Спасение ведьмы

– Да элементарно, бабуль, также, как и с фотографией. Гляди. Сначала в галерею заходим. Где твои кошки? Ага, вот они. Кликаем сюда, теперь сюда и сюда. Вот и готово.

– А ну-ка ещё повтори, чтобы я запомнила.

– Ладно. Гляди ещё раз, блогерша ты наша.

– Да уж, блогерша дементная.

Естественно, дементной бабушка не была от слова «совсем». Всю жизнь, с институтской скамьи до пенсии, проработала в школе учителем русского и литературы. Это она привила Инину любовь к чтению. Бабушка никогда ничего не навязывала. Напротив, она говорила: «Давать восьмиклассникам «Войну и мир» – преступление. Это есть лучший способ отбить желание читать классику на всю жизнь». Она умела, как бы случайно, будто бы невзначай, в нужный момент подбросить нужную книжку. «Тома Сойера» или «Алые паруса», «Трёх мушкетёров» или «Малыша и Карлсона, который живёт на крыше», «Волшебника изумрудного города» или «Как закалялась сталь» … И как она только угадывала, что именно это нужно Виталику в данный момент?

– Ну я пойду, бабуль?

– Что-то ты сегодня вообще рано засобирался.

– Да дела срочные, ба. Но я обещаю, в следующую субботу посижу дольше. А хочешь, билеты в театр возьму? Мне и тебе, а?

– А вот хочу! – с шутливым вызовом ответила бабушка.

– Всё. Замётано. – Он собирался встать, но вдруг задержался. – Бабуль, послушай, а как ты думаешь, я бы смог человека убить?

– С чего это вдруг? – бабуля опешила. – Что за вопрос такой страшный?

– Да это… ты знаешь, – Инин выкручивался из положения, – Юрка Светлаков, помнишь его? Вот он моду взял в последнее время, вопросы неожиданные задавать. Порой такое спросит, что хоть стой, хоть падай. Ну я от него, видать, и научился. Это ж, с кем поведёшься, от того наберёшься.

– А зачем он так делает?

– Не знаю, – Виталий пожал плечами. – Наверное, спонтанность ума тренирует.

– У него или у тебя?

– У обоих, – подмигнул бабушке Инин.

– Ох, Виталя, темнишь ты чего-то. Но на твой вопрос я отвечу. На дуэли, как Печорин Грушницкого, смог бы. А из корысти, из мести, в ярости – никогда, – уверенно ответила бабушка.

«А ведь верно, то, что произошло на крыше – это была дуэль! – пришло озарение к Инину. – Значит, я не убийца, – я дуэлянт. Причём, дуэлянт поневоле».

От сердца в тот же миг отлегло, будто душная волна откатила. Браво, бабуля! Какая же ты дементная?

Простившись с бабушкой, Инин сначала заехал к себе домой, чтобы забрать машину, и лишь потом вернулся в гостиницу.

Лифт вёз его наверх. По боковой панели бежали цифры, отсчитывающие этажи. Вместе с цифрами бежали мысли. А что, если она пришла в себя и скажет, что история про Архивариуса – шутка? Или заявит, что ничего не помнит о своих вчерашних россказнях? А может быть, она уже сбежала, и он больше никогда её не увидит? А вдруг она всё же возьмёт, да и напишет заявление в полицию? «У неё все мои данные, я же анкету в ресторане заполнил, дурак!»

Открыв дверь номера, Инин понял, что в чём-то он попал в точку. Номер был пуст. Не было сумки-мессенджера, лежащей, когда он уходил у кровати. Не было её, брошенной на кресло, вязаной шапочки. Только открытый флакончик губной помады на полу и записка на тумбочке.

Позвонили. С мамой беда. Это они.

Далее был накарябан адрес и телефон.

Строчки кривые – буквы и цифры прыгали в разные стороны. Было видно, что записку писали впопыхах и сильном волнении.

«Что, блин, за они?» – Инин недовольно насупился.

Первым порывом было смять записку к чертям, швырнуть её на пол, к помаде, и идти прочь. Но какой-то голос внутри него шепнул: «А вдруг то, что она рассказала тебе – правда? Ну хотя бы часть». И ещё один, такой ехидно-назидательный, добавил: «Упустишь её раньше времени из вида, она тебя ментам сдаст. На зону-то всё же не хочется!»

Он набрал указанный номер.

«Данный абонент находится вне зоны доступа или отключен», – ответил бот.

В злобе он пнул флакончик с помадой, скомкал записку, сунул её в карман и нервно вышел за дверь.

Сев за руль, первым делом выкурил сигарету; курил нарочито неторопливо, чинно; и только потом развернул записку.

Адрес улица Семенова 23, квартира 13, ему ни о чём не говорил. Он забил его в навигатор и присвистнул. Окраина, другой конец города! Инин чертыхнулся и включил зажигание.

Район, куда навигатор привёл Инина, восторгов не вызывал. Унылые ветхие четырёхэтажки обрюзгшими пьяницами серели вдоль дорог с разбитым асфальтом. Грязные сугробы по обочинам в этом забытом коммунальщиками околотке местами были в человеческий рост, а над костлявыми голыми деревами кружили смерчи ворон.

Дом 23. Инин въехал во двор. Смолящий на лавочке сигаретку небритый мужик в шапке-ушанке, завидя его новенький «Ауди А8L», подозрительно покосился. Очевидно, подобные экземпляры заезжали в его тмутаракань нечасто. Инин захлопнул дверцу, нажав на кнопку брелока автосигнализации; его щегольское авто дерзко пикнуло. На двери подъезда не было и намёка на домофон, – «дом открытых дверей», заходи, кто хошь! В подъезде ожидаемо разило мочой. Он поднялся на третий этаж и постучал в необитую деревянную дверь: звонка при ней не имелось.

На стук не отозвались. Он постучал ещё, настойчивее и громче. За дверью была полная тишина. В сердцах Инин пнул дверь ногой.

«Чёртова психопатка!»

Он вынул из карман мобильный и снова набрал её номер. На сей раз ответили.

– Кто это? – приглушенно спросил испуганный голос.

– Это я, Алевтина. Виталий Инин. Ты дома?

– Д…да.

– Дверь открой.

Алевтина открыла и, как боязливый зверёк, отскочила назад. На неё было страшно смотреть. Её трясло: дрожало всё – пальцы рук, плечи, губы. Влажные размазанные глаза полны горя и страха. На ставшем мертвенно-бледным лице потёками запеклась тушь.

– Чего не открывала-то? Что случилось?

– Я думала это они пришли. Они… они маму убили.

Глава 3

8

На старом, выцветшем диване лежало тело, накрытое с головой простыней.

– Можно? – Инин взялся за краешек.

Аля кивнула.

Он откинул простынь с лица. В том, что пожилая измождённая женщина была матерью Алевтины не было никаких сомнений. Тот же высокий лоб, те же азиатские скулы, остатки рыжины в волосах. Инин взялся было за запястье женщины, чтобы прощупать пульс, но тут же оставил эту затею. В ней не имелось смысла, – рука женщины была ледяной. Мать Алевтины мертва, и это уже не фантазии, не придумки – факт.

– Как это случилось? – Инин хотел было присесть на колченогий обтрёпанный стул, но побрезговал, остался стоять.

– Как только ты ушёл, мне позвонили. Сказали: твоя мать ответила за твой грех. И это своё проклятое «иеасэ рцонха», – её губы опять задрожали.

– Так. Кто позвонил?

– Я не знаю. Они.

– Номер у тебя определился?

– Не знаю.

– Что значит, не знаю? Открой телефон, посмотри.

Аля взяла смартфон. Он подпрыгивал в её пальцах.

– Во входящих звонках ничего нет. Может по вотсапу звонили? – непослушные пальцы прыгали по экрану. – Нет, в вотсапе тоже ничего. Может быть, по телеграм?

– Дай сюда, сам посмотрю, – он нетерпеливо забрал у неё телефон. – Действительно ничего нет, – вынес он вердикт после пары минут изучения, – последний входящий звонок у тебя только вчера днём был.

– Значит, по телеграм они позвонили! Там же чат убираешь и у себя, и у отправителя. Убрали они звонок!

– Да знаю я, знаю. Сам так подумал.

Ещё он подумал: «Если этот звонок вообще был», но озвучивать мысль Инин не стал.

– Так. Дальше что? – он вернул ей смартфон.

– Я хотела тебе позвонить, но номера твоего не знаю. Поэтому написала записку и побежала сюда.

– Дальше.

– Захожу. Мама лежит на диване, как сейчас. Нет дыхания, пульса. Я непрямой массаж сердца делала, искусственное дыхание. Но… – из глаз снова брызнули слёзы, – всё было поздно.

– Соберись, Алевтина, – он слегка встряхнул её за плечи. – Ты видела следы борьбы? Какие-то повреждения на теле у мамы есть? – Инин снова подошёл к трупу, и принялся внимательно осматривать шею и голову. Ни кровоподтёков, ни царапин, ни ссадин он не увидел.

– Следы борьбы? – Аля растерянно пожала плечами. – Вроде бы нет. Всё на своих местах.

«Всё на своих местах!» – воскликнул про себя Инин.

В комнате был беспорядок, граничащий с хаосом. Чего только стоил обеденный стол! На нём громоздилась немытая посуда с присохшими к мискам остатками пищи, полупустая консервная банка, чулки, заштопанные носки, полная окурков пепельница, утюг, томик стихов Некрасова… Нечто подобное он уже видел. На съёмной квартире отца, куда тот съехал после развода.

– Аля, такие вопросы есть, – он аккуратно покрыл умершую простынёй. – Первый: как они могли зайти в дом? И второй: каким образом они её умертвили? Следов борьбы, по твоим словам, нет. Да и на теле у мамы повреждений я не заметил.

– Ну так она сама открыла им дверь! Так и зашли. А потом, её просто держали и ввели яд.

– Ввели яд?! – Инин чуть не поперхнулся. – Аля, а ты не допускаешь такой версии, что твоя мама болела, и умерла своей смертью? Инфаркт или инсульт.

Алевтина изменилась в лице. Оно было бледным, теперь же в один миг стало алым.

– Моя мама ничем не болела. Она была абсолютно здоровой, – процедила она сквозь зубы, борясь с нахлынувшими обидой и гневом. – И про звонок, получается, я тоже тебе наврала? И про то, как они убили Валеру тоже? – она сорвалась на крик. Слёзы из глаз больше не капали, – они хлынули настоящим потоком. – Ты мне не веришь! Ты до сих пор мне не веришь! Даже смерть моей мамы для тебя ничего не доказывает. А знаешь, что? – она, сжав кулачки и наклонив вперёд голову, двинула на него, став похожей на маленького, но безумно яростного корридного бычка. – Проваливай отсюда! Катись! Вон!

– Стой, стой. Погоди, – Инин выставил руки вперёд ладонями. – Успокойся, пожалуйста. Я верю тебе. Просто, я предположил, что возможно, они только припугнули тебя своим звонком, а мама, ну… сама умерла. Это только гипотеза, я просто ей поделился, и всё.

– Иди ты в пекло со своими гипотезами, – прошипела Аля, но кулачки разжала.

– Хорошо. Давай рассмотрим твою версию об отравлении. Только, ради бога, спокойнее. Сейчас нам только разругаться с тобой не хватало! Чем, по-твоему, её могли отравить? Тоже наркотиками накачать, как твоего Валеру? Если это так, то экспертиза покажет, и…

– Ничего она не покажет! – Аля не дала ему договорить. – Ты знаешь, что отравить человека так, чтобы никакая экспертиза не подтвердила, проще простого? Одного миллилитра инсулина достаточно для здорового человека, – не диабетика, чтобы его убить. А потом – гипогликемия, кома и смерть. И никакая экспертиза ничего не покажет, потому что введённый инсулин будет использован организмом. Ничего в крови не останется! В заключении о причинах смерти будет написано: остановка сердца, острая сердечная недостаточность. – Она перевела дух. – И даже если бы ей ввели, что-нибудь определяемое, скажем, наркотик, да хоть мышьяк, то как только ментам станет известно, что в деле замешан Архивариус, дело замнут. Понимаешь ты это, нет?

– Ладно. Но в полицию-то по любому сообщить нужно. Скорую вызвать, или что там делают в таких случаях?

– Вызывают полицию и врача из поликлиники. Но сегодня выходной день, поэтому надо звонить в скорую. Врач должен зафиксировать смерть, а полиция протокол осмотра трупа написать.

«Как чётко она всё знает! – поразился мысленно Инин, но тут же пришло объяснение: – Алевтина реанимационная медсестра».

– А что потом? Судебная экспертиза будет?

– Если полиция установит, что человек умер по естественным причинам, покойного направят в обычный морг, – Аля судорожно вздохнула. – Если покойный не пенсионного возраста или обнаружены признаки насильственной смерти, отправят на судебную экспертизу.

– Твоя мама пенсионного возраста?

Аля кивнула.

– Значит, в обычный, – Инин потёр лоб. – А полиция, она ведь опрашивать тебя будет?

– И меня. И, возможно, соседей, как понятых пригласит. И к тебе вопросы возникнут. Поэтому, лучше тебе выйти на время.

– Резонно, – согласился Инин. – Ты расскажешь им про звонок? – он напряжённо посмотрел ей в глаза.

– Нет, конечно. Это бессмысленно. Сначала на допросы затаскают, а когда поймут, что дело касается Архивариуса, спустят на тормозах. Ещё и меня в чём-нибудь обвинят. Да и твоё превышение самообороны тоже на свет вылезет. Шайке Архивариуса не сделают ничего, а тебя под суд отдадут.

– Резонно, – повторил Инин.

– Тогда иди, – слёзы на её глазах высохли. – Я буду полицию со скорой вызывать. Позвоню, как уедут.

– Справишься?

– Справлюсь.

– Всё-таки хорошо, что ты медик. Всё знаешь. Ну, в смысле, что и как делать надо… – Инину хотелось как-то её подбодрить, но вышло нелепо.

– Не всё знаю. Вот когда зеркала завешивать, сейчас или после того, как тело вынесут?

– Хочешь, я в Гугле погляжу?

– Угу.

Он посмотрел.

– Пишут, сразу после смерти завешивать нужно.

– Спасибо.

Он спустился по лестнице, сел в машину, завёлся, поехал. Хотелось скорее выбраться из этого унылого, пахнущего нищетой, околотка – района живущих на обочине жизни. Инина такие места ввергали в депрессию. Последний год своей жизни его отец прожил в похожем месте. Оставив окраину позади, вырвавшись на широкий проспект, он остановил машину на первом же разрешённом ПДД месте. В Архивариуса верить по-прежнему не хотелось, а верней, не моглось. Но не слишком уж совпадений? Полоумный на крыше, выкрикивающий «иеасэ рцонха», что действительно означает «да исполнится». Едва не сбивший его автомобиль. Наконец, смерть матери Алевтины. А ведь она предупреждала, что мать могут убить. Непонятно всё это, противоречиво, запутано. «Если не можешь решить вопрос, забей и поспи», – правило это Инин уважал, и частенько им пользовался. Откинул спинку сиденья назад, задремал. Его разбудил телефонный звонок. На экране высвечивался незнакомый номер.

– Это я, Виталик.

По голосу он узнал Алевтину. Просто не успел ещё ввести её имя в список контактов.

– Как дела у тебя? Полиция уехала?

– Да. Я уже трупоперевозку вызвала.

– Я могу возвращаться?

– Да. Жду.

Пришла мысль: «Надо поговорить со Светлаковым, рассказать ему всё, посоветоваться».

Когда он поднялся на лестничную площадку к Але, из соседней двери выкатилась пожилая грузная женщина в искусственной, местами облезшей шубе. Её подозрительный взгляд говорил: «А ты ещё кто такой будешь?»

– Здравствуйте! – поздоровался Инин.

– Здрасте. Вы из ритуальных услуг что ли?

– Нет. Я двоюродный брат Алевтины, – соврал Инин.

– А, родственник, значит. – Она оглядела его с головы до пят.

– Да. Тут такое случилось… Похоже, вы уже знаете.

– Как не знать? Милиция, скорая. Потом тело вынесли. Царствие небесное Евдокии! – женщина перекрестилась.

– Так неожиданно всё случилось.

– Как неожиданно? – соседка выкатила глаза.

– Ну так здоровая-то тётя Евдокия была, и тут…

– Здоровая? – женщина усмехнулась. – Да, молодой человек, видать давно вы родственников не посещали.

– А что с ней не так было? – насторожился Инин.

– Да как вам сказать… – соседка явно раздумывала продолжать ей или остановиться, – Евдокия с дочкой, сестрой вашей, здесь пару месяцев, как квартиру снимают, говорят в доме ремонт у них идёт.

– Да-да, я в курсе, – закивал Инин.

– Так что не могу сказать, что хорошо с Евдокией знакома была, но кое-что знаю.

– Что знаете?

– Хворала Евдокия, – женщина покачала головой. – Очень хворала.

– А чем?

– А этого, мил человек, я вам говорить не стану. Вы лучше сестру свою расспросите, – ответила соседка и стала спускаться по лестнице, переваливаясь, словно большая неуклюжая утка.

9

Едва Инин зашёл в прихожую, как в ноги к нему бросился пёс. Маленький длинноухий спаниель, игриво виляя хвостом, тыкался носом в колени и преданно заглядывал гостю в глаза.

– А это у нас кто? – Инин присел на корточки, потрепал собаку по голове.

– Это Тобик, – ответила Аля.

Пёс полизал Инину руку.

– Какой дружелюбный! Первый раз меня видит, а уже такая любовь.

– Такой он. Всем рад, всех любит.

«Как Светлаков», – отметил про себя Инин.

– Да. Не охранник.

Аля кивнула.

– А где он раньше был? Ну, когда я первый раз заходил, его не видел.

– Я к Насте его отводила.

– Кто такая Настя?

– Соседка с четвёртого.

– Ясно. Маму уже увезли?

– Да. Минут за пять до твоего прихода вынесли. Ты проходи, Виталик, чего в дверях-то стоять? Нет-нет, не сюда. Сюда, – она показала рукой. – На кухню, не в комнату. Там беспорядок. И на диван, где мама лежала, я больше смотреть не могу. – Аля закусила задрожавшую губу, не давая себе разрыдаться.

Они сели за маленький поцарапанный столик, на табуретки, друг против друга. Крохотная кухонька ненамного отличалась от комнаты по части чистоты и порядка. Ворох посуды в раковине, забрызганная липкой жижей плита с чайником, который забыл, когда его мыли, усыпанный крошками пол; пробежал таракан… Оглядывая кухню, Инин едва удержался от того, чтобы не присвистнуть: «И в этой квартире жили не два алкаша, а две женщины!»

– Каков план действий? – сразу же спросил он, не позволяя повиснуть ненужной паузе.

– Маму похоронить надо, – Алевтина уронила в ладони голову.

– Это ясно. Выбирай любое бюро ритуальных услуг. Я оплачу.

– А с чего это ты должен платить? – Аля подняла голову и возмущённо поглядела на Инина.

– А с того, что так надо, – ответил Инин тоном, дающим понять, что дальнейшие дискуссии на эту тему абсолютно бессмысленны и бесполезны. Так что Але оставалось только тихо сказать «спасибо» в ответ.

– Теперь давай вот о чём подумаем. Ты говорила, что по телефону тебе сказали, что мать ответила за твой грех. Я правильно понял?

– Да.

– Означает ли это, что тебе больше боятся нечего? Архивариус удовлетворён местью и умывает руки.

Из угла кухни раздался металлический звон. Это Тобик залепил лапой по пустой миске.

– Ой! Нужно корма ему насыпать. Совсем про собаку забыла со всем этим ужасом.

Она наполнила миску кормом и вернулась к столу. Инин продолжал глядеть на неё вопросительно.

– Я не знаю. Я хочу на это надеяться, но… Архивариус – фанатик, непредсказуемый псих. Один только чёрт может знать, что у него в голове.

– Откуда такие сведения?

– Как откуда? – удивилась Аля. – Я же тебе говорила. От Вадима, от следователя.

– А, это тот, который тебе жизнью обязан?

– Ну да.

– Ясно. Значит, в целях безопасности лучше полагать, что охота на тебя не закончена.

– Думаю, да. К тому же, у меня чувство такое… м-м-м… что мы в опасности. Я и ты.

– Раз так, то тебе лучше вернуться в гостиницу. Я бронь с номера не снимал.

– Наверное, так будет правильнее, – согласилась она после некоторого размышления. – Только, – она поглядела на хрустящего кормом Тобика, – куда я собаку дену? В гостиницу с собаками не пускают.

– Это верно. Но ты ведь его своей Насте можешь отдать. На время.

– Хм. На пару-тройку дней она согласится. А дальше?

– А дальше видно будет, – Инин подмигнул, – разберёмся.

Аля сначала пожала плечами, потом кивнула.

– Ну тогда отводи собаку, и поехали. Не вижу смысла время терять.

Вернувшись от соседки, Аля сообщила, что та согласилась оставить собаку до вторника.

– Едем тогда, – заторопился Инин, вставая.

– Погоди. Мне нужно собрать вещи и документы, свои и мамины. Ещё платье мамино надо взять, в котором хоронить её буду, и туфли с косынкой.

«Нервы у девушки не стальные, конечно, но крепкие, не смотря на её паранойю, – подумалось Инину. – Сразу после такого шока сориентироваться в ситуации! Про платье и про косынку подумать! Люди при таких обстоятельствах обычно растеряны, соображают неважно. Случись что-то подобное с кем-нибудь из моих, вспомнил бы я об этом?»

– Так, может быть, позже вернёшься, – не завтра же похороны. Тогда и соберёшь всё что нужно спокойненько, – предложил Инин. Пребывание в убогой и грязной квартирке откровенно осточертело.

– Виталик! – Аля придержала его за руку. Они следят за квартирой, я чувствую. И будут следить за ней дальше. Возвращаться сюда опасно. Я больше сюда не вернусь.

– Но за собакой ведь всё равно придётся.

– Не придётся. Попрошу Настю куда-нибудь её привезти.

Инин вздохнул и снова сел на табурет. Минут через десять Аля собрала сумку. Виталий, вздохнув на сей раз облегчённо, подхватил баул и поспешил к выходу.

– Это твоя машина?! – не смогла сдержать восхищённых эмоций Аля, когда перед ней открылась дверца шикарного авто представительского класса. – Наверное, бешенных денег стоит?

В ответ Инин только махнул рукой.

Он собирался тронуться с места, но Аля опять остановила его.

– Постой. Нам нельзя ехать прямо в гостиницу на твоей машине. Они проследят за нами. Они узнают, где мы.

– И что же ты предлагаешь?

– Поедем туда, где можно будет оставить машину, ну, на стоянку какую-нибудь платную. Потом пересядем на такси. Потом на метро. Потом на автобус. Потом опять на такси – уже до гостиницы.

– Уф! – он закатил глаза.

– Виталик, не злись. Ты просто всё ещё не понимаешь с кем мы имеем дело.

«С сумасшедшей девицей», – подумал про себя Инин. Вслух же сказал: «Хорошо. Только можно хотя бы автобус из твоего списка пропустим?»

По дороге до автостоянки Алевтина то и дело озиралась назад, беспрерывно спрашивая: «Тебе не кажется, что эта машина всё время едет за нами. Или, может быть, эта?» Инин лишь молча качал головой. То же продолжилось и в такси. Поуспокоилась Аля только в метро.

Они подошли ко входу в отель, когда уже вечерело. От голубизны неба, что утром порадовала Инина, не осталось теперь и следа. Оно было беспросветно затянуто серой унылой хмарью, готовой опрокинуть на город новые тонны снега.

Инин заказал ужин в номер. Говяжий стейк и бутылку «Хеннеси». Разлил по бокалам.

– Ну что, помянем маму?

– Я не пью алкоголь. Я уже говорила.

– Даже по такому случаю?

– Я не переношу алкоголь, – повторила Аля с нажимом.

– А я выпью, – Инин отхлебнул из бокала, – мне на эти два дня стрессов хватило.

– Я бы тоже выпила, только не алкоголь, а транквилизатор или снотворное. Просто забыться хочу. Ни о чём не думать, уснуть…

– Так давай я из аптеки доставку закажу.

– Не выйдет. Такие лекарства только по рецепту продают.

– Ну а что-нибудь без рецепта взять можно?

– Корвалол и персен, разве что. Слабенькие успокоительные, не уверена, что поможет.

Лекарства доставили в номер уже через полчаса. Аля ошиблась – успокоительные сработали. Ещё через полчаса она уже крепко спала на своей половине кровати. А вот Инину не спалось. Не помог даже «Хеннеси». Он лежал, заложив руки за голову, и размышлял, уставившись в потолок.

Что у «ведьмы»? Синдром патологического фантазирования? Параноидальная шизофрения? Верить в россказни об Архивариусе он отказывался. Правда, уже не столь решительно, как сутки назад. Но про то, что мать ничем не болела, получается, Алевтина врала! Вид у умершей был весьма и весьма болезненный. («У умершей болезненный вид». Инин сам усмехнулся такой своей мысли). И старуха-соседка тоже сказала: «Хворала Евдокия, очень хворала». Почему Алевтина врёт? А главное, для чего?

Он поглядел на спящую девушку. Выглядит совсем юной. Не то что тридцать лет, ей двадцать не дашь. Такая свежая, нежная… Рыжие волосы размётаны по подушке. Тихонько посапывает, совсем, как ребёнок. А ещё, чертовски красива! Даже сейчас, когда совершенно безо всякой косметики. Инин невольно залюбовался. Может ли настолько красивая девушка быть сумасшедшей? «Ещё как может», – ответил он сам себе и принялся копаться в айфоне, забивая в строку поисковика поочерёдно: «патологическое фантазирование, паранойя, шизофрения…» В выведываемой информации что-то было спорно, что-то противоречиво, а что-то совсем непонятно. Может быть, из-за «Хеннеси»?

«Завтра иду к Светлакову», – решил он, закрывая айфон.

Утром за огромным окном бесновалось сизое марево. Миллионы злых мелких снежинок атаковали стекло. Январь вьюжил, свирепствовал. Инин давно уже встал, принял душ, выпил чашечку кофе. Алевтина ещё спала. Или делала вид, что спит. Он надел пуховик. Она открыла глаза, повернулась на бок, подперев рукой голову, посмотрела на Инина.

– Недоброе утро! – поприветствовал Инин.

– Недоброе, – отозвалась Аля.

– Мне по делам нужно. Буду часа через три.

– Виталик, ты, конечно, не должен передо мной отчитываться, но… – она поднялась, села на край кровати, – если можно, скажи куда ты идёшь.

– С другом встретиться нужно.