Спасение ведьмы

Любой другой человек на его месте, вероятно, был бы весьма заинтригован услышанным и принялся выяснять, кто этот всесильный монстр и зачем ему понадобилось непременно убить Алевтину. Любой другой, но не Инин. В подобной ситуации лучше быть параноиком, а не лохом. Лучше полагать, что наша ведьмочка всё-таки аферистка. Она только и ждёт вопросов о заказчике и причинах охоты. А раз так, нужно сломать ей игру. Действовать неожиданно, нестандартно.

– Ну, если твой заказчик не боится ментов, значит, надо бежать, так?

Алевтина что-то хотела ответить, но Инин не дал. Продолжил.

– Вот ты говоришь, что уехать тебе некуда. Но когда речь идёт о жизни и смерти, уедешь куда угодно, хоть в пустыню Сахара, хоть в Антарктиду.

– Во-первых, у меня нет денег, чтобы куда-то уехать.

– Да хоть в соседний городишко. Снять там комнатку. Устроиться на работу, да той же уборщицей. Не такая большая цена, чтобы сохранить себе жизнь.

– Во-вторых, у меня пожилая и больная мама. Я не могу её бросить.

– Но ведь если тебя убьют, твоя мама так и так останется без дочери.

– Ты не знаешь насколько это страшные люди. Они возьмут маму в заложницы, и если я не вернусь, просто убьют её.

– Так возьми маму с собой. Делов-то!

– Они найдут.

– Ну а если куда подальше уехать, за границу. В Грузию, скажем, или в Казахстан?

– И там найдут.

– А если ещё дальше уехать. В Турцию, например, или в Дубай?

При слове «Дубай» глаза Алевтины сверкнули. Инин заметил это.

– У меня нет таких денег. Я же уже сказала.

– Возьми кредит.

– У меня такая кредитная история, что не один банк на порог не пустит.

– Ну, а если бы, – Инин выдержал паузу, – я бы тебе одолжил?

«Сейчас ты у меня поймаешься!» – мысленно восторжествовал он, предвкушая разоблачение.

– Исключено. Денег я у тебя не возьму.

– Почему?

– Во-первых, потому, что это поставит тебя под удар. В этом случае ты стопроцентно тоже станешь объектом охоты. Они в курсе, что денег мне взять больше не у кого. А, во-вторых, не возьму потому, что… я не возьму.

Не сработало.

Инин остановил свою руку, что непроизвольно потянулась, чтобы потереть лоб.

– Какие же у нас могущественные преследователи! – он сделал большие глаза. – Они могут найти скрывающихся лучше, чем наша доблестная полиция. А жестокие какие! Старушку не пожалеют. В заложники возьмут и замочат.

– Я знаю, что ты мне не веришь, – лицо Алевтины продолжало оставаться спокойным. – Да я бы, и сама не поверила.

– И что бы ты подумала на моём месте?

– Что меня хотят развести.

– Умная девушка. Сама всё понимаешь.

– Да. Всё это звучит, как бред, – в её голосе Инин услышал едва заметный надрыв, – в это нельзя поверить. Но я говорю тебе правду.

– Знаешь что, Алевтина, – он налил из графинчика в рюмку оставшуюся водку, – а ты ведь права. Самое лучшее, что я могу сделать – это исчезнуть. Вот прямо сейчас встать и уйти. Похоже, моя дорога оказалась короче, чем в тысячу ли. Правда, если ты меня сдашь, то она ещё может продолжиться… в местах не столь отдалённых. Но, знаешь, – он опрокинул в рот стопку, – мне наплевать. Посадят – отсижу.

Он резко поднялся. Она схватила его за руку.

– Постой! Ты в опасности.

Глаза широко раскрыты. На лице испуг. Куда девалось её рассудительное спокойствие?

– Оставь. – Он высвободил свою руку решительно, но не грубо.

– Виталий, останься. Нельзя сейчас уходить. Я чувствую такие вещи. Я просто их чувствую.

– Да нет уж, я лучше пойду. Не могу сказать, что рад был с тобой познакомиться, хоть девушка ты и умная, и красивая, – он подмигнул, – но, однако, прощай!

Бросив на стол несколько купюр, он пошёл к выходу, не оглядываясь. Морозный ветер ударил в лицо. Будто бы не хотел выпускать на улицу, будто бы заставлял вернуться, будто был бы заодно с «ведьмой». Инин поправил шарф, поднял воротник пальто и резво зашагал по скользкому тротуару. Он пройдёт пару кварталов, продышится, вызовет такси, и домой, в свою крепость. И спать, спать, спать. А дальше пусть будет, как будет.

Он размышлял. Чёртова девка! И что же ей было нужно? Если хотела срубить деньжат, почему не стала шантажировать, что заявит о происшествии? Почему отказалась от помощи? Зачем ей понадобилось сочинять весь этот фантастический бред об охоте и ужасном заказчике? Вот Светлаков говорит, что я экстрасенс, что мысли женщин читать умею. Дурак он. Не умею я ни черта. Ни черта я эту ведьму не понял, ничегошеньки не прочитал.

«Виталий!!!» – его размышления прервал пронзительный крик.

Он рывком обернулся. Прямо на него, вылетев с проезжей части на тротуар, несся автомобиль. Молниеносно бросив тело к стене, в последнюю долю секунды Инин ушёл от удара. Промчавшись в нескольких сантиметрах от его плоти, автомобиль, с грохотом снеся урну, вернулся на дорогу и стремительно скрылся из вида. Сила удара была такой, что тяжёлая урна, рассыпая веером мусор, летела вдоль тротуара метров десять-пятнадцать, и от прямого попадания её, бредущую в ночи парочку спасло только чудо. Инин успел заметить, что задний номер сумасшедшей машины был залит грязью.

Подбежавшая Алевтина схватила его за локоть.

– Я же говорила, не надо идти! Не надо! – кричала она.

Инин стоял, прижавшись спиной к стене. Сердце отбивало галоп.

– Да ты точно ведьма, – выдохнул он.

Глава 2

5

– Думаешь, это вот не случайно? – Инин мотнул головой в сторону лежащей на тротуаре урны. – Думаешь, это не просто пьяный водитель?

– Я не знаю, – замотала головой Алевтина, – но думаю, нет.

– Что, нет?

– Думаю, не случайно.

– Как ты узнала, что что-то может случиться? Откуда?

– Я же говорила, что иногда это чувствую.

– Как ты чувствуешь?

– Иногда вижу картинки, иногда… иногда, – она затруднялась.

– Просто догадываешься? – подсказал Инин.

– Да.

– Чего же тогда сегодня в «Небо» попёрлась, если ты, блин, ясновидящая?

– Я же не всегда это чувствую! Это то включается, то нет.

– Ну да. Все вы так говорите.

– Кто все?

– Ванги доморощенные. Ладно. Проехали. Если допустить, что этот придурок действительно хотел меня сбить, то откуда он узнал, где я, а главное, зачем ему это?

– Я же говорила, что в ресторане был кто-то ещё. Он проследил за нами. А убрать тебя могли захотеть потому, что помешал. Решили: помешал раз, помешаешь и другой. Они могли думать, что я тебе всё рассказала о них. Зачем им лишний свидетель? И потом, ты убил одного из них. Разве странно, что тебе хотят отомстить?

– Да, всё логично, – Инин зажёг сигарету. – Но, знаешь, эта история полный бред. Безумие. Так только в киношках бывает. Кто в здравом уме будет устраивать такой триллер? Я давно вышел из возраста, в котором верят в возможность того, что ты мне несёшь.

– Ты просто не понимаешь, с кем ты столкнулся. Это… это не обычные люди.

– Не обычные? Психи что ли? – Инин усмехнулся. – Я имею дело с бандой чокнутых отморозков?

– Психи? – Алевтина задумалась. – Может, и так. Но то, что они не от мира сего – это точно. Они по другим законам живут, понимаешь?

– Так. Едем. – Он щелчком выбросил едва закуренную сигарету, достал телефон, чтобы вызвать такси.

– Куда? – удивилась Алевтина.

– Ну, к тебе, я так понимаю, нельзя. Ведь могущественные психи уже наверняка устроили там засаду на важную персону госпожу Берестову. Я правильно твою фамилию назвал?

Она кивнула.

– Ко мне тоже нельзя. Потому что нельзя. Остаётся только в гостиницу. Там мне всё и расскажешь.

Отель, куда Инин привёз Алевтину оказался шикарным.

– Это пять звёзд, да? – она ошарашенно оглядывала богато убранный холл.

– Пять, – бросил Инин, направляясь широким шагом к ресепшн.

– Галя, приветствую!

Миловидная девица-администратор широко улыбнулась в ответ.

– Здравствуйте, Виталий Григорьевич! Давненько к нам не захаживали.

– Всё недосуг, Галенька. Мне двухместный. Можно клубный, можно стандарт.

– Как обычно? – администратор осеклась, увидев, что к Инину подошла девушка.

– Нет, на этот раз с двумя односпальными, – не моргнув глазом, ответил Инин.

Галины брови приподнялись, выдав её удивление.

– С двумя односпальным сейчас нет. Есть с одной двуспальной.

– Даже для меня? – Инин состроил такое сладко-обиженное личико, от которого любое женское сердце не могло не растаять.

– Ну, правда, нет, – с извинением в голосе ответила Галя. – Завтра в пятнадцать ноль-ноль освободится.

– Слышала? – он посмотрел на свою спутницу. – Только с двуспальной кроватью есть. Да не бойся, она широкая.

– А я и не боюсь, – ответила Алевтина своим низким глубокими голосом.

– Оформляй, Галя.

– Номер 1615, – администратор положила на стойку ключи.

– Шестнадцатый этаж. Что-что, а панорамой ты насладишься, – он подмигнул Алевтине.

Из огромного, во всю стену, окна номера открывался сногсшибательный вид на ночной заснеженный город.

– Это люкс, наверное? – спросила Алевтина, оглядывая апартамент.

– Обычный стандарт, – махнул рукой Инин.

– Наверное, кучу денег стоит?

Он снова махнул рукой.

– Тут мини бар есть. Минералка там, соки, кола.

Алевтина отказалась, покачав головой.

Инин уселся в кресло у круглого стеклянного столика, жестом пригласил Алевтину сесть на соседнее.

– А теперь рассказывай. Всё по порядку.

– Ну… – Алевтина накручивала на пальчик локон, – это три месяца назад случилось. Я тогда во второй городской больнице работала, в реанимации.

– Ты врач что ли? – удивился Инин.

– Медсестра.

– А что в сигаретной компании делаешь? Подработка?

– Нет. Медсестрой я уже не работаю. Слушай. В моё дежурство привезли ночью больного, вернее, пострадавшего. Молодой парень, ДТП, тяжёлая сочетанная травма: ушиб головного мозга, разрывы внутренних органов, перелом костей таза, большая кровопотеря… Оперировали всю ночь, по кускам собирали. За время операции две остановки сердца. Словом, с того света вытащили, – Алевтина вздохнула. – Но, как выяснилось, ненадолго. Через четыре дня скончался в реанимации, не приходя в сознание. И, как на беду, снова в моё дежурство. Реаниматологом на смену Валера тогда заступил – доктор наш. Причина смерти – бульбарные нарушения. Короче, не было у парня шансов – ничего мы не могли сделать.

– Бульбарные нарушения?

– Ну это, когда жизненно важные центры мозга отказывают, – пояснила Алевтина. – А через пару дней врывается к нам в отделение мужчина – грубый такой, неприятный, да не один, а с двумя амбалами. Весь красный от злости, слюной брызжет. Схватил он Валеру за грудки и орёт: «Ты моего сына убил, сатана! Мой единственный сын, подарок небес… Не жить тебе тоже на свете, запомни. Иеасэ рцонха!» Именно тогда я впервые услышала эти слова. А потом на меня уставился, да говорит: «И ты тоже здесь, ведьма? Это ты с ним на смене была, да, Берестова? У меня бейджик на халате с моей фамилией. Я знаю, я справки навёл. Ты – следующая после этого изверга – это он Валеру имел ввиду. Запомни!»

Алевтина перевела дух.

– Мы не очень-то испугались тогда с Валерой. Не впервой такое. Бывает врываются родственники умерших в отделение, скандалят, винят, грозятся. Понятно, что люди в состоянии аффекта находятся, а мы, врачи, всегда виноваты. Но потом отходят, и всё устаканивается. Так всегда было. Но не на этот раз. Через две недели Валера умер. Экспертиза показала: передозировка наркотического препарата, предположительно промедола. Это известный факт, что врачи, имеющие доступ к наркотикам, а значит, в первую очередь анестезиологи-реаниматологи, порою на них и подсаживаются. Но Валера наркоманом никогда не был, он даже ни разу не пробовал. Я это знала точно. Однако, учитывая обстоятельства, по факту его смерти даже уголовное дело не завели.

– Не удивительно, – согласился Инин.

– Мне стало страшно, Виталик.

– С одной стороны, я тебя понимаю, – Инин открыл бутылку «Боржоми», – тут даже железное, как говорится, очко бы и то поджалось. Но, с другой стороны, организовывать заказное убийство для того, чтобы отомстить врачу? Это ж и денег стоит немалых, и риск большой. Маловероятно как-то. Не легче ли было просто в суд на врача подать, если уж очень отомстить хочется?

– Да я и сама так думала, успокаивала себя. Но к Вадиму всё-таки пошла.

– Кто такой Вадим?

– Мой знакомый следователь из управления. Не просто знакомый, – он мне в прямом смысле жизнью обязан. Пару лет назад его в больницу к нам привезли. С огнестрельным ранением брюшной полости. Опять-таки огромная кровопотеря. А у Вадима группа крови редчайшая – четвёртая, да ещё с отрицательным резус-фактором. Такой у нас в наличии не было. Но на счастье Вадима, у меня кровь такая же. Я донором ему стала.

– Следователь, говоришь?

– Ну да.

– Странно, странно, – Инин почесал подбородок. – Под пули обычно опера попадают. А следователь чего? Он в конторке себе сидит и текста печатает.

– Не всегда, значит, сидит и печатает, – огрызнулась Аля.

– Ладно. И что дальше с этим Вадимом?

– Рассказала я ему всю историю, фамилию парня погибшего назвала. Он справки навёл. И оттого, что я после от Вадима услышала, у меня волосы дыбом встали. Оказалось, что папаша погибшего парня – настоящий монстр, не человек, а дьявол какой-то…

В этот миг что-то стукнуло об окно. Бум! Глухой короткий удар.

Оба вздрогнули, обернулись к окну. За окном была пустота. Только мёрзлая январская ночь, только блёклый закоченевший месяц на небе, да уснувший город, там, далеко внизу.

– Что это было? – испуганно спросила Аля, инстинктивно схватив Инина за руку.

– Не знаю. Ворона, наверное.

– Вороны в такое время спят.

– Ну, может, спугнул кто, – предположил Инин. – Или это какая-то сумасшедшая ворона, неправильная, – он улыбнулся.

– А если это знак? – и без того большущие глаза Али, стали просто громадными. – Как там у Кастанеды? Мир соглашается. Или предупреждает.

– Ты мне, Алевтина, про Кастанеду и прочую эзотерику, брось, – Инин покачал головой. – Не приветствую. Давай про папашу-монстра продолжим. Чем же он так страшен?

– Вадим сказал, что мало чего о нём знает. Информация, мол, закрытая, потому что слишком много больших людей, в том числе и из их ведомства, очень не хотят ей делиться. Он сказал, что этот человек – гений. Ему не назвали ни настоящей фамилии, ни имени этого человека – только кличку его – Архивариус.

– Постой. Нестыковка, – оборвал её Инин. – Ты сначала сказала, что отца по фамилии сына определили. А теперь говоришь, что следователю ни имени, ни фамилии его не известно. Как же так?

– Не знаю. Вадим мне подробностей не докладывал. Может, сын фамилию поменял.

– Всё равно непонятно.

– За что купила, за то продаю, – слегка рассердилась Аля.

– Ладно, проехали. Так почему, Архивариус?

– Почему Архивариус? Потому что у него есть архив. А в архиве том – компромат. Компромат очень жёсткий, убойный. На больших начальников из полиции, из местного ФСБ, на крупных чиновников, вплоть до министров, на всех тех, у кого рыльце в пушку. Ну а так как таких очень много, то сам понимаешь. Короче, весь город, вся область у Архивариуса под колпаком. И архив его пополняется постоянно. Как он это делает неизвестно. И в этом его гениальность.

– Нет, ну послушай, – Инин защёлкал пальцами, – опять неувязка. Генералы полиции, ФСБ… Неужели вся эта силища не может твоего Архивариуса обезвредить, да хотя бы физически устранить? Странно это, неправдоподобно.

– У Архивариуса, Виталик, есть доверенные лица, – где-то далеко, по заграницам сидят, так что их чёрта с два отыщешь. Архивариус всех представителей силищи поставил в известность: если с ним что-то случится, то весь компромат его доверенные тут же отправят туда, куда следует. Теперь ты понял, почему он ментов не боится?

– Слушаю тебя и ушам не верю. Прям детектив какой-то! – на лице Инина играла сардоническая улыбка.

– Можешь продолжать не верить. Не буду ничего рассказывать, если ты на до мной смеёшься, – обиделась Алевтина.

– Да не дуйся ты. Но согласись, всё это слишком невероятно. К тому же, если твой Архивариус такой зловеще-влиятельный, что мешало ему написать заявление, надавить на следствие и на суд? Вам с твоим доктором пришили бы умышленное убийство и посадили бы всерьёз и надолго. Хотя… – усомнился самому себе Инин, – возможно, ему мало было, чтобы вы просто срок отмотали.

– Конечно! Вот что ещё мне Вадим рассказал. Архивариус – не только гений. Он сумасшедший. Фанатик чокнутый. Каббалист.

– Уф! – фыркнул Инин. – Вот носятся с этой каббалой, считают её чуть ли чёрной магией. А на самом деле – это всего лишь изучение Торы, с целью понять своё божественное предназначение. Занятие весьма безобидное; правда, на мой взгляд, совершенно бессмысленное.

– Да знаю я всё про каббалу.

– Так уж и всё? – Инин хохотнул.

– Я весь интернет перелопатила. И вот чего. С этой каббалой страшная путаница, начиная со средних веков. Столько ложных толкований было, столько подделок! А что говорить про наше время, когда это знание стало продаваться за деньги? Многие так считают: владеешь тайным учением – владеешь могуществом. Сейчас развелось столько братств всяких, столько сект… Есть и такие, в которых эти фанатики верят, что всё сверху: делай, что хочешь, а в ответе лишь бог. Если хочешь кого-то убить – убивай, ибо это план бога, а ты просто его исполнитель. Значит, предназначение у тебя – убивать. Бог знает, что делает: он твоими руками исправляет грёбаный мир. Вот и Архивариус, я думаю, верит, что делает этот мир лучше. А что, он не прав разве? Он ведь взяточников, оборотней всяких в погонах, чиновников охреневших и прочую нечисть высокопоставленную кошмарит. Это ли не богоугодное дело? Теперь гляди: мы с Валерой, по его убеждению, совершили халатность преступную, в результате которой его сын умер. А как там в Ветхом завете? Око за око, зуб за зуб. Так ведь? Вот он и считает своим долгом это исполнить. А заодно очистить мир от скверны, то есть от нас. И, возможно, от тех, – она пристально поглядела на Инина, – кто может ему помешать в этом.

– Я притчу одну читал, – Инин отпил из стакана воды. – Три студента начали изучать каббалу. Один из них стал святым мудрецом, второй ничего не понял, а третий сошёл с ума. Похоже, твой Архивариус и есть этот третий?

– Я тоже так думаю. Только с ума сошёл не один он. Вадим сказал, что, скорее всего, сподручные Архивариуса такие же, как и он, сектанты; что братство у них, что живут они по своим законам. А ещё Вадим посоветовал мне поменять работу, место жительство, и вообще лучше уехать из города. Правда, он добавил, что если Архивариус очень захочет, то везде найти сможет со своими-то связями.

– Да, жёстко ты попала. – сказал Инин с такой интонацией, что непонятно было, в серьёз он это или иронизирует.

– Я ушла с работы. Не просто с работы, вообще из медицины. Устроилась в табачную компанию. Сняла квартиру в другом районе. Ты не представляешь, чего стоило мне убедить маму переехать туда! Пришлось придумать целый спектакль про якобы ремонт в нашей квартире. Прошёл месяц, второй. И ничего не происходило. Я уже начала успокаиваться, дышать свободней. Думала, остыл Архивариус, или удовлетворился одним Валерой. И тут… Дальше ты сам знаешь. Когда этот тип заорал «иеасэ рцонха» мне всё стало ясно.

– Откуда ты иврит знаешь?

– Учила.

– А зачем он тебе понадобился?

– Учиться люблю.

– Ясно. – Инин зевнул. – Так, Алевтина. Давай-ка спать. Я просто вырубаюсь уже. Столько всего случилось сегодня… Это твоя сторона кровати, – он показал рукой. – А это моя. Извини, в душ не пойду: сил нет. И только верхнюю одежду сниму. Мои кальсоны тебя не смутят?

– Не смутят. Мои колготки тебя тоже, надеюсь?

Инин погасил свет. Оба залезли под одеяло.

– Как ты думаешь, за нами не проследили? – полушёпотом спросила Аля.

– Да хорош тебе. Отключи паранойю, – лениво ответил он.

Вымотанный безумством сегодняшнего дня, уморенный принятым алкоголем мозг, стремительно и сладко погружался в нирвану сна, блаженное забытье, покой, что превыше любого счастья…

Нирвану разметал в клочья стук.

Оглушительный.

Бух! Бух! Бух!

Кто-то со всей дури колотил в дверь их номера.

Инин подскочил на постели. Сел.

– Что за чёрт!

– Это они! Они! – сдавленно выкрикнула, сжавшаяся от ужаса в комок Алевтина.

Спрыгнув с кровати, Инин принялся рыскать по комнате в поисках чего-нибудь увесистого.

– Не включай свет! Не включай! – Алевтина буквально взмолилась.

– Ещё чего! – он щёлкнул выключателем.

Аля спрятала в ладошки лицо. В дверь продолжали бить. Методично и остервенело.

– Сучье вымя! Почему здесь ничего нет? – Инин продолжал метаться по номеру в поисках орудия для обороны.

Он распахнул дверцу шкафа.

– Вот! Хоть что-то. – В его руке оказался утюг.

В тот же миг, будто повинуясь тайной команде, стук прекратился.

Крадучись, сжимая в руке утюг, Инин подобрался к двери.

– Не открывай, умоляю! Не открывай! – пискнула, замершая на кровати Аля.

Инин распахнул дверь. За дверью никого не было.

Он облегчённо вздохнул.

– Видишь? Нет никого. Чего панику было разводить? Просто алкаш какой-то дверью ошибся. Случайность.

– Случайность? – её огромные, широко распахнутые глаза смотрели на него не мигая, словно гипнотизируя, а голос снова стал низким, почти утробным. – Случайностей не бывает. Не бывает следствия без причины.

6

– Не бывает следствия без причины, в этом вы совершенно правы, Арина Викторовна, – он посмотрел на молоденькую педагога взглядом поверх очков, будто бы пытаясь увидеть в ней то, чего раньше не замечал. – И если изменения в поведении Митрофановой столь заметны, как вы на это указываете, то мы не должны ограничиваться общими фразами, типа «у девочки переходный возраст». Мы должны глубже разобраться в вопросе. Что может быть причиной её, как вы выразились, внезапно появившейся замкнутости? Может быть, она подвергается, как это модно стало сейчас говорить, буллингу со стороны сверстников?

– Но Люба всегда была лидером, и у неё отличные отношения со сверстниками, – несмело возразила Арина Викторовна.

– Вы говорите «была». Но может быть, сейчас что-то изменилось у них в иерархии? Может быть, появился некий другой лидер и начал придавливать нашу Любу?

Арина пожала плечами.

– Или может быть, влюбилась она в паренька какого-то, а он ей взаимностью не отвечает?

– Я спрашивала у неё об этом. Она отрицает.

– Ну, – Григорий Иванович по-доброму усмехнулся, – если подросток отрицает чего-либо, то это совершенно не означает, что так оно и есть. Вам ли этого не знать!

В ответ педагог снова пожала плечами.

– А у вас свои версии есть, Арина Викторовна?

– Уверенных версий нет, – она опустила голову.

– А неуверенные есть? – не отступил директор.

– Ну… – Арина замялась, – я думаю, что это как-то может быть связано с её половым созреванием.

– Как именно?

– Ну, у девочки оформилась фигура, выросла грудь… Возможно, она стыдится своих изменений.

– Браво, Арина Викторовна! Видите, ларчик просто открывался. Признаться, я тоже в первую очередь об этом же подумал. Вот и проведите с Любой беседу на эту тему. Вы знаете, как. Вы обучены. Но всё же хочу дать вам совет. – Григорий Иванович снял очки и положил их на директорский стол. – Видите ли, теория и практика – вещи разные. В институте нас одному учат, а в жизни совсем по-другому. Вот вы ещё молода. И у вас, насколько я знаю, своих детей пока нет. Тем более, детей подросткового возраста. Поэтому, как более старший коллега и отец, сын которого благополучно миновал подростковый возраст, я хочу вот что сказать: лучше вы Любе ничего не говорите. Просто отпустите ситуацию. Объясню почему. Видите ли, подросток только напрягается, когда с ним говоришь на такие темы. И мы получаем обратный эффект. То, что ему нужно – всего лишь время. Да! Ему нужно время для того, чтобы привыкнуть к тем изменениям, что произошли с его телом. Это естественный процесс, и чем меньше мы в него вмешиваемся, тем быстрее и безболезненнее он протекает. Ещё вопросы есть ко мне, Арина Викторовна?

– Нет. Спасибо, Григорий Иванович.

Она вышла из кабинета, осторожно прикрыв за собою дверь.

Брови директора сдвинулись. Он схватил резинового чертёнка, помял его в пальцах, отбросил на край стола. Встал, принявшись мерять шагами комнату. От окна до двери, от двери до окна. Десять шагов. Он давным-давно посчитал, сколько их. Проклятая девчонка! Суёт нос туда, куда совать его совершенно не требуется. Нет, она не выслуживается. Она не из таких. Она из серии наивных соплячек, которым типа не всё равно, которые за общечеловеческие ценности, как они их понимают; которые за справедливость, за добро. Да что ты знаешь о справедливости и добре? Добро – вещь относительная: что для русского добро – для немца смерть. А справедливости нет, не было и не будет. Сама природа несправедлива. Ты без году неделя в этой богадельне, и потому ещё вся такая неравнодушная, чуткая, вдохновенная. Дура мелкая! Если бы ты проработала здесь лет с пяток-десяток ты бы стала такой же заматеревшей сукой, как Лизавета Петровна. Потому что, как там в песне поётся? «А в этом месте по-другому не прожить». Ты же свалишь отсюда через годик-другой максимум. Небось в частную школу какую-нибудь подашься с нехилым окладом, а нам здесь с Лизаветой Петровной продолжать говно лаптем хлебать с этими недоделанными. Вот и всё твоё добро, вот и вся справедливость. Таких, как ты, дур рублём не заманишь – ни коротким, ни длинным. Но ничего, найдём способ избавиться от тебя, пронырливая ты сучка! Не впервой. Чужим здесь не место, Арина Викторовна.