Сожженные земли. Право на дом

* * *

…Разговор не задался. Мы настороженно смотрели друг на друга, пока представитель власти – я – не решил намеренно проигнорировать вопрос незнакомца.

«Почему от тебя пахнет кровью моей сестры, имперец со странной магией? Отвечай, пока я не свернул тебе шею!» – потребовал он менее минуты назад.

Ликарилас провоцировал меня, проверял статус чужака, но я не был обязан отвечать. Поддамся и начну оправдываться – получу клеймо слабака. Вместо этого я, выпрямившись и крепче ухватившись за меч, произнес подчеркнуто вежливую фразу:

– Император отправил вам послание, ходящие под лунами. Вожак стаи должен выслушать его.

Таким образом я ставил себя на ту же позицию, тот же уровень, на котором возвышался их вожак. Род Мораладье, конечно, считался достаточно знатным, чтобы я мог себе позволить такую вольность. Однако дело было даже не в знатности и сопутствующих привилегиях – если это существо посчитает, что я ниже того, кто ведет их стаю, то разорвет меня на кучу маленьких Эженов.

Так что мне пришлось делать вид, что поведение существа несколько оскорбляет высокородного имперца. Моя поза, речь, обнаженный меч – всего этого было достаточно, чтобы убедить хмурого воина в серьезности намерений: послание не будет озвучено, пока ликарилас не отведет меня к стае.

Не отведет к Вожаку.

Мужчина мрачно харкнул на землю.

– Великий волк плюет на твои следы. Великая мать отворачивает лики своих сыновей. Вожак не будет говорить с тобой, щенок.

Я прищурился – опасность замигала в воздухе, как лампочка упира.

Ликарилас пресек все обсуждения, низвергнув меня с доминирующей позиции представителя императора до безмолвного отпечатка лапы. Равнинный ветер покроет пылью след, дожди размоют землю, а стая забудет, отведет взгляд. Ничто – вот чем был я в его глазах.

Он презрительно поджал губы, обнажая клыки. Несмотря на поднявшийся ветер, по моему виску скользнула капля пота. Хищник готовился к атаке, он…

Назвал меня «щенком». До чего же они похожи.

…сорвавшись с места, прыгнул.

Ликарилас целился в голову, я резко пригнулся, одновременно полоснул мечом по ноге, брызнула кровь, но тяжелые кулаки кувалдами опустились на спину. Слава Эарту, доспех стражей смягчил удар, но воин яростно зарычал и с нечеловеческой силой толкнул меня коленом в живот.

Я повалился на землю, хватая ртом воздух. От такой мощи не спасет ни один доспех, мелькнула судорожная мысль. Чужая нога опустилась на мое правое запястье, искры боли взорвались перед глазами, а рукоять меча выскользнула из ладони.

Я бросил упир и потянулся к кинжалу здоровой рукой, пытаясь нашарить его на поясе, не видя, надрываясь от кашля и понимая, что этот зверь рожден, чтобы убивать, кромсать жалких людишек, позарившихся на их свободу и территорию. Он рожден, чтобы…

Удар локтем лишил меня сознания.

…Очнулся я от криков. Виски будто сжало обручем, спина болела, запястье пульсировало. Сломано? Воздуха не хватало, легкие ныли. А спустя миг пришло понимание: я прижат к земле тяжелым телом. На камне рядом валялся разбитый упир. Эх, эта техника будет стоить мне жалованья.

Глухое рычание раздалось прямо надо мной, словно звук работы мотора мощной машины, болезненно пробирая до костей. Острый коготь скользнул мне под горло и остановился прямо там, где билась венка. Я похолодел – и вдруг узнал звучащие вокруг голоса.

Мои подчиненные, мои доблестные солдаты, окружили ликариласа и наставили на него мечи да арбалеты. Слава Эарту, додумались ослушаться приказа и не бросили своего командира.

Но ситуация патовая. Шевельнутся солдаты – ликарилас вспорет мне горло. Шевельнется он – его шкуру прошьют стрелами.

Ох, слишком стар я для такой дерьмовой смерти. Настало время гребаной слезовыжималки.

– Я спас… жизнь… твоей сестре. Отсюда и ее кровь на моих руках. – Хотелось хихикнуть из-за двусмысленности фразы, но разозленного ликариласа лучше не провоцировать. Вместо этого я прохрипел: – Спроси… ее… при встрече. Она… дала клятву… ты же не убьешь…

Тяжесть усилилась, и я закашлялся, не успев закончить фразу. Но он должен был понять.

Не мог не понять, какое преступление чуть не совершил.

Рычание стихло. Коготь отодвинулся от горла, и я наконец-то сглотнул вязкую слюну. Но тяжелое тело так и продолжало впечатывать меня в землю. Хотя… постойте-ка!

Я почувствовал, как «валун» на спине теряет в весе, как шерсть перестает щекотать мне шею. Прямо у меня на глазах звериная лапа превратилась в жилистую руку – когти утягивались, пока не стали длинными узкими пальцами с ногтями. А после горячее дыхание опалило ухо, и в него змеей скользнуло угрожающее:

– Если щенок врет, я вскрою его черепушку и брошу мозги на съедение степным собакам.

Да, они точно брат с сестрой.

Запястье вновь прострелило болью, но это меня больше не беспокоило. Ликарилас отведет нас к Вожаку, иначе замарает свое имя грязью и позором.

Прошло три дня. Аскур – он бросил мне свое имя, словно кость, – отправился к Вожаку стаи просить принять имперцев с посланием. Сначала он не соглашался, но печать императора, вскользь продемонстрированная мной, стала вполне себе веским доводом.

Послание должно быть выслушано именно Вожаком.

На исходе третьего дня Аскур вернулся с коротким ответом: «Впустить имперцев».

Нас обыскали: я отдал приказ не сопротивляться.

Шли не очень долго, но к тому моменту, как мы приблизились к непримечательному валуну в половину моего роста, уже начали распускаться звезды позади нас.

А затем Аскур издал гортанные выкрики. Он повернулся к нам, и в неверном свете вечерних лучей мне показалось, что волосы на голове ликариласа сгустились и приняли форму острых ушей. Глаза горели ярко, глубоко, желтым пламенем.

В них сияла вера.

– Маа-та, – произнес он.

И сделал шаг назад.

Я вздрогнул – ликарилас исчез. Мысли, доселе ясные, вдруг стали путаться. Вечер. Звезды. Равнина. Мы с отрядом остановились возле озера. Я силился вспомнить, что…

Зачем мы здесь?

Лирр удивленно хлопнул по лбу. Кажется, он думал о том же.

Затем пришла другая мысль, смутная, далекая, – Аскур. Он вел нас к ликариласам… неужели мы потерялись? Или…

Аскур появился прямо из воздуха, заставив меня схватиться за кинжал на поясе. На лице ликариласа расплылась хищная улыбка.

– Маа-та, имперцы. Мы под защитой Богини двух лун, и никто не сможет обнаружить стаю без дозволения Вожака.

* * *

А теперь Аскур вел меня к шатру, возвышавшемуся в центре шатта. Лирра же со смехом окружили дети, достававшие солдату аж до плеча, и принялись заваливать его вопросами, иногда бесцеремонно тыкая в грудь и хватая за одежду. Он беспомощно посмотрел на меня, но я, пожав плечами, последовал за воином, еле сдерживая улыбку. Тоскливый взгляд Лирра ощутимо прожигал мне спину до самого шатра.

Я прокручивал в голове заготовленные фразы, помня о вспыльчивости ликариласов. Вожак – центральная фигура, направляющая длань стаи, ее воля.

Что он скажет – то закон.

О чем он подумает – то исполняется.

Ликариласы не могут и помыслить о неповиновении. Именно поэтому мои слова должны сначала достичь острых ушей Вожака.

Аскур остановился перед пологом, закрывавшим проход в шатер. Узор на ткани изображал сцену расправы: ликарилас держал врага за горло, подняв над землей одной рукой, а в другой покоилось вырванное сердце. Рисунок был нанесен схематично, однако…

Внушал.

Воин повернулся, откинул назад волосы и произнес, наклонившись ко мне:

– Предупреждаю, имперец: если я вдруг пойму, что ты опасен, законы гостеприимства тебя не спасут.

Я молча кивнул, не отводя взгляда.

Аскур поднял полог, и я, глубоко вдохнув, сделал шаг внутрь.

Там оказалось темно настолько, что мои человеческие глаза не увидели ни зги – лишь слабая полоска лунного света кинжалом рассекала крышу шатра. Прорезь, чтобы дым ритуального костра не скапливался в палатке. В полумраке вспыхнула искра, другая, а затем посредине затрещал огонь. Вожак сидел ко мне спиной – его мощные, нечеловечески огромные плечи четко очертило пламя костра. Тут же запахло странно и тягуче, а глаза заслезились.

Я ждал. Приглашая меня сесть напротив, Вожак махнул когтистой лапой. Искры взметнулись следом, словно светлячки.

Почтительно обойдя костер, я сел на циновку, предварительно скинув ботинки и скрестив ноги, – так требовал обычай.

Узкую морду покрывала короткая белая шерсть, из-под губ торчали клыки, длинные, не совсем волчьи, скорее похожие на тигриные. Казалось, еще пара вдохов, и зарычит – яростно, по-животному. Глаза Вожака горели зеленым светом, длинные лапы лежали на антропоморфных коленях, огонь бросал блики на острые когти.

Тишина протянулась между нами дыханием ветра, смехом веселящихся детей, свистом летящих стрел.

Перевязанное запястье запульсировало болью.

– Имперец, ты пришел говорить с Кай-ро, да сохранит твой дух Великая мать двух лун. – Голос, который можно было одновременно отнести и к мужскому, и к женскому, раздался словно в воздухе – Вожак не открывал пасти, чтобы говорить.

Я молча кивнул. Запах усилился, а горло занемело.

– Кай-ро желает узнать, где ты видел в последний раз непутевую дочь Вожака.

Я непонимающе нахмурился и посмел задать вопрос:

– Кай-ро, да сохранит ваш дух Великая мать двух лун, но вопрос мне не ясен.

Резко раздавшееся утробное рычание заставило меня сжать кулаки до боли в костяшках. Спокойствие.

Рычание внезапно сменилось глубоким грудным смехом, как и облик Кай-ро: я едва успел отсчитать пять секунд, как передо мной появилась человеческая личина Вожака.

Длинная грива светлых волос, острая сияющая улыбка. Обнаженная женщина смеялась, хлопая себя по коленям. Огонь достаточно ярко очертил ее полную грудь, безупречные изгибы тела и моложавые черты лица, в которых я за долю секунды узнал ее. Я отвел взгляд, чувствуя, что краснею.

Да не может быть. Нет…

– Эжен де Мораладье, ты принес хорошие вести, сам не ведая о том. Моя дочь жива, и я выслушаю тебя. Но сначала ты мне расскажешь, где она.

Я, не смея поднять глаза, глухо ответил:

– Это не самый лучший разговор для…

– Ты расскажешь мне о дочери. – В ее голосе звенел металл. – И я выслушаю послание императора.

Я вздохнул.

– Хорошо, мне придется рассказать вам все, что…

Желудок протяжно заурчал, и Вожак не дала мне продолжить.

– Да ты, видать, голоден, парниша! – Затем она два раза громко свистнула. За шатром раздался призывный крик. Кто-то ответил на гортанном наречии, и все снова стихло. – Да подними глаза, подними! Зачем смущаться воину здоровой наготы. Или ты только опоясал себя первыми шрамами?

– Мне шестьдесят восемь, – спокойно ответил я, поднимая взгляд. Поразительно хорошо сложена. – Но в наших краях не принято смотреть на женщину без одежды. Тем более на замужнюю женщину.

Она прищурилась, зеленые глаза блеснули в свете костра.

– Замужнюю, – фыркнула Кай-ро. – Мой муж погиб в бою за императора семьдесят лет назад. Но я сильна, крепка, и постель моя не остывает. По крайней мере, никто из моих любовников не жаловался.

Я недоуменно посмотрел на нее: широкая ухмылка пересекла лицо Вожака. Глаза впились в мое тело, скользнули чуть ниже, оценивая. Теперь уже я чувствовал себя нагим. Не в силах выдержать взгляд, я несколько раз моргнул. Она еще раз внимательно посмотрела на меня, а затем коротко хохотнула:

– Не бойся, мальчик, я не съем тебя. По крайней мере, пока ты не расскажешь про мою дочь. – Полог шатра откинулся; почтительно поклонившись, юная дева внесла поднос с жареной рыбой и аккуратно поставила его передо мной, бросив украдкой смешливый взгляд. Дразнящий запах достиг моих ноздрей, я сглотнул слюну. – Так что устраивайся поудобнее, имперец, ешь и начинай рассказ.

Кай-ро изящно потянулась, бесстыдно отставив одну ногу, и вперила в меня взгляд.

Я вздохнул и принялся есть. Все подготовленные фразы рассыпались перед необходимостью объяснить Вожаку, что мы с ее дочерью, Асирой, находимся по разные стороны конфликта.

И при встрече кто-то из нас умрет.

Глава 4

Александр

Единственный, кто остается моим другом в этой темной клетке, – фарффл по имени Ро. Он умный, тихий и ловкий, как будто сама тьма взрастила его. Сородич приносит мне таривувов – хрустящих маленьких насекомых, существ с черными блестящими спинками и длинными цепкими лапками. Я всегда ем их медленно, берегу про запас. Ро смотрит на меня, словно понимает, насколько это важно. Иногда мне кажется, он знает, что я не выживу без него и его маленьких даров. Может быть, это и есть дружба?

Из блокнота БоДве недели спустя Земли Последнего предела

Все возвращалось к исходной точке.

Линия жизни изгибалась в круг, и бег начинался вновь.

Иногда кратковременный.

Иногда долгий, тянущийся и надрывный.

Иногда прерывистый и слабый, как замерзающий к зиме ручей.

Цикл за циклом, вздох за вздохом, шаг за шагом…

Каждый раз я оказывался здесь.

Свет тускло мерцал, отражаясь от влажных сводов пещеры. Драгоценные минералы, испускающие мертвенно-голубоватое сияние, закручивающейся спиралью вели к главному сокровищу этого места, зависшего посреди холода всех миров.

К ней.

Казалось, она спала, крепко закрыв глаза. Но ее грудь не вздымалась. Безмятежность разлилась на лице, молодость которого не стерлась со временем. Бледное, почти прозрачное и хрупкое – тронь, и рассыплется. Ей не было дела до войн, терзавших Таррванию, до безрассудного Рейна, внезапно вспомнившего о ее существовании, до алчного и деспотичного Астраэля, до волнений земного мира, до смерти Джеймса и истерик подменыша, занявшего обманом трон.

Сестра застыла в мгновении нежизни, вмурованная древними силами в неоново-синий драконий камень. Гладкий, круглый, подвешенный на черных цепях. Сотворить такие мог только дитто – морды драконов, как подтверждение источника силы, впивались в стены пещеры. Разумный блеск в глазах существ указывал на «живую» магию.

Я посмотрел на свою руку – она дрожала. Голубоватое свечение, исходившее от нее, пульсирующими волнами разносилось по пещере.

По ногам пронесся вздох ветра, полоса света клином легла передо мной. Тени же от плоти не было. В этом месте существовали лишь мысль и душа, поддерживаемые волей.

Я обернулся.

Нестерпимое сияние вспыхнуло – отворились врата, ведущие в вечность.

Голос, сила которого могла с легкостью раздробить мою душу в пыль, произнес:

– Алекс-с-сандр…

Я напряг волю, собирая расколотый источник дитто воедино. Ладони загорелись синим пламенем. Недостаточно…

– Алекс-с-сандр…

– Нет! – гневно выкрикнул я. – Договор, Хетт, еще в силе! Цикл пройден верно – она будет жить!

Но я знал, что это последний раз.

Болью прошило руку, свет, багряный, как кровь, заструился вверх по призрачному телу, пока не пронзил мое сердце.

…Я узнал. Проклятая сила маррдера, милосердие мерзавца.

Смех, сначала тихо, а потом все громче и громче, так, что зазвенели цепи и пошатнулся пол, эхом отразился от свода пещеры и заставил меня пасть на колени.

– Неожиданная жертва…

Я ухватился за силу, наполняя источник и превратив волю в кнут, щелкнул им, отгоняя божественное вмешательство.

…Я вспомнил. Здесь, в пещере, я каждый раз все вспоминал. Нахальный взгляд и кривая ухмылка – тогда он еще был живым.

А теперь его сила струилась во мне. Верный сестре до самого конца, да, Джеймс?

Шипение, раздавшееся следом, подтвердило, что власть принадлежит мне. Тысяча мгновений, жизней, решений сплелись воедино.

…Я сильнее.

Рванув к гробнице, тюрьме и вечному покою Анисы, я коснулся ее. Голубой свет ухватился за холодный камень, багряные всполохи заплясали вокруг, заставив меня сжаться, почти раствориться в боли.

Тук.

Тук-тук.

ТУК. С треском зазмеились трещины, расползлись по поверхности, прозрачной и светящейся, пламя окутало мягким сиянием меня, сестру, Хетта, стоящего у врат цикла – побочных, забытых, скрытых от взора других душ на веки вечные. От всех, кроме дитто, чья магия была уничтожена многие и многие тысячелетия назад. Тени теней, близнеца, сила которого не должна трогать живых.

Сила смерти.

Аниса распахнула глаза и судорожно вдохнула. Огонь с шумом рванул вверх, и… Жар пламени дотла выжег в нас тех, кем мы не являлись.

Нас звала вечность.

Еще мгновение, и багряное сияние поглотило все, а богодракон Кеол, пришедший на смену Хетту, дыханием своим отправил наши души туда, где все продолжалось. Наша связь, доселе тонкая, как паутина древолистных пауков, зазвенела, запела…

Она будет жить – мелькнула мысль, прежде чем бескрайняя завеса тьмы растянула меня на многие миллиарды лет во вселенной.

Вспышка. Вспышка. Вспышка растворяющей боли, свет и крик, кровь и жизнь.

Звезды падают, и мы вместе с ними.

Аниса, ты будешь жить.

– Кеол, осени нас силой своей. Кеол, дай…

Она была зла. Неимоверно. В ее глазах горело осознание. Кажется, воспоминания вернулись… все. Выходит, она помнила, как я заточил ее душу в преддверье, не пустив в цикл. Но она поймет.

В конце концов, мы брат и…

Я получил обжигающе горячую пощечину.

– Как ты мог?! – воскликнула Аниса.

…сестра.

– Ты знала, на что способен твой братец, – ответил я, потирая щеку. Боль мгновенно прошла, ибо источник был полон и сила дитто будоражила кровь. Воспоминания вернулись, и я знал, кто я есть и зачем здесь. Мой вассал стоял за спиной, а истинная императрица Таррвании гневно взирала на меня.

Все шло по плану.

Затем сознание молниями пронзили жизни, прожитые мной за бесконечно долгий срок, я со стоном упал на песок и камни. Дэниел взвалил меня, задыхающегося, на плечи, сестра охнула, а все остальное смазалось, полетело, расплываясь в…

—…детям твоим силу. Сохрани разум их, восстанови источник и предай смерти тех…

Крики и раскаты грома. Молнии сверкали, а я падал, бесконечно долго падал вниз, пока чьи-то руки не подхватили меня. Очередной раскат грома поглотил шум уезжающего мотоцикла. Отец собирал такие фигурки и гордился своей коллекцией, а мне никогда не разрешал даже поиграть с ними!

Мне вроде было страшно, но человек в шлеме шепнул, что это игра и будет весело. А потом добавил: родители попросили меня покатать. Я успокоился и подумал, что не так уж и страшно ехать. Но тот человек в парке так странно глядел на меня…

А потом мы приехали в голый дом, и люди кричали. Человек наставил пистолет на молчаливо застывшего мальчика. Тоненькая ниточка слюны свисала с его подбородка.

Я помнил, как вспотели ладони и забилось сердце.

Мальчик оказался моей точной копией. Словно брат-близнец, которого у меня никогда не было.

Я не успел сделать ничего – схватив за шиворот, этот человек выбросил меня из открытого окна.

Оглушающе громкий выстрел. Капли дождя и черный-черный прямоугольник рамы.

А я вновь падал. Бесконечно долго падал вниз…

—…кто поднял руку на детей твоих. Дай напитаться силы их источнику, да будет чиста связь дитто и…

Они муштровали меня каждый день. Быть послушником утомляло – все шпыняли желторотого птенца, детей тут раньше не было. Только взрослые матерые стражи и иногда торговцы, с которыми мне не дозволяли общаться, – вот и все окружение. Порой я тайком сбегал к берегу Арридтского моря, чтобы посидеть в одиночестве. Мой долг – служить империи. Мой долг – служить Ордену стражей. Эти речи повторялись каждый вечер специально для меня. Вбивались тренировками, кровью расписывались на моем теле и шрамами растягивались на коже. Мне не нравилось, что мной командуют, но вернуться обратно я не мог. Только после обучения будет дозволено – сказали Первые стражи.

И каждый день я чувствовал тоску. Чего-то не хватало. Дыра в душе, дыра в мыслях, дыра во всем моем никчемном ублюдочном существовании. Мои родители предали империю – так мне сказали. Сын предателей не может разгуливать на свободе. Сын предателей должен всю жизнь искать прощения. И если понадобится – умереть, смыв своей кровью позор.

Ветер сдул челку, напомнив о том, что с детства мне приходилось постоянно красить эти гребаные волосы, вызывавшие презрительную улыбку у старших стражей. Особенно у рыжей, которая при любом удобном случае отвешивала мне смачные подзатыльники. Не имел права даже на собственный цвет – сыну предателя дозволено только молчать да покорно кивать.

Но как же меня это злило!

Я бросил камень в воду и поглядел, как тот запрыгал по воде. Раз… два… три…

Набежавшая волна поглотила его. Пена с шипением облизнула берег и помчалась обратно. С шипением… шепотом… Волны шептали и манили меня, словно что-то…

Чей-то голос. Тоска, разрывающая сердце, тянула за линию горизонта. На запад.

– Акил, паршивец, куда сбежал? А?! Я тебя сейчас!

Боль пронзила ухо, я упирался, но меня потащили обратно, в ненавистный мне…

В Последний предел.

– …драконом его. Да будет связь эта крепка!

Я был принцем. Я был тем, кто молчал. Я был тем, кто мстил. Я был тем, кто умирал.

Я странствовал. Я оставался взаперти. Я сохранял память в рисунках – и забывал. Я убивал. Я обманывал и предавал.

Я жил.

Пять лет. Год. Тридцать лет. Двадцать лет. Столетие. Двести лет. Несколько мгновений.

Тридцать четыре жизни промчались перед глазами калейдоскопом, фейерверком взорвались в памяти и осели разрозненными фрагментами, перекраивая разум, иглами впиваясь в чувства и мысли, уничтожая то, кем я был, и делая меня тем, кем я стал.

Александр – мое имя.

И я совершенно точно знал: она будет жить.

* * *

Глаза открывались медленно. Тяжесть во всем теле, словно нечто придавило меня к постели. Эжен, что ли, опять сел на кровать?..

Затем я распахнул глаза и понял: не та жизнь.

Не то время и не тот… дом?

Резко сев на ложе, стоявшем перед алтарем Кеола, я понял еще одну вещь.

Ко мне вернулась память. Знания наполняли меня и бурлили безумным варевом, грозя перелиться через край. Ух, тяжко…

Голос Эйри продолжал монотонно вбивать слова в мою голову, курильницы возносили дым подношений, сестра недовольно пялилась на меня с соседнего ложа.

Очень недовольно.

– Только без рукоприкладства, хорошо? – Я примирительно поднял ладони, Аниса фыркнула и сдула с лица челку. Ее волосы длинными черными змеями скользнули за спину.

– Не обещаю, – мрачно буркнула сестра.

– А что, собственно… – Голову сдавило обручем, и я поморщился. – Почему мы в храме Кеола?

– Ты не помнишь, как ножки подкосились, братец? – с невинным лицом вкрадчиво спросила Аниса. – Так я напомню. Ты, ублюдок эдакий, замуровал меня возле врат на тысячу лет и не давал переродиться, пока сиятельные засранцы спокойненько себе пытались поделить власть. Сколько ты прожил жизней, Александр?

– Тридцать четыре, – помедлив, ответил я.

– А ты не забыл, что нам говорила мать? – Ее голос дрожал. Кажется, сестра еле сдерживала гнев.

– Ну… – Конечно, я помнил, но признаваться не хотелось. Она и так излишне беспокоилась обо мне.

– Если бы ты не был так слаб, я бы тебя нашпиговала стрелами, как индейку, – прошипела Аниса. – Каждая. Гребаная. Жизнь. Одного. Из. Близнецов. Зависит. От. Другого. Близнеца. Ты чуть не убил себя, придурок!

Я засмеялся. Аниса послала мне взгляд, способный испепелить даже огненного дракона Костераля. Горло перехватило, кашель разорвал грудную клетку. Я устало провел рукой по лицу.

– Мы две недели восстанавливаемся в храме, Эйри погрузила нас в лечебный сон. И пока силы не вернутся, никуда мы не двинемся.

Две недели. Понятно теперь, почему тело такое тяжелое. Хотя по сравнению с долгим сном Анисы…

Ничто. Где-то глубоко внутри словно защемило нерв. Наверное, я испытывал легкий укол вины.

– Где этот храм?

– Неподалеку от Последнего предела. Мы все еще на территории стражей. И скажи, зачем ты…

Интересно, сильно будет сопротивляться Костераль, если я попрошу его перенести нас в Бастарию? Последний предел – не менее важная позиция, но хорошо бы наведаться в родные места да осчастливить тамошнее начальство…

Которое решило воспользоваться моей слабостью в одной из прошлых жизней.

Надеюсь, они готовы к последствиям.

Я стряхнул мысли, переключившись на более важную цель: раз мы здесь, значит, Таррвания на пороге войны, либо междоусобица уже разразилась.

– …Ты вообще слушал, что я говорила?

Я сфокусировался на Анисе и криво ухмыльнулся.

– Не-а.

С яростным шипением сестра сняла туфлю и швырнула в меня. Я шутливо отбился, но каблук довольно ощутимо проехал по плечу.

– Ау!

– Ау? Я тебе сейчас такое «ау» покажу, а ну, быстро подошел ко мне, пока я… – Аниса встала и резко замахнулась.