Сказание о Радонии. Книга 3. Гордость. Вера. Верность

– Хорошо. Велишь ли ты сделать что-то ещё?

– Да, – подумав, ответил Роговолд. – Вряд ли они попробуют снова, но на всякий случай стражу на стенах нужно усилить. Увеличь число людей наполовину. На этом всё. Ступай.

Глава 9. Что есть Бог

– Вы куда тащите меня, люди добрые? – причитал Антон, пока несколько стражников, угрюмых и бородатых, вели его под руки в сторону посадного терема. – Я что, разбойник какой?

– Будешь знать, как языком трепать! – язвительно воскликнул Прохор, семенящий за ними. – Тимофей Игоревич тебя в бараний рог скрутит!

Тиун был доволен. Придя в кабак, где недавно его отмутузили, старик с удовлетворением увидел черноволосого наглеца на том же месте – за небольшим столом у дальней стены. Указав пришедшим с ним вооружённым мужчинам на Антона, он с улыбкой глядел, как сначала в страхе разбежались его приятели, а затем и самого обидчика, лицом вниз, потащили к выходу.

– А я ведь тебе говорил, кому служу, предупреждал. Ну ничего, теперь спеси у тебя поубавится! – пугал управляющий. – Будешь как шёлковый! Если, конечно, посадник тебя надвое не разорвёт! – добавил он, хихикнув.

Пленник недоумённо озирался по сторонам, слушая угрозы вполуха. Сначала черноволосый решил, что его просто поколотят, а затем отпустят на все четыре стороны. Но когда стражники втащили его вверх по ступеням в ворота внутренней крепости, а потом поволокли к величественному, приземистому строению, возведённому из чернодерева, мужчину охватило волнение. Сердце забилось чаще, и он ощутил, как внутри нарастает тревога.

«Неужели действительно у этого задохлика есть кто-то серьёзный? Я думал, он просто болтает», – мрачно подумал он, глядя по сторонам.

– Кого вы там приволокли? – спросил стоящий у входа в посадный терем охранник, пытаясь разглядеть лицо черноволосого пленника. – Нахрен он тут нужен?

– По приказу Тимофея Игоревича! – бойко сообщил Прохор. – Он самолично велел этого… – на мгновение управляющий замялся, подыскивая нужное слово, – невежу привести.

– Раз приказ посадника – ладно…

– Давайте его внутрь, мужики! – скомандовал тиун.

Антона потащили наверх, в терем. Его ноги, обутые в потёртые кожаные сапоги, безвольно стучали по деревянным ступеням.

Мужчина с удивлением рассматривал окружающую обстановку. Изнутри жилище выглядело ещё более роскошным, чем снаружи. Шкуры, серебро, изысканная резьба, украшавшая стены, свидетельствовали о богатстве и влиятельности человека, владеющего всем этим.

Антон почувствовал, как холодок пробежал по спине. Он никогда не видел ничего подобного. Раньше ему не доводилось бывать в таких местах.

Сквозь зал, украшенный массивными красными гобеленами, на которых была выткана чёрная зубастая щука, его повели дальше, вверх по лестнице, искусно украшенной резьбой по чёрному дереву. Затем – по коридору, едва освещённому, вглубь здания.

Наконец, Прохор, теперь горделиво шествующий впереди, остановился у высоких дверей. С ухмылкой взглянув на испуганного пленника, он громко постучал в них костяшками пальцев.

– Кто? – донёсся изнутри низкий голос посадника.

– Тимофей Игоревич, это я, тиун! – подобострастно ответил старик, приложив ухо к створке. – По твоему велению притащили наглеца из кабака. Темноволосый который.

Несколько мгновений из покоев не доносилось ни единого звука. Видимо, хозяин пытался вспомнить, о ком говорит его слуга.

– Ладно, заводи! – наконец приказал он.

– Ну всё, теперь узнаешь, с кем связался, – тихо прошептал на ухо пленнику Прохор, открывая двери.

Антона грубо втащили внутрь и бросили в центр просторной комнаты. Стоя на коленях, он поднял глаза, украдкой озираясь.

В углу горел очаг, сквозь окна струился тусклый свет пасмурного зимнего дня. Пахло деревом и дорогим вином. У самого огня, развалившись в кресле, сидел незнакомый ему человек. В руках у него был массивный серебряный кубок.

«Видать, это и есть посадник».

Незнакомец был крупным мужчиной. Его могучие руки свободно лежали на подлокотниках, а крепкие ноги, похожие на бочонки, были широко расставлены. Вид этого человека вызывал у Антона мурашки – такой уверенностью и могуществом веяло от него.

Посадник был одет в дорогой кафтан из красной парчи, густо расшитый золотом. Ворот этого одеяния, окружавший его толстую, могучую шею, был оторочен чёрным, блестящим мехом. Волосы цвета вороньего крыла были заплетены в тугую косу, на северный манер.

– Это он говорил, что мне перепадёт? – смерив стоящего перед ним на коленях мужчину хмурым взглядом чёрных глаз, негромко осведомился Тимофей.

– Да, хозяин! – залепетал Прохор. – Он самый!

– Что ж, хорошо, – кивнул тот и, обратившись к Антону, насмешливо добавил: – Ну что, давай, показывай, чего именно ты мне собрался всыпать.

Пленник затравленно покосился на выход. Бежать было бесполезно. Ввязываться в драку – тоже. Помимо посадника, с которым Антон вряд ли справился бы даже один на один, здесь находились ещё двое плечистых молодцов с оружием.

– Да я не то чтобы прямо так говорил! – с виноватой улыбкой, заискивающе пролепетал он. – Я же пошутил просто!

Тимофей, усмехнувшись, взял своей широкой, похожей на медвежью лапу ладонью серебряный кувшин и наполнил опустевший кубок.

– Ты знаешь, кто я?

– Да, ты глава Радограда! Я как только тебя увидал – сразу понял, что человек высокого полёта! Даже решил поначалу, что к князю меня привели! – льстиво ответил Антон.

– Правильно, – самодовольно подтвердил Тимофей. – Это мой город. А ты оскорбляешь хозяина в его владениях, проявляешь неуважение. Известно ли тебе, что я могу сделать с такой дерзкой вошью, как ты?

Он подался могучим телом вперёд. Стул под его весом жалобно заскрипел.

– К примеру, я прямо сейчас могу повелеть посадить тебя на кол. Знаешь, как это происходит? Мои люди вобьют между твоих ног толстую жердь, а потом поднимут и воткнут в землю так, чтобы ты постепенно насаживался на неё всё сильнее, пока она, наконец, не вылезет из твоего поганого рта.

Глаза Антона забегали. Угроза казалась реальной. Он легко мог поверить, что по взмаху руки этого человека с ним могли расправиться.

– Да не было такого, милостивый посадник, – испуганно заблеял он. – Я думал, что старик этот просто болтает, цену себе набивает! Заладил: «Тимофей Игоревич, Тимофей Игоревич»! Знал бы я тогда, кто это – разве стал бы языком чесать? Да ни в жизнь!

– Тебе не ведомо, кто в Радограде посадник? Не местный?

Пленник почувствовал, что за это можно зацепиться и вымолить прощение. Сделав скорбное лицо, он жалостливо заверещал:

– Нет, Тимофей Игоревич. Только на днях прибыл, ещё не обвыкся.

– Откуда?

– Из Белых Вод. Деревеньки…

– Я знаю, что такое Белые Воды! – грубо осёк его глава столицы. – Ты оттуда родом?

– Нет.

– Откуда ты пришёл в деревню?

Антон на мгновение задумался, не зная, как именно лучше ответить на вопрос.

– Недалеко от границы восточной был, – уклончиво сообщил он. – Потом к Радони двинул. Скитаюсь, одним словом! – и тем же тонким голоском продолжил увещевать: – Прости меня, ради Владыки! Отпусти, буду тише мыши сидеть, больше никогда обо мне не услышишь!

Посадник встал. С глухим стуком опустив кубок на стол, он медленно подошёл к Антону.

– А как же ты, вошь, в город-то попал? Ты, может, зодчий или целитель?

– Коли тебе надобно – кем угодно стану, хоть зодчим, хоть знахарем, хоть езистом! Только отпусти, а?

Тимофей взмахнул могучей рукой и несильно ударил пленника по уху. Однако даже такой оплеухи хватило, чтобы тот едва удержался на ногах. Голова мужчины сильно качнулась в сторону, в ушах зазвенело.

– Ты, сука, будешь шутки шутить? – зло процедил посадник. – Ты как в столицу попал?

От удара плащ Антона съехал, и взгляд цепких глаз Первого наместника упал на отвратительный белый шрам, протянувшийся от уха до уха.

– Понятно, пёс, чем ты на границах занимался.

Подняв глаза на довольного Прохора, внимательно наблюдающего за экзекуцией, он скомандовал:

– А ну, выйдите все отсюда!

– В-выйти? – не понял тиун.

– Да, вы все! Оставьте нас наедине.

– Но…

– А ну, живо пошли вон!

Стражники и Прохор тут же исчезли за дверями, растворившись в темноте коридора. Проводив их взглядом, Тимофей, вернувшись в кресло, продолжил допрос:

– Как звать?

– Антоном.

В ушах пленника всё ещё стоял звон после удара.

– Ну так что, Антон. Как ты попал в город? Предупреждаю: соврёшь – живым отсюда не выйдешь. Голыми руками язык вырву.

Ответа не последовало. Мужчина, испуганно глядя на хозяина терема, не решался начать рассказ.

– Давай, говори, – поторопил его Тимофей. – Коли не соврёшь – будешь жить. Что ты, подкупил стражу? Родственники в городе есть? Или попросту соврал на досмотре у ворот?

– Притворился отцом девочки-целительницы, – нехотя, глядя в пол, ответил пленник. – Якобы с ней иду.

– О, как! – удивлённо воскликнул посадник. – Вот это ты придумал! А настоящий отец где? – и, подавшись вперёд всем телом, тихо прошипел, вцепившись в допрашиваемого взглядом: – Зарезал?

Антон снова не ответил. Признаться в убийстве – это не шутка! За такое могут тут же казнить.

– Вижу по глазам, что убил, – усмехнувшись, понял Тимофей. – Рисковый ты парень! А что же она, “дочка” твоя, тебя страже не выдала? Кинули бы в темницу – и дело с концом! Почему не рассказала, а?

– Я… Отрезал…

– Что? – не разобрал посадник. – Что ты сделал?

– Я отрезал ей язык! – вдруг выкрикнул Антон, посмотрев Тимофею прямо в глаза.

Тот и так уже всё понял. Смысла молчать и притворяться простодушным дурачком больше не было.

С леденящей душу улыбкой пленник, не моргая, посмотрел прямо в чёрные глаза главы города. Тень безумия легла на его лицо. Казалось, Антон был сумасшедшим и только для вида прикидывался нормальным.

– Я убил её отца, а ей самой отрезал язык, чтобы меня не выдала, – прошипел он.

Тимофей уважительно покачал головой, отхлебнув из кубка. Такого он не ожидал от этого, недавно ещё умоляющего о снисхождении, человека.

– И куда ты её дел? – с живым интересом осведомился он. – Девчонку эту. После того как вас пропустили?

– А я её продал! – не переставая жутко улыбаться, сообщил убийца.

Глаза его, отражая свет пламени, пляшущего в очаге, источали жуткое, бесовское сияние.

– В публичный дом. За пару медяков и бутылку хлебного вина! На них я как раз пил, когда твой тиун пришёл за своим недоумком-братцем.

Тимофей Игоревич несколько мгновений молчал, пытаясь осмыслить услышанное. В комнате повисла звенящая тишина.

Внезапно он разразился громким, раскатистым смехом. Убийца, видя реакцию посадника, сначала тихо и неуверенно, а затем всё громче и веселее присоединился к нему.

– С роду такой мерзости не слыхал! – утирая слёзы, задыхаясь от хохота, пробормотал хозяин терема. – Это ж надо – зарезал отца, дочке отсёк язык и потом ещё и продал горемыку за бутылку хлебного вина! Что ж ты за человек-то такой?

– Каждый борется за выживание и кусок. А другим ремеслам я не обучен!

Успокоившись, посадник поднялся и, подойдя к по-прежнему стоящему на коленях Антону, сел перед ним на корточки.

– А Зарога не боишься – такое вытворять? – прямо в глаза спросил он.

– Не боюсь! – не колеблясь, ответил тот. – Если он и есть, ему плевать! Ни разу не видел, чтобы он кого-то от чего-то защитил.

– Хочешь сказать – нет бога?

– Есть. Острый нож на поясе – вот настоящий бог! Он и защитит, и покарает, и брюхо набить поможет!

– Рисковый ты и бессовестный, – задумчиво произнёс Тимофей. – Если за три медяка готов сироту в публичный дом сдать, что тогда сделаешь за хорошую плату? За щедрую плату?

– Всё! – воскликнул убийца. – На всё буду готов!

Посадник взглянул на него другими глазами. Наступали непростые времена, и такой человек мог быть ему полезен. Очень полезен. Первый наместник князя медленно поднялся, нависнув над Антоном, подобно грозному утёсу.

– Согласен ли ты служить мне?

– Если ты будешь платить – да! Согласен!

Огонь весело потрескивал в очаге, отбрасывая дрожащие тени на стены. Из-за окон, с улицы, доносились приглушённые голоса людей и мерный стук колёс проезжающих мимо телег. Детинец жил своей размеренной дневной жизнью, наполненной звуками и движением.

Взяв со стола кубок, Тимофей без единого слова протянул его Антону. Продолжая стоять перед ним на коленях, убийца, не сводя глаз с лица посадника, сделал несколько глотков.

– Тогда у меня есть для тебя дело.

Хозяин терема говорил низким, похожим на звук надвигающейся грозы, голосом. Двое – горделиво возвышавшийся посреди комнаты Тимофей и притихший у его ног Антон – выглядели странно. Казалось, будто Первый наместник, подобно езисту, принимал клятву верности у новообращённого.

– Дело, достойное такого человека, как ты. Но не забывай, что только моя воля отделяет тебя от смерти. Я покупаю твой нож. Значит, теперь твой бог – я!

Глава 10. Огонёк надежды

За стенами шатра простиралась бескрайняя ледяная гладь замёрзшей реки, покрытая тонким, сверкающим снежным ковром. Вдалеке, словно мираж, в ночном мраке виднелся величественный и таинственный Радоград, а на его фоне мерцали огоньки многочисленных дозоров, бдительно стерегущих покой лагеря.

Луна, похожая на серебряную монету, неподвижно висела в небе, заливая пространство вокруг мягким, призрачным светом. Всё замерло в ожидании рассвета, кроме разве что, неугомонного ветра, который, не утихая ни днём, ни ночью, пронзительно выл, стараясь пробраться под одежду дружинников и в согретые пламенем очагов шатры.

В этот момент двое людей в большом лагере нашли свой укромный уголок, свою спокойную гавань, где время, казалось, остановилось.

Снаружи доносились приглушённые голоса стражников. В жаровне ярко горели поленья, отбрасывая мерцающие всполохи на тёмный, лоснящийся мех шкур, под которыми два тела сплелись, словно руки езиста, возносящего молитву Зарогу.

Однако, несмотря на уединённость, любовники не могли расслабиться и поддаться сладкой неге.

Владимир, лёжа на спине, напряжённо глядел вверх, на колеблющийся потолок шатра, погрузившись в мрачные раздумья. Лада, удобно устроившись на нагой, покрытой шрамами груди любимого, рассматривала его лицо, нежно перебирая русые волосы тонкими пальцами.

Князь, почувствовав её касания, улыбнулся, но тяжёлые мысли не оставили его.

– Что случилось, чем ты так обеспокоен? – наконец, тихо спросила девушка. – Я не могу видеть, как ты мучаешься! Облегчи груз, поделись им со мной.

С тяжким вздохом Владимир прикрыл свои голубые глаза.

– Думаю, ты и так всё понимаешь, – мрачно ответил он. – У меня есть опасение, что мы попали в тупик. Ничего не движется. Люди ходят с угрюмыми лицами, кажется, многие в лагере потеряли надежду. Ещё немного – и я сам присоединюсь к ним.

– Потеряли надежду? Почему?

– Начался зимобор, – пожал плечами мужчина. – Ещё немного, и Радонь растает. Осаду придётся снять. А до следующей зимы, когда можно будет попробовать снова окружить город, я вряд ли продержусь.

– Возможно, всё ещё образуется, – попыталась успокоить любимого Лада. – Правда на твоей стороне. Владыка поможет!

Владимир печально улыбнулся, взглянув на неё. Такая хрупкая, такая нежная. Он знал, что, ничего не смысля в военном деле, она сказала это только для того, чтобы поддержать своего любимого.

– Владыка поможет, если продлит зиму ещё на два месяца, – задумчиво отозвался он, коснувшись пальцами её густых каштановых локонов. – Но вряд ли он будет менять порядок вещей из-за ссоры двух князей.

– На два месяца, может, и не продлит, – согласилась Лада. – Но до конца зимобора – вполне может. Такое случается! Кроме того, я думаю, что Радонь в этом месте очень широкая, но зато не глубокая. Лёд тут держится за остров, и потому ледоход начнётся нескоро.

Мужчина невольно улыбнулся, слушая наивные рассуждения девушки.

– Я буду верить, что так и произойдёт!

Подавшись вперёд, он нежно поцеловал её. Среди множества людей в лагере только она не ждала от него никаких решений. Напротив, девушка сама давала любимому надежду, что хорошая идея вот-вот придёт.

Ситуация была крайне серьёзной. В любой момент могло наступить потепление – и тогда осада завершилась бы. Дружина Владимира тоже это осознавала и со страхом встречала каждый новый день, в то время как Роговолд начинал его с надеждой.

Если войско, не приведи Владыка, взбунтуется – что тогда произойдёт с ним? Могло случиться что угодно!

Но больше князя тревожило другое – что в таком случае будет угрожать Ладе? Прекрасная женщина посреди лагеря, полного озлобленных мужчин, не могла чувствовать себя в безопасности. Сейчас она под его защитой, но как долго это продлится?

Владимир получал вести из города. Его источники прикрепляли записки к стрелам и выпускали их в ночное небо, целясь в условленное место, где их и подбирали люди Ильи. Командующий знал о голоде, смертях и озлобленности горожан. Но пока дружинные избы Роговолда были наполнены верными воинами, рассчитывать на бунт внутри Радоградских стен не приходилось.

Кроме того, почти все лазутчики, с которыми князь поддерживал связь в начале осады, были пойманы городской стражей, которая на удивление хорошо выполняла свою работу.

– А когда мы поженимся – ты тоже будешь таким суровым? – Лада снова попыталась разговорить его.

– С чего вдруг мне быть суровым?

– С того, что ты князь! – пожала хрупкими плечами девушка. – У вас всегда есть какие-нибудь важные дела и мысли.

– Я обещаю, что на тебя моя суровость не распространится! – улыбнувшись, тихо ответил Владимир.

– А на наших детей? – с напускной серьёзностью спросила она.

– На них – тем более! – заверил её мужчина.

Лада почувствовала, как сердце забилось быстрее, а щёки обдало жаром. Она невольно положила руку на живот, но тут же, опомнившись, быстро убрала её.

– Командующий! – раздался крик снаружи. – Получено донесение!

Владимир, нахмурившись, тяжело вздохнул. Покидать объятья любимой совсем не хотелось, но того требовало дело. С нежностью поцеловав её, мужчина едва слышно произнёс:

– Прости, нужно идти.

– Конечно, ступай, – погладив суженого по небритой щеке, улыбнулась девушка. – Я подожду тебя здесь.

– Постарайся поспать, если меня долго не будет.

Торопливо одевшись, князь покинул шатёр, оставив Ладу, нагую и беззащитную, в одиночестве.

Выйдя наружу, он сразу ощутил ледяное прикосновение ветра и зябко поёжился.

У входа ждал Илья. Тысячник выглядел усталым, а его усы и борода, покрывавшие красное, обветренное лицо, были украшены серебристым инеем.

Не говоря ни слова, он протянул Владимиру обрывок бумаги, аккуратно свернутый в трубочку. Князь подошёл к одному из факелов, освещавших вход в шатёр, и, прищурившись, прочёл послание:

«В следующие дни ни от кого не принимайте донесений, не берите в руки записок из Радограда. Накажите воинам, чтобы они не имели сношений ни с кем и ни с чем, прибывшим из-за стен.

Скоро в столице произойдут печальные события. Но для вас, впрочем, они могут оказаться наоборот, радостными.

Ваш друг Т.»

Друг Т. – Владимиру была знакома эта подпись.

Первое письмо от загадочного Т. пришло через несколько дней после его победы под Изборовом. Тогда записка, принесённая тщедушным, едва волочившим ноги вестником, была пространной и говорила лишь о том, что в городе у него, законного наследника, есть верный друг. После этого Владимир неоднократно получал письма о состоянии дел в столице – и всегда они были удивительно точны. Т. описывал в них голод и отчаяние горожан, рассказывал, что способствует распространению порочащих Роговолда слухов.

Теперь же он остался едва ли не единственным источником сведений о происходящем в крепости. У князя были догадки, кем является незнакомец, но точно он не знал. Однако до сих пор таинственный осведомитель не давал повода усомниться в правдивости своих слов, и потому игнорировать их было нельзя.

Ещё раз перечитав записку, командующий поднял лицо на Илью, и его глаза засияли. Мужчина почувствовал, как в сердце вновь разгорается огонёк надежды. Вернув бумагу тысячнику, он негромко распорядился:

– Илья, оповести Драгомира, Святослава и Ярослава. Скажи, что я призываю их. Есть важное объявление.

Глава 11. Шёпот в ночи

На Радоград опустилась тихая ночь, укрыв столицу чёрным бархатным покрывалом. Человек в плаще с глубоким капюшоном, почти сливающийся с мрачными каменными стенами зданий, быстро шагал по безмолвным улицам города. Ледяной ветер яростно трепал его одежду, словно пытаясь сорвать её и раскрыть страшные тайны, скрываемые владельцем. Окна домов, тёмные и безжизненные, как пустые глазницы, безмолвно наблюдали за этим поздним прохожим.

Лавируя по дворам и извилистыми переулками, мужчина настороженно оглядывался по сторонам, проверяя, нет ли слежки. Его шаги были легки и бесшумны, как будто он был не человеком из плоти и крови, а одной из множества теней, заполонивших Радоград с заходом солнца.

Внезапно, остановившись у одного из перекрёстков, он щёлкнул языком, издав едва различимый сигнал. Размытая фигура, столь же незаметная, как и он сам, отделилась от стены и, словно паря над брусчаткой, плавно приблизилась.

– Оксана? – осведомился незнакомец.

– Да, – прозвучал низкий, грудной женский голос. – А кто ты?

– Я человек Тимофея Игоревича.

– Как тебя зовут?

– Не важно, – отрезал мужчина. – Для дела лучше, если ты не будешь знать моего имени. Следуй за мной.

– Да, сейчас.

Быстро вернувшись к стене, тень у которой недавно служила ей убежищем, женщина подняла большой мешок, перевязанный бечёвкой. Человек, присланный посадником, невольно поднёс руку к носу, уловив отвратительный запах гниения, исходящий от него.

– Какой смрад, – прошептал он. – Что это?

– Это нужно для ритуала, – пояснила знахарка.

– Хорошо. Тогда не будем терять времени.

Они поспешили, держась тёмной стороны улицы, к центру посада. Впереди шёл таинственный незнакомец, а его спутница с мешком на плече следовала за ним.

– Как быть с охраной? – голосом, подрагивающим от волнения, спросила Оксана. – Ворота в колодец хорошо охраняются.

– Да, – подтвердил мужчина. – У главного входа действительно дежурят стражники, но мы не пойдём к нему. Для нашего дела такая торжественность ни к чему. Нас интересуют желобы для наполнения пещеры. Там тоже есть охрана, но не постоянно. Их обходят дозором.

Сообщники петляли между постройками, стараясь запутать возможного преследователя, и наконец остановились на небольшой площадке, уютно спрятанной между каменными зданиями.

Знахарка с опаской осмотрелась, руки её подрагивали. Опустив глаза, она заметила широкую, в два аршина, круглую металлическую крышку с княжеским символом – чайкой, раскинувшей крылья в полёте.

Вокруг колодца располагалось двенадцать желобов. Они были сделаны для того, чтобы люди не скапливались у главных ворот, а могли заполнять пещеру из разных точек одновременно. Это значительно ускоряло подготовку к осаде. После использования их закрывали железными крышками, которые запирали на тяжёлые замки.

– Сколько времени потребуется на обряд? – постоянно озираясь, спросил спутник Оксаны.

– Немного, – ответила она, стараясь говорить как можно тише. – Около пяти минут.

– Хорошо, – кивнул тот. – Я был тут вчера и немного понаблюдал. Обход дозора занимает около пятнадцати минут. Когда они приблизятся, мы подождём немного, пока стражники отойдут. Пара минут на открытие замка и еще немного – чтобы его закрыть. За минуту до возвращения охраны нужно уйти. В общем, мы должны успеть, если не будем мешкать.

Спрятавшись за углом одного из стоящих рядом домов, подельники принялись молча ждать. Время тянулось медленно, словно густой мёд, капающий с ложки. Пахло печным дымом. Откуда-то донёсся протяжный вой одной из немногих собак, ещё оставшихся в городе.

Оксана прерывисто дышала. Её сердце бешено стучало в груди – казалось, оно вот-вот вырвется наружу.

Наконец, из-за поворота показался дозор – двое крепких стражников в тёплых, подбитых мехом плащах.

– Так вот, выменял я, значит, вчера четверть фунта хлеба, – послышался голос одного из них.

– Выменял? – откликнулся второй, сиплый и простуженный. – На что выменял?

– А на девчонку, – хихикнул первый. – У матери её. Сама мне предложила.

– Да ну! – не поверил сиплый. – Так и предложила?

– Ну. И была так счастлива когда я согласился, что руки мне целовала!

Несколько мгновений дозорные шли молча.

– А я не отдал бы хлеб.