Африканский тиран. Биография Носорога. Продолжение

– Человек, всё это написавший, чего-то очень боялся. Трусом он не был, но…

– А вот как он… как я тогда выглядел, – прервал её Кифару, раскладывая на столе фотографии, с которых на них смотрел пузатый бородач в восточном халате и неизменной чалме. – Познакомьтесь: Сеид сэр Баргаш ибн Саид аль-Бусаид, султан Занзибара. А вот на этой он вместе с тогдашним мистером Стэнли. По словам мистера Стэнли.

Толстяк стоял рядом с подтянутым джентльменом в котелке на фоне белого маяка.

– Это Англия, 1871 год. Причём, забыл сказать, что это вообще-то не моя прежняя жизнь, а через одну. Мистер Стэнли говорил, что в следующей жизни разыскать меня не сумел. Только в этой.

– Это не ты, – уверенно заключила Илинка, присмотревшись к фотографии и перетасовав другие, на которых тот же ибн Саид был заснят и в кругу семьи, и на каких-то публичных торжествах.

– Разумеется, не я, – согласился Кифару. – Не мой скафандр.

– Не в скафандре дело, – пояснила Илинка. – Я не про внешность. Внутри скафандра не ты.

Все посмотрели на неё с интересом. Илинка давно доказала свои таланты современной колдуньи, и к ней прислушивался теперь не только Кифару.

– Поясни. У него, насколько я знаю, тоже был гарем.

– Гарем ни при чём. У этого совсем друга начинка.

– Разве опыт жизней не меняет начинку? – вмешалась Султана, которая тоже в подобных вещах кое-что смыслила.

– Нельзя вынуть косточку из персика, не повредив кожуры, – философски заметила Илинка и добавила другое сравнение: – В какой бы автомобиль ни садился водитель, любой из них он будет водить одинаково. Тут другой водитель.

– Ты уверена? – погладил её плоский живот Кифару.

Илинка, как водится, голяком, уже лежала на краю бассейна и прикрывалась фотографией глаза от перевалившего через зенит солнца.

Обе жены тоже тешили взгляд мужа обнажёнными формами. Самира, свесив ноги в воду, размазывала по груди сок алоэ, а Султана, погрузившись в воду по самые глаза, пускала носом и ртом пузыри. Длинные волосы облепляли её голову чёрным блестящим шлемом и расплывались по поверхности нефтяным пятном.

– Я уже говорила, что уверенным нельзя быть ни в чём. – Илинка вернула хозяину фотографию и потянулась. – Но насколько можно, да, уверена. Этот человек слишком зависим. Слишком злопамятен. Слишком несправедлив.

– Ты всё это видишь? – удивилась Самира.

– Нет, но чувствую.

– Я бы тоже так хотела.

– Ты тоже можешь. – Рука Кифару двинулась ниже, и Илинка на мгновение запнулась. – Любой может. Просто обычно человек этим ощущениям не доверяет и отталкивает их, а потом просто перестаёт замечать.

Султана одним гибким рывком вытянула себя из бассейна, наскоро вытерла руки полотенцем и взяла у Илинки фотографию.

– Не знаю, права ли ты, – сказала она, подумав, – но знаю наверняка, что с таким типом ни за что не смогла бы жить.

– Вот будет забавно, если мне нагадают, будто в прошлой жизни я была его женой, – рассмеялась Самира.

Пояснений не потребовалось – остальные уже знали эту историю и соглашались с тем, что предложение Дэвида Спенсера попахивает весьма подозрительно.

«Злопамятный и несправедливый» ибн Саид обладал по сравнению с Кифару одним неоспоримым преимуществом. Он знал арабский.

– Я придумала, как нам узнать, что написано в дневнике и при этом не убивать переводчика, – сказала Самира, резко продолжив прерванный в подземелье разговор и не обращая внимание на удивлённые взгляды сестры и Илинки. – Переводчик не должен знать, кому этот дневник принадлежит, то есть не должен знать о тебе. Сделать это проще простого, если ты мне доверишься. Я всё равно… да, не хмурься… я всё равно скоро должна будут покинуть тебя по делам… нет, не связанным с Эдинбургом… и могу втихаря отдать его в работу.

– Отдай, только разным переводчикам, – не слишком вдохновенно заметил Кифару. – Чтобы на всякий случай весь текст не оказался в руках у кого-нибудь одного. Мало ли что я там написал.

Все посмотрели на кожаную книжицу посреди стола.

– А ещё лучше, – наставительно добавила Султана, – продублируй переводы. Найди, скажем, пять-шесть разных переводчиков, раздели дневник на пять равных частей, и дай первому, например, первую и четвёртую, второму – вторую и пятую, третьему – вторую и четвёртую и так далее. В конце концов, ты получишь несколько версий одного текста, а они – самое общее о нём представление. Разумеется, про существование друг друга они знать тоже не должны, поэтому я бы не стала давать объявление где-нибудь в интернете, а действовала напрямую, в оффлайне.

Идея была правильной и толковой, только Кифару всё-таки засомневался в том, стоит ли подвергать дневник хирургической операции, после которой он уже никогда не станет прежним. Султана сдержала улыбку и как могла серьёзно пояснила, что никто его дневник трогать не будет. Он вообще останется здесь, в замке. Его просто постранично перефотографируют. Последний аргумент настолько Кифару успокоил и обрадовал, что он даже не стал спрашивать Самиру, куда и зачем та собирается уехать. Было понятно, что расшифровка записей до сих пор довлела над ним тяжёлым грузом, хотя он этого и не показывал.

А уехала она сразу после того, как были закончены съёмки победительниц волейбольного турнира – бразильянок.

Кифару девушки, к слову сказать, очень понравились. Он даже не сразу понял, что ему в них кажется столь притягательным, кроме красивой внешности и спортивного сложения. В них не чувствовалось обычной для участниц «спорт гол» распущенности. На площадке они забывали о своей обнажённости и бились за каждый мяч, не обращая внимания ни на подруг, ни на соперниц, ни на зрителей. Вне же игры они вели себя несколько натянуто, если могли, то тихонько прикрывались, а когда их заставали врасплох или заставляли быть более раскрепощёнными, прятали стыдливость за улыбками и смехом. Кифару хотел их всех, но в итоге не сблизился ни с одной, удовлетворившись фотографированием и видео. Ещё больше, чем юных бразильянок, он хотел оставаться верным своим женам, которые, скрепя сердцем, ему доверяли и, возможно, не стали бы возражать вслух, но его измены были бы им неприятны. Так что принцип «не делай другим, чего не желаешь себе» вынудил Кифару держать дистанцию, что, кстати, тоже по-своему возбуждало.

Он только взял с Самиры слово, что её поездка никоим образом не будет связана с Дэвидом Спенсером. Если она примет его предложение и решит отправиться в Эдинбург или куда-нибудь ещё, Кифару непременно составит ей компанию. Она, разумеется, пообещала и подарила ему на прощание незабываемую ночь.

Не было её долго.

Между тем день рождения Кифару приближался. Он раньше никогда его особенно не отмечал, однако последнее время, что называется, «положение обязывало». На праздник приходили – во внутреннюю часть замка – родственники и самые близкие друзья, а все остальные, то есть весь остров, с каждым годом проникался торжеством всё сильнее и сильнее. Кифару это обстоятельство смущало, но те же друзья заверяли его, что народу не запретишь, а народ его уважает и любит за то многое, что он для него сделал, так что, брат, терпи.

В один прекрасный день Кифару не выдержал, попросил у Сутланы телефон и позвонил Самире. Сделал он это, чтобы застать её врасплох, поскольку звонок был видео – под предлогом того, что он хочет увидеть жену, по которой имел полное право соскучился, что, если рассудить здраво, вовсе не предлог, а повод.

Врасплох он никого не застал, Самира сразу сняла трубку, была приятно удивлена, и показала свой пустой гостиничный номер, а заодно вид из окна, который представлял собой довольно унылый склон горы, сплошь поросший не то лесом, не то густым кустарником. За окном шёл дождь.

– Ты где? – невинно спросил Кифару.

– В Рио, – так же невинно ответила она.

Кифару за последние годы неплохо узнал географию, чего раньше ему никогда особенно не требовалось, и потому удивился:

– Ты что, никак от своих бразильянок не отстанешь?

– Они больше твои, чем мои. И нет, у меня тут другие дела, более важные.

– Расскажешь?

– Не просто расскажу, а покажу. Когда вернусь.

– А когда ты вернёшься?

– Не переживай, Ваше Величество, твой праздник не пропущу.

Они ещё некоторое время мило беседовали, Самира показалась ему голышом в гостиничном зеркале, Кифару остался доволен и больше ей не звонил. Теперь он пребывал в полной уверенности в том, что Самира готовит ему подарок в виде перевода его дневника. Вот только одно оставалось непонятно: зачем ехать за арабскими переводчиками в Бразилию?

Звонок

Кифару смотрел на своё задумчивое отражение в зеркале и мял длинными пальцами гладкий подбородок. Женщины называли его пальцы красивыми, а про подбородок не говорили ничего, тогда как сам он считал, что в его возрасте можно было бы обзавестись и какой-никакой бородкой. Носить бороды у местных мужчин не было в обыкновенье, но они для этого тщательно брились по утрам, а вот подбородок Кифару о существовании бритв даже не догадывался. Абрафо говорил, что так происходит именно поэтому – мол, если хочешь бороду, её нужно обязательно брить. Кифару честно пробовал, но безуспешно.

А ведь он уже вступал в тот возраст, когда не только детство, но и юность оказывались отдалёнными воспоминаниями, и начинался период взрослости, который у него почему-то был обязательно связан с ношением бороды. Откуда к Кифару забрела эта идея, он доподлинно не знал и потому грешил на прошлые жизни. Если он когда-то был арабом, борода ему точно полагалась.

Сегодня был день его рождения.

Гости ожидались ближе к вечеру, однако, судя по шуму, приготовления в замке уже шли полным ходом.

За стол и гостеприимство отвечала Султана. В прошлом году она занималась этим на пару с сестрой, но на сей раз Самира задерживалась. Нет, она не пропала, она даже позвонила накануне и сказала, чтобы он не безпокоился, поскольку она обязательно успеет, вот только причину столь неуместного опоздания утаила. У Кифару были свои догадки, и он не стал допытываться, зная наверняка, что повода для ревности нет. Судя по весёлому голосу, Самира явно что-то задумала.

– Папа.

На пороге ванной стояла на четвереньках крошка Тумаини. Говорить в полном смысле слова она ещё не умела, но «папа» произносила поразительно отчётливо.

Кифару подхватил дочку на руки и поцеловал в холодный носик. Малышка поморщилась и фыркнула ему в щёку.

Следом вошла с извиняющимся видом Илинка.

– Помешали?

– Вы не можете мне помешать.

Кифару развернул дочку так, чтобы она не видела, и поцеловал её мать сначала в запрокинутый подбородок, потом – в полуоткрытые губы. Она скользнула ладонью по его животу, словно проверяя искренность сказанного. Искренней и быть не могло.

Кифару рассмеялся.

Тумаини подхватила его смех. При этом она, не отрываясь, с восхищением смотрела ему в глаза, словно о чём-то спрашивая.

Когда Илинка попыталась её забрать, она заверещала и ухватила отца за шею обеими ручонками, больно царапнув.

Из ванной они вышли втроём.

Телефон на плетёной тумбочке возле кровати весело заиграл.

Не выпуская дочку из рук, Кифару подобрал его и обратил внимание на то, что номер не определился. Он решил было не отвечать, но Тумаини уже дотянулась ручонкой до экрана и каким-то чудом нажала зелёную кнопочку.

Кифару сразу узнал голос и только успел подумать, что впервые ему звонят с того света.

– Какие новости? – буднично спросил мистер Стэнли и торопливо добавил: – Только никаких имён. На всякий пожарный.

– А каких новостей вы ждёте? Ваш брат гостит у нас и клеится к моей младшей жене. Похоже, хочет прокатить её в Эдинбург. Вы в курсе?

– Я сейчас, к сожалению, по многим вопросам не в курсе. Поэтому и решил дать о себе знать.

– Чтобы я не наломал дров?

– Именно. Теперь ты хотя бы будешь в курсе, что мой братец тебе в очередной раз наврал.

– Вообще-то он дал понять, что это может быть розыгрышем с вашей стороны.

– Да, но он наверняка не знает глубину этого розыгрыша. Думаю, он воспользовался моим вынужденным исчезновением и посоветовал готовиться к большой катастрофе.

– Вы правы, к финансовой.

– Отлично! Значит, даже он купился.

– То есть?

– То есть тебе, Ваше Величество, я могу сказать по телефону, что он знает правду ровно на половину.

– Катастрофы не будет?

– Бинго! Но если в его окружении думают, что будет, поскольку считают себя приближёнными к тайнам финансов, то я не зря пошёл на эту, согласись, далеко не лёгкую жертву. Паника – лучшее время делать деньги.

– Вы решили заработать на своей смерти? – Кифару передал дочку подошедшей Илинке.

– Как и все нормальные люди, которых становится с каждым разом всё больше. Обычный человек не понимает, почему какие-нибудь звёзды типа певцов и певиц гибнут или кончают жизнь самоубийством. Они не удосуживаются проверить рост «посмертных» продаж их музыки и песен. Ведь если ты, скажем, стареющая Уитни Хьюстон, почему тебе ни «утонуть» в бассейне, где незадолго до этого благополучно «утонула» твоя родная дочка, и ни получать очень неплохие проценты с миллиардных продаж твоих старых записей, при этом не только не выходя на сцену, но даже не утруждая себя ежедневным макияжем? Живи в своё удовольствие на тропическом острове и собирай прибыли. Что может быть лучше на старости лет! При этом совершенно не нужно прятаться, поскольку если кто тебя узнает в магазине или на улице, их словам и даже фотографиям будет грош цена: все же знают, что вы умерли, а похожих людей уйма. Иначе ни у одного актёра не было бы столько дублёров, сколько бывает у их коллег, играющих в руководителей государств.

– Означает ли это, что мы через какое-то время можем ждать вас в гости?

– Мой случай несколько особый. Не только мой братец вправе предполагать, что моя смерть была обычным уходом в тень. Меня наверняка разыскивают. И вовсе не полиция, а гораздо более смышлёные и влиятельные люди. Думать они могут, что угодно, но найти – ни за что. Поэтому пока нет, отделаемся телефонными разговорами.

– А разве мой или ваш телефон не прослушивается?

– Мой нет, твой – наверное. Но звонок с моего просто блокируется, так что сейчас, если кто нас и хочет послушать, у них в эфире тишина и покой. Уж об этом, поверь, я заблаговременно позаботился.

– Если я правильно понял ваше объяснение, вы решили отдохнуть и заодно подзаработать?

– Отчасти. Вообще-то когда ты рождаешься в определённом семействе, ответственность преследует тебя с самых пелёнок. Кого это быстро утомляет или пугает, тот, как правило, меняет фамилию и становится «великим» и «знаменитым» в какой-нибудь другой области, например, как писатель или художник. Потому что для этого вовсе не обязательно уметь писать или рисовать. Достаточно, чтобы твои родичи тебя как следует раскрутили, чего им почти ничего не стоит, особенно по сравнению с прибылями и открывающимися возможностями. Бывают и провалы, но для этого нужно очень постараться. А вот некоторые, вроде меня – и моего братца – почему-то считают своим долгом оставаться в тени и ввязываться в безконечную борьбу добра с добром или зла со злом, как тебе больше нравится. Мы об этом уже говорили, так что повторяться не стану. Скажу только, что в данном случае я выполняю одно весьма деликатное поручение, которое может послужить тому, что большинство земного стада, думаю, назовёт именно «добром». Обычные обыватели даже не догадываются о том, что происходит. Интерпретация моей безвременной кончины – прерогатива сугубо приближённых к высоким финансам. Реакция пойдёт от них. А это – крупные корпорации, которые сегодня владеют всем миром через купленные ими правительства концентрационных зон-загонов, называемых «странами». Мой братец лоббирует корпорации военные, но они завязаны на всё прочее, включая фармацевтику, энергетику, водоснабжение, продукты и так далее.

– Вы ожидаете, что они среагируют, прогорят и таким образом потеряют монополию?

– О, я вижу, ты далеко ушёл от того просто смышлёного мальчика, с которым я когда-то повстречался на рынке! – рассмеялась трубка. – Совершенно верно. Начавшийся процесс немного сложнее, однако, суть да, именно такая. Есть надежда их если не вытеснить, то потеснить. Согласись, дело благое.

– А не получится ли это как в случае с плохим-хорошим полицейским? Каждый ведёт себя по-своему, но дело в итоге делает общее.

– Можно и так сказать. Какие бы добрые друзья ни играли в «пирамиду», верхние всегда будут давить на плечи нижних.

– Так чего ждать мне?

– Ты правильно выразился – ждать. Не предпринимать никаких резких телодвижений. Пусть даже твоя умница-жена придёт к тебе и доложит об оттоке оффшорных клиентов. Ей, кстати, совершенно необязательно знать подоплёку происходящего и о нашем разговоре.

– А ваша жена в курсе?

– Какая из? – снова рассмеялась трубка. – Та, которая стала ею насильно, для порядка, конечно, нет. Я умер для всех. Должны же у меня появиться какие-то плюсы от произошедшего.

– И что вы приобрели, кроме денег?

– Свободу, мой дорогой, свободу. Жена, которую я выбрал сам, твоя согражданка, оказалась ещё и превосходной актрисой. Хотя пресса не допекает её так, как первую, она в неутешном горе постоянно. На всякий случай. Знают о её существовании немногие, но к ним у меня доверия тоже нет. Пройдёт немного времени, и мы с ней, бог даст, воссоединимся.

– Она тоже погибнет?

– Возможно. Хотя, думаю, необязательно. Посмотрим.

– А ваши деньги? Или вы теперь на наличность перешли?

– Частично, да, перешёл, разумеется. Но прелесть нашего мира, каким его сделали в частности и мои предки, заключается в том, что никто ничего толком не замечает, а если даже и замечает, то не умеет соединять отрывочную информацию в целостную картину. Когда в своё время американцам сказали, будто их любимый президент Линкольн застрелен в театре «Форд», кстати, закрытом в тот вечер для обычной публики, никто не обратил внимания на один примечательный факт: его банковский счёт оставался активным ещё целый год, до тех пор, пока он на самом деле ни умер от болезни.

– А зачем тогда был нужен этот розыгрыш?

– Сегодня на роль президента можно протащить кого угодно. Раньше было чуть сложнее, поскольку публика была поглазастее да поноровистее. Если кандидат был непопулярен, никто из его хозяев не хотел рисковать. Но в США издавна существует замечательный тандем президента и его заместителя. Если что-то случается с президентом, к рулю автоматически становится его зам. Вот ради его законного назначения они и проделали сперва фокус с Линкольном, потом с Гарфилдом, потом с Маккинли, а потом и с Кеннеди. Джон ушёл в тень делать дела закулисные, а Джонсон стал делать то, что стал. Целых шесть лет правил, почти два срока. А ведь чуть ни попался на взяточничестве и финансовых злоупотреблениях. Если бы Кеннеди скоропостижно ни «убили», Джонсону грозили полноценный арест и срок, на сей раз тюремный. А вот президента уже никто арестовать не может. Подобные вещи делались не только тогда и не только в Америке. Так что за свои банковские счета я тоже не слишком переживаю, хотя, наверное, следовало бы.

– Вы по-прежнему в Шотландии?

– Шутишь? На кой леший она мне теперь сдалась! Там холодно, ветрено и народа мало.

– То есть, теперь вы в тепле и толпах?

– Практически угадал. Есть нюансы, но в целом, да, так и есть.

– Рад за вас. Если что, перебирайтесь к нам.

– Ну, конечно! Чтобы повидаться там с моим ненаглядным братцем…

– Но он же и сам догадывается.

– Догадываться и знать – разные вещи.

– Как мне себя с ним теперь вести?

– Как всегда. Вежливо. Не перечь. Но и на уловки не ведись. Не думаю, что он долго к тебе приставать будет. Очень скоро ему станет не до Кисивы.

– Надеюсь.

– Ладно, не буду тебя больше тебя отвлекать. С новым годом!

Не дожидаясь ответа, трубка захлебнулась частыми гудками.

Больше всего Кифару удивило, что мистер Стэнли помнит о его дне рождении.

Звёздный подарок

Продолжая держать телефон в руке, Кифару подумал, не стоит ли позвонить Самире. Несмотря на обещания, она всё-таки запаздывала. Зная её врождённую пунктуальность, можно было начинать волноваться. Однако звонить ей он не стал. Она уже большая девочка и явно что-то затеяла.

Поэтому он не сильно удивился, когда вернувшаяся Илинка позвала его провести с ней некоторое время в подземелье. Она редко напрашивалась, так что сразу стало понятно: его отвлекают.

Слышимость в подземелье была отвратительная, Илинка громко стонала, однако, несмотря ни на что, Кифару в какой-то момент уловил отдалённый шум вертолёта и продолжал подыгрывать. Они ещё некоторое время подурачились, а когда вернулись в дом, Кифару пришлось изображать восторженное удивление при виде бросившейся ему на шею Самиры. По такому случаю, она ещё и прихорошилась, отчего выглядела и пахла обворожительно.

– Поздравляю, дорогой муж! – сказала она, обдавая его улыбающиеся губы своим жарким дыханием. – У меня для тебя сюрприз. Он ждёт тебя в нашей спальне. Пойдём.

– Удалось перевести дневник? – поинтересовался Кифару на лестнице.

– А когда я не выполняла своих обещаний?

Он довольно пожал её крепкую ягодицу под атласным пурпуром платья.

В спальне всё было ровно так, как когда он отсюда уходил. Он ожидал увидеть на кровати хотя бы толстую папку с переводом, но нет, кровать была нетронута и пуста. Действительно, сюрприз.

– Ты разочарован? – спросила Самира, игриво заглядывая ему в глаза.

– Ты не можешь меня разочаровать, – не теряя надежды, обнял её Кифару.

– Погоди, – мягко отстранилась она и подошла к большому шкафу, где висела их немногочисленная одежда.

Самира распахнула одну створку и за руку вывела наружу смущённо потупившуюся обнажённую девушку, смуглую, невысокого роста, но зато удивительно пропорционально сложённую. Особенно удивительно на её теле смотрелись рельефные мышцы, отнюдь его не портившие, женственные, но выразительные и говорившие о том, что подарок этот, действительно, необычен. Длинные чёрные волосы закрывали маленькие грудки с любопытными, так и норовившими выглянуть наружу острыми сосками. Заметив розовые ноготки на тонких пальчиках, прикрывавших низ живота, и на неловко переступающих ступнях, Кифару узнал руку Самиры, любившей, чтобы всё было аккуратно и красиво.

– Нравится мой подарок?

– Очень. Как его зовут?

– Скажи ему, как тебя зовут, – ласково обратилась Самира к девушке по-английски.

Та впервые подняла на Кифару большие карие глаза и робко сказала:

– Фелисия…

– Фелисия Эстрада Брунелли, – гордо уточнила Самира. – Наша будущая звезда.

– В каком смысле?

Кифару обошёл девушку, отвёл пряди волос с крепкого плечика, погладил упругую лопатку, провёл указательным пальцем по плоскому животу, насчитав три пары симметричных подушечек, по пути к подбородку накрыл ладонью одну из грудок, повернул лицом к себе. Она не выглядела испуганной, но явно чего-то ждала.

– Ну, ведь не думаешь же ты, что я просто дарю тебе ещё одну женщину в твой вполне укомплектованный гарем?

Самира, как любящая подруга, обняла Фелисию сзади, положила подбородок на её макушку и хитро покосилась на мужа.

– Она фантастическая спортсменка. Я объездила всю Бразилию, но ничего подобного нигде не видела.

– Я думал, наша Фелисия итальянка…

– Если ты насчёт фамилии, то там чьих только потомков ни встретишь, – отмахнулась Самира и ободряюще похлопала девушку по сильному бедру.

Из дальнейшего разговора выяснилось, что «будущая звезда» повстречалась ей на пляже Копакабана в Рио, где она с мужчинами гоняла по песку футбольный мяч и при этом легко их обыгрывала. На следующий день Самира встретила её там же, только на сей раз яркая незнакомка играла в волейбол. И снова на загляденье здорово. Самира не могла не подойти, чтобы познакомиться поближе. Оказалось, что Фелисия ещё и английский неплохо знает, хотя живёт далеко от пляжа, на склоне горы, в фавелах, то есть в трущобах. Просто там её соседом долгое время был один нищий американец, который и научил девочку своему языку.

Но больше всего Фелисия поразила воображение Самиры, когда пригласила новую подругу в тот же вечер на турнир по недавно ставшим популярными в Бразилии смешанным единоборствам.

– По её лицу ведь не скажешь, что она зарабатывала на жизнь драками, согласись? – призвала Самира Кифару в свидетели.

– Если уметь драться, можно обойтись без синяков, – с забавным американским акцентом прервала её девушка и осеклась, испугавшись своей дерзости.

Самира вопросительно посмотрела на мужа, но тот молчал, переваривая услышанное и разглядывая подарок.

– А что ещё ты умеешь?

– Увлекалась капоэйра, гимнастикой, умею играть в настольный теннис, бегаю быстро.

– А как она танцует! – напомнила Самира.