Черный крестоносец

– Здесь, – почтительно произнес он, – была раскрыта тайна Полинезии и полинезийцев. Именно в этом месте мы обнаружили первые топоры и каменные пестики со ступками и совершили величайшее археологическое открытие нашего поколения. Согласитесь, здесь ведь есть о чем задуматься, мистер Бентолл?

– Без сомнения. – Я воздержался и не стал уточнять, о чем думал в тот момент. Вместо этого я дотронулся до каменного выступа, который оказался мокрым и скользким на ощупь и без каких-либо усилий отделился от стены. Я не смог скрыть своего удивления. – Какая мягкая порода. Похоже, кирка или пневматический перфоратор справятся с ней не хуже взрывчатки.

– Так и есть, мой мальчик, так и есть. Но как разобраться с базальтом, если из инструментов у вас только кирки и лопаты? – весело спросил он. – Тут уже совсем другое дело.

– Об этом я не подумал, – признался я. – Конечно, ведь лава здесь все накрыла. А что вы обнаружили в базальте? Посуду из керамики и камня, рукоятки топоров и тому подобное?

– И это лишь немногие из наших находок, – кивнул профессор и после паузы добавил: – Честно говоря, в отличие от среднестатистического торговца, я выставляю в витринах только самый плохой товар. То, что вы видели у меня дома, всего лишь безделушки, сущий пустяк. У меня есть парочка тайников, но я ни словом не намекну вам, где они находятся. И вот там скрыта поистине фантастическая коллекция полинезийских реликвий эпохи неолита, которые потрясут научный мир. Можете не сомневаться!

Он пошел дальше, но вместо того, чтобы пересечь пещеру и отправиться вдоль электрического кабеля к туннелю, куда он вел, профессор включил фонарик и свернул в первый туннель справа от него, указывая на те места, где были обнаружены полинезийские реликвии. Он остановился перед особенно большим разломом в известняке:

– А отсюда мы вытащили бревна, из которых был сложен старейший деревянный дом на планете. Он сохранился в почти идеальном состоянии.

– И сколько же ему лет?

– Почти семь тысяч, – не задумываясь, ответил профессор. – Ван Дюпре из Амстердама приезжал вместе с журналистами и заявил, что ему всего четыре тысячи. Но разумеется, он просто дурак.

– Как вы оцениваете возраст находок? – с любопытством спросил я.

– Благодаря опыту и знаниям, – невозмутимо ответил он. – У Ван Дюпре, несмотря на его репутацию, нет ни того ни другого.

Я только уклончиво хмыкнул и с опаской заглянул в третью пещеру, открывшуюся перед нами.

– На какой глубине мы сейчас находимся?

– Полагаю, футов сто. Может, сто двадцать. Мы идем вглубь горы. Нервничаете, мистер Бентолл?

– Конечно нервничаю! Никогда не думал, что вы, археологи, забираетесь так далеко или что на этой глубине можно отыскать следы ранней жизни. Наверное, это своего рода рекорд?

– Почти, почти, – самодовольно ответил он. – Хотя в долине Нила и при раскопках Трои моим коллегам тоже приходилось глубоко спускаться. – Он провел меня через третью пещеру в туннель, освещенный тусклым светом аккумуляторных ламп. – Сейчас мы встретим Хьюэлла и его бригаду. – Он взглянул на часы. – Скоро работы закончатся. Ведь они трудятся здесь целый день.

Работы все еще продолжались, когда туннель вывел нас к четвертой пещере, которую только начинали раскапывать. Всего там было девять человек. Одни откалывали кирками и ломиками большие куски известняка и сбрасывали их вниз, к своим ногам, другие складывали породу в ручные тележки с резиновыми колесами, а исполинского роста человек, одетый только в майку и джинсы, придирчиво изучал каждый камень, освещая его мощным фонариком.

И рабочие, и мужчина с фонариком представляли собой интересное зрелище. Все рабочие оказались китайцами, причем непривычно высокого роста и крепкого телосложения для представителей этого народа. Таких крепко сбитых и суровых типов мне, кажется, еще не доводилось встречать. Хотя, возможно, это была только иллюзия: слабый свет, падавший на потные, покрытые пылью лица, мог исказить любую внешность.

Но вот по поводу их начальника, который закончил осмотр добытой породы и вышел нам навстречу, никаких иллюзий быть не могло. Я никогда еще не встречал таких могучих и суровых типов. Ростом он был около шести футов трех дюймов, но из-за ширины плеч и груди казался приземистым. Его массивные руки с похожими на пятипалые лопаты ладонями опускались почти до колен. Лицо выглядело так, словно его высек из камня скульптор, торопившийся побыстрее закончить работу, – казалось, на всем лице не было ни одной плавной линии, только огромные, грубо вырезанные причудливые плоскости, которые привели бы в неописуемый восторг стариков-кубистов. Подбородок, похожий на ковш экскаватора, тонкая прорезь на месте рта, огромный, как клюв, нос и черные холодные глаза, так глубоко посаженные под свисавшими с выпуклого лба кустистыми бровями, что создавалось впечатление, будто на вас смотрит дикий зверь, затаившийся во мраке пещеры. Его лицо по бокам – язык не поворачивался назвать это щеками – и лоб были изрезаны глубокими траншеями морщин, а обветренная загорелая кожа напоминала старинный пергамент. Иными словами, такого, как он, не позовут играть романтического героя в музыкальной комедии.

Профессор Уизерспун представил нас друг другу, и Хьюэлл протянул мне руку со словами:

– Очень приятно познакомиться, Бентолл.

Его низкий гулкий голос хорошо сочетался с внешностью и родом занятия. Судя по всему, он обрадовался мне так же, как примерно лет сто назад на этих же островах радовался бы вождь племени каннибалов при виде высадившейся на берег последней партии аппетитных миссионеров. Я весь сжался, когда громадная лапища сжала мою, но рукопожатие оказалось почти нежным. Стиснул он мою ладонь крепко, но, когда отпустил ее, все пальцы остались на месте, только слегка смялись и скрючились.

– Слышал про вас сегодня утром, – раскатистым басом произнес он. Судя по говору, он был с северо-запада Америки или из Канады, точнее сложно определить. – И слышал, что вашей жене нездоровится. Это все острова. Тут что угодно может случиться. Вам, наверное, тяжело пришлось.

Мы обсудили немного мои невзгоды, а затем я с любопытством спросил:

– Непросто, наверное, находить людей на такую работу?

– Непросто, мой мальчик, непросто, – ответил Уизерспун. – Индийцы ни к черту не годятся. Злые, несговорчивые, подозрительные, да и силенок у них маловато. Фиджийцы сильные ребята, но у них случится сердечный приступ, если предложить им поработать. Такие же, как и белые, – лодыри и транжиры. Но вот китайцы – это другое дело.

– Самые лучшие работники, – поддержал его Хьюэлл. Он как-то умудрялся говорить, практически не открывая рта. – Когда надо рыть туннели и прокладывать рельсы, им нет равных. Без них мы не построили бы западные железные дороги в Америке.

Я отделался ничего не значащей репликой и огляделся.

– Что вы ищете, Бентолл? – тут же спросил меня Уизерспун.

– Реликвии, что же еще? – Главное, правильно изобразить удивление. – Интересно посмотреть, как их будут извлекать из камня.

– Боюсь, сегодня вы ничего не увидите, – прогрохотал Хьюэлл. – Хорошо, если раз в неделю удается что-нибудь найти. Правда, профессор?

– Да, это большое везение, – согласился Уизерспун. – Что ж, не будем вас дольше задерживать, Хьюэлл, не будем. Просто хотел показать Бентоллу, из-за чего тут стоит такой шум. Увидимся за ужином.

Уизерспун повел меня обратно через шахты навстречу сверкающему солнцу, а затем сопроводил к себе домой. Все это время он ни на секунду не закрывал рта, но я его больше не слушал. Я уже увидел и услышал достаточно. Когда мы вернулись, он извинился, сославшись на срочную работу, а я пошел проведать Мари. Она сидела в кровати с книгой в руке и выглядела достаточно бодрой.

– Ты же говорила, что собираешься еще поспать? – спросил я.

– Я сказала, что хочу лежать и не двигаться. Это не одно и то же. – Она с наслаждением откинулась на подушку. – Тепло, прохладный ветерок колышет пальмы, шумит прибой, в лагуне голубая вода, а на берегу – белый песок… Правда ведь, чудесно?

– Конечно. Что ты читаешь?

– Книгу о Фиджи. Очень интересная. – Она показала на стопку книг, лежащих на столике рядом с ее кроватью. – Там тоже о Фиджи или по археологии. Томми, тот китайский юноша, принес их мне. Тебе тоже стоит почитать.

– Позже. Как ты себя чувствуешь?

– Не очень-то ты спешил спросить меня!

Я нахмурился и кивнул в сторону двери. Она сразу поняла меня.

– Прости, дорогой! – импульсивно воскликнула она, отлично играя свою роль. – Зря я так сказала. Намного лучше. Мне уже намного лучше. Свежа, как роза. Хорошо прогулялся?

Сплошной поток банальностей, но как умело она держалась!

Я находился как раз посередине моего рассказа о милой прогулке, когда в дверь робко постучали. Профессор Уизерспун откашлялся и вошел. По моим подсчетам, он простоял у двери минуты три, не меньше. За его спиной я разглядел смуглокожих Джона и Джеймса – двух фиджийских юношей.

– Добрый вечер, миссис Бентолл, добрый вечер. Как вы себя чувствуете? Лучше, да? Лучше? Выглядите вы точно бодрее. – Он уставился на книги рядом с кроватью, замер и нахмурил брови. – Миссис Бентолл, откуда эти книги?

– Надеюсь, я не сделала ничего дурного, профессор Уизерспун? – с тревогой сказала она. – Я попросила Томми найти мне что-нибудь почитать, и он принес их. Я только приступила к первой и…

– Это очень редкие издания, – проворчал он. – Очень, очень редкие. Личная библиотека. Мы, археологи, никому не даем свои книги. Томми не имел права… ну ладно, ничего страшного. У меня есть отличная коллекция разных романов, в том числе детективных. Думаю, они вам понравятся. – Он улыбнулся, великодушно забыв о произошедшем инциденте. – Я принес вам хорошие новости. Вы и ваш супруг можете жить в гостевом домике, пока не уедете отсюда. Я велел Джону и Джеймсу привести его в порядок, чем они и занимались весь день.

– О профессор! – Мари взяла его за руку. – Как мило! Это так любезно с вашей стороны!

– Ну что вы, моя дорогая! Не стоит благодарности! – Уизерспун погладил Мари по руке и задержал ее руку в своей дольше, чем следовало, раз в десять дольше, чем это было необходимо. – Я просто подумал, что вам захочется уединения. Осмелюсь предположить, – он вдруг прищурился так странно, что можно было подумать, будто у старика вдруг скрутило живот, но на самом деле он всего лишь пытался лукаво подмигнуть ей, – что вы не так давно поженились? А теперь скажите мне, миссис Бентолл, сможете ли вы сегодня отужинать вместе с нами?

Реакция у Мари была молниеносной, как у кошки. Она сразу уловила мое едва заметное покачивание головой, хотя даже не смотрела в мою сторону.

– Простите меня, профессор Уизерспун. – Говорить виноватым тоном, при этом ослепительно улыбаясь, не так-то легко, но она справилась. – Я бы с удовольствием, но все еще чувствую слабость. Если не возражаете, давайте подождем до утра. Я…

– Конечно. Ну конечно! Не будем спешить, вы должны поправиться и окрепнуть. – Кажется, он снова собирался схватить ее за руку, но вовремя опомнился. – Я распоряжусь, чтобы вам принесли ужин. И сейчас вас отнесут. Вам не придется утруждать себя.

По его сигналу двое фиджийцев взялись за кровать с двух сторон и подняли ее с такой легкостью, словно она весила не больше тридцати фунтов. Молодой китаец забрал наши пожитки, и профессор повел нас к новому жилищу. Мне ничего не оставалось, кроме как взять Мари за руку и идти рядом. В один из моментов я наклонился к ней поближе и тихо произнес:

– Попроси у него фонарик.

Я не уточнил, на каком основании Мари могла бы обратиться с такой просьбой к профессору, поскольку не видел ни одного убедительного предлога, но она прекрасно справилась и без меня. Когда профессор отпустил фиджийцев и принялся подробно рассказывать, как этот дом построили из древесины пандануса и кокосовой пальмы, Мари робко перебила его:

– Профессор Уизерспун, а здесь есть… туалет?

– Ну разумеется, моя дорогая! Какой же я рассеянный! Спу´ститесь по лестнице и повернете налево. Он в первой маленькой постройке, рядом с кухней. По очевидным причинам в таких домах не место для огня и воды.

– Конечно. Только… ночью здесь темновато, не правда ли? Я имею в виду…

– Господи помилуй! Что вы теперь обо мне подумаете! Фонарь… конечно же, вам нужен фонарь! Его принесут вместе с ужином. – Он взглянул на часы. – Что ж, Бентолл, мы ждем вас через полтора часа.

Еще несколько дежурных проявлений любезности, улыбка в сторону Мари – и он поспешил удалиться.

Заходящее солнце уже скрылось за склоном горы, но воздух все еще дышал дневным зноем. Несмотря на это, Мари поежилась и подтянула одеяло повыше.

– Может, опустишь шторы? – попросила она. – Эти пассаты так обманчивы. Особенно с наступлением ночи.

– Опустить шторы? Чтобы с полдюжины ушей приникли к ним через пару минут?

– Ты… ты так думаешь? – медленно спросила она. – У тебя есть какие-то подозрения? Насчет профессора Уизерспуна?

– Даже не подозрения. Я чертовски уверен, что здесь творится что-то неладное. И я понял это, как только мы приплыли сюда. – Я придвинул стул к ее кровати и взял Мари за руку: сто к одному, что у нас были увлеченные и заинтересованные зрители, и я не хотел их разочаровывать. – А ты что думаешь? Опять чувствуешь себя обреченной и будешь ссылаться на женскую интуицию или отдашь предпочтение неоспоримым фактам?

– Не надо говорить гадости, – тихо упрекнула она меня. – Я уже извинилась за мое глупое поведение. Это все лихорадка, как ты и говорил. Но вот интуиция или предчувствия… это совсем другое. Такое идеальное место, улыбчивые фиджийские юноши, чудесный слуга-китаец, английский археолог, словно из голливудского фильма, – все слишком хорошо, слишком безупречно. И невольно возникает подозрение, что перед нами искусно воссозданный фасад. Как будто все это не наяву, понимаешь?

– Хочешь сказать, было бы правильнее, если бы профессор орал, бранился и носился по острову как сумасшедший? А под верандой валялся бы какой-нибудь забулдыга и хлестал виски прямо из горла?

– Ну, вроде того.

– Я слышал, что эти острова на юге Тихого океана часто производят на людей похожее впечатление. Вначале им кажется, что все это нереально. К тому же не забывай, я несколько раз видел профессора по телевизору. Так что это точно он, собственной персоной. Если же тебе не терпится разрушить идиллию, подожди, пока не появится его приятель Хьюэлл.

– А что? Как он выглядит?

– Это не описать словами. Ты еще слишком юная и, наверно, не видела фильмов про Кинг-Конга. Но его ни с кем не спутаешь. А пока будешь ждать его появления, проследи, сколько человек будет входить в барак для рабочих и выходить из него. Поэтому я и не хотел, чтобы ты шла на ужин.

– Это несложно.

– Но и не так просто. Они все китайцы, по крайней мере те, кого я видел, и для тебя могут быть на одно лицо. Внимательно следи, что они делают, как долго находятся в бараке, есть ли у них что-либо в руках. Они не должны догадаться, что за ними наблюдают. Когда стемнеет, опусти шторы. Если в них не окажется щелей, то можешь посмотреть через…

– Может, напишешь для меня инструкцию? – сладким голосом пропела она.

– Ладно. В конце концов, ты дольше меня этим занимаешься. Я просто немного переживаю за свою голову. Собираюсь ночью прогуляться по округе, а для этого мне нужно лучше знать обстановку.

Мари не стала изображать ужас или пытаться разубедить меня. Я даже не сказал бы, что она крепче сжала мою руку. Она лишь спросила с невозмутимым видом:

– Хочешь, чтобы я пошла с тобой?

– Нет. Мне просто нужно осмотреться и убедиться, не подвело ли меня зрение. Каких-то особых сюрпризов я не жду, но мне будет спокойнее, если ты останешься здесь. Пожалуйста, не обижайся.

– Что ж, – произнесла она с сомнением, – Флек забрал мой пистолет, полицию вызывать неоткуда, и я не думаю, что оказалась бы на высоте, если бы на меня кто-то напал. Но если нападут на тебя, то я…

– У тебя совершенно неправильное представление, – терпеливо сказал я, – ты не создана для спринта. В отличие от меня. Поверь, никто не убежит от драки быстрее Бентолла. – Я прошел по выстланному пальмовыми ветками полу и подтащил к ее постели еще одну застеленную кровать, где матрас также лежал поверх переплетенных веревок. – Ты не против?

– Располагайся поудобнее, – согласилась Мари и лениво посмотрела на меня сквозь опущенные ресницы. Ее губы изогнулись в веселой улыбке, и это была совсем не та улыбка, которой она одарила меня в кабинете полковника Рейна. – Я возьму тебя за руку. Мне кажется, ты просто барашек в волчьей шкуре.

– Подожди, вот закончу со всеми делами, и увидишь, – пригрозил я. – Ты, я и огни Лондона.

Она смерила меня долгим взглядом, а затем перевела его на темную лагуну и сказала:

– Пока я ничего не вижу.

– Ну ладно. Я не в твоем вкусе. Хорошо, что я не очень обидчивый. И насчет кровати. Знаю, тебя это немного разочарует, но я тут подумал, что на время моей ночной прогулки неплохо бы создать видимость, будто в ней кто-то лежит. Пока ты здесь, вряд ли им придет в голову проверять, я ли это.

До меня донеслись голоса, я поднял голову и увидел, что из-за камнедробилки появился огромный, как живая гора, Хьюэлл со своими китайцами. Он до ужаса напоминал обезьяну: так же сутулился, шел вперевалку и медленно размахивал руками, которые доставали ему почти до колен. Я сказал Мари:

– Если тебе не хватает острых ощущений, обернись и посмотри внимательно. Наш приятель явился.

Если бы не лицо нашего приятеля Хьюэлла, бесконечная болтовня профессора и бутылка вина, которую, по его словам, он выставил по особому случаю, то ужин прошел бы даже приятно. Молодой китаец Томми определенно знал толк в приготовлении еды и не стал подавать никакой дурацкой экзотики вроде птичьих гнезд или акульих плавников. Но я не мог отвести взгляд от изможденного уродливого лица напротив меня, а безупречно белый костюм, в который Хьюэлл переоделся, еще больше подчеркивал его чудовищную внешность неандертальца. Я также не мог зажать уши, чтобы не слышать банальностей, которыми потчевал нас Уизерспун. Что до вина, то бургундское могло показаться великолепным напитком разве что любителям подслащенного уксуса, но меня мучила жажда, и я заставил себя выпить немного этого пойла.

Как ни странно, именно Хьюэллу удалось слегка разрядить обстановку. За его примитивной грубой внешностью скрывался острый ум, – по крайней мере, он оказался достаточно умен, чтобы не притрагиваться к бургундскому и отдать предпочтение гонконгскому пиву, которое он потреблял литрами, а его истории о том, как он объездил почти полмира, работая горным инженером, оказались неожиданно интересными. Точнее, я с интересом слушал бы их, если бы Хьюэлл не смотрел на меня все время немигающим взглядом. Его черные глаза сидели настолько глубоко, что я не мог отделаться от мысли об огромном медведе в берлоге. Своим умением рассказывать длинные истории он превзошел бы даже Старого Морехода[9]. А я, наверное, так и сидел бы всю ночь и слушал его как завороженный, но в конце концов Уизерспун отодвинул свой стул, удовлетворенно потер руки и поинтересовался, понравился ли мне ужин.

– Он великолепен, – ответил я. – Ни в коем случае не отпускайте этого повара. Я вам правда очень признателен. А сейчас, если не возражаете, думаю, мне пора вернуться к жене.

– Ни в коем случае! – возмутился обиженный хозяин. – Еще не приносили кофе и бренди, мой мальчик. Когда еще нам, археологам, представится повод для праздника? Мы рады видеть здесь новые лица, правда, Хьюэлл?

Хьюэлл не стал возражать, но и не согласился с ним. Впрочем, Уизерспуна это совсем не опечалило. Он подвинул плетеное кресло и предложил мне сесть в него, а потом стал суетиться вокруг, пока не убедился, что я удобно разместился. Затем Томми принес кофе и бренди.

С этого момента вечер показался мне вполне сносным. Когда китаец подал напитки во второй раз, профессор велел ему принести бутылку и оставить ее. Уровень бренди в ней стремительно снижался, как будто на дне бутылки образовалась дыра. Профессор был в ударе. Бренди стало еще меньше. Хьюэлл дважды улыбнулся. Чудесный вечер. Теленка откармливали и отпаивали перед убоем. Иначе никто бы не стал тратить попусту такой прекрасный бренди. Когда бутылка опустела, принесли еще одну. Профессор рассказал немного неприличный анекдот и сам громко над ним засмеялся. Хьюэлл снова улыбнулся. Я вытер слезы радости и заметил, как заговорщики быстро переглянулись. Топор начал медленно подниматься. Я похвалил остроумие профессора заплетающимся языком, с трудом выговаривая слова. При этом чувствовал себя трезвее, чем когда-либо в своей жизни.

Без сомнения, они все тщательно отрепетировали. Уизерспун, как и полагается увлеченному ученому, принес мне несколько экспонатов из своих витрин, стоящих вдоль стен. Но пару минут спустя он сказал:

– Послушайте, Хьюэлл, мы просто обижаем нашего друга. Давайте покажем ему настоящие сокровища.

Хьюэлл медлил с нерешительным видом, и тогда Уизерспун топнул ногой:

– Я настаиваю! Черт побери, кому это навредит?

– Ну ладно. – Хьюэлл подошел к большому сейфу слева от меня, с минуту безуспешно возился с замком и наконец сказал: – Профессор, комбинация опять не срабатывает.

– Попробуйте набрать ее в обратном порядке, – раздраженно ответил Уизерспун. Он стоял справа от меня, держа в руке глиняные черепки. – А теперь, мистер Бентолл, взгляните на это. Хочу обратить ваше особое внимание на…

Но я не обращал ни особого, ни вообще какого-либо внимания на его слова. Я даже не взглянул на черепки. Я смотрел в окно у него за спиной – окно, в котором благодаря горящей керосиновой лампе внутри и непроглядной тьме снаружи почти идеально отражалось все происходящее в комнате[10]. Я смотрел на Хьюэлла и на сейф, который он наклонил немного вперед. Этот сейф весил фунтов триста, не меньше. Поскольку я сидел, наклонившись чуть вправо и закинув левую ногу на правую, моя правая ступня оказывалась прямо у него на пути, если бы он опрокинулся. А в том, что сейф сейчас опрокинется, сомнений не оставалось. Он уже отклонился на фут от стены, и я видел, как Хьюэлл оглянулся, чтобы убедиться, что сейф упадет мне прямо на ногу. Затем он его толкнул.

– О боже! – воскликнул профессор Уизерспун. – Берегитесь!

Вопль ужаса он изобразил отлично и намеренно издал его позднее, чем следовало. Но зря он так старался: я уже понял, что стоит поберечься, и принял меры. Когда сейф полетел мне на ногу, я успел соскользнуть с кресла и поставить ступню набок так, что она встала перпендикулярно падающему сейфу. Подошва у ботинка была толстой, больше полудюйма чистой кожи, и у меня оставался шанс. Не самый надежный, но все же.

Мой крик боли прозвучал совсем не притворно. Ощущение было такое, будто крепкая кожаная подошва разломилась пополам и моя нога вместе с ней. Тем не менее сейф не причинил мне серьезных повреждений.

Я лежал, хватая ртом воздух, сейф придавил меня, не давая встать. Хьюэлл тут же подбежал и поднял его, а Уизерспун оттащил меня в сторону. Я с трудом поднялся, смахнул с себя руку профессора, сделал шаг и тяжело рухнул на пол. В эту ночь полу пришлось несладко, на него все время что-то падало: то сейф, то я.

– Вы… вы сильно ушиблись? – с ужасом и тревогой спросил профессор.

– Ушибся? Нисколечки. Я просто устал и решил полежать. – Я злобно буравил его взглядом, сжимая обеими руками правую ступню. – И насколько далеко, по-вашему, я смогу уйти со сломанной лодыжкой?

Глава 5

Среда, 22:00 – четверг, 05:00

Смиренные извинения, попытка привести пациента в чувство с помощью последних уцелевших капель бренди, наложение шины и перевязка лодыжки – все это заняло минут десять. Затем меня взяли под руки и не то повели, не то потащили обратно в гостевой домик. Мари уже опустила шторы, но я видел пробивавшиеся сквозь них полоски света. Профессор постучал и подождал, пока его впустят.

– Кто… кто здесь? – Мари что-то накинула себе на плечи, и в свете керосиновой лампы вокруг ее светлой головы образовался мягкий ореол.

– Миссис Бентолл, вам не нужно беспокоиться, – ласково сказал Уизерспун. – Но с вашим мужем произошло небольшое происшествие. К сожалению, он повредил ногу.

– Небольшое происшествие? – взвыл я. – Повредил ногу? Я сломал себе чертову лодыжку!

Оттолкнув поддерживавшие меня руки, я попытался войти, споткнулся, закричал и растянулся на полу гостевого домика. Похоже, я здорово приноровился измерять своим телом пол, выходило даже быстрее, чем линейкой. Мари сказала что-то пронзительным от волнения голосом, однако я так громко стонал, что не расслышал. Она присела рядом со мной на корточки, но профессор осторожно помог ей встать, а Хьюэлл поднял меня на руки и отнес на мою кровать. Надо сказать, что весил я под двести фунтов, но он поднял и уложил меня так же легко, как девочка – свою куклу, правда без такой же нежности. Впрочем, кровать была прочнее, чем могло показаться на первый взгляд, и я не свалился на пол. Еще немного постонав, я приподнялся на локтях и позволил им полюбоваться на безмолвные страдания немногословного англичанина, время от времени морщась и жмурясь, чтобы до них точно дошло.