Секунды до грозы. Книга 2

– Превосходно, – пробормотала я, криво усмехнувшись. Эти листочки, сшитые старым шнурком, стали единственным спасением от безумия, что творилось со мной. Хорошо, что прихватила их из дома, ведь я могла только здесь общаться без страха, что меня подслушают, осудят или, не дай Корбо, начнут сочувствовать. Бумага не сочувствовала. Она принимала. Поглощала. Хранила. Не спорила. Иногда казалось, что я просто переливала в неё яд из собственной головы – и становилось чуть легче.

Клякса тем временем расплывалась вместе с моими эмоциями по нервам. Я не стала её промакивать. Пусть остаётся. Будет отметкой начала. Или конца. Как получится.

Сделала вдох, выдох – и начала писать, выпуская на бумагу ту часть себя, о которой должна была молчать даже в мыслях.

– Дорогой дневник…

Перо повисло в воздухе. Я выдохнула, бросила взгляд в окно – и на миг всё внутри затихло. Море. Оно вечно – шумное, живое, временами капризное. Вид с башни на него открывался почти издевательски красивый, особенно на рассвете, когда небо становилось бледно-розовым и чистым, будто его кто-то выстирал и повесил сушиться прямо над волнами.

Я встала, открыла окно, чтобы ощутить прилив солёного воздуха в лёгкие, а затем вернулась за стол.

– Пишу тебе снова, – бормотала я себе под нос и выводила каллиграфическим почерком слова на бумаге, – потому что говорить об этом, как ты знаешь, больше не с кем.

До красивого написания мне ещё практиковаться и практиковаться, но старание и внимание к этому процессу замедляло и успокаивало не хуже ромашки.

– Ты – бумага. И, как ни странно, именно поэтому ты сейчас самая надёжная форма доверия. Просто лежишь и слушаешь. Не перебиваешь, не судишь, не пытаешься вставить «а я же говорил». Этого, знаешь ли, уже достаточно, чтобы я тебе доверяла. К тому же, ты уже в курсе: думать мне категорически нельзя. Вообще. Ни строчки, ни полумысли. А ведь хочется… Хочется оставаться в здравом уме и принимать хоть какие-то разумные решения, а для этого – сюрприз! – нужно рассуждать. А как, спрашивается, рассуждать о том, о чём нельзя думать? Стоит хоть одной мысли шевельнуться в голове – и Сильвен её тут же подцепит, как наживка цепляет рыбу. А дальше всё пойдёт по цепочке и по накатанной. Сильвен → Сержио → коллективное безумие в Башне Стихий. И пиши пропало. Попадёт всем: мне, Назэру, паре ни в чём не повинных зельеваров, возможно – коту у ворот.

Перо чуть не выскользнуло из пальцев. Я выругалась.

– Новости сегодня вновь не радостные. Четырнадцать ночей. Четырнадцать, дневник! – и ни одного стоящего зелья. Ни одного! Всё, как по сценарию, который кто-то написал в припадке чёрного юмора: днём – несчастные крысы дохнут от зелья, которое им бодро вливают с видом великого предзнаменования, а ночью – я. Корчусь, как рыба на берегу, с раздирающим жаром внутри и ощущением, будто в моих жилах поселилась стайка разъярённых морских ежей. И решили, что самое время устроить танцы колючками.

Я откинулась на спинку стула и обвела взглядом комнату. На подоконнике передо мной уныло скукожилась когда-то зелёная герань – теперь жалкая жертва моего полного равнодушия к поливу. Интересно, на что рассчитывали зельевары, оставляя цветок здесь? Плед с кресла съехал на пол, и я даже не помнила, когда им последний раз укрывалась. Сундук открыт. Из него выглядывал скатанный свёрток с халатом, который мне выдали на время пребывания в Башне Зельеваров.

Встала. Подошла к зеркалу, перед которым часто крутилась после заселения, чтобы оценить, как сидит на мне одежда мага молнии, и которое теперь старалась обходить стороной. Напрасно. Оно всё равно ловило взгляд – как ловушка. И сегодня я снова в него попалась.

Едва узнала себя. Будто кто-то подменил отражение, оставив лишь тусклую, выцветшую версию меня. Кожа стала бледной, почти прозрачной, с синими прожилками, как старинная карта. Под глазами – тени, будто я ночами рылась в пепле. Щёки впали, губы побледнели, и даже волосы, когда-то упрямые, как я сама, теперь лежали спутанными тонкими прядями, словно устали бороться.

Я провела пальцами по лицу – острые скулы, торчащие ключицы. Казалось, меня стало меньше. Не по росту, не по весу – по самой сути. Как будто что-то изнутри медленно, но верно сжималось и исчезало. А глаза… Глаза казались огромными – не потому, что стали больше, а потому что всё остальное вокруг них стало меньше, тоньше, слабее.

И всё равно – я смотрела. Потому что если отвернуться, можно окончательно потеряться.

– Ну здравствуй, – сказала я своему отражению. – Спасибо, что пока не развалилась.

Рядом на полке лежал старый деревянный гребень. Я взяла его, представляя, что на его месте мог быть подарок сестры. Пальцы запутались в волосах, но всё же победили непослушные пряди.

– Вот уж не думала, что доживу до момента, когда расчёсывание станет героизмом.

Вернулась к столу. Чернила подсохли, перо скучало. Дневник терпеливо ждал продолжения.

– А ведь я всякое видела, – склонившись над столом, я заскрипела пером по бумаге и нервам. Чернила ложились ровно, строчки аккуратно вытягивались одна за другой, будто я и правда знала, что делаю. Но с каждой новой фразой сердце начинало стучать громче, будто хотело выломать себе дорогу наружу. – Ухаживала и за теми, кто отчаянно цеплялся за жизнь, и за теми, кто сгорал быстро, ярко и напрасно. Однако этот опыт не уберёг меня от страха перед собственной беспомощностью и слабостью.

Внезапно – словно удар кулаком изнутри под рёбра. Воздух вырвало из лёгких, мир поплыл, а нутро сжалось в тугой, противный клубок. Я вцепилась в край стола так, будто он был последним якорем, что удерживал меня от падения в собственную дрожащую пустоту. Костяшки побелели, дыхание сбилось, грудь сдавило так, что казалось – ещё секунда, и лёгкие лопнут.

Я согнулась над письмом, приоткрыла рот и пыталась успокоить себя, но давалось это, увы, с трудом. Вдох. Выдох. Прошло мгновение – или вечность, – но мутивший меня червь начал отступать, оставляя после себя только липкий осадок и слабость.

Распрямилась, отлепила ладони от столешницы – влажные следы поселились на дереве. Письмо всё так же лежало передо мной, но последняя строчка расплылась от капли чернил или испарины. Дрожащие пальцы вновь взяли перо.

– Сегодня, кстати, появилась тошнота. Прекрасно, правда? Ещё одна вишенка на этом великолепном торте из истощения, лжи и регулярных дозировок боли. Я уже не знаю, что делать. Люди задавали всё больше вопросов. Слишком много. Смотрели исподлобья, словно готовились ловить меня без сознания в любой момент. Даже Сильвен выглядел озадаченным. Пока молчал. Но наблюдал за мной, не понимая, что происходит. А ведь он тот ещё эмоциональный сухарь. Но что я ему скажу? Что месье Назэр по ночам выжимает из меня молнию, как хозяйка из тряпки воду? Что каждая капля силы, уходящая в зелья, оставляет во мне пустоту – такую, которую ни сон, ни еда, ни даже хвалёные вафли Сержио с яблоком не заполнят? Да я в жизни столько не врала, сколько за эти две недели. И всё ради какого-никакого шанса спасти магию. Да, я по-прежнему считала, что без проверки этих зелий на моей силе молнии наши шансы понять суть пересадки магии равны шансу гусеницы выжить в солёном море. А со мной есть хоть тень надежды. Вот и получается, дневник, что боль – не худшее. Боль хотя бы честная. А вот ложь… ложь – как слизень в сапоге: скользко, мерзко, идти тяжело, но и вытащить страшно. Потому что тогда все увидят, что воняет вовсе не обувь. Вот и улыбаюсь кругом, хотя сама уже серее утреннего тумана над Болотом Бога Смерти.

Я сжала уголок страницы – так, будто от этого зависело хоть что-то. Бумага хрустнула под пальцами, жалобно, почти по-человечески. Будто и она устала. Или, может, ей было страшно, как и мне?

– Есть не хочется. Спать не получается. Слушать людей – пытка. Врать им – подвиг. Замкнутый круг безысходности какой-то.

Тело дрожало. Вот бы поскорее вернуться в Башню Стихий. Пусть там не лучше, но привычнее. А значит – безопаснее. Или хотя бы с иллюзией этого.

– Иногда мне кажется, что мои магические нити – вовсе не нити, а корни. Живые, тонкие, уходящие куда-то глубоко внутрь, в самую мякоть меня. И когда их тянут, когда Назэр вытягивает очередную – я чувствую, будто кто-то выдёргивает меня с мясом из самой себя. Не магию. Меня. Ты помнишь, дневник, как я рыдала в первый раз? А во второй – молила его остановиться? Как кричала «хватит!» и «довольно!», а он продолжал, потому что надо. Да, я рассказывала тебе.

Перевернула страницы назад, чтобы убедиться в том, что дневник и впрямь осведамлён всеми моими секретами. Верно. Я ничего не упустила.

– Сегодня ночью я даже не орала. Представляешь? Просто кричала. Глухо и хрипло. Ну а где взять на это силы? А ещё заприметила, что тело начинает хитрить. Оно замирало, едва слышало шаги Назэра за дверью. Уши, кстати, тоже запомнили три одинаковые стука в дверь, а сердце громким ударом научилось заглушать его обычное «пора». Но я всё равно буду продолжать. Ещё неделю. Только неделю. Нужно дать шанс и зельеварам, и себе.

Я вытерла лицо рукавом. И вернулась к дневнику.

– К тому же, месье Назэр клянётся всеми доступными ему богами и теориями, что магия восстановится. Мол, если брать по чуть-чуть, она сама вернётся. Растворится вся боль, забудется усталость, а я снова стану бодрой, сверкающей, как фейерверк на празднике Драконьей Песни. Только поэтому и позволяю продолжать эксперимент. Сознательно рисковать жизнью ради великого благого дела? Нет уж, спасибо, пусть кто-то другой играет в мученика. Но вот потерпеть – немного, или много – ради правды, ради шанса… на это я способна. Пока сама не почувствую, что дошла до края. А я, между прочим, упрямая.

Смех сорвался нечаянно, с хрипотцой, словно и он устал. Я снова макнула перо в чернила.

– Вот только кажется, что магии берут больше, чем она успевает вернуться. Молния уходила, как вода в песок, а я всё больше становилась похожа на сухой колодец. Судя по виду и по самочувствию – очень даже бездонный.

Я снова посмотрела в окно. Башни окутал лёгкий туман, как будто сам мир ещё не до конца проснулся и пытается доспать пару минут. Скоро завтрак… А есть не хотелось вовсе.

– Пора заканчивать, – пробормотала я, уже собираясь закрыть дневник, но рука замерла над страницей. – Кстати…

Перо всё же скользнуло вниз – вдогонку, пока не передумала делиться.

– Вчера, пока пряталась от всех в библиотеке (потому что вопросы о моём самочувствие уже вызывали у меня приступ чесотки), наткнулась на одну занятную карту. И знаешь что? Не поверишь! На ней были помечены деревни драконов. Самые настоящие! Древние! Или не настоящие… потому что почерк и стиль больше смахивали на творчество вдохновлённого ребёнка с бурной фантазией. Но совпадения, дневник… Странные. Прямо пугающе странные. Болота Бога Смерти. Луарион. Святой Лес. Именно в этих местах находились древние руины. С порталами. Я безумная, да? Мозг оканчательно иссушился? Но всё же интересно, а в других местах – в Глубоководных болотах, в Призрачном Лесу, на обоих концах Серебряного Хребта и в Горящем Лесу – тоже есть что-то подобное? Ха. Рене бы уже сказала, что я строю очередную теорию заговора. Но потом поддержала бы.

Я выдохнула, прикрыв на миг глаза.

– Что ж, надеюсь, меня не поймают за воровство этой самой карты, – буркнула я вслух, но перо даже не шелохнулось, чтобы записать это на бумаге. Пусть уж дневник думает, что я лапочка.

Карта сейчас пряталась у меня под кроватью – между ножками и пыльной тенью забытого тапка. Я затащила её сюда, как мышь тащит сухарик в нору: быстро, тайно и с лёгким ощущением вины. Надеюсь, получится переправить её в Башню Стихий. Хочу показать Филиппу под его осуждающий взгляд.

Ну а в крайнем случае – съем и прикинусь невиновной.

Вздохнула, закрыла дневник, спрятала его к карте и спустилась в столовую. Закинула в себя завтрак с тем же энтузиазмом, с каким дракон жуёт салат из мокрой крапивы – исключительно из уважения к пустому желудку и желанию не грохнуться в обморок где-нибудь между дверью и лестницей. Еда не шла, но я её таки протолкнула её в себя с упорством, достойным улитки, ползущей к реке. А после – поплелась в библиотеку, надеясь снова на весь день зарыться в мире магии, как ёж в прошлогодние листья.

На моё удивление, сегодня там царила не благословенная, книжная тишина, а самый настоящий бедлам. Между столами сновали те, кого я всеми силами старалась избегать в ближайшее время. Сильвен вгрызался в огромный талмуд с таким видом, будто надеялся допытаться до истины одним только взглядом, Сержио метался между полок, как взбесившийся голем, хватая книги, свитки и, кажется, даже кого-то облаял, а Натали вздыхала так многозначительно, что перья на ближайших столах начинали трепетать.

Я на цыпочках юркнула в дальний угол, к своему любимому столу у окна, молясь всем известным и не очень богам, чтобы остаться незамеченной. Не то чтобы я пряталась… Хотя, вру. Пряталась. Потому что на разговоры у меня было сил примерно как у дохлой летучей мыши на спор с драконом по вопросу хозяйничества в пещере.

– О, привет, Софи! Ты как раз вовремя! – из-за полки вынырнул Сержио, придерживая под мышками такие стопки книг, что невольно возникало подозрение: либо он решил построить себе трон из толстых древних томиков, либо вызвать у Сильвена приступ нервного истощения, потому как глаз у него уже дёргался.

– Мы тут такое узнали! – просиял он и с воодушевлением шлёпнул книжные горы на стол перед телепатом, подняв тучу пыли, от которой зачихаться могла вся Башня Зельеваров.

Сильвен скривился, откашлялся так, словно зачитывал проклятье, и метнул на мага взгляд, полный ледяного неодобрения и плохо скрываемой мечты швырнуть в него самым большим томом из предоставленной стопки.

– В общем, я вчера общался с Нико, и знаешь что?.. – Сержио понизил голос до заговорщического шёпота, который всё равно громом разнёсся по залу, а затем махнул рукой, подзывая меня к себе ближе.

– О боги, ты точно хорошо себя чувствуешь? – Сержио смерил меня взглядом с ног до головы, и по лицу у него разом пробежали тревога, сочувствие и желание меня срочно куда-нибудь уложить. – Выглядишь ещё хуже, чем вчера… и позавчера… и вообще, как будто с тобой неделю дрались тролли. Пьяные.

Все трое уставились на меня, будто я сейчас начну исповедоваться. А я, если честно, не знала, что сказать. Слова застряли где-то между горлом и здравым смыслом.

– Да, – выдавила наконец, нервно теребя прядь волос. – Просто… эта суета с зельями затянулась. Устала. Ничего страшного. Не умираю.

Сказала и упёрлась в особенно упрямый и особенно недоверчивый взгляд. Сильвен. Он впивался в меня. Спокойно. Слишком спокойно. Как будто уже всё понял, обо всём догадался и просто ждал, когда я сама признаюсь.

Я резко встряхнула головой, будто могла так стряхнуть и этот взгляд, и собственные мысли, пока они не унесли меня куда не надо. Контроль, Софи, контроль. У меня много секретов, и это нормально. Абсолютно. Не должна же я вываливать телепату всю свою жизнь да ещё и в подробностях?

Так чего уставился, Сильвен? Да, похудела. Ну и что? Не каждая диета девушек должна заканчиваться аплодисментами.

– Может, тебе стоит вернуться в Башню Стихий и подлечиться? – засуетился Сержио, наклоняясь ко мне так, будто собирался продиагностировать с расстояния вытянутого носа. – Сейчас все болеют, заразу по городу разносят, будь здоров. Осень, что с неё взять, – покачал он головой с видом знатока сезонных напастей.

И прежде чем я успела отпрянуть или хотя бы выдать саркастичный комментарий, он уже тянулся рукой к моему лбу. Прикоснулся – почти по-братски, почти заботливо, почти не вывел меня из себя.

– Ну вот, жар. Что я и говорил, – пробормотал с удовлетворением, будто поставил диагноз века.

– Всё хорошо, – отмахнулась я, убирая руку мага воды со своего лба и стараясь выглядеть бодрее, чем чувствовала. На себе всё ещё ловила тяжёлый, пристальный взгляд Сильвена, к которому у меня уже выработалась вполне сносная устойчивость. Он сидел, сцепив пальцы под подбородком, и, кажется, даже не моргал.

– Я, между прочим, и сама в врачевании что-то понимаю. Просто простуда, перенесу на ногах, – буркнула я и уткнулась взглядом в ближайшую книгу, будто именно она была причиной моего появления здесь, а не попыткой сбежать от слишком проницательных глаз.

– Что ищете? – поспешила я перевести разговор в сторону и вернуть мага воды к более насущным, а главное – менее личным делам.

– А, так вот, гулял я с Нико, значит, вчера по набережной…

– На свиданку он ходил, – кашлянул в кулак Сильвен, соизволив всё же вернуть своё внимание книге.

– Погоди. Свидание? С Нико? – переспросила я, приподняв бровь. Картинка в голове получилась настолько неожиданной, что мозг на секунду развалился на две половинки, а потом вновь слепился. Что я ещё пропустила в своём затворничестве?

Сержио довольно хохотнул и облокотился на стол, словно только что выиграл спор с самой судьбой.

– Что? У неё, между прочим, очень заразительный смех. И взгляд…

Натали в этот момент обречённо закатила глаза, взяла первый попавшийся свиток и скрылась между стеллажами с видом человека, который уже слышал про эту «интрижку» раз шесть и каждый раз терял по минуте жизни.

– Она очень милая девушка. И весёлая. И добрая, на самом деле, – с неожиданной для себя мягкостью сказал Сержио, расплываясь в мечтательной улыбке. Сильвен снова многозначительно кашлянул в кулак.

– Умоляю, – проворчал он, не поднимая глаз от книги, – я уже и так наслушался твоих мысленных серенад. Хоть бы раз без эпитетов. Давай ближе к делу, пока башня не успела заржаветь от твоего романтизма.

– Так вот! Гуляли мы, и Нико рассказала, как можно выгнать этих несчастных муравьёв из южного крыла башни, и как найти управу на броне-кротов, что уже третий месяц перерывают весь пустырь, будто там клад. Или, прости меня магия, братскую могилу их предков.

Я не удержалась от тихого смешка. Ну хоть кто-то нашёл себе счастье – пусть и среди обсуждения насекомых и землеройных. Сержио мог бы стать прекрасным зельеваром или магом земли. И как его угораздило родиться с водной стихией? Загадка.

– И была она, представь, весьма удивлена, что мы до сих пор не залезли в труды Истинно Видящих о четырёх видах крови, – продолжал Сержио, уже махая руками. – Как там она сказала… «О Первоосновах Жизни: Трактат о Крови». Она предположила, что магия может быть не только силой духовной, а частью самой нашей крови. И рассказала, что кровь бывает четырёх видов – с разными свойствами. И смешивать их, мол, нельзя. Как нельзя сливать зелья в один котёл, не зная, что в них. А то получится взрыв. В этом-то она точно толк знает. А мы тут две недели берём и мешаем всё подряд. Вот и не работает. Или работает криво. Может, если понять, какая кровь у кого, и с какой можно – или нельзя! – соединять, тогда и магия станет понятней, и зелья наконец перестанут взрываться вместе с крысами?

– Откуда она вообще это знает? – со скепсисом протянул Сильвен, повернув голову в сторону мага воды. – Доверия к ней у меня нет. Я слышал её мысли в первый день. Она была странной, напуганной. Подозрительной. Когда я подошёл помочь, заявила, что в башне творится нечто… неладное. Но больше ничего не сказала. Так с чего помогает сейчас?

– С того, что она милая, – буркнул Сержио, демонстративно уперев руки в бока и воззрился на Сильвена, как обиженная чайка на шторм, который внезапно испортил ей рыбалку.

– С того, что ты сходил с ней на свидание и очаровал её, она вдруг решила нам помочь? – лениво закатил глаза телепат, расслабленно откинувшись на спинку стула, будто смотрел не на мага воды, а на наивную девицу знатных кровей только вышедшую в свет и ещё не понимающую ничего в этой жизни.

– А может, и так. Завидуешь? – ухмыльнулся Сержио. – Вот же ж ты вредный маленький ребёнок.

Сказал он это намеренно, почти с удовольствием. Потому что знал: Сильвена от этих слов колбасит, как шлюпку во время штормового ветра. Потому что «мелким» он называл его со дня первого знакомства, после того как телепат, задетый в споре, обозвал его «да, цунами, только мелкое и в тазу». А учитывая габариты мага воды – в сравнении с ним мелкими были все, кроме, разве что, самих дверей Башни Стихий.

И да, Сержио абсолютно не боялся последствий. Мысли у него и так нараспашку – и телепатом быть особо не нужно, чтобы примерно понимать, что творится у мага воды в голове. А вот в кулачном бою с ним, будь ты хоть трижды лучшим бойцом империи, попробуй устоять.

– К тому же, – неуверенно пожал плечами Сержио, – может, она не такая уж и странная. А просто видит чуть больше, чем остальные?

– Вообще-то, – вмешалась я в этот, мягко скажем, странный обмен любезностями, с искренним удивлением отмечая, что Сильвен, оказывается, не просто подошёл к Нико помочь с котлом, но ещё и разговор завёл, заинтересованный её мыслями. А я-то уже в голове разрисовала… неважно.

Смешок Сильвена я постаралась проигнорировать. Ключевое слово – постаралась. Удалось… так себе.

– Месье Леклер тоже мне что-то про кровь говорил, – продолжила я, поправляя манжету, будто это как-то могло пригладить и мысли. – Он был убеждён, что она ключ к успеху.

– Леклер? Ты с ним снова виделась? – голос Сильвена звучал почти спокойно, но в этой мнимой тишине уже стучали тревожные нотки. Как если бы штиль вдруг запах грозой.

– Нет, тогда ещё, две недели назад, – пожала я плечами. Говорила ровно, нарочно буднично, словно обсуждала погоду или вчерашний суп. Только вот внутри уже начинало холодеть.

– Две недели назад? – опасливо, с каким-то нехорошим замиранием протянул телепат. Он резко встал, будто что-то внутри него боролось с желанием бросится и вытрести из меня дурь. – Две недели, и ты молчала?

– Да как-то… забыла, – пробормотала я, потирая запястье. – Ты же там был. Думала, все мысли прочитал и в курсе. Чем же ещё здесь заниматься, как не…

– Мысли, – отрезал он, – а не то, что вы обсуждали вслух!

Лицо его побледнело, скулы заострились, взгляд метался от меня к пустому воздуху, будто искал там объяснение, которого не находил. В голосе – не крик, но в этой сдержанной глухой интонации дрожали гремели цепи.

– Мы тут две недели топчемся на месте, – продолжил телепат, уже не сдерживаясь, – тратим время, ресурсы, силы – а ты просто «забыла»? У нас каждый день на счету, Софи. Ты понимаешь это? Каждый!

Я отчаянно метнула взгляд на Сержио. Надеялась, что он, как обычно, встанет между нами – с глупой шуткой или неуместной улыбкой. Но маг воды только тяжело вздохнул и развёл руками:

– Прости, Софи. Но он прав. Ты должна была рассказать. Хотя бы потому что я не телепат… – он многозначительно покосился на Сильвена, а потом осмотрелся по сторонам, проверяя, нет ли поблизости лишних ушей. Натали по-прежнему рылась в книгах у дальней стены. Пусть она и была далеко, чтобы подслушать, но взглядом ловила каждое движение. Особенно сейчас.

– Должна была? – переспросила я, но вместо привычной колкости голос сдался и выдал усталость. – Маги-зельевары тоже в курсе. Так почему вы у них не спросили? Почему же они молчали целых две недели? – в словах сквозили отчаяние, обида, злость, подогретая несправедливостью. Я ведь рву себя на части, жертвую сном, силами, собой – чтобы сдвинуть нас с мёртвой точки.

– И не только Нико, – добавила уже тише. – Они прекрасно справляются с…

И замерла. Мысль в голове – как острый камешек в сапоге: сначала заметила, потом не смогла игнорировать. А доставать уже поздно. Сильвен подошёл вплотную, отодвигая со своего пути Сержио, и навис надо мной. Его глаза налились яростью и засасывали как водоворот. Кружили и тянули. А как выплывать я и забыла. Поддалась течению и, как идиотка, завершила мысль, бросая её прямо ему в лицо.

– …с тем, чтобы вытягивать магию из вены. Прямо из крови.

Тишина рухнула на нас. Густая, оглушающая. Да, тишина звенела у меня в ушах, поэтому я не слышала, как часто и громко дышал телепат. Только ощущала лицом порывы воздуха.

– Что ты сейчас сказала?

С тихим хрустом его самоконтроль дал первую трещину.

Глава 42 Решимость быть собой

Я не ответила. Не потому что упрямствовала – просто не знала, что именно он хочет услышать. Извинения? Покаяние? Или чтобы я в панике стала разбрызгивать жалкие крохи оправданий? Да с чего бы мне вообще объясняться перед ним?

Сильвен смотрел на меня так, будто готов содрать взглядом кожу и выцарапать правду из-под рёбер голыми руками. Он стоял слишком близко, настолько, что я ощущала, как его трясёт от бессилия. От того, что в моей голове было тихо.

Чересчур тихо.

Я научилась держать оборону. И, кажется, это его не просто раздражало, а сводило с ума. Он не понимал, что происходит. А не знать для Сильвена – всё равно что шагнуть в пустоту, где вместо пола змеями шевелятся догадки.