Злые и Виновные

– Эй, девочка! – сиплый голос окликнул её, и Лера застыла как вкопанная. Худшие кошмары приобретали неожиданный размах. Она медленно повернулась. Нет, это был не солдат, обычный простолюдин с отвисшим пузом, впрочем, ничего из этого не мешало ему напоминать настоящего медведя.

– И не страшно тебе здесь совсем одной? Тут страшные вещи происходят, маленьким девочкам лучше сидеть дома под кроватками, – он смачно сплюнул и расхохотался так, как будто отмочил самую весёлую шутку в мире. Лера медленно пятилась, осторожно доставая правой рукой нож. Нет, ну сколько можно? Видимо судьба не успокоится, пока он не будет пущен в дело в дело. А эта гадина всё приближалась. Горло, нужно целиться в горло. Сделав резкий шаг навстречу этому борову, она занесла руку с ножом. Удар был действительно быстрым, но этот медведь совершенно неожиданно тоже оказался не из медлительных. Он перехватил её запястье и сжал с такой силой, что Лера вскрикнула, а из глаз брызнули слёзы. Резкий удар под дых согнул её пополам, а удар по голове отбросил на спину. Сознание вернулось к ней, когда на неё навалилась потная тяжёлая тень, а вместе с ним вернулись и силы. Она закричала так, что звук её голоса, вероятно, слышали и в самой дальней точке города. Ублюдок попытался закрыть ей рот, вместе с этим перекрыв доступ к кислороду. И вдруг на девушку непонятно откуда брызнула кровь, горячая и мерзкая. Медведь покачнулся и начал оседать. Лера попыталась отползти, но не успела – ей показалось, что на неё опустили её же собственную могильную плиту, даже вдохнуть не получалось. Буквально, а не только из-за омерзительного аромата чеснока и пота. Кто-то помог ей выбраться из этой могилы и не дал упасть, поддержав за плечи. Несколько неловко, но уже совершенно самостоятельно она встала на ноги и смогла взглянуть на спасителя. Тот, кстати, в совершенно неприглядной позе пытался достать меч из спины мужика, поставив на неё ногу. После долгих потуг, меч всё-таки вылез из тела, весь окровавленный и чересчур большой для своего владельца. Сначала Лера никак не могла понять, где его видела, а потом, словно вспышка, пришло озарение: это же задира с тренировки, угодивший ногой в ведро. Он… он спас её. Лера никогда не была особо сентиментальной, но в этот момент готова была разрыдаться у него на шее, извиняясь за всё, что только можно придумать.

– К-как тебя з-зовут? – Лерины зубы отбивали чечётку, и из-за этого говорить было немного трудно.

– Золах, г-госпожа, – ой, как мило, он тоже перепугался. Хотя, наверняка это его первое убийство, чему тут удивляться.

– Госпожа, н-нам нужно уходить.

– Было бы неплохо, вот только куда и как?

– А-а у меня есть лошадь, – и он тыкнул пальцем налево, где, о боги, действительно стояла лошадь. «Супер!» – вырвалось у Леры. Но в следующий момент пришло понимание, что обращался Золах совсем не к ней. Точнее к ней, но как будто бы они были здесь не одни. Как будто бы за её спиной кто-то стоял. Кажется, именно на этой мысли её затылок обожгло огнём, и она погрузилась во тьму.

Глава 16. Гермес 7. Ex machina

«Вы не любите умирать, в то время как совершенно очевидно, что

чем чаще человек умирает, тем интенсивнее он развивается

и тем быстрее движется вперёд. Отказ от прошлой жизни

всегда продуктивен».

Е. Клюев «Между двух стульев»

Кстати да, умирала я довольно часто. Куда чаще, чем положено стандартному среднестатическому человеческому существу. Но относить себя к ним с каждым прожитым годом становилось всё труднее, и я давно перестала заниматься этой ерундой. Наверное, это странно, быть человеком, ощущать себя им и в то же время понимать, что ты уже давно не одна из них. Где-то с года 1915-го от рождества Христова. Года моей первой и официальной смерти. Я тогда была сестрой милосердия, попавшая в их ряды из-за череды случайностей и по собственной глупости. Никогда за собой не замечала ни милосердия, ни духа сестринства, но в суровые времена мои личностные характеристики мало кого волновали. Это сейчас, запертая в собственном разуме и теле, я только и могу, что вспоминать и анализировать. А тогда семнадцатилетняя девчонка просто стремилась выжить. Иронично, что в конечном итоге я обрела вечную жизнь, при этом постоянно умираю, а в свои сто с чем-то лет выгляжу как подросток. Вампир, скажете вы? Идиотка, отвечу я. Только идиотка могла отправиться на войну, умереть там и даже не суметь остаться мёртвой, хотя, казалось бы, что проще.

Мне было шестнадцать, когда она началась – война, которой прежде не видел мир. Тогда Великая, теперь лишь Первая. Отец и без того жил войной, всю свою жизнь посвятивший службе, я едва его помню. Но вот брат… Пожалуй он был единственным человеком, который был мне семьёй. Любви матери хватило лишь на него, на меня, увы, не осталось. Но я никогда на него не злилась, не завидовала, даже не представляла, что это вообще возможно. Ведь это же… он, Игорь. Тот самый, кто всегда защищал меня, помогал мне. Любил меня. И разве удивительно, что, испугавшись остаться в целом мире одна, я не придумала ничего лучше, чем выкрасть документы нашего соседа, переодеться парнем и сбежать на фронт к брату. Да, смешно. «Фронт» для меня тогда был конкретным местом, точкой на карте. И если брат отправился туда, значит и я там окажусь, верно? Я же говорила, идиотка. Первый же, разорвавшийся в паре метров от меня, снаряд показал мне, как мало я знала о мире. По факту я вообще о нём ничего не знала. Не знала какого это, убивать. И всё же убила. Не выстрелом, нет, мои руки тряслись так, что целиться было просто невозможно. Штыковая атака, удар в живот. И мы оба лежим на земле – он убит, я придавлена его телом и даже не стараюсь выбраться. В детстве я любила играть в войну с компанией детей. Дети прислуги, конечно, отчего маменька ещё больше во мне разочаровывалась, но что поделать. Дядя Митя, наш лакей, даже меч мне сделал, из деревянной палки, красивый. Я тогда очень живо представляла, как убиваю врагов. Так вот, это было совсем не похоже. Когда штык входит в чьё-то тело, настоящее, живое, дышащее тело, а потом видишь, как эта жизнь покидает тело, вылетая через глаза – всё это опыт, который невозможно вообразить, нельзя представить. Я тогда лежала, под этим телом и всё, о чем могла думать, так это о васильках, растущих совсем рядом с моей головой. Вокруг хаос, земля перерыта от упавших снарядов, усеяна телами, а тут…васильки. Синие такие. Мне почему-то привиделось в тот момент, что это сама Жизнь. Говорит со мной безмолвно, даёт знак, что она-то всегда здесь будет. Всегда будет побеждать. Как бы мы ни старались её стереть, как бы ни измывались над ней.

В конечном итоге, мой обман довольно быстро вскрылся, почти сразу после первого боя. Выкраденные документы дали о себе знать. В каком-то смысле мне повезло, моим командиром оказался хороший друг отца. Он сжалился над моей репутацией, списав всё на «бабью дурость». И ведь не поспоришь же. Вместо того, чтобы с позором отправить девку домой, направил сестрой милосердия в Осовец. Думал, там мне получится пересидеть спокойно. Кто бы знал, что «спокойно» будет очень и очень нескоро. Благими намерениями, как говорится. Именно в этой крепости мне и пришлось впервые познакомиться с тем, что значит умирать. Это больно, к слову, никому не советую. Иногда мне до сих пор снится зелёная стена, медленно распадающаяся на грязно-жёлтый туман, вползающий в мой нос, в мой рот, чтобы вырвать из меня каждый вздох. К сожалению, я выжила тогда. Или, вернее будет сказать, вернулась к жизни. И за это я поплатилась с лихвой, ведь маленькая «чудесная» девочка стала подарком для сонма врачей и профессоров всех мастей, а главное для собственной страны.

Но о собственной тёмной судьбе вспоминать как-то не хотелось, особенно сейчас, в грёбаном параллельном мире, сидя на краю собственной могилы. Да, а я ведь правда начинала верить, что удивить меня больше просто нечему…

Глубокой ночью посреди леса было нестерпимо, просто-таки адски, холодно. Сидение на сырой земле тепла не прибавляло. А если обращать внимание на яму, которая должна была стать, да и едва не стала моей могилой, становилось совсем уж нехорошо. Я до сих пор ощущала на зубах поскрипывание земли. Но при всей неоднозначности ситуации, настроение было непривычно умиротворённым, настраивающим на лиричный лад.

Как выяснилось, после моей очередной смерти, события развивались следующим образом. Увы, но Ахай не успел на несчастные доли секунды, и голова безухой твари отделилась от её тела уже после того, как в моих глазах померкло. Оправившись от шока, дом со всеми телами (в том числе и сыновей трактирщика, кто их убил, спрашивать не стала) предали огню. Бывшие пленники, под предводительством двух-трёх наиболее инициативных, прибрали к рукам несколько повозок, включая нашу, и разъехались в надежде на возвращение к своим домам и семьям. Можно только надеяться, что в дальнейшем они будут более осторожными и более везучими. Шойго и Норэя, только обретя друг друга, более не желали подвергать риску призрачную надежду на счастье (меня сейчас стошнит). А потому, отказавшись от возвращения в Ивраз, рискнули направить свой взор на Санку и просить мрайенов об убежище. С собой они звали и Ахая, но, к их удивлению, тот отказался, предпочтя задержаться и предать моё тело достойному погребению. Нагонять их в пути он так же не планировал, отчего Шойго пришёл в ярость, но всё же решение своего друга был вынужден принять. Там же они и распрощались. Ахай, обернув моё тело в заранее подготовленный отрез ткани, съехал с основного тракта и направился в глубь лиственного леса. Найдя достаточно на его взгляд красивую поляну он и принялся готовить мне место последнего (трижды «ха») упокоения. Лопаты рядом с ним в дальнейшем я не наблюдала, так что под это дело он вероятнее всего приспособил свой меч. А судя по стёртым до крови кистям рук – их он тоже пускал в ход во время рытья. Это я отметила отстранённо, холодной частью своего разума, не позволяя слишком сильно анализировать то, что не смогу переварить. На моё счастье, Ахай не особо торопился, делал всё обстоятельно, яму вырыл глубокую, отчитал все положенные молитвы Мее, развёл костёр, где последовательно сжёг клок сначала моих волос, потом своих. И лишь только после этого опустил моё тело на дно ямы. Он успел забросать землёй моё тело достаточно, чтобы его уже не было видно, как в этот момент сильная судорога заставила моё сердце вновь качать кровь, а меня дышать. Вырываться из ткани и отряхиваться от дёрна пришлось самой – Ахай пока был в некотором шоке. Но даже на мой взгляд, он довольно быстро вновь стал вменяемым и помог мне подняться из ямы. Хотя со вменяемостью я погорячилась. Стоило мне только выбраться на поверхность, как Ахай сначала крепко обнял меня, после чего отступил на шаг, и поклонившись в пояс, потянулся к моим рукам в попытке их поцеловать. Крепкая оплеуха заставила его передумать, однако мозги так и не вправила. Теперь вместо того, чтобы лезть ко мне со своими облизываниями, он закрыл глаза и принялся шептать что-то, подозрительно смахивающее на молитву. Попытки прояснить ситуацию привели к забавному результату – мальчик искренне уверился, что я и есть Мея. Я правда, правда хотела его переубедить. Но не стала. Глубокое почитание в его глазах что-то задело внутри меня. На меня ни разу так не смотрели. Наверное, именно так и становятся основателями культов. К тому же не могу не признать, его помощь мне нужна будет, а такая преданность на дороге не валяется.

Вот и сидим мы теперь посреди леса, в ожидании восхода солнца. Точнее сижу я, позволяя моему напарнику отоспаться. Ему, бедняге, это действительно было необходимо, столько событий, столько стресса. Даже во сне так трогательно сжимает губы, как будто на кого-то злится. Лёжа на собранных впопыхах ветках и листьях, укрытый собственным плащом, он наверняка мёрз. И не спасал даже маленький разведённый костерок. Молча придвинулась к нему ближе и обняла за плечи. А когда складка у его губ слегка уменьшилась, перевела взгляд на горизонт. С рассветом уже отправимся к Доброй Надежде. Жалко, что возникла такая задержка, жалко, что на нас двоих только одна лошадь. Но хочется верить, что хотя бы на этот раз нам повезёт, и мы нагоним Леру, целую и невредимую. Да и что, в конце концов, может произойти всего за пару дней, город рухнет?

Глава 17. Лера 7. Под защитой врага

Из темноты первой вернулась боль, и только потом сама Лера. Её замутило. Складывалось такое ощущение, что живот превратился в один большой синяк. Она лежала головой вниз на чём-то колеблющемся, согнувшись пополам. Открыть глаза получилось далеко не сразу: сперва потребовались огромные усилия, чтобы разлепить веки, а затем не менее огромные, чтобы привыкнуть к свету, режущему глаза. Трава, копыта, лошадь. «Лошадь?! Так, не дёргайся, не надо провоцировать животное. Руки, где мои руки?» Лера попыталась осторожно пошевелить пальцами, онемевшие кисти были сцеплены друг с другом за спиной. Что вообще происходит? Она из последних сил оттолкнулась коленями от крупа лошади и с грацией мешка картошки свалилась на землю. Боль была дикой, и не приходилось думать о том, чтобы встать на ноги. Краем уха девушка услышала чьи-то шаги, а в следующее мгновение была резко поставлена на ноги за ворот, как котёнок. Тошнота подступила к самому горлу, и весь окружающий мир совершил безумный кульбит, словно калейдоскоп неизвестных фигур. Тем временем неизвестный начал отряхивать с её одежды песок, что при иных обстоятельствах было бы даже милым.

– Как неосторожно, солнышко, – Лера его узнала, эту змею она и спустя годы узнает. К собственному счастью, он успел отдёрнуть руку, и зубы клацнули в сантиметрах от его ладони. Эвар звонко рассмеялся и встряхнул её за предплечье.

– Вот это характер, ты хоть видела себя со стороны? Ну, похулиганили и хватит, давай, я помогу тебе забраться обратно на лошадь.

– Нет! – Лера попыталась лягнуть его по ноге, но крепкая затрещина не дала выполнить задуманное. У Эвара в руке блеснул выгнутый нож, и через две секунды её кисти, наконец, обрели долгожданную свободу. Лера болезненно выдохнула, почувствовав, как кровь приливает к пальцам. Но насладится такой простой радостью ей было не дано, Эвар подхватил девушку за талию и буквально закинул на гнедую кобылу с чёрным потёртым седлом.

– Вот так. И давай договоримся, что ты больше не будешь пугать несчастную Соломинку, у неё такие хрупкие нервы, – Эвар провёл ладонью по шее лошади и затем запрыгнул на своего коня, который уже нетерпеливо бил копытом по пыльной дороге, привлекая внимание хозяина. Когда они тронулись, Лера решилась осмотреться. Они ехали по хорошо вытоптанной, но не очень широкой дороге, вмещающей как раз двух наездников. Слева расположилось золотое поле, засеянное, по всей видимости, пшеницей, или чем-то подобным. Справа шёл редкий лиственный лес, сквозь который можно было видеть редкие приземистые деревянные дома с ограждениями, где бегала домашняя живность, а в отдалении отчётливо слышался лай собаки. Людей видно не было, но, в конце-то концов, она может не видеть всего, и если попытаться…

– Гони от себя плохие идеи, девочка, целее будешь, – Эвар как бы невзначай опёрся ладонью о правое бедро, где болтался тот самый, скрученный раза в четыре, кнут. Чёрная кожа неприятно блестела под лучами солнца. Лера сглотнула: «Да не очень-то и хотелось». И с чего она вообще взяла, что люди, живущие там, помогут ей?

– Куда мы вообще едем?

– Далеко, поэтому я буду тебе очень благодарен, если ты не станешь тормозить нас.

– Я попробую, но это зависит от того, что меня ждёт в конце этого пути. Сколько времени прошло с тех пор, как…

– Все ваши планы рухнули? – весёлая улыбка на его обветренном лице, то и дело затухала, но неизменно возвращалась вновь. – Немного, всё произошло только этой ночью. А я, знаешь ли, очень торопился. Не хочется делиться своей наградой.

– Разве тебя не должны были уже наградить за твоё предательство? – «больше, моя умница, давай ещё больше яда в голосе. Наверняка тебе это очень поможет».

– Конечно, но это ни в какое сравнение не идёт с тем, что я смогу получить в дальнейшем благодаря тебе.

– Благодаря мне? – Эвар внимательно посмотрел на неё и задумчиво хмыкнул.

– Ну да, конечно, они тебе ничего не говорили. Хотя могли бы и сказать, тогда вела бы себя аккуратнее. Играли в большие игры, а ты их блестящая разменная монетка. Даже Исаава должен был проявить чуть больше участия. Серьёзно, мне тебя даже жаль, – «Исаава… Я не вспоминала о нём всё это время. Что с ним? Как вообще так произошло, что в момент наибольшей опасности я не вспомнила о нём? О том, кто всегда, как мне казалось, защищал меня. Невероятно».

– О чём ты? Чего они мне не сказали?

– За твою маленькую головку назначена внушительная награда. И не просто кем-то, этот приказ вышел из самого сердца Тик-Итра. Ах да, серьёзное уточнение, ты должна быть живой. Приятно, правда? Чувствуешь гордость, от того, что вскоре узришь истинных богов этого мира? – единственное, что она пока чувствовала, это выворачивающийся наизнанку желудок. – Я даже глазам своим не поверил, когда увидел тебя в том зале. Думал, сознания лишусь от радости. Было бы жутко неловко. Но каковы шансы, а?! – Эвар даже подпрыгнул в седле от восторга. Лера смотрела на него и никак не могла понять, что же это за человек. В тот день на площади, она, не смотря на неожиданную встречу, всё же была рада его компании. Эвар казался таким внимательным. А теперь он говорит, что с самого начала планировал повыгоднее её продать.

– А что произошло с остальными? Кто-нибудь… выбрался?

– Ты ведь имеешь ввиду свою подружку, госпожу Анеду, и кроху Ривриа? Да, к слову сказать, Золах отличный малый. Можешь не волноваться, он приглядит за нашими девочками. А я лишь выполнил свою работу и убедился, что старая власть исчезла навсегда.

– Исчезла? То есть, они мертвы? – Эвар слегка кивнул головой, с довольным лицом разглядывая местный пейзаж.

– Всё прошло как по маслу. Я даже был разочарован, надеялся, что это событие прогремит по всему миру, станет настоящей легендой. Но теперь я не стану возражать и против хоть одной строчки в этих заумных книгах. Правда, пришлось повозиться с Маникором, этот сукин сын покрошил целую кучу народа, но я даже рад, что он дожил до нашей последней встречи. Душить его было приятно, не поспоришь. Как же он меня раздражал, вечно совал свой нос в дела отца, не давал мне и минуты продыха. Видимо считал себя самым умным. Хотя, наверное, всё так и было. По крайней мере, ему хватало извилин не верить каждому встречному, в отличие от своего слабоумного отца, – Лера задумчиво наблюдала за парящим в небе орлом. Глаза слезились от невероятной синевы неба. Он парил там, в высоте, почти не двигался. Какой же он на самом деле большой, хотя отсюда казался размером с точку. Лера провела ладонью по лбу, убирая мешающие волосы.

Некоторое время они ехали в молчании, не о чем им было говорить, не теперь. Эвар, похоже, всё думал о своей награде, морщинки возле его глаз то разглаживались, то становились отчётливее. У каждого свои радости. Хотя кто бы смог понять, что творится в этой голове? Весь мир для него был одной большой шуткой, и смеяться он мог абсолютно по любой причине. Только смех у него редко был весёлым. Взгляд девушки, задумчиво изучающий лицо спутника, медленно опустился вниз. На мужчине был всё тот же выцветший плащ, на правом рукаве ровный шов, сделанный грубой чёрной ниткой. Тот же красный платок, плотно обёрнутый вокруг его шеи. Чёрная туника перехвачена ремнём, штаны все перепачканы кровью, даже смотреть противно. И кнут, тот самый кнут, которым он, вероятно, душил Маникора. Лера отвернулась и решила во что бы то ни стало смотреть в другую сторону. Он может похитить её, может сменять её, как добычу, которой она, по сути, и являлась, но заставить её поддерживать с ним разговор у него не выйдет.

Неплохо было бы подумать о том, кому она так понадобилась. Если всё из-за резни на стоянке, то к чему это обязательное условие, благодаря которому она всё ещё дышит. Складывалось ощущение, будто всё происходящее – одна большая игра и только Лере не объяснили всех правил. Затылок болел невыносимо, как и практически всё тело, а непрерывающаяся езда не облегчала её страданий. Попросить у Эвара небольшой передышки? Конечно, ведь он такой добрый, сию секунду согласится. Ещё и плащик свой на травку постелет. К тому же Лерин желудок явно пустовал, но, пока она может терпеть, и крошки у него не возьмёт. Нет, даже если не сможет терпеть, пусть сам давится. И, словно моральная поддержка от всей вселенной, ей на пути попалась низкая яблоня. Она не знала, как остановить лошадь, но всё же успела сорвать три яблока, не совсем созревших, но для голодного желудка это не было проблемой. «Интересно, а здесь делают шоколад? Может спросить? Так, хватит, ты вроде как хотела игнорировать его до самого конца. И лучше не уточнять, до чьего, мы обе знаем верный ответ. И обе знаем, кто будет в этом виноват. Вот только отчего так тянет заговорить?» Эта тишина сводила с ума.

Они медленно проезжали одинокий дом, стоящий почти у самой дороги. Девушка была уверена, что они последуют дальше, но Эвар вдруг остановился, взяв Лерину лошадь под уздцы.

– В чём дело?

– Терпение, мой юный друг, наберись терпения, – он слез с коня, и передал поводья Лере. – Я постараюсь вернуться поскорее и, если ты попробуешь сбежать, сердце моё будет разбито, – Эвар похлопал её лошадь по шее и бодро зашагал к дому. С минуты две его не было, а когда появился, у него в руках был чёрный узел с какими-то вещами. На пороге стояла женщина преклонных лет и растерянно провожала его взглядом.

– Надо же, кое-кто понемногу набирается ума, – широкая улыбка была полна издёвки над девушкой. – Давай, слезай.

– Зачем?

– Я сказал, слезай, значит слезай. Что за манера вечно спорить? – с горем пополам Лера скатилась с лошади, под насмешливым взглядом Эвара, и с нескрываемой злостью встала перед ним. Он пихнул ей в руки этот узел и показал на женщину. – Она не станет впускать тебя в дом, но ты можешь всё провернуть за ним, если стесняешься, – мужчина окинул её оценивающим взглядом, но больше ничего не добавил, вернувшись к лошадям. Похоже этих животных он ценил больше людей. Лера медленно побрела в сторону женщины, по пути осторожно заглядывая в узел. На первый взгляд – скомканные тряпки. Вероятнее всего, одежда. Как предусмотрительно, ночное облачение богатых господ создавалось не для долгой езды, к тому же так её будет легче спрятать от других охотников за головами. Мерзкая старуха, коей та женщина оказалась при более близком взгляде, ткнула пальцем в сторону заднего дворика. Лера смерила её как можно более высокомерным взглядом, из тех, что были у неё в запасе, и прошла за дом. Ей пришлось расположиться на покосившейся лавке, согнав с неё двух обнаглевших куриц. Распотрошив узел, она достала из него длинную льняную рубаху, всю вышитую какими-то нелепыми цветочками, штаны, вероятно на два размера уже положенного, кожаный ремень и грубые ботинки, к счастью, как раз по её ноге. Оценив всё богатство, она пожалела, что нельзя остаться в старом облачении. Однако скрепя сердце, Лера натянула всё это на себя и, чувствуя себя последним пугалом, пошла обратно, не забыв завернуть в узел старую одежду и забрать её с собой. Не собиралась она оставлять её этой грымзе. Может, продаст потом кому-нибудь. Хотя зачем ей деньги, их наверняка потом Эвар отберёт, раз уж его так интересует богатство. Но оставлять её она всё равно не станет. Не-а, не дождётесь.

– Оставь своё тряпье, – Эвар ткнул пальцем в старуху, что всё ещё топталась на пороге.

– Ни за что! – Лера сильнее прижала узелок к себе.

– Заканчивай это ребячество и отдай несчастной женщине заслуженную награду.

– Обмен неравноценный! Я не отдам этой карге такое! – Эвар подошёл к ней и, вырвав узел у Леры из рук, отнёс его самостоятельно. Ей хотелось запустить в него камнем, но на глаза ни один достаточно крупный не попался. Пришлось запустить в него песком, который всё равно не долетел. Но всё же Эвар что-то почувствовал и обернулся. «Мы ещё об этом поговорим», – прошептал он одними губами. На этот раз они вели беседу немного дольше прежнего, Лера заметила, как старуха начала активно его о чём-то расспрашивать, а тот так же активно отвечал. Но от глаз девушки не укрылось, что, чем более оживлённой становилась старуха, тем менее расслабленным выглядел мужчина. В какой-то момент Эвар видимо её о чём-то попросил, и они вдвоём зашли внутрь дома. Пока они отсутствовали, Лера уже успела забраться на свою лошадь, при этом едва не доведя животное до инфаркта. Справедливости ради стоит отметить, что это было испытанием для них обоих в равной мере. Когда Эвар наконец появился на пороге, Лера разглядела его изогнутый нож, с которого тот методично и очень тщательно оттирал… Кровь? Он запрыгнул на лошадь и, не взглянув на вынужденную спутницу, ударил коня по бокам. Лера неловко поспешила следом: