Сказание о Радонии. Книга 3. Гордость. Вера. Верность

– Наказывай. Жёстко. Перед строем. Секи. Понадобится – будем казнить. А пока, чтобы дурь в голову не лезла – пусть десятники муштруют с утра до ночи. Чистка оружия, лат и прочее.

– Хорошо, – согласился Илья. – Но лучше бы, конечно, что-то предпринять.

Владимир вздохнул и на некоторое время погрузился в раздумья, разглядывая горящие повсюду костры.

– Хорошо, – наконец решил он. – Давай попробуем. Подбери людей. Немного. Два десятка крепких парней, желательно из предгорий – чтобы знали, как лазать по скалам.

– Я всё же считаю, что ты был прав, – развёл руками тысячник. – Их, скорее всего, заметят. И перебьют ещё до того, как парни успеют добраться до стен.

– Да, вероятнее всего, – кивнул князь. – Поэтому нам нужно дать им хотя бы несколько лишних минут. На южной оконечности острова устройте настилы и установите на них метательные орудия. Пусть постоят там несколько дней – мы не должны дать врагу понять, когда именно начнём. А затем, в одну из безлунных ночей, ударим по детинцу ядрами. Это не нанесёт Роговолду урона, но огненное представление отвлечёт внимание дозоров. Все побегут смотреть. В это время, с противоположной северной стороны, наши люди попытаются подняться на посадские стены. А затем захватить Бирюзовые ворота, перебить лучников и – хотя бы ненадолго – удержать их, чтобы мы смогли подняться по лестнице основными силами.

– План хороший. Может сработать, – выслушав, одобрительно кивнул Илья.

– Хороший? – переспросил Владимир с сомнением. – Возможно. Но, может статься что и нет. Маловероятно, что Роговолд купится. Но это точно лучше, чем бездействие. Попробуем.

Глава 7. Честная работа

Войдя в тёплый терем с морозной улицы, Тимофей поёжился. Потопав ногами, он стряхнул грязный снег с сапог прямо на чисто вымытый пол, оставив на нём влажные следы. Затем, поведя плечами, сбросил свою мохнатую шубу на руки подоспевшего Прохора.

– Ирина у себя? – угрюмо спросил он.

– Да, хозяин. А где ж ей быть, – ответил тиун и, негромко, будто опасаясь вызвать гнев, странным шепелявым голосом добавил: – Тимофей Игоревич, могу ли я обратиться к тебе?

Не удостоив старика взглядом, Первый наместник направился вглубь терема, в сторону покоев своей жены. Прохор, едва передвигая ноги, покорно засеменил следом, стараясь не отставать.

– Чего тебе? – буркнул посадник.

– Да тут такое дело, Тимофей Игоревич, – заверещал старик. – Братец мой, Ефимка, давеча в посадском кабаке был…

– Ну и?

– Сел в кости перекинуться с мужиками, – продолжил управляющий жалобным, почти плачущим голосом. – Так обули его. Обобрали до нитки! Обманом, жулики, обыграли! А как стал возмущаться – избили до полусмерти!

– И что? Будет ему наука – как играть в кости, – отрезал посадник, не сбавляя шага.

– Так-то оно так, Тимофей Игоревич! Но ведь всё отняли, даже сапоги. Босиком ему пришлось по снегу добираться до дома. Еле ноги унёс! – казалось, старик вот-вот расплачется. – Не по-людски это. Я было пошёл разбираться – так и меня поколотили! Один черноволосый, самый лютый из всех, был. Я пригрозил ему, сказал, что я управляющий у самого посадника! А он рассмеялся и сказал: если понадобится, и ему, то есть тебе, всыплют!

Хозяин терема остановился. Резко развернувшись, он впервые внимательно взглянул на Прохора. Под глазом управляющего виднелся багровый синяк, а губы, распухшие и потрескавшиеся, были разбиты.

– Так и сказал? – сдвинув брови, уточнил хозяин. – Что и мне всыплют?

– Да, свет Тимофей Игоревич! Так и заявил! И смеялся ещё…

Посадник на мгновение задумался. Если то, о чём говорил слуга, правда, то такую дерзость ни в коем случае нельзя было оставлять безнаказанной. Подумать только – побили его тиуна, зная, кто он такой!

Нельзя сказать, что мужчине было дело до старика и его непутёвого братца, но тот, кто посмел это сделать, проявил неуважение к нему самому. А в Радограде каждый обязан относиться к главе города с почтительным трепетом.

– Ты вот что, – наконец сказал он. – Возьми пяток стражников. Отведи куда надо и укажи на него. Пусть научат наглеца вежливости. Хотя, нет. Притащите-ка его ко мне. А уж я с этим наглецом сам потолкую. Пусть повторит свои слова, глядя мне в глаза. Поглядим, как тогда запоёт!

– Так и сделаю, так и поступлю! Пусть Владыка семь раз благословит тебя! – с облегчением в голосе воскликнул управляющий.

Низко поклонившись, благодарный Прохор поспешил вперёд и с подобострастным усердием распахнул перед посадником двери покоев Ирины. Не медля, Тимофей вошёл внутрь, громко стуча каблуками по дощатому полу.

Прохор тут же удалился. Супруги остались наедине.

Девушка сидела у окна, погружённая в мысли. Её взгляд, затуманенный и отрешённый, был устремлён куда-то вдаль, будто сквозь стекло. Тугая коса была перекинута через плечо, открывая тонкую, изящную шею. Хотя день перевалил за середину, она по-прежнему была в ночной рубашке, словно вовсе не замечала смены времени суток.

Услышав скрип петель, девушка резко обернулась. Сердце забилось с удвоенной силой. Завидев мужа, она вжалась в кресло.

– Как дела, милая жёнушка? – медленно, растягивая слова, проговорил Тимофей, впившись в неё колючим взглядом.

Ирина прижала дрожащие ладони к лицу, словно пытаясь спрятаться за ними. Даже в тусклом свете пасмурного зимнего дня на её руках можно было разглядеть ссадины и кровоподтёки. В широко распахнутых глазах читалась смесь страха и боли – она походила на загнанного в угол зверя. Разбитые губы подрагивали – девушка едва сдерживала крик, готовый вырваться наружу.

– Встретил я тут твоего батюшку-олуха, – негромко сообщил посадник, неотвратимо приближаясь. – Напел он мне занятную историю. Знаешь, какую?

– Н-нет… – сбивчиво пробормотала супруга.

– Ах, не знаешь? – с притворным удивлением воскликнул он. – Так я расскажу! Поведал он, мол, жалуешься ты на меня. Будто я плохо с тобой обращаюсь!

С этими словами он с размаху ударил жену по щеке. Вскрикнув, Ирина рухнула на пол к его ногам.

– Я… Я не жаловалась! – попыталась оправдаться она. – Он сам… случайно увидел…

– А какого лешего ты, дрянь, шляешься по городу?! – прорычал мужчина.

Лицо его вспыхнуло. Расставив руки, он вскинул тяжёлую ногу в сапоге и с силой пнул жену в рёбра. Ирина жалобно заскулила. Поползла прочь, стараясь спрятаться под кровать. Но Тимофей, нагнувшись, схватил её за лодыжку и резко дёрнул, выволакивая в центр комнаты. Ночная рубашка задралась, обнажив тело девушки, сплошь покрытое синяками.

Размахнувшись, муж снова ударил её по бедру.

– Кому сказано было сидеть дома?! – взревел он. – Позоришь меня, тварь? Ты не понимаешь, какое сейчас важное время?!

Удар. Ещё один.

Ирина больше не кричала. Обхватив колени тонкими руками, она тихо скулила, содрогаясь всем телом каждый раз, когда Тимофей, пыхтя от ярости, снова и снова бил её.

– Всё никак не поймёшь!

Удар. Еще удар.

– Вся в своего папашу-недоумка! Ну ничего, погоди! В следующий раз я тебя, суку, своей страже отдам! Думаешь, не смогу? Отдам! Пусть парни позабавятся! Будет тебе, дрянь, наука!

Лицо девушки, искажённое от боли и унижения, было залито слезами. Устав от избиения, посадник остановился, вытер рукавом вспотевший лоб. В погружённой в безмолвие комнате стоял густой запах пота.

– Что, теперь не захочешь шляться без дела? – с презрением бросил он, глядя на неё сверху вниз.

Внезапный стук в дверь прервал гнетущую тишину.

Тимофей, оторвав взгляд от лежащей у его ног жены, посмотрел в сторону резной створки.

– Кто там? – резко спросил он.

– Это я, тиун, – послышался из-за двери осторожный голос. – Женщина, которую вы звали, прибыла.

– Хорошо. Веди в мои покои. Я скоро буду.

Он присел перед Ириной на корточки, аккуратно взял её за косу и медленно приподнял голову. Лёгкое, истощённое тело безвольно запрокинулось. Подавшись ближе, мужчина прошептал прямо в заплаканное лицо:

– Ещё раз без спроса выйдешь – сдохнешь, как твой ненаглядный. Это я тебе обещаю.

Он разжал ладонь, и Ирина со стуком рухнула на деревянный пол. Посадник выпрямился, окинул тихо рыдающую супругу взглядом, полным холодного презрения. Заметив на дорогих сапогах следы грязи, с отвращением вытер их о её ночную рубашку благоверной. Не сказав больше ни слова, переступил через девушку и покинул покои.

***

– Ты Оксана, верно? – с улыбкой произнёс посадник, закрыв за собой дверь.

В его покоях, вольготно разместившись в одном из кресел, ожидала загадочная незнакомка.

Густая копна блестящих чёрных волос. Пронзительные глаза цвета спелой ежевики, острый нос – Тимофей сразу отметил, что гостья отличается от радонских девиц. Полные, изящно очерченные губы. Смуглая, отливающая бронзой кожа. Внешность женщины была столь необычной, что можно было назвать её странной для этих мест. Однако мужчина, внимательно рассмотрев лицо собеседницы, всё же нашёл его привлекательным.

– Да, верно, – с достоинством ответила она.

Голос был низким, грудным, обволакивающим.

– Красивое имя…

Тимофей, продолжая тяжело дышать после подъёма по лестнице, подошёл к стоявшему у очага столу и, налив себе вина, осушил кубок в несколько глотков. Его мучила жажда.

– Не желаешь ли выпить?

– Нет.

– А зря! Изборовское! Точно не хочешь?

Оксана не ответила.

Пожав плечами, мужчина вновь наполнил кубок и, кряхтя, опустился в кресло напротив неё.

– Годы-то бегут! – игриво произнёс он. – По лестнице прошёлся – уже вся спина мокрая! Хоть летами и не стар, а поднялся – и устал!

Он громко хохотнул, заставив языки пламени в очаге дрогнуть.

– Чем обязана? – строго спросила гостья, не реагируя на шутливый тон собеседника. – Прохор сказал, что у тебя есть для меня дело.

– Сразу к сути? – мгновенно сменил тон посадник. – Что ж, хорошо. Видишь ли, мне нужен человек, разбирающийся в хворях и способный их лечить. Ты ведь из таких?

Оксана внимательно посмотрела ему в лицо, будто стараясь прочесть мысли.

– Почему не обратиться к местному лекарю? В детинце наверняка есть подходящий человек.

– Видишь ли, вопрос деликатный. К нему нельзя пойти. Поэтому я поспрашивал у слуг и, к счастью, выяснилось, что мой управляющий как раз знает кое-кого, кто сумел бы мне помочь! Представляешь, как повезло? Не иначе как сам Владыка нас с тобой свёл!

– Кто-то заболел? Чем именно?

– Всё немного сложнее, – поёрзав в кресле, уклончиво ответил Тимофей. – Меня интересует вот что: может ли человек, знающий всё о болезнях, не только лечить, но и наводить заразу?

Их взгляды пересеклись. Оксана задумалась. Разговор приобретал неожиданный оборот. К такому она не была готова.

– Может, – наконец согласилась женщина. – Но я таким не занимаюсь. Тот, кто использует дар врачевания во зло, может лишиться своей силы. А мне без ремесла не прожить.

– Это как посмотреть. Может лишиться, а может и многое приобрести. Тогда и лечить никого уже не придётся – до самой смерти.

– И что же можно приобрести?

– Да что угодно, – развёл руками Тимофей. – Деньги, уважение, покровительство влиятельного человека. Еду, защиту, сытое будущее для детей. Вот скажи, у тебя ведь есть ребёнок?

– Да. Пелагея. Четыре года.

Голос Оксаны на миг потеплел, когда она вспомнила о дочери.

– В твоих словах имеется доля правды, но честный труд надёжнее, – добавила она.

– А сыта ли Пелагея твоим честным трудом? – участливо поднял брови посадник. – Мне показалось, или я видел тебя в очереди за бесплатной мукой? Это, по правде сказать, и не мука вовсе, а так, пыль, перемешанная с мышиным помётом.

– Люди болеют. Им нужна помощь, – покачала головой знахарка. – Но горожанам нечем платить. Голодны все, не я одна.

– А я вот что думаю: любой труд, будь он хорошим или дурным, можно сделать честно, – рассудительно изрёк Тимофей. – Ты порядочный человек, у тебя есть принципы – что ж, похвально. Вот только скажи: какова им цена, если твоя дочь вынуждена жрать крысиное дерьмо? Почему? Потому что ты слишком горда, чтобы запачкать руки? Видишь ли, принципы хороши на сытый желудок. Совесть – вещь прекрасная, но только до тех пор, пока не приходится выбирать между ней и куском хлеба для своего ребёнка.

Я предлагаю тебе честную плату за честную работу. А что это за работа – во имя добра или зла – пусть решают езисты. Хотя, у них самих в головах такая каша! Вот, например, наш Панкратий – знала бы ты, что он вытворяет со своими экзериками…

Гостья, поджав губы, отвела взгляд. Слова собеседника попали в цель.

– Ты хочешь убить Владимира? – перебила его Оксана, сдвинув тёмные, вразлёт, брови.

– Нет, что ты! Зарог упаси! – вскинул ладони мужчина.

– Тогда кого? Князя Роговолда?

– И в мыслях не было!

– Тогда что тебе нужно?

Тимофей ответил не сразу. Улыбнувшись, он неторопливо допил вино, прежде чем заговорить.

– Я расскажу тебе, если ты согласишься взяться за это дело. Всё серьёзно, так что, прости, попусту болтать не могу. Но, поверь, награда превзойдёт все твои ожидания. Ни ты, ни твоя красавица-дочка Пелагея больше не будете нуждаться в подачках вроде той бесплатной муки. Подумай как следует. Если расскажу – обратного пути уже не будет, – он пристально посмотрел Оксане в глаза. – Ну что, согласна?

– Да, – после короткой паузы тихо ответила женщина.

– Что ж, отлично. Суть дела вот в чём…

Глава 8. Тени и свет

Над Радоградом сгустилась ночь.

На небе, плотно затянутом облаками, не было видно ни единой звезды. Морозная дымка окутала здания, закоулки и площади. Ветер, разгулявшийся над замёрзшей рекой, выл, словно дикий зверь, заглушая голоса редких прохожих, бредущих по мрачным улицам столицы.

Вячеслав, воин каменецкой дружины, молча вглядывался во мглу, окружающую остров. И его русые, взъерошенные волосы, по цвету напоминающие бороду, и даже обрамляющие серые глаза густые ресницы были покрыты инеем.

С момента, как он заступил в караул на городской стене, прошло уже несколько часов и молодой мужчина, тщетно пытаясь разглядеть что-либо на покрытой белой коркой Радони, то и дело двигал могучими плечами, стараясь стряхнуть с себя сонливость.

Вячеслав терпеть не мог ночные дозоры.

Зимними ночами в Радограде стояли лютые холода. А открытое пространство реки и высота, на которой приходилось часами неподвижно прозябать, заставляли кровь стыть в жилах.

Всего через полчаса после выхода на пост стражника начало трясти от озноба. Желудок предательски урчал, напоминая о необходимости подкрепиться. Но ни поесть, ни согреться было нельзя. Мужчина должен был красными, слезящимися от ветра глазами всматриваться в темноту, выискивая признаки приближения врага.

Однако думать о коварном неприятеле, крадущемся под покровом ночи к городу, не хотелось. Практически не шевелясь, словно каменное изваяние, Вячеслав думал о других, гораздо более приятных вещах, коротая время.

Он вспоминал о родной хате в Изборове, которую покинул, оставив там бабушку и двух совсем ещё маленьких сестрёнок. О печке, на которой так тепло и уютно было спать долгими зимними ночами. О младшем брате Егоре, который вместе с другой частью дружины отправился на битву с Владимиром под началом Романа. Жив ли он ещё?

Поток воспоминаний о доме и семье прервал проходящий мимо старший. Заметив краем глаза его фигуру, дружинник изо всех сил проорал, будто пытаясь своим криком отогнать от себя колючий холод:

– Чисто!

Докладывать полагалось громко и чётко. Каждые несколько минут поставленный над ними десятник совершал обход, и воины, равномерно распределённые по городской стене через каждые тридцать саженей, должны были подтверждать, что на их участке всё спокойно и ничего не произошло.

«Вот бы тоже стать старшим или десятником. Они в дозорах не стоят! Кормёжка лучше, снаряжение тоже. Не то, что у нас. Эх…» – невольно, с грустью отметил про себя Вячеслав.

Ночь была совершенно непроглядной. Ни один лучик света не пробивался сквозь плотную завесу рваных туч, подгоняемых порывистым ветром.

Не было видно ни зги. Лишь вдалеке, примерно в двухстах саженях от основания острова, мерцали слабые огоньки – лагерь Владимира, Изборовского князя.

«У них, небось, брюхо к спине не прилипло – рыбу ловят. Да и ветер внизу не такой сильный», – снова пришло в голову дружиннику.

– Вячеслав! – крикнул ему стоявший по соседству, в тридцати саженях справа, дозорный Беляй. – Ты там как, не вспотел?

– Уже упрел! – с ухмылкой ответил тот. – Вот бы освежиться!

Беляй был его товарищем. Заступая на дозор, они оба старались подгадать смены так, чтобы стоять рядом.

– А ты как, Беляха? – в том же шутливом тоне спросил Вячеслав. – В голову не напекло?

– Напекло! Как бы хер от такой жары не отвалился! Бубенцы-то уже – всё, звенят как стеклянные!

В ночной тишине раздался приглушённый смех. Другие стражники услышали перекличку приятелей. Они любили подшучивать друг над другом и смеяться, чтобы не поддаться сонливости.

– А ну молчать! – с напускной строгостью рявкнул старший.

«Хорошо ему. Он хоть ходит, шевелится. А мы стоим, как истуканы. Уже ног не чувствую…» – тут же прекратив улыбаться, подумал изборовчанин.

Разговоры стихли. Вскоре единственным звуком в тишине стал свист порывистого, пронизывающего до костей ветра.

– Не верю я, что мой отец родной… – едва слышно, себе под нос, принялся напевать Вячеслав.

Время тянулось мучительно медленно. Казалось, ночь не закончится никогда. Глаза мужчины неумолимо закрывались. Он моргал всё реже. Веки налились свинцом.

Яркие картинки поплыли перед ним: красная крепость на холме, улыбчивые девушки в лёгких платьях, сладкие пироги на столе.

Вдруг небо за его спиной озарилось ярким светом, будто солнце решило взойти раньше, не дожидаясь рассвета. В одно мгновение стало светло, как днём.

Сонливость исчезла без следа. Ошарашенный, Вячеслав обернулся и посмотрел на юг, в сторону детинца – и глаза его округлились от увиденного.

С противоположной оконечности города разрезая небо на части, летели десятки огненных шаров, озаряя всё вокруг красно-оранжевыми всполохами. На стенах раздались испуганные крики дозорных, эхом разносясь по всей столице.

Осветив плотную пелену облаков красным заревом, ядра начали падать, с грохотом врезаясь в укрепления. При ударе о каменную кладку они с яркой вспышкой взрывались, поднимая к скрывающим луну тучам колоссальные снопы сияющих искр.

Вячеслав, не в силах оторвать взгляда, заворожённо следил за происходящим. Он видел, как очередной залп взмыл в небо и обрушился на бастионы детинца. Потом ещё, и ещё. Один из шаров перелетел через стену и рухнул где-то в посаде, неподалёку от ворот внутренней крепости. Несколько хат охватило пламя, начался пожар.

«Неужели Владимир осмелился на приступ?»

Мужчина огляделся, ища кого-нибудь, кто мог бы отдать приказ. Но рядом никого не оказалось – старший недавно ушёл с докладом и ещё не вернулся.

– Вячеслав, нужно бежать на подмогу! – донёсся до ушей стражника голос товарища справа. – К детинцу!

– Нет! – крикнул он в ответ.

– Что «нет»? Не видишь – штурм вот-вот начнётся!

– Стой, где стоишь! – отрезал изборовчанин. – Сказано было: места не покидать, пока на нас не попрут.

Он вспомнил, как несколько часов назад старший обучал их правилам несения службы в дозоре.

– Глядеть со стен. Глядеть со стен… – он начал тихо шептать себе под нос, стараясь унять охватившую тело дрожь.

Ощущая, как его тянет обернуться и посмотреть на завораживающие всполохи, Вячеслав усилием воли заставил себя отвести взгляд и вновь сосредоточиться на наблюдении за погружённой во тьму рекой.

За его спиной продолжалось огненное представление. Радоградский остров отбрасывал на замёрзшую Радонь гигантскую тень, растянувшуюся на сотни саженей. От этого зрелища у дружинника перехватило дыхание – никогда в жизни он не видел ничего подобного.

Вдруг, скосив глаза, он посмотрел вниз и заметил во мраке странное движение. Ему показалось, что линия стены под ним слегка изменилась. Среди какофонии криков, до него донёсся иной звук – хрип и тяжёлое падение тела.

Мужчина резко обернулся и увидел, что дружинник, стоявший слева от него, лежит у парапета лицом вниз. Засмотревшись на пламя, тот потерял бдительность и был атакован людьми в чёрном, которые ловко вскарабкались по отвесным укреплениям. Один из них и нанёс смертельный удар.

– Караул! Приступ! – почувствовав, как холод пробежал по его спине, истошно завопил дозорный.

Схватив воткнутый в светец факел, он принялся размахивать им и громко кричать, одновременно другой рукой вынимая из ножен меч.

Звякнули, ударившись о камень, железные крюки. Из-за стены, одна за другой, поднимались расплывчатые фигуры.

– Караул! Приступ!

Подбежав к месту, где ещё недавно стоял его товарищ, Вячеслав взмахнул клинком и мощным ударом разрубил одну из чёрных фигур надвое, пинком ноги сбросив её вниз. Лицо и ладони тотчас покрылись липкой, горячей кровью.

Дружинник заметил, что тела врагов были беззащитны – они не надели латы, вероятно, чтобы облегчить подъём на стену. Эта мысль приободрила его, и новым взмахом он перерубил верёвку, привязанную к крюку. Со щелчком она лопнула, и мужчина услышал, как несколько человек, судя по звукам, рухнули на лёд.

На стене разгорелся ожесточённый бой. Атакующих было не меньше дюжины, и один из них, ловко извернувшись, нанёс Вячеславу точный удар в грудь. Дружинник тяжело выдохнул, но, несмотря на боль и усталость, продолжал размахивать клинком и вопить во всё горло, призывая подмогу.

Через несколько мгновений крики «Караул!» начали передаваться по цепочке, и дозорные, привлечённые шумом битвы, устремились к Вячеславу, который из последних сил сдерживал натиск врага.

Наконец, отовсюду донёсся топот множества ног – вверх по лестнице на стену спешил отряд городской стражи. Оправившись от внезапного нападения, ратники начали теснить лазутчиков к краю стены, одного за другим сбрасывая их в пропасть.

Всё завершилось за считаные минуты.

Очистив стену, измотанные дружинники оглянулись, желая убедиться, что никто больше не пытается прорваться внутрь.

Они тяжело дышали, вытирая взмокшие лбы.

Вячеслав засунул ладонь под латы и, достав, поглядел на нее. Пальцы были в крови. Рана оказалась неглубокой, но мужчина почувствовал, как у него закружилась голова, а ноги обмякли. Прикрыв глаза, он оперся влажной ладонью о покрытый наледью каменный парапет.

– Что случилось? Прорыв? – послышался крик старшего, бегом приближающегося к ним.

– Да, но всё уже кончилось, – ответил Беляй. – Как услышали зов – так прибежали и поскидывали их со стен.

– Молодцы! – похвалил тот. – Кто заметил?

– Вячеслав. Он увидал и первым вступил в бой!

Старший подошёл к изборовчанину и, похлопав по плечу, заглянул в уставшие, подёрнутые мутной пеленой серые глаза.

– Молодец! – произнёс он. – Будешь поощрён! А вы все – мигом на свои места! Вячеслава – в дружинную избу, отдыхать. Его дозор на сегодня окончен. Великий князь благодарит тебя за службу.

***

Быстрые шаги Ивана эхом разносились по коридорам княжеских палат. Голова городской стражи был мрачен и сосредоточен. Он спешил доложить о событиях, развернувшихся на стенах.

Услышав настойчивый стук в дверь, Роговолд отложил очередной свиток, груда которых лежала перед ним, и поднял тяжёлые веки, припухшие от усталости.

– Войди! – негромко произнёс он.

В покои ступил Иван, тяжело дыша после стремительной ходьбы. Коротко поклонившись государю, он быстро произнёс, отвечая на его вопросительный взгляд:

– Ночью была попытка приступа.

– Этой ночью? – поднял брови Роговолд. – Уже утро. Почему меня не разбудили?

– Дело было перед рассветом. Попытку прорыва тут же отразили, и пока я организовывал усиление – уже занялась заря. Не было необходимости беспокоить тебя.

– Хорошо. Как только я увидел, что люди Владимира собирают метательные орудия на льду, я сразу понял, что это неспроста, – пожав плечами, ответил Роговолд. – Было очевидно, что им не перекинуть ядра через стены. Я это знал.

Князь потёр веки подушечками длинных, тонких пальцев.

– Расскажи подробнее, как всё было.

– Они отвлекли внимание ударами с юга, а сами попытались подняться на укрепления недалеко от Бирюзовых ворот, – чётко доложил голова стражи. – Наш дружинник, Вячеслав, заметил неприятеля и вступил в бой. Проявил себя отлично. А потом сбежались и остальные.

– Поощрите его. Он оказал городу услугу. Подумай, может, такого воина следует повысить? Пусть, например, будет старшим дозора. Он не ранен?

– Ранен. В грудь.

– Что ж, когда излечится – пусть принимает новую должность. Но пока – только подсобные работы. Мы должны ценить верность.