Любовь, которую ты вспомнишь

А в итоге все, на что хватило моего сына, это многократно повторяющееся «вау».

Я же попутно отмечала, что с момента моего отъезда ничего на вилле не изменилось. Тот же ремонт, та же мебель, те же подушки на диване, только фотографии с полок и стен пропали. Но даже без них я чувствовала, что это все еще мой дом. Глупо наверное, да?

Диего показывал нашему малышу комнаты, открывал дверь на террасу, с которой Алекс тут же бросался на песок к морю. А Ди, как и обещал, неотступно следовал за ним след в след, не спуская с проказника глаз.

– Мне кажется, или тут ничего не изменилось? – поинтересовалась вдруг Валерия, вместе со мной замирая у заднего крыльца. – Такое ощущение, что с прошлого моего приезда все осталось на тех же местах.

– Да, – подтвердила я, – все почти такое же.

Фотографий не было – вот что бросилось мне в глаза. Яркие подушки, которые я выбирала. Гардины. Статуэтки. Даже полотенца – все на своих местах, а моментов, на которых была запечатлена наша с Диего совместная жизнь, которые я с таким трепетом распечатывала, на пальцах объясняя девушке в фотоателье, что мне нужно, и которые старательно размещала в фоторамки, больше не было. Лишь пустые крючки на стенах подсказывали, что на них что-то раньше висело.

Я считала, что меня заденет, если на вилле все изменится. Если я вдруг зайду и почувствую, что в этом месте новая хозяйка. Но именно отсутствие снимков стало болезненным ударом по потерянной душе. И пока вся остальная обстановка давала мне надежду, пустые стены смеялись над наивной верой во что-то между мной и их хозяином.

– Какие комнаты займем? – потянувшись до хруста в косточках, вновь обратилась ко мне сестра. А затем замерла и озорно мне подмигнула. – Или ты планируешь сегодня переночевать в хозяйской спальне?

Умом я понимала, что Лера не пыталась меня задеть или посмеяться над моими чувствами, она просто веселилась, подкалывая меня. Но ее слова наложились на мои собственные не радужные мысли, и на душе стало совсем хмуро.

– Наши с Сашей вещи в гостевой спальне.

Я сама их туда отнесла, выбрав комнату для гостей на первом этаже. И дело было не в опасениях, что проснувшийся ночью сын мог упасть с лестницы. Просто именно эта гостевая находилась максимально далеко от упомянутой хозяйской спальни, к которой я запретила себе приближаться.

В моей памяти это была наша общая с Ди спальня. Переступать ее порог в качестве гостя казалось мне кощунством.

Еще секунду назад веселившаяся Валерия вмиг растеряла всю свою улыбку и посмотрела на меня с откровенной жалостью. Я не выдержала этого взгляда и отвернулась, выискивая глазами сына.

– Тяжело сюда возвращаться, да?

На тихий вопрос я так же тихо и ответила:

– Безумно.

Вилла была все так же прекрасна. И даже понимание, что я здесь совсем ненадолго, не могло отменить этого факта. Светлые стены, огромные окна, мягкие ковры под ногами – все это воспринималось мной как место силы. Просто раньше я не ценила его так, как сейчас. Но за эти два дня я пообещала себе надышаться вдоволь морским воздухом, насмотреться от души на колышущееся неподалеку море и напитаться всеми запахами, сохранившимися в доме.

Чтобы позже забрать эти яркие моменты с собой.

– Мама, мама, ты видела? – кричал от самой воды Александр. – Смотри, какая большая!

Яхта и правда была другой. Выше, длиннее, дороже. С моего места не было видно названия, но я не верила, что Диего его сохранил. И мне было немного любопытно, какое имя носила новая морская любовница моего мужа.

Но знакомиться с ней сегодня я не хотела. Улыбнулась сыну, напомнила Диего, чтобы даже не думал вестись на уговоры ребенка покататься прямо сейчас, и утащила сестру на кухню – помогать готовить ужин.

Саша, опять пропустивший из-за встречи с отцом послеобеденный сон, начал клевать носом еще за столом. Нам втроем с трудом удалось уговорить его поесть, после чего малыш, совсем не по-мужски забравшись на руки худенькой крестной, затребовал мультики в постель. Лера пообещала помочь с выбором, и вместе они удалились в спальню, которую я на выходные выбрала нам с сыном.

Мы с Диего остались одни, впервые за долгое время. В нашем бывшем доме. На нашей некогда общей кухней, за столом, где часто не только обедали или ужинали. И впервые подобное событие заставляло меня чувствовать себя неуверенно.

Я еще смотрела вслед скрывшимся в коридоре Саше и Лере, как почувствовала, что Диего переключил все свое внимание на меня. Его взгляд ощущался прикосновением ветра, легким касанием пера, едва заметным, но запускающим мурашки по телу. И снова накрывало неуверенностью: пытается ли Ди мне что-то молчаливо сказать, или я опять себе что-то придумываю?

Собственная неуверенность меня раздражала настолько, что я начинала злиться. На себя в первую очередь. Но погрузиться в эти эмоции не дали слова Диего, прозвучавшие слишком громко для моего буйного разума.

– Не уверен, но, кажется, это был лучший гаспачо в моей жизни.

Я изобразила улыбку и встала, подтягивая к краю стола свою и Леркину пустые тарелки. Смотреть на Диего я отчаянно трусила.

– Ты любишь готовить?

Внутренне я была благодарна Диего за то, что он не молчал. И пусть вопросы он выбирал совсем нейтральные, даже они были лучше напряженной тишины.

– Не сказала бы, – призналась честно, ополаскивая посуду и сгружая ее в посудомойку. – Раньше точно не любила, но приходилось чем-то занимать себя в этом доме. А потом появился Саша, и мне захотелось радовать его даже в таких мелочах, как еда. Вот и подтянула навыки.

Я знала не меньше восьми рецептов гаспачо, но выучила их уже после того, как вернулась в Россию. Пыталась так стать ближе к мужу, пыталась так заглушить свою тоску по нему. Представляла, как бы готовила любимое блюдо Ди для его сына… но Саша не оценил. И даже сегодня, глядя на отца, уплетающего гаспачо за обе щеки, попросил себе макароны. Уговорить его не смог даже сеньор Солер.

Снова повисла тишина. Я старалась занять себя хоть чем-то, лишь бы не уходить. Загружала посудомойку. Убирала остатки еды в холодильник. Вытирала со стола. И только ополаскивая тряпку, я вдруг подумала, что Диего может быть неприятно, что я вот так хозяйничаю в его доме. Ведь я ни о чем его не спросила: ни о том, где взять капсулы для посудомоечной машины, ни о том, за каким из шкафов скрывается холодильник или шкаф с посудой. Словно это Диего был у меня в гостях, а не наоборот.

Его всегда раздражало, когда кто-то лез в его вещи. Поэтому я никогда не совалась в кабинет Ди, даже пыль там протирала только в его присутствии, лишь бы не переложить случайно важные документы или ручку с маркером. Развешивала вешалки с одеждой в том порядке, который нравился мужу. И обувь расставляла так, чтобы он не подумал, будто я что-то переставила.

А тут я максимально нарушаю его привычный порядок, не имея на это никаких моральных прав. Да, я спрашивала, могу ли приготовить ужин, и Солер согласился. Но это не совсем то.

Осторожно бросила взгляд через плечо, прежде чем обернуться. Но, вопреки ожиданиям, никаких следов недовольства на столь любимом мной лице не было. Уперевшись локтями в стол и положив на сцепленные в замок пальцы подбородок, Диего сидел на своем месте и… да, все еще смотрел на меня. Пристально и задумчиво, но без негатива. Лишь на дне светилось что-то вроде незлой насмешки. Словно он прочитал мои недавние мысли и теперь интересовался, что же я буду делать.

– Прости, – выдохнула я, набравшись смелости. Заметила, что нервно комкаю мокрую тряпку, и отложила ее на край раковины. – Мне не стоило вот так включать хозяйку на твоей кухне.

Ди не ответил. Не поругал, не принял мои скупые извинения, даже недовольства не выразил. Просто молчал и смотрел – я чувствовала его взгляд каждой клеточкой своего тела. Но ответить на него не могла.

– Ты нервничаешь?

Я вздрогнула. Не от слов – от интонации. В ней не было упрека или обвинения. Голос Ди звучал тихо и даже мягко, словно его вопрос был проявлением заботы. Настоящей, глубокой. От того, кто знает тебя лучше других.

– Нет, – слишком быстро ответила я и тут же пожалела. Слишком поспешно. Диего на такое никогда не купится.

Он и не купился.

– Но и не в порядке, – спокойно констатировал он. – Ты почти не поднимаешь глаз. Постоянно пытаешься себя чем-то занять. Практически не разговариваешь целый день. Ты словно здесь и не здесь сразу, весь вечер ловлю себя на этой мысли. Почему?

Я отвернулась к раковине, машинально выжимая тряпку, хотя та уже была почти сухой. Как сказать человеку, что ты – будто тень в собственном доме? Что каждый шаг здесь напоминает тебе о том, кем ты когда-то была и кем больше не имеешь права быть?

– Ана.

Диего стоял за моей спиной. Я не знала, в какой момент он поднялся со своего места – не услышала, как ножки стула скользили по плитке на полу. Не знала, как он успел так тихо подкрасться. Но сейчас все волоски на моем теле реагировали на присутствие мужчины, который волновал меня до глубины души. И это никак не упрощало ситуацию.

– Что происходит? – Ди сократил расстояние между нами еще на шаг: теперь я чувствовала аромат его туалетной воды. И прикрыла глаза, позволяя себя это мгновение слабости – насладиться, напитаться запахом, близостью, пусть и далекой. – Я что-то сделал не так?

Если бы! Это бы все упростило – если бы Диего хоть в чем-то ошибся. В своем поведении со мной. В своем поведении с Сашей. Но он был идеальным отцом и идеальным будущим бывшим мужем, с которым расставание прошло безболезненно. Будто мы остались друзьями.

Только вот беда: я не хотела с ним дружить.

– Все в порядке, – незаметно выдохнув, я нацепила на лицо улыбку и развернулась. Между нами метр, мысленно отметила, и все-таки подняла глаза. – Просто… у меня много воспоминаний об этом месте.

О том, как Ди подходил сзади и обнимал меня за талию, щекоча шею своей щетиной. О том, как мы пили вино, сидя прямо на столешнице, и закусывали сыром с разделочной доски. О том, как Диего ловил меня в проходе и утягивал к себе на колени, когда он еще пил кофе за столом, а я уже собиралась куда-то идти.

О наших поцелуях у этой же раковины. О нашем сексе на этом же столе. О наших признаниях, которые мы шептали друг другу без причин и без поводов.

Прошлый Диего улыбнулся бы на мои слова. Нынешний – свел брови ближе.

Дура, ругала я себя. Жаловаться на воспоминания человеку, у которого их вообще нет!

Я собиралась извиниться – в очередной раз, но Солер не дал мне возможности высказаться.

– Поделишься?

Желание говорить тут же пропало. И я лишь отрицательно качнула головой.

Мы не в тех отношениях, чтобы делиться подобными историями из прошлого. У нас вообще что-то странное, а не отношения.

Диего не стал настаивать. Вместо этого он склонил голову на бок и шагнул ближе одновременно со следующими словами:

– Тогда позволь, я кое-чем поделюсь.

Мое тело напряглось. Не от страха – от ожидания. Диего, как хищный зверь, медленно преодолевал сантиметры между нами, а я, как запуганный зайчонок, вжималась спиной в кухонный гарнитур, сжимая руками край столешницы. Если Ди до меня дотронется – я сгорю. Незамедлительно. Ослепительно. То ли от боли, то ли от счастья.

– Я ненавижу, когда кто-то хозяйничает в моем доме, – сообщил Диего то, что я и так прекрасно знала. – Я плохо выношу присутствие чужих людей. Мне сложно с ними сходиться и открываться им, особенно после случившегося.

Все это для меня не новость. Диего был замкнутым и до амнезии, поэтому так и удивляло, что мы с сеньором Солер совпали сразу же, с первого разговора, с первого прикосновения. У него – проблемы с доверием, у меня – неудачный опыт прошлых отношений. Но мы нашли друг друга. Нас притянуло, точно два магнита. И никакие устои и привычки не смогли этому помешать.

– Но ты…

Диего замер в каких-то сантиметрах. Его руки уперлись в стол по обе стороны от меня, не касаясь, но все равно обжигая своим теплом. Я оказалась в ловушке, из которой не просто не хотелось -невозможно было – выбраться.

Он смотрел мне в глаза – точно так же, как смотрел пять лет назад. Глубоко. Проникновенно. Словно искал то, что потерял. А я пыталась напоминать себе про время и обстоятельства, про развод и новые отношения Ди, про сына. Но оглушительно проигрывала с каждым ударом бешено стучащего сердца.

– С тобой это все не работает, – выдохнул Диего.

Воздух между нами исчез. Он сгорел в моем собственном напряжении, в этой опасной, но сладкой честности. Я пыталась вдохнуть, чтобы сказать хоть что-то – но не смогла. А Ди продолжал говорить, и каждое его слово ощущалось как нежное прикосновение.

– Мне нравится твое присутствие. Мне нравится с тобой разговаривать. Но куда больше мне нравится, что мой дом оживает, когда в нем появляетесь вы с Алексом.

Его слова проникали даже не под кожу – куда-то намного глубже, туда, откуда их никогда не достать. Действовали на меня как ударная доза антидепрессантов: я не чувствовала ничего, кроме теплоты, которая расползалась от самого сердца. Я не помнила о проблемах. Я не помнила о сложностях. Я помнила только его, Диего, моего мужа, моего мужчину, который во плоти стоял передо мной.

И все, чего мне сейчас хотелось – это поцеловать его. До дрожи в коленках, до слез перед глазами.

– Ди… – прошептала я. Или только подумала. Я не знала, где кончается реальность и начинается безумие.

Он склонился ближе. Словно не услышал, но понял. Словно все внутри него требовало этого шага. И в тот момент, когда его губы почти коснулись моих, я разобрала тихое, но отчетливое:

– Me estás volviendo loco [Ты сводишь меня с ума (исп.)].

Перед глазами невольно возникала сцена из прошлой жизни: шумный аэропорт, толпа людей, среди которой – только мы двое. И тогда Диего тоже не верил, что я перед ним, и произносил те же самые слова.

В тот раз я бежала к нему в объятия. В этот раз он склонялся ниже, не отрывая взгляда от моих губ. Мое дыхание замерло, мое сердце и вовсе остановилось, только мурашки предвкушения ни на секунду не останавливали свой бег.

Его дыхание касалось моей кожи, словно Ди уже целовал. Его пальцы почти сомкнулись на моей талии, но замерли в считанных миллиметрах, не решаясь. Мои глаза закрылись – сами, без разрешения. И тогда…

__

Если вам нравится книга – поставьте лайк, звездочки и добавьте в библиотеку. Особо смелые могут оставить отзыв 😉

Ваша обратная связь – лучшая награда для автора ❤️

Больше информации о романе, визуалы, истории создания персонажей – в моем ТГ канале и группе ВК @rina_sivaya

Глава 41

ТРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРР!!!

Домофон взорвал тишину так, словно в дом вломился кто-то с дубинкой и криком «Полиция!»

Я отпрянула, будто обожглась. Диего замер. Его глаза все еще были на мне, но взгляд изменился – в нем появилась боль. Разочарование. Или, может быть, тот самый страх, который я чувствовала сама.

Домофон трещал безумно, настойчиво, как будто знал, что разрушает момент, и наслаждался этим.

Мы молчали. Только сердца – два, беспощадных и загнанных – все еще стучали так, будто пытались перекричать этот звон.

Он развернулся на пятках, так стремительно, будто хотел убежать. От меня. От себя. От того, что между нами едва не случилось.Диего приоткрыл губы – и тут же закрыл их снова. Вдох. Резкий, нервный.

Я же осталась стоять, прижатая к кухонным шкафам. И пыталась понять, сплю я или нет.

Ди почти меня поцеловал. Почти. И это «почти» сейчас было больнее, чем если бы он меня оттолкнул.

Почти – это когда почувствовала вкус, но не успела вдохнуть. Когда поверила – и осталась одна.

Но даже в этом «почти» я нашла доказательства, которые невольно искала всю прошедшую неделю: Диего что-то чувствовал. Пусть сам не понимал. Пусть не знал, почему. Но чувствовал, и чувствовал ко мне.

А значит, может быть, мой сын не будет жить в половинчатом доме. Не будет знать, как это – делить папу на дни недели.Я прижала ладони к груди, будто пыталась удержать изнутри сердце, которое хотело вырваться и разбиться о кафель. Я верила, что еще не все потеряно. Что если Ди может чувствовать меня, не зная прошлого – значит, где-то глубоко, под слоем амнезии и чужих решений, он все еще мой.

Из коридора донеслась тихая ругань. Кажется, Диего не слишком рад был видеть визитера, но, к моему удивлению, я расслышала сначала трель разблокированных ворот, а затем – звук открывшейся двери. Любопытство дернуло покинуть кухню и выглянуть из-за угла. Солер стоял на крыльце спиной ко мне, закрывая большую часть обзора, но остановившуюся чуть левее входа машину я все-таки разглядела. Как и водителя, выбравшегося на подъездную дорожку.

– Hola! ¿Me extrañaste? [Привет! Соскучился? (исп.)] – веселый, игривый, вкрадчивый голос разнесся по дому, как по венам – яд.

Елена взбежала по ступенькам грациозно, как кошка. Подошла к моему мужу, обвила руками его шею.

И поцеловала.

В губы.

Я застыла. Дыхание исчезло – просто исчезло, как будто его кто-то выдернул из меня с корнем. Сердце сбилось с такта и заныло таким воем, что я была уверенна – его слышно на другом конце Барселоны.

Но те двое, что замирали на крыльце, не слышали ни этого, ни того звона, с которым рушился мой мир.

Только не это было больнее всего.

А то, что Диего не отстранился. Не отшатнулся, не взял Елену за плечи, не сказал: подожди, не сейчас, не здесь.

Он позволил. Стоял. И принимал этот поцелуй как нечто привычное. Как то, что имеет право быть.

Потому что Елена имела на это право – целовать его, прижиматься к его крепкому торсу и проводить ноготками по шее. А я не достойна была даже прикосновения.

Сдавленно выдохнув, я отпрянула и прижалась спиной к стене – подальше, поглубже, туда, где меня никто не увидит.

Я потерла место над сердцем в глупой надежде – как ребенок: если подуть на ожог, он исчезнет.В груди жгло. По-настоящему, физически жгло, словно кто-то разжег там костер.

Не исчез. Ни огонь, ни унижение, ни безысходная, немая боль.

Еще минуту назад я была счастлива. Я верила, что МЫ – это возможность, а не забытое прошлое. А сейчас… сейчас я чувствовала себя глупой девчонкой, поверившей в сказку, которую сама себе и сочинила.

– Аньчик?

Выглянувшая из комнаты Лера появилась вовремя, чтобы вынудить меня собраться и не дать слезам сорваться вниз.

– У нас гости?

Конечно, она слышала звонок. Он настроен так, чтобы его было слышно в любом конце дома.

– Это Елена, – одними губами прошептала я, боясь, что голос меня выдаст с потрохами.

Но Валерия по одному моему взгляду прекрасно все понимала, поэтому сначала удивлялась, потом – бросала взгляд в сторону поворота ко входу, а после, одернув майку, смело шагала туда, откуда я только что убежала.

– О, Диего, ты решил разбавить наш семейный вечер незнакомцами?

Я не знала, чего мне хотелось больше: рассмеяться от ее бесстрашия, расплакаться от ее поддержки или просто упасть на пол, свернуться клубком и исчезнуть.

И сейчас именно она шла разбираться с Диего – с его молчанием, его нерешительностью, его поцелуями, которые должны были быть моими.Лера была глотком воздуха, который я так долго сдерживала.

Не знаю, как отреагировали Солер и Мартинез: равно как им не было видно меня, так же и мне не было видно их. Но я прекрасно слышала все, что происходило за углом, а сейчас там весьма отчетливо закрывалась входная дверь. Хотелось бы верить, что Елена осталась ту сторону, но нет, шаги в коридоре не оставляли сомнений.

– Лера, это Елена, – по-русски сказал Диего, и в его голосе послышался тот самый тон, когда человек сам не знает, как правильно поступить. Потом он перешел на испанский – для нее: – Это Лера, сестра Анны.

Пауза.

– Анна тоже здесь? – голос Елены вздрогнул от удивления. Неприкрытого. Почти агрессивного.

И это, как ни странно, принесло мне облегчение. Я не одна застигнута врасплох. По крайней мере, Елена тоже не ожидала моего появления здесь.

Ответа Диего я не услышала. Он, похоже, просто кивнул, потому что Елена продолжила:

– Что она здесь забыла?

Вопрос прозвучал настолько грубо, что я почувствовала себя оскорбленной. И, видимо, не я одна, раз Лера, даже не понимая смысла слов, воинственно сложила руки на груди и хищно улыбнулась.

– Кажется, твоя подружка не в восторге от нашего присутствия, – произнесла она, не скрывая сарказма.

Диего дипломатично проигнорировал шпильку и ответил Елене на испанском:

– Я пригласил Алекса и Анну покататься вместе на яхте.

– И? – не унималась Елена. – Покатались? Прекрасно. Тогда пусть возвращаются в отель!

Что ответил Диего – не разобрала. В этот момент Лера тихо обратилась ко мне:

– Чего этой мегере надо?

– Если коротко, то вышвырнуть нас отсюда, – перевела я.

– Ха! – так громко воскликнула Лера, что все остальные разговоры тут же стихли. – Даже интересно посмотреть, как сеньор Солер будет выгонять свою законную жену и сына из их дома. Причем на ночь глядя.

Валерия расставляла акценты интонациями. Законную. Сына. Их дома. И все это могло бы сыграть свою роль и вывести Мартинез из себя, если бы не один маленький факт:

– Елена тебя не понимает, – тихо напомнила я сестре.

– А я и не для нее это все говорю, – отрезала Лера, устремляя свой взгляд чуть правее, и я точно знала, кому именно она его посвящала.

Диего. Этот взгляд и эти слова были направлены на то, чтобы задеть его самого, а не его адвокатшу.

Я понимала, что Валерия отстаивает мои интересы в этой необъявленной войне, но именно в тот момент я отчетливо осознала: не хочу, чтобы она воспринимала Ди как врага. Потому что любила больше всего на свете, обоих. Даже если кто-то из них причинял мне боль.

– Перестань, – тихо попросила, покидая свое уютное убежище. Бросила беглый взгляд дальше, опасаясь увидеть Диего в обнимку с Еленой, но обошлось. Они, конечно, стояли рядом, но не дотрагивались друг до друга.

Это дало мне силы кивнуть Мартинез в знак приветствия. Та сжала губы, но ответила тем же.

На этом воодушевление закончилось, и вместо Диего я смотрела куда-то чуть выше его плеча, когда произносила:

– Прости, Лера не имела в виду ничего такого.

– О, еще как имела! – с упорством ледокола шла на таран Валерия. – И, если для некоторых ударенных на всю голову это не доходит, я могу повторить.

Я не успела ничего сказать – Лера шагнула вперед и уверенно ткнула пальцем в сторону единственного мужчины в этой компании:

– Либо ты перестаешь страдать черт знает чем и возвращаешь свою семью, либо подписываешь бумаги на развод и заканчиваешь этот спектакль! Третьего не дано!

– Лера! – чуть строже произнесла я, но моя родная защитница была слишком взвинчена, чтобы так просто остановиться.

– Хватит мучить друг друга! Мне надоело видеть слезы сестры из-за тебя, Диего Солер, и я прибью тебя, если увижу такие же слезы на лице племянника. Оставь их в покое, если не можешь определиться! Они пять лет без тебя прожили – проживут и дальше, если ты не будешь мельтешить перед глазами!

Валерия замолчала на одно мгновение, оглушая коридор тишиной, а потом более спокойным голосом произнесла:

– Мне плевать на твою амнезию, дорогой зятек. Помнишь или не помнишь – это все ерунда. Важно, чувствуешь ты что-то или нет. И если да – то дерзай. А если нет… – еще одна пауза, за время которой Лера красноречиво осмотрела Елену с ног до головы, и лишь после этого закончила мысль: – У тебя уже есть, кому согреть постель.

Глава 42

Молчание после последних слов Леры стало почти осязаемым.

Я не могла поверить, что правда, которую я так старательно прятала от Диего, так легко раскрывалась моей же сестрой. Елена не понимала вообще ничего, поэтому просто переводила вопросительный взгляд с Валерии на меня, потом – на Диего, и снова по кругу. А сам виновник происходящего смотрел на меня.

Мне уже нечего было терять. Десять минут назад я позволила ему поцеловать себя – и неважно, что поцелуя не случилось: это не отменяло того факта, что мой муж прекрасно понял – я не стала бы его отталкивать. И если после этого у Диего еще оставались какие-то сомнения касательно моих чувств, от уверенного спича Леры они все должны были развеяться.

Поэтому я поднимала глаза, готовая к любой реакции своего мужа. К презрению, злости, даже ненависти – ведь Ди не выносил сцен на публике. Но мне не было стыдно за поведение сестры – только за то, что мне не хватило смелости сказать все это самой.

И я готова была выдержать все что угодно – и холод, и пожар на дне любимых голубых глаз. Но в них не было ни того, ни другого.

Зато яркими огоньками светилась растерянность. Я никогда не видела Ди таким потерянным, таким… ранимым. Словно это его, а не мою душу только что обнажили перед тем, кто был дороже всех. Словно он не понимал, как ему поступить.