Злые и Виновные

– Ахай, золотко, скажи мне, что ты придумал, как нам отсюда выбраться? – по тяжёлому вздоху, поняла, что плана нет.

– Наверху их всего двое, один ранен, плюс та женщина, плюс двое ребятишек. На мне цепи. Ты ранена, прочие здесь измождены и напуганы. Они вряд ли сунутся сюда до прихода подкрепления. Дверь тяжёлая, крепкая, снаружи засов, – Ахай бросил на меня осуждающий вгляд. – Норэе не перерезали горло, но она всё равно умрёт. Как теперь и мы, – понятно, недоволен, что я повелась на такой грубый шантаж. Возможно, он и прав, но работаем с тем, что есть.

– Что с девушкой?

– Она здесь, вместе с матерью, – «А?» всё, что я смогла из себя выдавить. – Та женщина в платке действительно была женой трактирщика, двое мальчишек – их сыновья, а девушке они позволили помогать себе по хозяйству и… прочему, решив, что пока её мать здесь, она никуда не денется и глупостей не совершит.

– И, как я понимаю, никаких припрятанных в сапогах ножей у тебя не найдётся?

– Нет, – растерянно протянул Ахай. – Да и смысл от них в нашей ситуации. Разве что свести счёты с жизнью.

– Ну, подобные крайности не наш выбор, мой гордый самурай. Так что, Ахай, если тебя не затруднит, ты не мог бы вновь поработать моей подушкой? – ему было не трудно, за что я испытала к нему жгучую волну признательности.

– Можно задать тебе личный вопрос?

– Попытайся, – мужчина ощутимо напрягся.

– Почему Остус записал Норею в смертники, как ты выразился, я могу понять. А что насчёт тебя? Ты командовал целым отрядом. Ты беспрекословно подчиняешься приказам, неболтлив и отличный воин. Так за что тебя так? Признавайся, у Остуса есть очень симпатичная дочурка? – я постаралась сдержать ехидство в голосе, но вышло не очень убедительно. Ахай молчал не шевелясь, только по прерывистому дыханию я догадывалась, что он не спит.

– Я сам вызвался, – сказал и замолчал. А мне теперь думай. Ну что за невыносимый человек, всё клещами вытягивай. Действительно, «неболтлив».

– Расскажи о себе что-нибудь, – я почувствовала, как Ахай медленно втягивает в себя воздух и внутренне посмеялась. Да, мой дорогой, тебе досталась паршивая сокамерница.

– Что именно ты хочешь услышать?

– Как ты попал в «банду»? Где твои родители?

– Попал, как и все попадают. Есть хотелось, пить. Жить хотелось. Отец умер, когда мне было лет пять. На моих глазах упал со строительных лесов, расшибся насмерть. Мать… она захотела получить реабилитацию, как «новая мрайена». Одно позволение на одни руки, я не вписался. Не буду врать, что понимаю её, что не знаю, как поступил бы на её месте. Я ведь видел её после, узнал, а она меня нет. Или сделала вид, что не узнаёт. За обращёнными мрайенами ведь следят потом, какое-то время, – повисло неловкое молчание. Я тоже хороша, нашла у кого и о чём спрашивать. Вдруг я почувствовала, как моей руки касается чужая рука. Молча переплела наши пальцы и закрыла глаза. Если бы всех страждущих я могла утешить одним тихим прикосновением – посвятила бы этому жизнь.

Нельзя было сказать, сколько времени мы так просидели в темноте и тишине, прерываемой чьими-то всхлипами и краткими разговорами. Ахай практически не шевелился, поэтому очень быстро я заснула. Снов не было, что и к лучшему. Проснулась я от тычков в плечо. Это мой спутник пытался привести меня в чувство. Наверху тихо скрипел отодвигаемый засов, похоже, время пришло. Мы поднялись на ноги: Ахай, готовый встретить свою судьбу с честью, и я, любопытствующая, сколько возможностей даст нам смена декораций. Дверь распахнулась и от ворвавшегося света мы на некоторое время ослепли, а когда зрение вернулось, я смогла различить на фоне проёма одну-единственную фигуру. Но самым странным оказалось то, что эта фигура была мне смутно знакома.

– Шойго! – за моей спиной метнулась, до того никак не проявляющая себя, тень. В один момент взлетев по лестнице, Норея обхватила руками парня.

– Что. За. Хрень, – я непонимающе оглянулась. Ахай, радость моя, разделял мой шок. Но в следующий миг сам поднялся наверх, и заключил друга в объятия. Прекрасная картина, просто охренительная, но какого чёрта? Не дожидаясь, пока остальные пленники отпихнут меня, я направилась к свету. Шойго узнал меня и улыбнулся, обнажая верхний ряд зубов с характерными пропусками. Да, жизнь всех нас потрепала. В его руках блеснула связка ключей, и цепи, скрепляющие руки Ахая, со звоном упали на пол. Я отошла в сторону и аккуратно оглядела помещения первого этажа. Двое давешних «постояльцев» валялись возле стола, в каждом из них торчало по стреле. Понятно. У нас тут свой Леголас завёлся, счастье-то какое. Ладно, «спасибо» сказать потом успею. Я направилась обратно к своим новым товарищам, чтобы поторопить их, но в последний момент успела заметить тень, метнувшуюся к Шойго. Хотя нет, не так. В последний момент я успела стать между ними, заслонив собой парня. Кухонный нож, вошёл мне в грудную клетку с поразительной лёгкостью, будто это были не мышцы и кости, а плавленый сыр. Боли я не почувствовала, только тепло с металлическим привкусом, постепенно заполняющее мой рот. Я подняла глаза на неё. Интересно, что движет подобными фанатичками, готовыми исполнять приказ даже после отрезанных ушей. Думаю, я могла бы её понять. Но лицо женщины начало растворяться, затем тени заметались перед моими глазами, а чьи-то крепкие руки подхватили меня, не дав упасть. Как мило. Пора уходить во тьму. Уже правда пора.

Глава 14. Бастин 1. Новый игрок садится за стол

Солнечный свет лился, казалось, со всех сторон; пробиваясь через несметное количество витражей, он приобретал все цвета радуги, делая королевскую усыпальницу более похожей на зал для танцев. Молодой мужчина, только-только вошедший в возраст, чтобы иметь право так называться, неуверенно переступил с ноги на ногу. Он стоял у самого входа, в тени, не решаясь выйти на свет. Во всём его облике сквозила явно несвойственная ему растерянность, лишь взгляд болезненно-внимательных глаз был устремлён в одну точку. В глубине души он хотел отвести взгляд, хотел развернуться и уйти не оглядываясь. Но Бастин (так его звали) давно уже отучился потакать своим низменным желаниям. Он был высок, строен, не лишён изящества в манерах. Светлую и по-детски нежную кожу покрывала трёхдневная щетина. Проведя рукой по мягким каштановым волосам, он откинул пряди со лба, словно они мешали ему смотреть ещё пристальнее. А его глазам, обычно светло-зелёным с карими прожилками, но теперь, то ли из-за недосыпа, то ли из-за нервов, с красноватым оттенком, было за чем следить. Точнее за кем.

Практически в самом центре белоснежной усыпальницы стояла, окутанная разноцветной дымкой, фигура девушки. Стройная, высокая, с фарфоровой кожей и длинными русыми волосами, подобранными и уложенными в элегантную, хоть и простую причёску. Она стояла к нему спиной, но и без этого Бастин прекрасно знал, что у девушки идеальный профиль, пусть нос и несколько островат. Девушка была не просто хороша, она была прекрасна и знала об этом, это знание проскальзывало и в горделивой осанке, и в изящных движениях. Но всю воздушную нежность рушила тяжёлая корона, лежащая на её голове. Нет, она была не только тяжела: всё в ней кричало о силе и жестоком могуществе. Корона была сделана из железа, почерневшего от времени, на ней не было ни единого камня, ни единого украшения, а длина толстых шипов, устремлённых вверх, могла быть легко сопоставима с головой самой девушки. Обруч явно был не по размеру и так сдавливал её лоб, что, казалось, вот-вот по белоснежной коже пробежит алая полоска крови. Однако юная королева словно и не замечала никаких неудобств, причиняемых древней регалией. Опустив свой взор, она внимательно рассматривала одну из гробниц, сделанную из белого мрамора, точнее, изображение женщины, вырезанное поверх крышки. Они обе, и живая девушка, и каменная женщина, были до ужаса похожи. Со стороны можно было подумать, что первая пытается отчаянно найти хоть одно отличие, таким сосредоточенным был её взгляд. Впрочем, этого мужчина не мог видеть, лишь подозревал, что творится внутри девушки. Её мать, почившая королева, лежащая сейчас под той самой белой плитой, любила дочь, но выражала это в естественной лишь ей манере. Марэя Раскозо – властная и жестокая женщина, всегда ли она была такой или ей пришлось такой стать, надев на голову корону, ту же, что сейчас носила её дочь Андрина, Бастин не знал. Да и не хотел знать: трудно питать тёплые чувства к женщине, которая ненавидела сам факт твоего существования. Внебрачного сына её законного мужа-короля.

– Не стой там, подойди ближе, – в пустой зале голос прозвучал, как колокол. Бастин, стоявший до этого растерянный, встрепенулся и бодрым шагом направился вперёд. Прочь, прежние демоны! Прочь, морок ночных страхов!

– Я не хотел отвлекать тебя от твоих размышлений, – он постарался вложить в голос столько тепла, сколько было возможным, но глубокая складка, поселившаяся между бровями Андрины, так и не разгладилась.

– Напрасно. Здесь мне трудно думать. Я просто зашла попрощаться с ней, – девушка аккуратно положила ладонь на каменное лицо, на минуту повисла тишина. – Разве не забавно это? Она ненавидела тебя, отослала меня ещё ребёнком, а сейчас мы с тобой единственные пришли навестить её, – Бастин неловко дёрнул плечами – вряд ли он решился бы сюда заглянуть, если бы ему не нужно было срочно найти Андрину.

– Всё уже готово к отъезду. Карета ждёт возле ступеней Большого Двора, – но Андрина даже не шелохнулась, продолжая смотреть на неживую фигуру.

– Мне тревожно.

– Это естественно, Андрина, ты же покидаешь родной дом. Особенно зная, что нам предстоит, – королева лишь досадливо отвернулась:

– Нет, не то. Я не боюсь того, что впереди, я беспокоюсь о том, что оставляю здесь. Меня не покидает ощущение того, что я предаю семью. Или семья… – тут Андрина запнулась и вновь замолчала, но Бастин прекрасно знал продолжение. «Или семья предаёт меня». Оба замолчали и отвели глаза, почувствовав, что встали на очень тонкий лёд.

– Если вещи загружены, мне лучше поторопиться. Не стоит никого заставлять ждать, – и улыбнувшись одними уголками губ, она направилась к высокой арке выхода. На место последнего упокоения своей матери она больше не взглянула.

Большой Двор Сабуи представлял из себя на удивление просторную ровную площадку подножия замка. На удивление потому, что Сабуя, столица Таверрана, это великий город, возведённый посреди гор. И там, где раньше видны были лишь не робеющие перед временем скалы, теперь зеленеет летняя травка, украшенная белыми цветами и маленькими кустиками. На территории замка имелись два двора, носящие неофициальные названия Большой и Малый. Бастина всегда забавлял тот факт, что Малый двор по своим размерам раз в пять превосходил Большой, а названием своим был обязан лишь тому, что здесь работники уже не так тщательно выравнивали поверхность, в особо затруднительных местах прибегая к аккуратным ступенькам или вычурным мостикам.

По обе стороны мощёной дороги, ведущей от ступеней дворца до кареты, стояли люди, самые близкие и самые знатные. Все они пришли попрощаться со своей королевой. Мужчина не мог не отметить, что в эту минуту герб Андрины был весьма кстати. Серебряный ястреб на чёрном полотне. Траур прощания.

Бастину стоило бы уже сидеть в седле, в самой голове процессии, но ему не хотелось оставлять Андрину одну в такой момент. Он видел, как напряжена у неё спина, как она уже несколько раз оборачивалась к нему. И как отчаянно она ищет в толпе всего одного человека. «Проклятье! И чего я злюсь? – Бастин почти до крови прикусил себе щёки. – Разве это не естественно, желать видеть семью перед долгой дорогой?» Бастин лично открыл дверь кареты и подал Андрине руку, однако ладонь повисла в воздухе. Девушка стояла к нему спиной и под предлогом очень тёплого прощания тянула время. Она была такой искренней, её лицо будто бы светилось нежной грустью и участием. В каждом её жесте можно было прочитать «Вы все мне так дороги! Попросите меня ещё раз, и я точно останусь!» Пожалуй, лишь узкий круг лиц мог увидеть, что Андрине что-то нужно. Но вот ещё одна томительная минута истекла и на плечи девушки словно упал мешок с песком. Она слегка покачнулась и кивком указала фрейлинам на карету. Пока те занимали свои места, у Андрины появилась уважительная причина переговорить с Бастином:

– Почему он не пришёл? – вместо ожидаемой злости в её голосе отчётливо слышались растерянность и даже обида. Но начавший подбирать слова Бастин, обнаружил, что ответ его собеседнице вовсе и не нужен:

– Он прекрасно знает, как меня называют при дворе. Еретичка! А я вынуждена улыбаться и делать вид, что ничего не слышу! И мой брат… мой собственный брат не делает ничего, чтобы пресечь эти слухи, даже наоборот – усугубляет ситуацию, как только можно. Клянусь богами, я ненавижу себя за эти мысли, но временами мне кажется, что братец сам и стоит за всеми сплетнями, – её грудь гневно вздымалась, в то время как лицо оставалось совершенно равнодушным. Бастин только вздохнул. Артаур и Андрина – родные брат и сестра, унаследовавшие и разделившие, по древнему обычаю Сабуи, королевский трон. Конфликты, сопровождающие родственников-соправителей, не были редкостью, и рано или поздно двор, вместе с остальной семьёй, всё же раскалывались на два, а то и три лагеря. И те тучи, что сейчас собирались над коронами были тяжким грузом для Бастина. И особым. Являясь единокровным братом Артаура и Андрины, он имел больше прав на трон, чем его сестра. Вот только отец, покойный король, так и не озаботился тем, чтобы официально признать его сыном и наследником. Или не успел. Он погиб от рук заговорщиков, когда Бастину едва исполнилось восемь, после чего не слишком весёлая жизнь бастарда поблекла окончательно. Артаур был его единственным товарищем, сколько Бастин себя помнил. Его Величество был старше всего на год, но уже превосходил сводного брата во всём: сражения, игры, науки, этикет. Тем не менее Бастин ни разу не ловил себя на зависти, всё происходящее казалось ему совершенно естественным – как можно превосходить наследного принца и любимого сына хоть в чём-либо? Ещё в первый день своего прибытия в замок он чётко усвоил одно простое правило: такому как он нужно уметь быть благодарным даже за самые малые крохи. И он был. Вот только с Андриной он сблизиться так и не смог. Королева Марэя никогда её не отпускала от себя, потому сводные брат и сестра просто физически не могли пересечься. Ну а после смерти короля Андрину и вовсе отправили воспитанницей на родину матери, во Флеко-Ностро – извечный очаг всех Раскозо. Это был первый и последний раз, когда мать разлучилась с дочерью. Андрина смогла ступить на землю Сабуи лишь в день собственной коронации. Бастин помнил, как волновался в тот день. Не смотря на все заверения Артаура в дружбе и братской любви, неведомая ему королева одним росчерком своего пера могла сломать Бастину только начавшую налаживаться жизнь. Все собрались в Большом Дворе, переполненном, как никогда прежде. На ветру трепетали белые флаги с золотыми ястребами и чёрные с серебряными – эмблемы старшей и младшей ветви Собитов соответственно. День был непередаваемо хорош, ни единого облачка на ослепительно-лазурном небе. Бастин выбрал лучший свой наряд, купленный на выигрыш за победу в состязании лучников (весьма сомнительную, по его мнению, победу, ведь Артаур из-за лихорадки не смог участвовать). Особой его любовью пользовался длинный плащ из телячьей кожи с вышитыми по краям золотой нитью узорами. Похожие узоры часто вышивала его мать на чужих платьях, и пока плащ лежал на его плечах, Бастин ощущал себя чуть менее одиноким. Пока брился перед зеркалом дважды порезался (от нервов дрожали руки, а цирюльникам он принципиально не доверял), даже в кои-то веки причесался. Кинув беспокойный взгляд на зеркало, он вышел. В последнее время на всех важных мероприятиях юноша, почти мужчина стоял вплотную по левую руку от Артаура, и с каждым разом это делать становилось всё приятнее: проигрывая в массивности, Бастин месяц за месяцем начал отбирать у брата победы в росте и красоте. Вот и сейчас, поспешно став рядом с братом, он гордо расправил плечи и даже прошёлся не слишком целомудренным взглядом по местным «красотам». Юные девочки и даже замужние дамы смотрели на двух братьев с нескрываемым восхищением и трудно было сказать, кем любуются больше. Можно подумать, что у подножия лестницы, ведущей в замок стоит не один, а два короля. Представшая взору Бастина картина вдруг больно ударила его куда-то в область солнечного сплетения и выбила весь воздух из лёгких. Он вдруг покачнулся, уронил вниз голову и сделал три отрывистых шага назад и в сторону. Больше с этого места он не сходил до конца церемонии.

Музыка прервалась и в то же мгновение герольды затрубили торжественный марш – в проёме ворот показалась торжественная процессия. Не менее пяти десятков всадников, семь карет и четыре повозки – это только те, кого допустили на верхний уровень, непосредственно территорию замка. Лишь мельком взглянув на процессию Бастин почувствовал неладное. Эмблема дома Раскозо, кроваво-красный мак на чёрном фоне, встречалась едва ли реже, чем герб королевского дома Собитов. Это было не просто отклонение от установленных правил. Это было открытое неуважение. Бастин заметил, как сильно сжались челюсти Артаура и как потяжелел его взгляд. Уже в тот, проклятый Меей, момент Бастину стоило бы предвидеть грядущие неприятности, но тогда он был слишком занят собственными переживаниями. От процессии плавно отделилась одна из карет и, описав полукруг, остановилась у противоположного от короля конца мощёной дороги, которая в свою очередь была вся устлана белыми лепестками роз. Один слуга отворил дверь и опустил ступеньки, второй подал руку. Бастин сразу узнал её. Как можно было её не узнать? Девочка, образ которой почти стёрся из его памяти, с которой его разделяли не только бесконечные вёрсты, но и годы, вдруг возникла от него всего в нескольких десятках шагов. Ещё совсем юная, хотя конечно не такой ребёнок, как прежде, с по-взрослому серьёзным выражением лица. Андрина оказалась до боли похожа на свою мать и Бастин был разочарован этим фактом – неужели он никогда от неё не избавится? Наконец Андрина перевела свой взгляд на него и её личико озарилась такой тёплой и искренней улыбкой, что Бастин в секунду забрал все свои невысказанные слова обратно. Пока Андрина шла по своей дороге славы, все обратили внимание на лист бумаги в её руке. А точнее на печать его скрепляющую. Королевскую печать. В руках той, кому корону только предстоит надеть это было… Бастин очень и очень не хотел использовать слово «оскорбление», но ничего другого в голову не приходило. Он снова перевёл глаза на брата, но в этот раз заметить уже ничего не успел: то ли Артаур не обратил внимания на это письмо, то ли смог взять себя в руки куда быстрее, чем брат. Да, этому у него стоило бы поучиться. Когда Андрина прошла половину пути, Бастин вдруг понял, что улыбка предназначалась вовсе не ему, а королю. «Разумеется ему», – подумал он с горечью и неосознанно положил ладонь на эфес меча. Глупый жест, который сказал Бастину о нём самом куда больше, чем юноша хотел бы знать.

Приветствие прошло весьма сухо и формально, больше никаких попраний этикета Бастин так и не заметил. Когда подошёл его черёд, он низко поклонился, решив, что называть себя не стоит. Да и как ему представляться? «Доброе утро, Ваше Высочество. Позвольте представиться, Бастин, Ваш единокровный брат по отцу, который плевать на меня хотел, а также воспитанник Вашей матери, которая была бы рада видеть меня в гробу». Его размышления прервал женский голос:

– Впервые вижу такой долгий поклон! – в голосе сквозил нескрываемый смех. Бастин жгуче покраснел, как, наверное, не краснел и после первого поцелуя, и выпрямился, хотя поднять глаза всё ещё не решался.

– Ну вот, теперь я точно знаю, кто скучал по мне больше прочих, так, братец? – Бастин даже не сразу понял, что обращение предназначалось ему. Зелёные глаза взметнулись вверх, немного задержались на лице девушки и вновь опустились. Тишина мучительно затягивалась, а брат как будто специально не спешил его выручать. Бастин впервые не знал, что сказать девушке. И это был один из самых неприятнейших моментов в его, пока ещё не очень долгой, жизни.

– Ну что вы, сестрица. Я лишь не хочу смущать нашего братца-короля. Он порой бывает так робок с миленькими девушками, что единственный способ подначить его к разговору – не составлять ему конкуренции вовсе, – Бастин и сам не заметил, как смог открыть рот и заговорить. А когда понял, что сказал, онемел. Всё, буквально всё, что он хотел от сегодняшнего дня – это никого не разозлить, особенно никого влиятельного. А сейчас всего одной фразой, самой первой, он смог унизить сразу двух монархов, к тому же перед их собственным двором. Пожалуй, именно это можно попросить выбить на его надгробной плите. Если его останки вообще позволят предать земле. Первой не выдержала Андрина. Её громкий, заливистый, совершенно не подходящий её статусу смех прокатился по всему двору и вернулся назад сторицей. Смеялись все, от немного не понимающих младенцев на руках матерей до совершенно ничего не понимающих стариков. Бастин скосил глаза на брата. Артаур, помнящий о своём положении, не позволил себе хохотать вместе со всеми, но его довольное лицо перекосила еле сдерживаемая ухмылка, а искрящиеся глаза обещали несколько хороших тумаков, в момент, когда младший брат меньше всего это ждёт. Лишь теперь Бастин позволил себе по-настоящему расслабиться. Он тепло улыбнулся Андрине, заглядывая прямо в глаза и даже, кажется, подмигнул ей, после чего отошёл в сторону, открывая ей путь к тронному залу.

Обычно все, даже самые важные мероприятия проводились внутри храма Меи, но всё, что касалось королевской семьи, общим правилам не подчинялось. Даже общему богу. С самых давних времён, даже до прихода их народа на земли Мрай-ат-Алиса, род королей опекал и наставлял Ори-Тинай, врачующий и знающий. Бог Крови. Его жрецы брили головы и украшали себя красными татуировками, изучали человеческие тела и регулярно окуривали свои помещения, чтобы видеть то, что другим невидимо. А кроме прочего, были верными слугами членов королевской семьи, их глазами и ушами, а также самыми надёжными хранителями их секретов. Потому и корону на голову монарха возлагал не Верховный меен, как можно было ожидать, но один из жрецов Ори-Тиная. В тот раз церемония прошла в меру торжественно и спокойно. Андрина стояла на коленях перед своим будущим троном, пока жрец читал свои молитвы. Рядом с троном Андрины стоял другой, на котором уже восседал Артаур. Вид у него был немного скучающим, как будто всё происходящее он видел, по меньшей мере, сотню раз. Бастин, затерянный в толпе, даже почувствовал лёгкую злость на брата. Как будто бы это не он, Артаур, весь последний месяц сводил абсолютно любой разговор к возвращению Андрины. Наконец, с молитвами было покончено и Андрина, поднявшись с колен, повернулась к своим подданным. «Кровь чистая, будь для нас пищей, будь для нас влагой и светом нашим!» – с этими словами жрец возложил на голову Андрины серебряную корону в виде перекрещенных крыльев ястреба. Все, включая жреца, припали на одно колено, склонив головы. Артаур поднялся со своего трона и занял положенное ему место, бок о бок с сестрой. Всё шло так, как и полагалось, как и было запланировано. Пока Андрина не сделала шаг вперёд и чуть влево, ещё не заслоняя брата, но выгодно выделяясь на его фоне. Все, как один, подняли головы, вперив в неё внимательные взгляды. Бастин не стал исключением: не будучи уверенным в том, что происходит, он вновь потянулся к рукояти меча, готовый через секунду оказаться возле брата и защитить от любой потенциальной угрозы.

В руке Андрины всё ещё находилось письмо с той самой королевской печатью. Не сказав ни слова, она начала медленно срывать печать и разворачивать бумагу. «Первый указ», – пронеслось в голове у Бастина, как, наверняка, и у многих в зале. Все в зале, затаив дыхание, следили за королевой, готовые ловить каждое её слово. «… присягая в верности своим подданным … как королева и одно из воплощений Ори-Тиная … и оберегая нити Меи, связывающие всех нас, я провозглашаю свой первый королевский указ …, – Андрина пробежала по залу невидящим взглядом и вновь вернулась к чтению, – Мой единокровный брат Бастин, сын отца моего, с этого дня и до конца дней своих является единственным и полноправным владельцем поместья Валь-Наиде, которое может передать детям своим. А те внукам его и вплоть до пятого колена. Встань, Бастин, лорд Наиде, и прими свою судьбу…»

А сейчас, спустя несколько лет после той коронации, Андрина вновь была вынуждена покинуть дом. Но на этот раз ей не придётся делать это в одиночестве – Бастин подал ей руку, помогая забраться в карету, а сам, убедившись, что всё готово, поспешил к началу процессии, где его ждал Шион, вороной жеребец, выигранный в карты пять лет назад у совершенно не умеющего пить дворянчика. Бастин любил свою зверушку самой трепетной любовью и редко кого подпускал к ней – едва ли не сам копыта чистил. Взамен Шион платил ему той же поразительной преданностью. Однажды Артаур, развлекаясь, решил прокатиться на Шионе без спроса, за что едва не получил копытом по голове. Слава Мее, отделался лишь лёгким испугом, но больше приближаться к своенравному жеребцу не рисковал. Хоть и был весьма искусным наездником.