Возрождение Электрополиса. Том 1 Заражённый лес

Сзади Костя и Федя снова что-то шептали, наверное, очередной план, как поразить публику. А рядом – Рикки он не улыбался, но впервые выглядел спокойным, почти уверенным.

За окном город встречал нас молчаливо, но в этом молчании чувствовалось что-то большое, возможно наше будущее.

И где-то там, впереди, начиналось оно – настоящее испытание.

Глава 9 – ИнноФест. День второй

Аэроавтобус замедлился и мягко завис над посадочной платформой, подсвеченной голубыми контурами. Под его днищем засветился символ ИнноФеста – круг из переплетённых линий, напоминающий как схему микросхемы, так и солнечный цветок.

– Приехали, – шепнул Костя, вытягивая шею к окну. – Ну и махина…

Я посмотрел туда же. Перед нами возвышался огромный стеклянный павильон. Он был похож на цветок-купол, лепестки которого сложились в прозрачный шатёр. Внутри уже мелькали тени – дети, подростки, взрослые, дроны, автоматы, вспышки экранов. Всё пульсировало, двигалось, светилось.

– Это точно не школа… – сказал Федя. – Это какой-то космопорт для гениев.

Мы встали, на спине чуть зашевелился рюкзак – я знал, что это Зефир, он почувствовал остановку. Погладил его через ткань:

– Тсс… ещё чуть-чуть. Выйдем – тогда дыши свободно.

Когда двери автобуса открылись, нас обдало лёгким ветром. Воздух Неона был сухим и прохладным, с примесью чего-то искусственно-чистого, как будто его пропустили через десять фильтров. Даже пахло… по-другому. Не травой, как у нас в Биосфере. А чем-то холодным и стерильным.

Я, Костя, Федя и Рикки спустились по пандусу.

Рикки шагал чуть позади, будто всё ещё не верил, что оказался тут. Он поправил на себе футболку, подаренную Федей, и осторожно дотронулся до фильтр-часов на запястье – тех самых запасных, которые я дал ему ещё в гостинице.

Я обернулся и кивнул ему. Он быстро отвёл взгляд, но я успел заметить, как уголки его губ поднялись.

– Построение! – громко крикнул кто-то впереди. Мы увидели Элмара Риона, нашего директора, стоящего у таблички «Школа Биосферы / Сектор Неон».

Он выглядел, как всегда, сдержанно, но глаза блестели – он тоже ждал этого момента.

– Двигаемся. Регистрация – вон там. «Не отставайте», —сказал он и повёл нас вглубь.

Навстречу шли группы других участников. У кого-то на спине были огромные кейсы, у кого-то – ящики с оборудованием. Один мальчик из «Горизонтального Лабиринта» тащил панель с десятками проводов. Из «Потоков Пыльцы» кто-то нёс старенький ящик на ремне. Скромно, но с такой гордостью, будто это был самый важный груз на свете.

Толпа гудела, свет отражался в панелях стен, а над нами в куполе шевелились голограммы – логотипы школ, секундные видеовставки, логотипы «ИнноФеста 2351». Всё было живым, ярким и чуть-чуть пугающим.

Рикки всё ещё шёл молча. Тогда я тихо сказал ему:

– Мы команда. Не забудь.

Он посмотрел на меня и кивнул.

– Спасибо, Алекс… правда. Никогда не думал, что увижу такое. И что… буду не один.

Я улыбнулся.

– А теперь – вперёд. Нам есть что показать.

Толпа у входа в павильон ярмарки гудела, как ульи в весеннем лесу. Гигантская арка из светящегося стекла переливалась всеми оттенками утреннего неба, а под ней – десятки школьников, кураторов, бледных регистраторов-андроидов, у которых глаза сияли ровным синим светом.

Мы подошли вместе – вся делегация Школы Биосферы. Тридцать учеников, зелёные эмблемы на груди, подпрыгивающие рюкзаки, голографические пропуска, которые периодически мигали на запястьях.

Слева от меня шагал Федя, поправляя ворот рубашки. Справа – Костя, молча разглядывал потолок павильона, который парил над головами, будто невесомый. А за моей спиной шёл он – Рикки.

Я почувствовал, как он вдруг остановился, и обернулся.

Рикки застыл перед регистрационной стойкой, будто наткнулся на невидимую стену. Робот, что стоял напротив, быстро листал список участников – и медленно, почти с сожалением, проговорил:

– Имя: Рикки Тарна, не найдено в общем реестре школы сектора Биосфера. Доступ на ярмарку ограничен. Для допуска требуется поручительство куратора.

На лице Рикки что-то дрогнуло. Он отвёл взгляд, опустив плечи. Всё, что мы вчера ему говорили, – что он теперь с нами, что у него есть шанс – вдруг показалось ему ошибкой.

– Это я, – сказал я, делая шаг вперёд. – Я его сопровождаю. Вместе с моими друзьями.

– Участник не зарегистрирован, – повторил робот. – Требуется подтверждение от сопровождающего взрослого.

– Подтверждаю, – раздался уверенный голос Элмара Риона, нашего директора. Он подошёл ближе, положил ладонь на сенсорную панель. – Я, Элмар Рион, директор Школы Биосферы, беру ответственность за ученика Рикки Тарна. Он временно прикреплён к нашей команде.

Пауза. Долгая, как гул в ушах. Потом – щелчок.

– Принято. Название проекта?

– «Цилиндр-очиститель воздуха. Модель Р3», – тихо, но чётко ответил Рикки.

– Участник добавлен. Доступ разрешён. Добро пожаловать на ИнноФес, Рикки Тарн.

Он смотрел на экран, будто не верил. Только когда Костя хлопнул его по плечу, а Федя усмехнулся: «Теперь ты официально наш четвёртый мушкетёр», – я увидел, как в уголках его глаз блеснули крошечные искорки света.

Рикки посмотрел на меня, потом на свою футболку (данная Федей), на фильтр-часы, которые мы ему одолжили. И впервые за всё это время – просто улыбнулся.

Тихо. По настоящем. С благодарностью.

Автоматические двери мягко разъехались в стороны, и мы шагнули внутрь.

Словно другой мир. Не школа, не лаборатория, не улицы Биосферы – здесь всё было ярче, выше, страннее. Воздух – прохладный, как в парке у пруда ранним утром, – пах свежестью и чем-то почти сладким, будто мёдом и металлом одновременно. Пространство играло светом: стеклянные своды наверху ловили отражения с экранов, излучая мягкое свечение на пол.

Пол, кстати, светился. Не просто гладкий, а живой – с плавными волнами, бегущими под ногами. Некоторые дети смеялись, проходя по нему, как по водной глади. Мне тоже хотелось смеяться, но внутри пока всё было сжато от волнения.

Мы шли колонной – тридцать человек из Школы Биосферы, в одинаковых зелёно-белых куртках с эмблемой. Спереди – Элмар Рион, наш директор. Впереди у него висел планшет с маршрутами и списками. За ним – я, Костя, Федя и… Рикки.

Он шагал чуть позади, глядя по сторонам с такой осторожностью, будто боялся дотронуться взглядом. Губы приоткрыты, глаза – широко. Он провёл рукой по груди, где висел его первый настоящий бейдж, выданный при регистрации:

«Рикки Тарн, участник под ответственность делегации Биосферы."

Он выглядел… другим. Немного растерянным, но гордым. Словно только сейчас начал верить, что всё это – не ошибка.

– Ты в порядке? – спросил я, обернувшись.

Он кивнул.

– Я просто… не думал, что здесь будет так. Настоящее. Не как по экрану.

– Это только начало, – сказал Костя и подмигнул.

– А потом будет слава, фанаты и бесплатные конфеты, – добавил Федя.

– Ну или… хотя бы грамоты, – хмыкнул я.

Мы все засмеялись, и даже Рикки – совсем чуть-чуть, но с искренностью. В этот момент Зефир шевельнулся у меня за спиной. Я почувствовал, как он двинулся в рюкзаке, будто сказал: "Давайте уже, мне тоже интересно."

Впереди – главный зал. Где начинается всё самое важное.

Мы вошли в главный павильон – и будто попали в другой мир.

Полы под ногами светились мягким зелёным светом, на стенах переливались изображения деревьев, рек, ветра. Высокий купол над головой был почти прозрачным: сквозь него виднелось утреннее неоновое небо. Внутри пахло чистотой и чем-то свежим, как после дождя.

Толпы детей и подростков, шум голосов, искры голограмм – всё кружилось вокруг. Мы с ребятами переглянулись. Даже Федя, обычно спокойный, ахнул от восторга.

– Вот это да… – выдохнул Костя. – Мы точно не заблудимся?

– Если что, держитесь за мой рюкзак, – хмыкнул я. – Зефир как навигатор, он выведет.

Рядом Рикки шёл молча. Он напряжённо вглядывался в происходящее, как будто не до конца верил, что всё это – наяву. Его ладонь машинально коснулась рукава футболки, которую дал ему Федя. Затем – фильтр-часов, что мы одолжили ему на ярмарку.

Свет в его глазах был тихим, осторожным. Но он был.

– Смотри, – я указал на электронную табличку. – Мы – Школа Биосферы. Нам назначили стенд… вот! «Б-17». Четыре участника.

Рикки моргнул, будто не понял сразу.

– Четыре? – спросил он тихо.

– Ну конечно, – улыбнулся я. – А как иначе?

Мы двинулись по направлению к зелёной зоне. Там уже кипела подготовка: кто-то устанавливал макеты, кто-то возился с кабелями, другие разворачивали голографические баннеры. Наш стенд находился между секцией «Устойчивые технологии» и каким-то проектом из сектора Горизонтальный Лабиринт.

– Ого, – пробормотал Костя, разглядывая соседний стенд. – У них дроны, смотри, с крыльями из прозрачного пластика.

– А тут – экзокостюм! – Федя уткнулся в другую сторону. – Глянь, как он двигается у него пальцы сгибаются сами.

Среди ярких лиц я заметил мальчика постарше – может, лет одиннадцать. Он стоял у экзокостюма из сектора Неон и что-то командовал своей команде. Когда мы прошли мимо, он смерил нас взглядом и с лёгкой усмешкой сказал:

– Новенькие? Надеюсь, фильтры не расплавятся от напряжения.

– Зато у нас есть кое-что, чего у вас точно нет, – ответил Костя, не моргнув.

– Да? – поднял бровь мальчик.

– Настоящие друзья, – бросил Федя и пошёл дальше, не оглядываясь.

Мы заняли своё место. Стол был чистым, вокруг – глянцевые панели, маленький проекционный экран, пара розеток и держатель для макета. Всё как надо.

– Ну что, начнём? – спросил я.

Рикки стоял чуть поодаль, держа в руках свой цилиндр. Он словно боялся занять место.

Я подошёл и положил руку ему на плечо.

– Это и твой стенд, Рикки. Не забывай.

Он кивнул и впервые с начала дня улыбнулся по-настоящему.

Пока мы ждали, когда позволят приступить к оформлению стенда, я смотрел по сторонам. В огромном павильоне гудели голоса, мелькали цвета униформ, шуршали упаковки, в которых команды прятали свои изобретения.

Алекс взял фильтр-часы в руки – как будто хотел убедиться: они по-прежнему с ним, всё на месте. Костя проверял список задач, Федя щёлкал пальцами – он всегда так делал, когда нервничал.

Рикки сидел на краю скамейки рядом с нами. Он всё ещё казался немного потерянным – будто только-только начал верить, что всё это на самом деле. Что он – один из участников, что у него есть форма, проект, команда.

Он провёл рукой по футболке, которую дал Федя, и сжал в ладони цилиндр.

– Ты как? – тихо спросил я его.

– Будто… будто я случайно оказался в чьей-то сказке, – прошептал он. – Только она настоящая.

Я хотел что-то ответить, но в этот момент включились голографические часы на потолке зала. До открытия оставалось пять часов. Табло мигнуло и замерло в ожидании.

Мы переглянулись. Скоро.

Глава 10 – Цена подвига

Я провёл рукой по панели – гладкой и холодной, как стекло перед бурей. Но она не казалась мёртвой. Наоборот – будто под тонким слоем металла и пластика уже просыпалось электричество. Где-то внутри щёлкнули схемы, активировался стабилизатор, и, если прислушаться, можно было уловить – система словно дышит.

Фильтр-часы поблёскивали под светом, будто знали: их час настал. Всё почти готово. Осталось закрепить индикатор, проверить подачу данных, разложить схемы. Всё – на своих местах. И вдруг мне показалось: не только техника, но и мы – как будто встали точно туда, где должны быть.

Позади с грохотом пронеслись двое участников, таща за собой кабели и бурча что-то злобное. Слева запускали тестовую голограмму, справа спорили о допусках. А наш угол казался другим – словно вне общего шума, собранный, сосредоточенный, настоящий.

Близнецы, как всегда, были сами собой: один размахивал макетом фильтра, изображая фехтование, другой подкидывал гаечный ключ, ловил, снова подкидывал. Я никогда не понимал, как в их хаосе всё может работать. Но оно работало.

Рикки был полная противоположность. Он сидел, сгорбившись на табурете, с прищуром и серьёзным лицом, снова проверяя контакты. Я знал: всё уже проверено. Но это был Рикки. Он справлялся с волнением действиями. Он не мог просто ждать.

– Зефира не видел? – спросил я, не отрываясь от платы.

– Вон под стол нырнул, – отозвался один из близнецов.

Я присел, заглянул под стол. В тени мелькнул серебристый мех. Зефир. Он снова копался в коробке с кабелями. Наверное, прятал очередную "любимую" деталь, как будто коллекционировал их. Всегда не вовремя.

– Эй, не сейчас, ладно? – тихо сказал я, протягивая руку.

Он щёлкнул – свой обычный «извините», – и юркнул обратно в рюкзак.

Я выпрямился. На один короткий миг всё замерло.

Зал жил. Шум не просто отражался – он вибрировал по металлу стоек, скользил по полу, отдавался в стеклянных панелях. Кто-то спорил, кто-то настраивал модули. Всё сливалось в пульсирующий фон – родной, близкий.

И в тот момент я ощутил не страх. Не напряжение. А радость.

Мы здесь.

С нашим изобретением. Настоящим. Рабочим. Тем, что может спасти.

– Алекс! – позвал Рикки.

Я обернулся. Он смотрел на меня – и впервые за долгое время в его взгляде не было тревоги.

– Готов?

Я кивнул.

– Да.

Но глубоко внутри я уже знал: всё только начинается.

Справа раздался щелчок. Негромкий, но точный – как команда к началу. Я обернулся. Всё будто замедлилось.

Он стоял всего в нескольких шагах – словно не вошёл в зал, а вышел на сцену. Высокий, стройный, на голову выше всех. Чёрная куртка с блестящими вставками сидела идеально. На груди – эмблема Сектора Неон: изломанная серебристая молния. Прямая осанка, приподнятый подбородок, взгляд – прямой, спокойный, оценивающий.

Лицо – почти взрослое. Чёткие скулы, тонкие губы, холодные серые глаза. Волосы – коротко стрижены, зачесаны назад, стального оттенка. Ни одного выбившегося локона. На запястье – технобраслет, встроенный в манжет. Обувь – модульные чёрные ботинки, гладкие, без шнуровки. Каждая деталь – словно из рекламного каталога.

Но дело было не в технике и не в одежде.

Он выделялся своей уверенностью. Тем, как держался. Так могут только те, кто вырос в мире повыше, побогаче. Увереннее.

Он взглянул на наш стенд. Замер на фильтр-часах. И усмехнулся. Только глазами.

– Часики? Очень мило, – бросил он. – Почти как в кружке «Юный техник».

Федя напрягся. Костя сжал в руке ключ. Рикки выпрямился. А я просто смотрел на него – и понял: ему даже не интересно, заденет он нас или нет.

Он отвернулся и пошёл прочь. Не дожидаясь ни слова в ответ.

За ним – команда. Такие же куртки, те же лица – спокойные, собранные. Двигались синхронно, молча. Словно программа запустилась и работает.

– Кто это вообще? – пробормотал Костя.

Я достал планшет, открыл список участников. Раздел: «Сектор Неон». Фото. Те же глаза. Та же осанка. Подпись:

Кристоф Милон 12 лет

Капитан команды Сектор Неон

Победитель ярмарки 2347 года

Разработчик экзокаркаса

Ученик лицея корпорации «Милон Системс»

Сын Адама Милона

– Это… – начал Рикки.

– Милон, – сказал я.

Близнецы переглянулись.

– Сын того самого Милона, – тихо добавил Федя.

Я снова посмотрел на наш стенд. На часы. Потом – на планшет.

Теперь всё было иначе.

Мы знали, с кем столкнулись.

Сначала всё выглядело эффектно. Экзоскелет двигался точно и плавно – будто не человек внутри, а сама программа. Металл скользил без рывков, каждый шаг был выверен, лампы на корпусе пульсировали мягким синим светом. Толпа зашепталась, кто-то снимал, кто-то – просто замер в восхищении. Казалось, начинается что-то великое.

Федя пробормотал:

– Всё… победитель ясен.

Я не ответил. Просто смотрел. Но вдруг – что-то изменилось. Почти незаметно.

На миг экзоскелет дёрнулся, едва заметно наклонился в сторону. Внутри парень замер – не двинулся, но будто весь сжался. На грудной панели мигнул индикатор: сначала один, красный. Потом – ещё: жёлтый, синий, снова красный.

Под маской лицо изменилось. Глаза распахнулись, губы напряглись. Он пытался вдохнуть – и не мог.

Раздался треск. Кабель на плече рванулся, будто живой, и вонзился прямо в корпус. Машина содрогнулась. Металл заскрипел. Кто-то закричал – взрослый голос, судья или техник. Панель вспыхнула ослепительно. Парень внутри рванулся, но шлем держал намертво.

Он задыхался.

Маска запотела. Капли – пот, конденсат, слёзы – стекали по стеклу. Глаза внутри были полны паники. Немого отчаяния.

– Он задыхается, – прошептал Рикки.

С потолка плавно спустились два меддрона. Холодные, чёткие. Но медленные. Протоколы тянули время. Шанса выжить у мальчика становилось все меньше и меньше.

Я не мог двигаться. Ни один мускул. Я боялся. По-настоящему. Экзоскелет казался громадным, опасным. А вдруг взорвётся? А вдруг помешаю?

Я отступил. Руки сжались. Взгляд упал вниз – на запястье.

Фильтр-часы. Мои. Настоящие. Не из витрины, не за деньги – из ночей, ошибок, и желания что-то изменить. Они не выглядели внушительно. Но работали. Очищали воздух. Давали шанс. Я снова посмотрел на костюм.

Он больше не двигался. А внутри – парень задыхался. С каждым мгновением он становился— слабее. Будто тонул в воздухе, которого не хватало.

И я подумал: а если бы там были Рикки, Костя или Федя?

Я бы не ждал.

Это было не решение. Это был толчок. Страх остался – в руках, в коленях, в горле. Но он стал… тише. Незаметнее.

Я шагнул вперёд. Потом – ещё.

– Прикройте, – сказал я.

И побежал.

Зал исчез. Остался гул. Платформа, искры, крики, удары сердца – всё слилось в единый ритм. Я знал: боюсь. До кончиков пальцев. Но он, внутри, уже не мог ничего сделать.

Я прорвался ближе. Воздух здесь был горячим, удушающим. Пахло гарью, расплавленной изоляцией, резиной. Металл дышал жаром. Искры сыпались, как звёзды. Это не просто боль – это было опасно.

Я сорвал часы с запястья. Замер на секунду.

Они были всем. Моей работой. Моей верой. Не красивыми, но живыми. И если сработают – значит, всё было не зря.

Я втиснулся в узкий зазор между платформой и костюмом. Металл обжигал даже через одежду. Парень внутри почти не двигался. Только дрожал. Глаза – полны паники. Ему не хватало воздуха.

Руки дрожали. Но знали, что делать.

Ремешок. Пуск. Индикатор мигнул синим.

Очищение началось.

Он вдохнул. Резко. Судорожно. Но вдохнул.

Он дышал.

Можно было бы остановиться. Но воздух стал другим. Горячим. Горьким. Я попытался вдохнуть – и резкая боль прошила грудь. Кашель вырвался, хриплый, тяжёлый. Всё поплыло.

Я ещё видел, как близнецы бросились ко мне. Как Рикки что-то кричит. Но звук был далёким, как сквозь воду.

Я упал. Не резко. Просто исчез пол под ногами.

И только одна мысль осталась в голове:

Он теперь дышит.

От лица Рикки

Когда меддроны взмыли вверх, унося Алекса и Криса в противоположные стороны, пространство вокруг словно погрузилось в невесомость. Зал, по-прежнему наполненный светом прожекторов и шумом аппаратуры, вдруг потерял голос – и вместе с ним исчезло чувство реальности. Всё осталось на месте: голограммы, вентиляционные щели, высокие панели из стекла и металла. Но воздух стал вязким и тяжёлым, а над площадкой всё ещё витал тонкий, едкий дым, похожий на запах старой, пережжённой пайки. Он цеплялся за вывески, оседал на рукавах и плечах, пробирался в лёгкие, как напоминание о том, что только что произошло.

Мы стояли в полном молчании. Не только дети – даже взрослые казались потерянными, как будто у них внезапно отняли инструкции к происходящему. Никто не решался заговорить первым. Ни один ведущий не произнёс слова. Экраны застыли на прежних кадрах. Всё зависло.

Я чувствовал, как бешено колотится сердце – не как обычно, а так, будто кто-то включил в груди не мотор, а целую турбину на холостом ходу. Этот ритм был не ритмом жизни, а грохотом тревоги, которая заполняла всё внутри.

Рядом стояли близнецы. Федя побледнел, губы его были плотно сжаты, в глазах застыло то ли молчаливое упрямство, то ли страх. Костя крепко прижимал к груди рюкзак Алекса, будто он был последним, что связывало нас с ним. Его руки заметно дрожали.

Из-под стола выбрался Зефир. Он взволновано смотрел на нас троих, как бы спрашивая «все ли с Алексом будет хорошо?». На мгновение мне даже показалось: он чувствует то же, что и мы.

– Это всё? – спросил Костя, едва слышно. – Он… правда ушёл?

Я не знал, что ответить. Никто из нас не знал.

Наш стенд по-прежнему стоял целым. Панель мигала в стандартном режиме, словно ничего не произошло. Но теперь это больше ничего не значило. Работа, которой мы гордились, которую доводили до совершенства, вдруг стала фоном, пустой оболочкой без смысла.

Я смотрел на то место, где ещё секунду назад лежал Алекс. Видел, как он сорвался с места, как снял с руки фильтр-часы, как вложил их в экзоскелет, словно это было единственно верным действием в его жизни. Это был не героизм в классическом смысле. Не подвиг, достойный заголовков. Это было что-то гораздо глубже – инстинкт, почти предчувствие, как будто он всю жизнь готовился к этой секунде, а всё до неё было просто тренировкой.

Теперь его не было с нами. И от этой мысли становилось по-настоящему страшно.

Где-то у дальнего стенда техники из команды «Неон» лихорадочно отключали оборудование, пытались объяснить сбой, договаривались с судьями. Но это уже никого не волновало. Их сложнейшая система подвела. А спасение пришло оттуда, откуда его никто не ждал.

Я внезапно понял, как всё это должно было выглядеть со стороны: команда мальчишек, которую никто не воспринимал всерьёз; самодельное устройство, которое считали забавной поделкой; и прототип, созданный в тишине и скромности, который, в конечном счёте, стал тем, что действительно спасло.

Но вместо гордости я чувствовал лишь пустоту.

Потому что мы остались.

А он – нет.

Федя всхлипнул, вытер нос рукавом и, не глядя, пробормотал:

– Он же дышал… Ты видел?

– Да, – тихо ответил я. – Он дышал.

– Он сильный, – сказал Костя. – У него получится.

Я кивнул, не глядя. Но внутри всё сжималось от боли. Потому что, если быть честным… я не был уверен.

Техник стоял неподвижно, словно всё вокруг утратило движение вместе с ним. Лишь слабое потрескивание расплавленного экзоскелета и тихое шуршание голограмм напоминали, что время всё ещё идёт. Где-то над демонстрационной платформой два меддрона уже исчезали в вышине, унося с собой двух мальчиков: одного – с залитым потом лицом и сотрясающимся от гипоксии телом, другого – с обожжёнными руками, покрытым копотью лицом и отключённым сознанием.

Техник сглотнул, с усилием нащупал тактильный сенсор на браслете связи, активировал соединение и, чуть наклонившись, почти шёпотом произнёс:

– Протокол «чёрный». Экстренное соединение с господином Милоном. Срочно.

Почти сразу в воздухе ожила голографическая проекция. Лицо, возникающее на экране, было холодным, резким, будто выточенным из металла. Ни одного лишнего движения. Ни одного лишнего слова.

– Говорите, – последовал ровный, сухой голос.

– Господин Милон, – техник вытянулся, будто собеседник мог видеть каждую складку на его форме. – Это старший техник сектора «Неон» Зак Хартон. Во время демонстрации произошёл перегрев термоблока. Экзоскелет заблокировался. Ваш сын оказался внутри. Без доступа к кислороду.

На другом конце повисла тишина. Не глухая – осмысленная. Жёсткая, как пауза перед вердиктом.

– Состояние? – спросил Милон, ни на миг не теряя самообладания.

– Стабилизируется. Его эвакуировали меддроны, в данный момент он находится в пути, под наблюдением, – отрапортовал техник, спеша выдать главное, пока не дрогнули голос и пальцы.

– Причина отказа?

– Предварительно – сбой в термозащите из-за перегрузки. Ведётся расследование. Но… – он запнулся, – с вашего позволения, я должен добавить: система не спасла его.

Милон промолчал.

– Его спас участник ярмарки, – продолжил техник. – Алекс Ритц. Школа Биосферы. Зарегистрирован на проект B-17. Мальчик бросился в зону поражения, снял с руки свой какой-то прототип предмета наподобие часов и надел их на запястье вашего сына. Определить, что это именно было невозможно, по причине прототип был ликвидирован, расплавился. Совместно с ним действовали еще трое товарищей из команды. Именно благодаря их слаженным действиям сильно поврежденный корпус экзоскелета был вскрыт, и Кристоф получил воздух.

– Где сейчас этот мальчик? – голос Милона был тем же – сдержанным, но теперь в нём звучало нечто, похожее на сжатую сталь.