Спасение ведьмы

Официантка принесла три графина с настойками.

– Ну что, эскулап, вздрогнули? – Инин поднял рюмку. – А вот настоечки, в отличие от всего остального, здесь и правда зачётные.

Неподалёку от них, заняв место за столиком в соседнем ряду, проводили вечер две дамы, внешность которых Светлаков оценил: «гляди, какие роскошные!», а Инин: «так себе, ничего особенного». Одна из дам, та, что была в дерзко маленьком чёрном платье, украдкой (или делая вид, что украдкой) поглядывала на Инина.

– Гляди-ка, как на тебя пялится, – заметил ему Светлаков. – Ну да, ты же у нас красавец, а у меня харя деревенская и нос приплюснутый.

Инин очаровывал женщин играючи. Женщины влюблялись, теряли голову, изменяли мужьям… Инин же всегда оставался внутренне холоден, не испытывая к ним ничего, кроме вожделения и спортивного интереса. Когда-то он был Казановой, через постель которого прошло столько женщин, что он сбился со счёта. А потом всё наскучило. Случилось это, по выражению самого Инина, скоропостижно. В единый миг пришло озарение, что весь этот процесс охоты и соблазнения до тошноты прост, бессмыслен, а самое главное, жалок. С тех пор он начал проводить пятничные вечера в компании Светлакова, по субботам навещал бабушку, а в воскресенье целый день валялся на диване с книгой, один в своей шикарной пустой квартире.

– Две разведёнки, обеим под сорок, но молодятся, поэтому кажется, что им до тридцати, – тоном ленивого эксперта проговорил Инин. – Пришли, как мы с тобой, поболтать, но в принципе не исключают возможности кого-нибудь закадрить, и продолжить вечер в другой обстановке.

– Ну ты у нас прирождённый психолог, – Светлаков отправил в рот вилку с салатом. – Прочёл их, как рассказ.

– Как букварь, – поправил Инин.

– Ну что, приударишь за той вон, что в чёрном платишке?

– Уволь, Юра, – Инин зевнул. – Я в эти игры давно не играю.

– Да, – закивал головой Светлаков, – и женщины тоже тебя не интересуют. Пресыщение. Эх, будь я на твоём месте!

– Да ты завидуешь мне что ли? А, Юр?

– Завидую. И не скрываю.

– А хочешь я тебя с той в чёрном платье познакомлю? Мне ж пару пустяков.

– Так она ж не на меня – на тебя пялится.

– А это неважно. Для неё сейчас на безрыбье и рак рыба.

– Это ты, значит, рыба, а я, значит, рак? – Светлаков сделал вид, что обиделся.

– Так познакомить?

– Не надо.

– Из-за жены? Ты у нас верный муж, так ведь?

– Знаешь что, Инин. Вот у тебя зарплата космическая, квартира в элитке, машина отпадная, и красавец ты писаный, и харизма у тебя сумасшедшая, и бабы на тебя пачками вешаются, а всё равно, ни за что бы не хотел местами с тобой поменяться. Хоть и завидую.

– А я бы с тобой хотел, – сказал Инин серьёзно. – Хоть и не завидую.

– Глянь-ка, – Светлаков мотнул головой в сторону соседнего столика. За ним сидела женщина в чёрной, как ночь парандже. Откуда она могла появиться показалось друзьям загадкой: оба готовы были поклясться, что ещё десяток секунд назад этот столик был пуст.

– Так. Мусульманка. – констатировал Инин.

– Блин. Баба в чадре.

– Это не чадра, Светлаков. Это паранджа или бурка. Чадра имеет прорезь для глаз, а в парандже на месте прорези – сетка, поэтому даже глаз не видно.

– Откуда такие познания?

– У меня мать с отчимом в Дубае живут, забыл? Вот перед тем, как в гости к ним ехать, решил поинтересоваться.

– Ага. Слушай, а им же, ну, мусульманам, вроде нельзя злачные места посещать?

– Да посещать-то можно. Нельзя запретную еду кушать и запретное питьё пить. Тут странновато другое: насколько я знаю, мусульманка не должна посещать такие места одна, без разрешения отца или мужа.

– Ну, может, отец или муж у неё дюже продвинутые, демократичные, – предположил Светлаков. – Что скажешь? Ты ж у нас людей, как букварь читаешь. Прочти-ка эту мадам.

– А не могу я её прочитать. Я же в основном по лицу читаю, а у этой лицо сеткой закрыто, – лукаво улыбнулся, повеселевший от выпитой настойки Инин.

– И всё-таки удивительно. Баба в таком наряде. Здесь?

– Не вижу ничего удивительного. Я такую уже третий раз за неделю встречаю. Однако, ты мне зубы не заговаривай, Светлаков. Знакомиться с девушкой будешь? – он показал глазами на столик с понравившейся Светалкову красоткой.

– Отказываюсь.

– А хочешь, она сама к тебе подойдёт?

– Сама? Интересно, как ты это устроишь? – Светлаков заинтриговался.

– Как устрою, говоришь?

Инин достал из внутреннего кармана пиджака блокнотик и ручку, вырвал листок, и что-то написал на нём. Взмахом руки подозвал официантку, нашептал ей тихонько на ухо, указывая на столик с дамами и отдал листок. Официантка, кивнув, удалилась.

У Светлакова зазвонил телефон. Жена.

«Будто что-то почуяла, вот ведь ведьма!» – подумал Инин.

Светлаков говорил с женой. Захмелевшие дамочки, громко беседуя и смеясь, кидали в сторону их со Светлаковым столика всё более откровенные взгляды. Мусульманка, затащив под сетку паранджи чашку, попивала чаёк. Инин поймал себя на ощущении дежавю. Без сомнения, он уже всё это видел. Вот только где и когда? Стоп. Во сне. Два или три дня назад. В путаном и дурном сне. Там было намешано много разного. Был седобородый раввин в чёрной ермолке и с белым молитвенным покрывалом на шее, арабские шейхи, обнажённая рыжеволосая женщина с крепким красивым телом, лица которой Инин не разглядел, падение с высоты, заснеженный склон, лабиринты тёмных и сырых коридоров, покойники в морге, тупики, ядовитые змеи, погоня, ощущение смертельной опасности, Светлаков… Светлаков в беде. С ним происходит что-то непоправимое. Лица одноклассников, бабушка, отчим… Ещё в этом сне было рыжее трескучее пламя, и два маленьких зелёных, будто чьи-то глаза, огонька, мерцающих на фоне его полыхания. И, без сомнения, был этот самый зал, этот стол с пельменями и графинами с недопитой настойкой, и мусульманка в парандже, пьющая чай, и две начавшие хмелеть флиртующие дамочки, и Юрка, что беседовал с женой по телефону, и то, чего бы Инину категорически не хотелось…

Не хотелось думать, не хотелось вспоминать, не хотелось признавать. Ощущение, которым был пропитан сон. Парадоксальное. Неоднозначное и трудно выразимое. Щемящее, сладко-тоскливое и тревожное-манящее, оно как будто обещало полную радостных чудес весну, и предрекало хмурую, пахнувшую скорой смертью осень, от него веяло чем-то давно забытым, родным, тёплым и светлым, и одновременно тянуло жутким могильным холодом, вселяло надежду и ставило крест. И всё было бы ничего, если бы сны, сопровождаемые этим ощущением, не имели одной особенности. Обычно они сбывались.

Сейчас такие сны почти не снились Инину, но в детстве это было обыденным делом. Так, маленький Виталик без труда мог предсказать завтрашние дождь, простуду, двойку в школе, потерю бабушкиных очков, а также увидеть во сне место, где оказалась пропажа; знал где найти в очередной раз потерявшегося кота, исчезнувшие струны от папиной гитары, мамино колечко… Недаром бабушка называла его волшебником. Она же предложила ему рисовать сны. Выходило неплохо. И бабушка говорила ему: «Ты не только волшебник, но ещё и художник».

Но как-то он предсказал гибель кота, позднее – развод родителей, а ещё поздней – смерть отца. Всё сбылось. После этого Виталик перестал рисовать свои сны.

Инин смотрел на друга. Светлаков балагурил с женой, улыбался, травя незатейливый анекдот.

«А ведь они уже одиннадцать лет в браке», – посчитал Инин. – И, конечно, я ведь ворую его у неё каждую пятницу». Тут что-то кольнуло у него в груди. Не то, чтобы сильно – чувствительно.

Закончив, Светлаков отложил телефон, разлил по рюмкам настойку.

– Знаешь что, Светлаков? – сказал Инин. – Я бы завидовал тебе, если б мог. Хоть твоя радостная философия достойна ума идиота, всё-таки ты по-своему счастлив. Ты любишь жену, семью, работу. Пусть всё это иллюзорно, но твоя бездарная жизнь чем-то наполнена. А моя пуста, как ржавая бочка.

– Так в чём проблема? – Светлаков хмыкнул. – Смени работу, женись.

– Сменить работу? – ухмыльнулся Инин. – Чтобы, как ты на раздолбанной «Ладе» ездить и в дешёвой двушке потолок коптить? А женитьба и я… Ты издеваешься что ли? Есть ли в мире две вещи более несовместимые?

– Ну и не завидуй тогда. – Светлаков взялся за рюмку. – Давай лучше выпьем.

Тем временем официантка поднесла дамам бутылку шампанского. Приятно удивившись, они о чём-то спросили её, она жестом показала на столик Инина и Светлакова. Увидев это, Инин приветственно помахал дамам рукой. Спустя пару минут, одна из них, та самая, что в чёрном маленьком платье, поднялась и подошла к столику Инина и Светлакова.

– Хочу поблагодарить вас за презент, – кокетливо сказала она, глядя на Инина.

– Не стоит благодарности, – галантно ответил Виталий. – Тем более, что это презент не от меня, а от моего друга. Прошу любить и жаловать, Юрий! – он указал на Светлакова.

– Здарсте! – смущённо поздоровался Светлаков.

Дама бегло кивнула в ответ, и продолжая смотреть на Инина полным восхищения взором, воскликнула: «Но это же «Рюинар»! Моё любимое шампанское. Как вы узнали?»

– Это не я узнал, это он, – Инин кивнул на друга.

– Нет он, – поспешил откреститься Юрий.

Дама изменилась в лице.

«Ну вы определитесь сначала кто же из вас узнал», – она надула и без того пухлые губы, и обиженно цокая каблуками, вернулась к своей подруге.

– Ну вот, Светлаков, ты всё испортил, – Инин с шутливым укором глядел на друга. – Девушку разозлил.

– А действительно, как ты узнал? – глаза Светлакова были широко распахнуты от удивления.

– Ну, я просто догадываюсь о чём они думают. В смысле, женщины. Не всегда попадаю в точку, но чаще всего получается.

– Вот почему бабы от тебя с ума сходят! Ты не только очаровательный негодяй, ты ещё телепат. Ты их мысли читаешь! У тебя точно экстрасенсорные способности есть. Я ещё в школе об этом тебе говорил.

– Юр! – Инин поморщился. – Тебе ли, врачу-психиатру, говорить об экстрасенсорике? Экстрасенсорика, парапсихология, эзотерика и прочая лабуда – удел шарлатанов и шизофреников. Ты и сам это хорошо должен знать, и нести эти знания в тёмные массы.

Веру в свои якобы чудесные способности, как и веру в то, что таковые вообще существуют в природе, Инин проклял бессчётное количество лет назад. Тогда он был ещё восторженным шестнадцатилетним пацаном, наивно верящим в любовь, справедливость, добро и прочие вещи, которые нынче считал полным вздором. А также в то, что если уж не спасёт этот мир, так точно его удивит. И была Оля Карамзина – его первая любовь, и предпоследняя… И время тогда было славное. Первые вечеринки, первое сухое вино, первые поцелуи… Произошло это на восьмое марта.

Их класс собрался на квартире у кого-то (Инин уже не помнил точно у кого именно). На столе стояли, купленные вскладчину салатики и вино. За окном шёл мокрый снег напополам с дождём, а мальчики дарили подарки девочкам. Виталик знал, чего хочет Оля. И пускай её желание выглядело экстравагантным, но что оно именно таково, Виталик не сомневался ни на йоту. Десятки раз он предугадывал то, что захочет Оля – ошибок не было. Бабушкино слово «волшебник» осталось в прошлом. Он (Виталик был в этом уверен) – менталист, он – экстрасенс. Он новый, ещё не признанный Вольф Мессинг, он – Ури Геллер. Сейчас он удивит Олю, сейчас он её восхитит, он сделает её счастливой, и произойдёт это у всех на глазах. Он ясно видел то, что Оля хочет получить в подарок. Он много раз перепроверил – мозг рисовал одно и то же. Оля мечтала о… белой крысе с чёрным пятнышком на голове.

Пришлось обежать не один зоомагазин прежде, чем удалось найти такую. Виталик посадил зверька в школьный рюкзак. Вот он таинственно и гордо, будто иллюзионист перед финалом грандиозного номера, смотрит на Олю, медленно расстёгивает молнию, и… крибле-крабле-бумс! Крыса прыгнула прямо на колени Оле.

Виталикина любовь сначала с истошным воплем подпрыгнула, а в следующую секунду её обильно вытошнило прямо в расставленные на столе салаты.

Поднялся хохот. Оля, вся в слезах, схватив пальтишко, вылетела из квартиры. Виталик бежал за ней сквозь снег и дождь. Умолял вернуться, умолял простить. Рыдая, она повторяла только одно: «Ты надо мной посмеялся. Я тебя ненавижу».

Подростки – жестокие существа. Ещё долго называли Олю за глаза «поблевушкой». «Крыса-Карамзиха» – прицепилось обидное прозвище. Сей инцидент вспоминался на вечеринках класса почти постоянно. Между Виталиком и Олей было всё кончено. И самое обидное, она стала встречаться не то, чтобы с врагом, но с персоной весьма для Виталика неприятной – с завистливым и вилявым Максом Новицким.

Но последней не каплей – камнем, забившем гвоздь в гроб веры в суперспособности, стала для Виталика смерть отца. Он имел глупость поделиться с бабушкой своим сном. Когда же произошло то, что он видел во сне, убитая горем бабушка кричала ему: «Это из-за тебя! Это ты накликал, ведьмак проклятый! Это ведь ты отца убил! Это ты!» Придя в себя, она каялась, молила простить за слова, брошенные в безумии. Но Виталик на бабушку не обиделся. Просто с тех пор он больше не верил в чудо. Это лучше, чем считать себя злым колдуном. Нет ничего сверхъестественного и паранормального, не существует суперспособностей. Всё это –вредный бред, мистификация и самообман. Возможны лишь случайные совпадения. Всему есть рациональное объяснение.

– Нет, послушай, – возразил Светлаков. – Ведь исследования проводились. Например, эксперименты с картами Зеннера. Или знаменитый эксперимент с Кулагиной, когда она дистанционно воздействовала на сердце лягушки. Да много ещё чего.

– Эксперименты с картами Зеннера не отвечают требованиям научной достоверности и невоспроизводимы, интерпретация их данных ошибочна, – возразил в свою очередь Инин языком Википедии. – А твоя Кулагина – известная аферистка.

– Тогда я вот чего тебе расскажу. Иду я как-то по отделению и вижу, как больной наш – шизофреник хронический, расчёской куда-то в окно целится. Я у него спрашиваю, что мол делаешь? А он мне говорит, не мешай, доктор, я космический корабль злых пришельцев сбиваю. Я ему – ты бы расчесался лучше, чем космические корабли сбивать. Надо сказать, что при запущенной стадии шизофрении наши больные за собой не следят и редко используют расчёску по назначению. Он от меня отмахнулся, и сделал выстрел из своего «бластера» – пых! Сбил, говорит. А потом вдруг посмотрел на меня вот так, пристально (Светлаков показал как) и сказал: «Доктор, слушай, а ведь у тебя спина болит». Это было в точку: меня и правда радикулит прихватил, поясница разламывалась. Дай, говорит, я тебя вылечу. Ну, думаю, пусть попробует – хуже-то не будет. Тогда он мне своей расчёской вдоль позвоночника провёл, всего раз провёл, и боли как не бывало. В один миг боль прошла! И как ты это объяснишь?

– Да просто! То, что у тебя спина болит, он понял по твоим скованным движениям. А то, что боль у тебя прошла – так это самовнушение. Мне ли тебе, психиатру, это объяснять?

– Вот ты чертила упёртый! – Светлаков начинал заводиться. – Ты даже допустить не хочешь никакого другого объяснения, кроме…

– Не хочу, – перебил его Инин. – А зачем мне допускать бредовые объяснения?

– Хорошо, а Вольф Мессинг? Он же реально читал мысли людей. Если бы это было не так, не был бы он столь знаменит.

– Вольф Мессинг, Юрочка, – Инин ухмыльнулся, – во время своих выступлений брал людей за руку. По микродвижениям их руки он и находил спрятанные предметы. Короче, как говорится, ловкость рук и никакого мошенничества.

– Но ведь если бы это было так просто, почему никто другой не может повторить его трюков? А? – Светлаков почти кричал.

– Нет никаких доказательств, что он обладал телепатией.

– Но также нет доказательств, что не обладал! – Светлаков стукнул ладонью по столу. – А объяснение про микродвижения придумали такие же упыри, как ты, которые жуть как боятся того, что не укладывается в их рациональный умишко.

– Лучше рациональный, как ты выразился, умишко, чем антинаучное безумие. Ау, средневековье!

– Так ты же сам говорил в школе, что видишь вещие сны! И рисовал ещё их. Не помнишь?

– Не помню, – соврал Инин.

– Звездишь ты всё. Не можешь принять, что не всё под твоим контролем, всемогущий ты наш. Что есть вещи, не подвластные твоему разуму, перед которыми ты просто пылинка, ноль без палочки. Вот и включаешь тупо защиты, нарцисс ты хренов.

– А ты ведь достал меня, Светлаков! – К своему неудовольствию, Инин почувствовал, что последние слова друга его, пусть слегка, но задели. – Вот что, если я скажу тебе, что мне на днях сон приснился. Типа вещий. Так сбудется или нет?

– А вдруг?

– А я думаю, ни хрена.

– А проверь.

Тут, как гром среди ясного неба в заведении грянула музыка. Инин сморщился.

– Твою ж мать! – Он жестом подозвал официантку. – Девушка, счёт.

– Твоя непереносимость музыки – это невроз! – Вспыхнул Светлаков. – Тебе лечиться надо, серьёзно. И какого чёрта я должен сейчас уходить? Я ещё настойку не допил и пельмени не доел.

– Остынь, – Инин похлопал его по плечу. – Последуй примеру своих пельмешек: они-то уже остыли. А не то, – Инин показал на пустившихся под музыку в пляс двух дам, которым было презентовано шампанское, – я ту бабу всё-таки на тебя натравлю, не отмажешься. Я же экстрасенс, да? – Он подмигнул. – Я смогу. Или пошли отсюда.

– Вот манипулятор-то херов, – вспыльчивый, но быстро отходчивый Светлаков уже улыбался. – Ладно. Предлагаю компромисс. Мы всё-таки допьём настойку, а взамен я покажу тебе хорошее место без музыки.

– И что же за место?

– Ресторан «Небо».

– Не слышал о таком.

– Недавно открылся.

– Что ж, идёт, – согласился Инин.

– Записывай адрес.

Покончив с настойкой, друзья вышли на вечерний морозец. На небе тускнели зимние звёзды, окна окрестных хрущёвок светились уютным домашним светом.

– Машину здесь на парковке оставлю, у бабульки заночую сегодня, она тут через три дома живёт, – сказал Инин.

– Да помню я, – ответил Светлаков. – Кстати, как она?

– Бабулька-то? Молодцом.

Она и правда держалась молодцом. Несмотря на то, что перешагнула в девятый десяток, на хвори особо не жаловалась, делала в день свои восемь тысяч шагов, осваивала соцсети. И булочки пекла всё такие же вкусные, как и в детстве, когда стояло вечное лето, и деревья были большими…

– А давай я тебя провожу, – предложил Светлаков, – заодно проветрюсь.

Они вошли во двор дома. Он мало изменился с тех пор. Те же приземистые сарайчики на той стороне, что напоминали Инину нахохлившихся воробьёв, те же аккуратненькие, сейчас укрытые снегом огродики под окнами, и даже мусорный бак на том же месте в правом углу. Только детская площадка сейчас другая – нарядная, современная. На ней, сгрудившись у скамейки, коротала вечер стайка подростков, звучала гитара. Какой-то паренёк умело подражал Цою. Те же самые песни пели здесь другие ребята и четверть века назад.

– Неплохо поёт пацан, – оценил исполнение Светлаков.

Инин ничего не ответил.

– Виталь, а помнишь, как ты когда-то и пел, и играл?

Инин хранил молчание.

– Тебя ж от гитары невозможно оторвать было. И в музыкалку ты ходил. Вот других детей хрен заставишь за инструментом сидеть, а тебя наоборот на улицу нельзя было вытащить. У тебя ведь талант музыкальный!

Лицо Инина стало каменным. Но Светлаков продолжал.

– А теперь ты музыку на дух не переносишь, бежишь от неё, как от чумы. Да что случилось с тобой такое? Когда?

– Юра, слушай, – Инин подошёл к Светлакову почти вплотную, брови его сдвинулись, глаза сузились, казалось, что ещё мгновение и он боднёт друга лбом в лицо. – Слушай и запоминай. Никогда, никогда не говори мне об этом. Я не музыкант, никогда им не был, и никогда не буду. Ты всё понял?

Светлаков отступил на шаг.

– Значит, ты не волшебник, не экстрасенс, и не музыкант, да?

– Закрыли тему.

– Хорошо. Закроем. Только я предлагаю пари. Вот ты сказал, что тебе сон вещий приснился. Давай так. Если он сбудется, то ты сыграешь для меня на гитаре, а если нет, то я никогда больше не подниму тему про музыку.

– Да чёрт с тобой, – согласился Инин, – пари так пари, только отстань от меня.

Они ударили по рукам.

«Эх, Юрка, – подумалось Инину, – тебе в любом случае не выиграть, не услышать моей гитары. Ведь если сон сбудется, мой дорогой, тебя не будет на этом свете…» Он тут же прогнал эту мысль.

– Тебе такси вызвать, Юр?

– Да уж я сам как-нибудь.

– О’кей. Тогда в следующую пятницу в «Небе»?

4

– Какая ещё охота? Что ты плетёшь? – Инин устало глядел на Алевтину.

– Меня хотят убить. – Она произнесла эту фразу так буднично и спокойно, будто бы речь шла о походе в булочную. – И если бы не ты, я была бы не свидетелем, а потерпевшей.

Будучи в совершенной уверенности, что сумасбродная девчонка начала какую-то игру, смысл которой был пока для него абсолютно неясен, Инин не стал задавать ожидаемых «кто?» и «почему?»; вместо это он сказал: «Странно, если он хотел тебя убить, отчего не сделал этого сразу, а отнял телефон? И потом, когда идут убивать, обычно имеют с собой оружие, а у этого типа оружия не было. Если бы оно было, то он бы его применил, когда дрался со мной. Так что, не крути мне мозги, Алевтина. Мне и так на сегодня приключений хватило».

– Он не отнимал телефон. Он напал на меня, схватил. А телефон я выронила, вырываясь. Почему он был без оружия? Видимо, тот, кто меня заказал, считает, чтобы справиться со мной, оружия не нужно. И потом, они наверняка за мной следили, и знали, что я на акциях в «Небе». А там, зачем оружие? Можно сбросить с двадцать пятого этажа – сойдёт за несчастный случай, и взятки гладки. Хотя тот, кто меня заказал ментов не боится, но подставляться лишний раз тоже не хочет.

– Допустим, – согласился Инин, – но почему, зная, что тебя хотят убить, ты просто не дёрнула со всех ног, а решила вернуть несчастный телефон?

– Так я сначала и не поняла, что он хочет убить, думала обычный грабитель. А вот когда он начал орать это своё «иеасэ рцонха», тут до меня и дошло.

– И что означает это «иеасэ рцонха»?

– «Да исполнится» на иврите.

– Слушай, – Инин откинулся на спинку стула, – у тебя на всё готовые ответы есть. И это, – он наклонился к Алевтине, – согласись, тоже странно. И хладнокровие твоё, честно признаться, меня настораживает. Двадцатиоднолетнюю девчонку хотят убить, а она спокойна, как Штирлиц. Кстати, ты знаешь, кто такой Штирлиц?

– Я знаю, кто такой Штирлиц, – ничуть не смутившись, ответила Алевтина. – И, во-первых, с возрастом ты ошибся: мне не двадцать один, а тридцать. А, во-вторых, то что за мной будут охотиться, я ждала, и потому, знаешь, было время подготовиться и продумать возможные варианты.

– Если ты ждала, что за тобой будут охотиться, почему не сбежала отсюда, почему не уехала?

– Некуда.

– А зачем про возраст мне заливаешь?

Она молча достала из сумочки водительское удостоверение и положила его перед Ининым.

Алевтина Берестова. Год рождения…

Девчонка (как выяснилось, не такая уж девчонка) не врала.

Он изучающе посмотрел на её руки, на кожу рук, на кожу лица. Кожа совсем юной девочки. Кожа тоже не может врать. «Да, недаром говорят, что ведьмы стареют медленно», – подумалось Инину.

– Помнишь, что спросил в «Криминальном чтиве» Бутч у Марселласа, после того как последнего отымели в задницу, а Бутч его спас? – Инин улыбнулся горькой улыбкой Печорина.

– Он спросил: «Как мы теперь с тобой будем?»

– Во-во. И как?

– Я думаю, тебе надо держаться от меня подальше. Уйти. Забыть. Я теперь представляю опасность для любого, кто рядом со мной. Ты и так сделал для меня слишком много, хоть и не хотел. Ты просто оказался не в то время не в том месте. Вот только, – она помедлила, – я почти уверена, что в ресторане был ещё кто-то из них, наблюдал. Не факт, что они будут тебе мстить за то, что помешал, но исключить на сто процентов этого не могу. Поэтому, не нужно тебе вязнуть ещё больше в моём дерьме. Исчезни. И чем скорей, тем лучше.

– Исчезни, говоришь? – Инин почесал макушку. – Видишь ли, милая моя, уже поздно. Дорога в тысячу ли начинается с первого шага. И этот шаг я сделал. Теперь придётся идти.

– Куда?

– В ментовку.

– Исключено. Во-первых, если мы туда пойдём, подставим тебя. Но это меньшее из зол. Во-вторых, кто меня заказал ментов не боится – менты боятся его. А в-третьих, ты веришь ментам?

Полиции Инин не верил. Однажды в его филиал нагрянула налоговая проверка. Нарушения, конечно, были, но на статью не тянули. Однако уголовное дело всё-таки завели. Как лицо материально ответственное, Инин первым попадал под удар. Именно тогда он и выучил УК наизусть. Проблему решила солидных размеров взятка.

Полиции Инин не верил, но не верил и своей новой, свалившейся ему на голову знакомой. Слишком фантастичными казались её заявления о таинственном и всесильном заказчике, которого «боятся менты». Слишком подозрительным выглядело её раскладывание по полочкам: «во-первых, во-вторых, в-третьих…» Кто она? Аферистка, решившая воспользоваться ситуацией? Патологическая фантазёрка, у которой началось обострение под влиянием произошедшего стресса? Или вправду ведьма, на которую охотится некая загадочная новая инквизиция. Последней своей мысли Инин внутренне усмехнулся.