приветствую вас, стремящиеся к просветлению!
– Чудо! – разом выдохнули монахи, а настоятель склонился перед Драконом до земли
и преподнёс ему чудесный золотой гребень.
– Вы всегда будете желанным гостем в нашем храме, а эту безделушку мы дарим Вам как символ нашего дзэн. – произнёс он и загадочно улыбнулся.
Дракон просто расцвёл и, тут же вытащив откуда-то самую свою лучшую блоху, принялся умильно расчёсывать её паричок. Блоха тут же сподобилась просветления и запищала молитву, после чего мы все были приглашены на торжественное богослужение в честь исполнения очередного пророчества.
Монахи приготовили нам прощальную трапезу, после которой мы торжественно приняли участии в пострижении сёдзё самим Дайбуцу.
– Куда теперь? – спросили мы у Ледяного Монаха по окончании торжеств.
– На Фудзи, куда же ещё? – пожал плечами тот.
Глава 21
Порывистый Листобой
Спрятался в рощу бамбука
И понемногу утих
Мацуо Басё
На Фудзи мы отправились неполным составом. Монахам не составило труда уговорить Дракона погостить у них в храме ещё денёк-другой. Кроме того, он обещал лично проследить
за перевоспитанием сёдзё из демона в монаха.
– Это будет моя месть лично князю преисподней и всем десяти тысячам демонов, – заявил Дракон, – за брата.
– Так вроде ж мы твоего брата уже спасли, – удивился я.
– И, кроме того, демоны могут этого не оценить, – добавил Рыба, которому уже сменили
в фуро чай на обычную воду, по этой причине он был настроен весьма благодушно, – ты ещё Конфуция разбуди…
– Конфуция будить нельзя, – заявил Дракон, – потому что я ему всё-таки снюсь. Если он сейчас проснётся, то меня здесь не будет, а мне хотелось бы знать, чем всё закончится. А то, когда он
в следующий раз уснёт, окажется, что о нынешних временах уже никто и не помнит…
– Демоном больше, демоном меньше, какая разница? – философски произнёс в пространство Нобутаро.
– Хуже не будет, – сказал Ледяной Монах, – пусть остаётся. Но с условием: к горе Фудзи чтоб прибыл без опозданий.
– Договорились, – подозрительно быстро согласился Дракон и скрылся за оградой храма, откуда тут же послышались восторженные возгласы монахов и довольное гудение сутры лотоса
на два голоса: Дайбуцу вместе с Драконом давали показательное выступление.
Без Дракона и впрямь было как-то спокойней. Рыба, которому не с кем было пререкаться, безмятежно дремал в фуро, Нобутаро исправно правил повозкой, насвистывая какую-то песенку, Ледяной Монах по большей части молчал, а я любовался открывающимся перед нами пейзажем. Мы только и делали, что прокладывали себе дорогу среди тростника и мисканта, то по холмам,
то по равнинам. Окрестные горы были подобны богато изукрашенным ширмам.
А в противоположной стороне – море. И побережье, и набегающие волны очень красивы. Летом здесь словно парча настелена, местами узор ярок, местами поскромней – это цветут японские гвоздики. Сейчас уже конец осени и их не видно. Однако кое-где всё же ещё остались россыпи этих цветков – печальная краса… Река Фудзигава несёт свои воды с горы Фудзи. Вода здесь необычная, она течёт так быстро, и так бела, словно это густо сыплется рисовая мука. Моему восхищению
не было предела. В этих краях находится гора Фудзи. Нигде на свете больше нет другой такой горы, как эта. Необычен и силуэт её, и то, что она словно раскрашена тёмно-синей краской, а сверху
на ней лежат снега, которые не растают вовек. Это выглядит так, словно гора надела лиловое платье и накинула сверху белый кафтан «акомэ». На вершине гора немного срезана, и оттуда поднимается дымок, а вечером мы видели, что там горел и огонь.
Наше мирное путешествие было прервано самым жестоким изо всех возможных способов. Первым опасность заметил Нобутаро. В какой-то момент он оборвал песенку и начал настороженно оглядываться по сторонам.
– Что случилось? – поинтересовались мы с Ледяным Монахом.
– Странно как-то, птички не поют, лягушки не квакают, и даже кроты куда-то делись… Нет тут никого, никого не слышу. Не иначе, сам Князь Эмма где-то неподалёку бродит. Или хуже того…
И тут мы увидели ИХ.
– Сборщицы Чайных Листьев! И МОЯ жена во главе отряда, – не своим голосом завопил Нобутаро, – придётся спасаться бегством!
Семейные проблемы Нобутаро нас не особенно тревожили, но, преграждая нам путь,
на дороге стояла толпа женщин в ярких кимоно под предводительством сморщенной старухи разбойного вида.
– Пазалаты ручку, дарагой, – как клещ вцепилась она в рукав Нобутаро, хищно оглядывая фуро, – ты мне много денег должен за мою загубленную жизнь!!!
Нобутаро затравленно завертел головой и охнул. Я оглянулся. Сзади стояла точно такая же толпа, но только без старухи.
– Засада! – прохрипел Нобутаро и скомандовал повозке: – Дави их!
Из повозки мигом высунулись два плавника и я плюхнулся в фуро. Рыба яростно что-то рисовал. Услышав команду, повозка рванулась вперёд, разметав Сборщиц Чайных Листьев
по придорожным канавам, и на меня плюхнулось что-то мягкое, похоже, что мешок, один из тех,
с которыми стояли на дороге Сборщицы. Надо бы туда заглянуть после того, как оторвёмся
от преследователей.
– А где Ледяной Монах? – отфыркиваясь, спросил я.
– Догонит, – лаконично ответил Рыба, не переставая рисовать, – тем более, что в фуро ему нельзя, мы же не собираемся пока умирать…
Наша повозка неслась с невообразимой скоростью. Я осторожно выглянул: нас преследовали, причём молча, что было самым страшным. Расстояние между Сборщицами
и повозкой медленно, но неуклонно сокращалось. И тут Рыба закончил рисовать и кинул на дорогу своё творение, из которого мгновенно начали выбираться Сборщицы Горных Бататов – заклятые враги Сборщиц Чайных Листьев. Увидев друг друга, оба враждующих клана сборщиц кинулись друг на друга. Нобутаро от радости подскакивал и довольно потирал ручки.
– Один-ноль в пользу Сборщиц Горных Бататов! – кричал он.
Зрелище действительно стоило того, чтобы им любоваться. Даже Рыба высунулся из фуро
и с удовольствием наблюдал за побоищем. Между тем, Сборщицам Чайных Листьев приходилось несладко: с тыла к ним приближались Сборщицы Первого Снега. Ледяной Монах явно позаимствовал идею у Дракона с его блохами. Почувствовав, что силы явно неравны, Сборщицы Чайных Листьев позорно покинули поле битвы, оставив на дороге несколько мешков.
– Победила дружба! – торжественно провозгласил Нобутаро и пошёл собирать трофеи. И тут я вспомнил, что один из мешков уже лежит в фуро, и мы с Рыбом решили заглянуть внутрь. Внутри что-то шевелилось и кряхтело. Когда мы развязали узлы, на нас выглянули два больших красных глаза, а потом что-то метнулось в сторону зарослей бамбука.
– Что это было? – спросил я.
– Похоже, это Порывистый Листобой, естественный враг Сборщиц Чайных Листьев, – почесал спинной плавник Рыба.
– Мог бы и поблагодарить за спасение, – пробормотал я, – похоже, вежливость не числится
в списке его добродетелей…
Но тут появился донельзя довольный Нобутаро с трофеями.
– Неплохо прибарахлились, – хвастливо заявил он, высыпая из мешка добычу.
– Мародёр, – заявил Ледяной Монах, но Нобутаро так был поглощён созерцанием своих сокровищ, что не обратил не эти слова никакого внимания. И действительно, всех заинтересовало содержимое мешка Сборщиц. Чего там только не было! Сандалия третьего патриарха, веер тэнгу, свёрнутое в трубочку рисовое поле, несколько Полосатых Палок, сверчок в золотой клетке, речные камни, деревянный пестик, обезьяньи халаты, глаз ястреба, четыре простые чашки, скорлупа каштана, тёмные статуи Будд, подушка из травы, жареные жаворонки, а также печальная радужная блоха. Пока мы созерцали эту груду, я вдруг почувствовал, как кто-то деликатно дёргает меня
за хакама. Обернувшись, я увидел Порывистого Листобоя, который, застенчиво улыбаясь, протянул мне какой-то свиток.
– Спасибо! – пропищал он, и убежал, только стебли бамбука качнулись.
– Скоро будем открывать библиотеку, – обречённо вздохнул я.
– Что там написано? – тут же подскочил любопытный Нобутаро.
Я опасливо развернул свиток, предчувствуя, что прочту очередной список с лотосовой сутры, но ошибся. «Всё, что сделано предъявителем сего, сделано на благо Ямато». Больше всего меня поразила скромная подпись «Князь Преисподней Эмма» и размашистая загогулина в нижнем углу.
– Князь Эмма за нас! – радостно заметил Нобутаро и добавил: – сюрприз.
– Кажется, это про нас, то есть приказ о нашей поимке, – повертев в руках свиток, задумчиво произнёс Ледяной Монах, – или казни. Впрочем, на Фудзи мы всё равно пойдём. Нам без Суши-сана никак не обойтись.
– А кто такой Суши-сан? – спросил я.
– Это самый смелый повар и самый храбрый кулинар во всей Ямато! – ответил Рыба, – он умудрился приготовить сасими из желчного пузыря рыбы фугу, да так, что сам божественный микадо ел да нахваливал, аж за ушами трещало. Он даже меня приготовить может! – гордо заявил он.
– Так, значит, хороший обед нам обеспечен? – оживился Нобутаро, – так что же мы ещё ждём? Вперёд на Фудзи! – с этими словами он побросал, несмотря на протесты Рыбы, добычу в фуро, посадил блоху на крышу повозки, и наша процессия двинулась к подножию горы.
Глава 22
Ты ползи, ползи,
Веселей ползи, улитка,
По склону Фудзи!
Кобаяси Исса
У подножия Фудзи нас уже ждал довольный Дракон. При виде него Рыба чуть не выпрыгнул от возмущения из фуро, а Нобутаро просто открыл рот, да так и застыл, не в силах даже смеяться. Похоже, удивился даже Ледяной Монах. Я попытался сложить подходящее к случаю хокку, но слова не шли с языка. Похоже, что я утрачиваю поэтический дар… На Драконе красовалось новое шёлковое кимоно небесно-голубого цвета, расшитое золотыми карпами с выпученными красными глазами и злобно ощеренными зубами. Сидя под расписным зонтиком, он обмахивался расписным веером и разглядывал свои позолоченные когти. На его ногах красовались малиновые гэта. Но самым удивительным был всё-таки не Дракон.
– Мама… – только и смог вымолвить Нобутаро, прежде чем повалиться на землю. Повалившись, он на четвереньках заполз под повозку и закряхтел от смеха. Дракон наслаждался музыкой. Сводный оркестр радужных блох в паричках и миниатюрных гэта с подковками исполняли на маленьких сямисэнчиках весёленькую мелодию.
– Песня священного карпа, родившего радужную блоху! – похвастался Дракон, – сам написал. Казалось, Рыбу хватит удар. Нобутаро, не в силах больше сдерживаться, заполз под повозку. Блохи продолжали самозабвенно наяривать мелодию, не забывая при этом притопывать ножками. Часть из них и вовсе побросали музыкальные инструменты и пустились в пляс вокруг фуро.
– Смотрите, под хоровод не попадите, – добродушно предупредил Дракон, – а то тут одного уже затоптали…
Единственным членом нашей компании, не удивившимся, но обрадовавшимся, была радужная блоха. Резво спрыгнув с крыши повозки, она поскакала к Дракону, который при виде неё совсем разомлел.
– Ах ты, моя прелесть, – засюсюкал он, отчего Нобутаро под повозкой душераздирающе завыл, – сейчас мы тебя оденем, обуем, накормим и научим нашей песне!
Я потихоньку приложился к бадейке, после чего в голове несколько прояснилось, и я предложил Рыбе не обращать внимание на встречу родственников, а лучше подумать, каким образом мы будем взбираться на гору.
– От глупости нет лекарства, – презрительно глядя на Дракона, заявил Рыба и тут же потребовал, чтобы дорогу на Фудзи ему выложили малиновыми циновками. Ну или на худой конец алыми. Но тут вмешался Ледяной Монах.
– Вы лучше подумайте, как мы будем затаскивать фуро по склону, – сказал он, – улитки, которые ползают вверх-вниз по склону, его не вытянут, они не гужевые!
– А мы на Драконе поедем, – возразил Рыба.
– Мне фуро таскать нельзя, я повелитель блох, – отказался Дракон, после чего они начали яростно спорить, кому что можно и чего нельзя. Рыба вцепился в драконий парик и даже выдернул из него несколько прядей. Дракон не остался в долгу и в ярости опрокинул фуро, чуть не задавив при этом Нобутаро. Блохи, побросав сямисэнчики и достав маленькие, но угрожающего вида катаны, похожие на зубочистки, начали приближаться к беспомощно извивающемуся в дорожной пыли грязному Рыбе.
– На сасими покрошим! – тоненькими голосками скандировали они.
Нобутаро кинулся на защиту Рыбы, тщетно пытаясь придать ему вертикальное положение. И тут снова вмешался Ледяной Монах.
– Всем остыть, – тихо приказал он, и от этих слов действительно повеяло ледяным холодом. Блохи мигом присмирели, Дракон принялся причитать, что ему ни за что ни про что испортили новое кимоно, Нобутаро же пытался затолкать фуро обратно в повозку. Поверженный Рыба только обиженно хватал ртом воздух. В морозном воздухе тихо кружились снежинки. После того, как худой мир всё-таки был восстановлен, а Рыба водворён обратно в несколько покосившееся фуро, мы все стали думать над вопросом, как же доставить Рыбу на вершину Фудзи. Это действительно оказалось проблемой. Улитки действительно не смогли сдвинуть фуро с места, после чего наотрез отказались тащить его на вершину. Само по себе фуро въехать не могло, несмотря на все уговоры Нобутаро. Толкать его перед собой было бы чистой воды безумием. Рыба было предложил запрячь в повозку блох, но, наткнувшись на кровожадный взгляд Дракона, замолчал. И тут меня осенило: ведь среди трофеев, подобранных на поле боя со сборщицами, был веер тэнгу, который, как всем известно, обладает волшебным свойством увеличивать или уменьшать предметы. Дело осталось за малым – уговорить Рыбу и повозку уменьшиться. День ещё не закончился, когда Рыба согласился на наши уговоры, затребовав, правда, себе в качестве компенсации за причинённые неудобства четыре простые чашки, деревянный пестик и обезьяний халат. Поначалу он ещё хотел сверчка в золотой клетке, но общим голосованием было решено сверчка выпустить, а клеткой заплатить улиткам. Сказано – сделано, и с утра, оседлав улиток, мы двинулись к вершине Фудзи. К часу Чёрного Солнечного Зайца мы достигли вершины.