Хумай

Шульген так посмотрел на нее, что казалось, будь он не за решеткой, а рядом, то схватил бы ее и задушил бы на месте от ярости. Хумай было неприятно продолжать этот разговор, и она в который раз пожалела, что затеяла его. Поэтому решила перевести тему с Урала на Заркума, надеясь, что от кипящей в нем злости Шульген расскажет, что на самом деле его связывало с ним.

– Почему ты пришел ко мне в компании сына Кахкахи Заркума? – напрямик спросила она и посмотрела ему в глаза.

Шульген не отвел глаза и внимательно разглядывал Хумай. Как будто лицо его разгладилось, и даже исчезла злость. Казалось, он обдумывает какие-то свои мысли.

– Что же ты молчишь, Шульген? – задала ему еще один вопрос Хумай, втайне надеясь, что вот сейчас он ответит, что они друзья и действуют заодно, и у нее будет аргумент перед Уралом, почему она посадила его брата в темницу. А, главное, у нее будет веская причина не выпускать Шульгена из плена.

– А почему я должен тебе об этом рассказывать, царевна? – наконец прошипел Шульген.

– А почему ты считаешь, будто ты в таком положении, что можешь выбирать рассказывать мне или нет? – гневно спросила Хумай, не сдержавшись и забыв о своем решении не поддаваться эмоциям.

Шульген вновь замолчал, пренебрежительно и нарочито показательно разглядывая ее лицо.

– Ты за этим сюда пришла? – наконец спросил он ее, ухмыляясь, будто он ведет этот разговор и он узнает у нее нужные ему сведения. – Хочется знать, что меня с ним связывает?

Хумай не понравился его тон, но она понимала, что он намеренно ее провоцирует, и старалась сохранять спокойствие.

– Отвечай на вопрос, егет, иначе я отдам тебя на растерзание своему тулпару. Таких гнилых, как ты, он не любит, и размазывает в месиво одним своим копытом.

Шульген гортанно рассмеялся.

– Напугать меня решила, белая лебедушка Хумай? Не выйдет. Не поминай лишний раз коня своего, вдруг мне еще его усмирять придется за твое сердце.

– Я жду. – нахмурила брови Хумай.

– Что ж, царевна, вот тебе мой рассказ. – презрительно ответил ей Шульген, всем своим видом показывая, что делает большое одолжение. – Когда-то вышли мы с моим братом Уралом в путь, чтобы искать тот Родник, о котором ты нам поведала. Но так случилось, что наши пути разошлись. Он всегда был честолюбивым и мечтал о славе батыра. Не захотел вместе путь продолжать под видом того, что, если мы разделимся, так быстрее Родник найдем. Так я и пошел своей дорогой, а Урал – своей. Долго я шел, много чего повидал на своем пути, но однажды повстречался мне Заркум. По глупости своей принял я его сначала за обычного человека, рассказал всё про себя, про брата своего Урала, про то, что ищем мы Яншишма с благой целью. А он заманил меня в царство дивов, притворившись, что зовет в гости во дворец к своему отцу-падишаху. Когда я понял, куда попал, было уже поздно. Стал я у них пленником, царевна. Пленили меня они, как и ты. Они и за Уралом охотились, но при мне его еще никто из них не смог поймать.

Хумай напряженно слушала его, сдвинув брови и сомкнув губы, сопоставляя в голове факты.

– Зачем вы пришли в мой дворец с Заркумом? Какая у него была цель?

– Акбузат их цель, кто же еще. – усмехнулся Шульген. – Думали, вдруг я смогу побороться за твое сердце и усмирю Акбузата. Тогда бы они получили его.

Хумай прислушалась к своим ощущениям. Ей не понравилось, как он говорил об Урале, пытаясь выставить его в дурном свете перед ней, но не стала зацикливаться на этом, потому что знала со слов Урала, как было на самом деле. Что касается знакомства с Заркумом и его пленением, то всё это вполне могло быть правдой. Она чувствовала, что Шульген не врал, но и будто что-то недоговаривал. Кахкаха, несомненно, хотел бы извести Урала, но только мог ли знать об этом Шульген, если, как он утверждает, был пленником у Заркума?

– Ты и вправду решил получить Акбузата? – спросила его Хумай, и издёвка проскользнула в ее словах, которую она не смогла скрыть.

– Я был бы не против, – мерзко ухмыльнулся Шульген, – заполучить и волшебного тулпара. Но у меня был свой план, и я не собирался, завоевав Акбузата, продолжать подчиняться Заркуму. У меня есть своя миссия, я хотел продолжить поиски Яншишма. Мы с Уралом обещали родителям, что найдем его.

И снова Хумай поняла, что он опять выдал ей правду частично. Так, как выгодно было ему.

– Почему же ты не сбежал от Заркума, когда отправились вы в мою страну? – задала она резонный вопрос.

– Нас сопровождал один из самых огромных дивов, что были у Азраки. Он донес нас до границ твоей страны, а дальше мы уже шли пешком. Я ведь уже упомянул, что мы были не у змеев, а у дивов. Заркум соврал мне, что он сын Азраки. О том, что его отец Кахкаха, я узнал только что от тебя.

Хумай внимательно посмотрела ему в глаза. «Теперь не лжет», – растерянно отметила она про себя.

– Неужто ты не мог побороть и Заркума, и этого дива?

– А зачем мне это надо было делать, если мы отправились за Акбузатом? Мне не помешал бы такой помощник.

И здесь не лгал Шульген. Акбузат ему был нужен, это правда.

– Тебе что-то известно про твоего брата? Может, нашел он Родник? – Хумай решила проверить, что знает он об Урале.

– Нет, я ничего не слышал о нем с того момента, как мы разошлись, – спокойно ответил Шульген.

– Откуда же тебе известно, что дивы хотели поймать и его? – спросила Хумай настороженно.

– Тайком подслушивал обрывки разговоров во дворце Азраки. – хмыкнул Шульген. – Слышал, что они знают, что есть такой сильный батыр Урал, который ищет Родник. Кто захочет оставлять в живых батыра, который решил вернуть жизнь выжженной земле и прогнать всю нечисть обратно в Нижний мир? Я понял, что они и на него охотятся.

– Что же они не убили тебя? – задала Хумай вопрос.

– Не знаю, царевна. – Шульген смотрел на нее холодным и колючим взглядом, сдвинув брови. – Хотели меня использовать, но ты вмешалась в их планы.

Видно было, что ему нелегко даются эти слова. Какой батыр захочет рассказывать о себе такое и показывать свою слабость? Он зло сплюнул себе под ноги, и Хумай в который раз поразилась, сколько в нем ненависти.

– Ещё вопросы? – спросил он у нее, сощурив один глаз.

– Вопросов больше нет. – ответила ему Хумай. – Жди, егет, моего решения по твоей дальнейшей судьбе.

И резко захлопнула окно, не дожидаясь какого-либо ответа от него.

____________________________________________________________

После разговора с Шульгеном Хумай требовалось осмыслить полученную информацию и понять, стоит ли доверять ему. Она полетела в ту самую рощу, где обсуждала с отцом, что ей делать дальше. У большого раскидистого дуба села на поваленную сосну, прислонившись спиной к шероховатому стволу старого дерева. Под его раскидистой сенью было по-осеннему очень уютно. Солнце светило через пожелтевшую крону, с которой время от времени падали, плавно кружась в воздухе, листья. Его мягкий свет ласкал всклокоченную словно со сна траву, росшую на полянке, на краю которой примостился дуб. В роще было очень тихо, и Хумай даже слышала, как где-то невдалеке шумит ручей. Долго сидела она, сложив руки на коленях и уставившись в одну точку. В голове было пусто, ей совсем не хотелось анализировать всё сказанное Шульгеном, а хотелось, чтобы и вовсе его не было на этом свете и чтобы никогда она не знала о нем и уж тем более не сажала в темницу. Мысли покинули Хумай, она будто бы зависла в пространстве, устремив свой взгляд неведомо куда. Только выскочивший случайно на полянку зайчишка спугнул ее, хрустнув веткой. Услышав его, лебедушка вздрогнула от испуга, но, увидев, кто ее напугал, лишь вздохнула. С этим вздохом пришли мысли, путанные и невеселые. Они ворвались в ее сознание вихрем и не хотели никак упорядочиваться. Она думала то о Шульгене, то об Урале, то о Заркуме, то опять об Урале и о том, что он скоро уйдет вместе с Акбузатом. Пытаясь их как-то упорядочить, Хумай затрясла головой, отчего ствол дерева едва качнулся, но и этого еле уловимого движения хватило, чтобы на руки ей тихо опустился красивый весь пожелтевший дубовый лист. Она повертела его, разглядывая темные прожилки, аккуратно погладила их пальчиками и снова вздохнула. Скачущие мысли в голове вдруг улеглись, как волны моря в штиль, и потекли уже спокойно.

Первым делом Хумай прислушалась к своим внутренним ощущениям. Ей было важно понять, что лежит в основе той бури эмоций, которая не утихала уже несколько дней. Ненависть ли к Шульгену так выражается или это её интуиция криком кричит? Пока у нее не было ответа на этот вопрос. И ненависть к нему жгла ее душу, и опасность от него она чуяла. Больше всего она переживала, что ее опасения могут быть продиктованы ненавистью к нему, а не исходить от него на самом деле. Что, если она сама выдумала эту опасность? Что, если он сам по себе такой, не очень приятный человек? Бывают ведь хмурые люди. Вот, например, Янтимер! Всегда хмурый, всегда недовольный, не доверяет никому, ему не нужно человеческое общение. Так и Шульген, может, такой же… Или всё-таки нет?.. Несмотря на то, что он рассказал гладкую историю, к которой-то, если и захочешь, не особо можно придраться, желания выпускать его из плена не появилось. Наоборот, что-то липкое и черное оплетало сердце Хумай, когда она думала, что должна это сделать из уважения к своему будущему мужу.

От всех этих мыслей на душе у нее было тошно. Хумай окончательно запуталась и решила, что с эмоциями и чувствами разберется попозже, и поэтому постаралась мыслить логически. Урал нашёл Айхылу, вернул её домой в целости и сохранности, об этом не узнали ни Азрака, ни Кахкаха, и война еще не вошла в их страну полноправной хозяйкой. Когда Урал оседлает Акбузата, они уйдут искать Родник Жизни и воевать с дивами и змеями. Возможно, у него больше не будет возможности увидеть своего брата. На секунду Хумай вспомнила, что она чувствовала, когда им с Айхылу пришлось расстаться на время. От одних этих воспоминаний ее передернуло, словно кто-то дыхнул на нее морозом, и у нее по плечам побежали мурашки. Она поёжилась и потерла ладони друг об друга, затем сложила руки на груди крестом, спрятав пальцы под мышками, и сгорбилась, будто на ее плечах лежала невыносимая тяжесть. На коленях у нее лежал тот самый дубовый желтый листок, переломленный пополам и осыпавшийся мелкими крошками по краям. Вдруг Хумай разозлилась на него и недовольно стряхнула его на землю с платья.

– Ты был таким красивым! – выкрикнула в сердцах. – А теперь взял и развалился!

Не выдержав, лебедушка расплакалась. Горькие слезы давно душили её, но держала она их в себе под крепким замком. И вот теперь, наблюдая за тем, как умер осенний лист, позволила девичьим слезам выплеснуться наружу.

– Умирает всё, – утирая слезы воланами рукава платья, торчащими из-под еляна, шептала Хумай. – Умрёт когда-то и Урал, и только мне жить вечно… Зачем же мать омыла меня в Роднике! Вечная жизнь – это наказание, а не награда. Только земля и небо имеют на это право, а у нас, их детей, должны быть и свое начало и свой конец…

Мысль о смерти, внезапно навеянная рассыпанным дубовым листком, окончательно убедила Хумай выпустить Шульгена. Никакого права у нее не было разлучить братьев и не дать им увидеться перед тем, как Урал и Акбузат уйдут. Она знала: если пойдет на поводу у своих опасений и ничего не скажет об этом Уралу, то в будущем всё равно пожалеет о таком решении. Муки совести сгрызут её душу в клочья и раздавят сердце, как только Урал уйдет, и всё равно придется выпустить Шульгена, чтобы хоть как-то спокойно жить дальше. А если Шульгена выпустить, когда Урала уже не будет, неизвестно, как он поведет себя дальше. Не переметнется ли от злости к дивам и змеям, раз уж и так пришлось ему завести с ними знакомство? Лучше уж выпустить его сейчас и дать братьям поговорить, пообщаться. Вдруг Урал сможет повлиять на Шульгена и своей братской любовью повлияет на его черное сердце? Или Шульген захочет помочь Уралу найти Родник? Или же… Позавидует брату. Его счастью, Акбузату, мечу и посоху. Такое исключать тоже нельзя.

Хумай вытерла слезы, усилием воли прекратила поток размышления, твердо приняв решение, встала и гордо выпрямила спину. Вышла на середину полянки, поймала слабый солнечный свет, подставив ладонь. Улыбнулась ему, словно своему братику.

– Выше нос! – подбодрила она саму себя. – Можно много чего додумывать и придумывать. Меньше слов – больше дела. Просто сделай это, Хумай!

После чего она побежала по кругу, подпрыгнула, и мгновенно перевоплотившись, полетела во дворец.

Приземлилась она во внутреннем дворе, где когда-то носился обезумевший Сарысай. Тяжелые ворота, которые он снес, мужчины уже успели поставить заново, и теперь зияющей дыры не было. Хумай постояла некоторое время перед ними, рассматривая их и вспоминая, как на этом месте прощались они с Уралом в первый раз, когда ушел он искать разноцветную птицу. Сколько времени прошло с тех пор? Как будто не так уж и много, но и в то же время – целая жизнь. Хумай посмотрела на небо. До самого горизонта оно было чистым и по-осеннему звонким.

Надо было найти Урала, пока ею одолела безумная решительность и она не передумала. Хумай сразу направилась в его покои, но в них было пусто, что очень удивило ее, потому как в последние дни Урал только и делал, что отсыпался. В нем скопилась бесконечная усталость, которую можно было только утолить сном.

Хумай немного постояла, в задумчивости потирая ладони друг об друга и размышляя, где же он может быть. Затем она вышла из комнаты и направилась на кухню. Но Урала не было и там. Только кухарки что-то мыли, резали и готовили.

– Вы Урала не видели? – крикнула Хумай, решив не проходить внутрь, чтобы не никому не мешать.

– С утра не видели, – кто-то ответил ей, не высовываясь из большого чана. – Как встал, мы его до отвала накормили, и он ушел.

– Ох, и аппетит у твоего жениха хороший! – покачала головой проходившая мимо старая Айбану. – Целый чан съел, и то голодный остался! – и засмеялась, показав щербатый рот.

– Да неужто? – Хумай улыбнулась ей в ответ. – Разве твоя стряпня может кого-то голодным оставить, Айбану-апай?

Именно Айбану в детстве готовила ей и Айхылу. У нее были такие теплые морщинистые руки, что Хумай представляла всегда себе, что это их бабушка. Иногда она брала руки Айбану и держала их в своих ручонках, наслаждаясь их теплом и вкусным запахом еды.

– Не знаю, – вздохнула Айбану, – уж больно батыр недовольный ушел.

– Он не недовольный, – рассмеялась Хумай. – а очень серьезный.

– Ага… – покивала Айбану. – Брови в одну у него слились, никак не отлипнут друг от друга.

Хумай уже собиралась затворить за собой дверь, как Айбану встрепенулась и окликнула её.

– Стой, лебедушка моя!

Хумай вновь открыла дверь.

– Совсем я забыла! Отец ведь прилетел! Может, твой егет у него, поищи его у Самрау.

– Отец вернулся? – переспросила Хумай. – Ты не спрашивала, как Айхылу?

– А то как же! Конечно, спрашивала про мою бедненькую птичку! – закивала Айбану. – Всё хорошо у нее, долетела до матери.

Хумай кивком поблагодарила ее и вышла.

Айбану была права. Урал был у Самрау в малом зале. Они о чем-то оживленно спорили, когда вошла Хумай.

– … я не вижу смысла посылать людей на войну! – услышала она слова Урала.

Как только Урал увидел её, лицо его сразу преобразилось. Лоб разгладился и брови, на которые ругалась Айбану, разошлись в разные стороны. Широкая улыбка осветила его лицо, и черные глаза, в которых давно уже утонула Хумай, улыбнулись вместе с красиво очерченными губами. На эту улыбку Хумай вспыхнула и попыталась спрятать смущение: не время сейчас. Надо наконец уже озвучить ему то, что она решила сегодня, пока весь ее боевой дух не растерялся.

Самрау, стоявший к ней спиной, по реакции Урала понял, что вошла Хумай, и повернулся к ней.

– Ты пришла, Хумай.

– Да, отец. Я искала Урала.

Самрау кивнул.

– Айхылу добралась. С ней всё в полном порядке.

– Я видела Айбану-апай, она мне рассказала.

– Вы уже решили, когда будет майдан? – спросил Самрау их обоих.

Урал и Хумай переглянулись.

– Мы не спешим, падишах. – ответил Урал. – У Хумай не готов еще свадебный наряд.

– Хорошо, но не затягивайте. Еще немного и начнутся дожди, а это не лучшее время для свадебных гуляний.

Все трое замолчали. Самрау заметил, что у его дочери лихорадочно горели глаза. Он понял, что у нее был серьезный разговор к своему жениху.

– Что ж, Урал, – сказал наконец. – Я думаю, мы с тобой договорим немного позже. Вижу, что мою дочь сильно что-то волнует. Оставлю вас наедине.

– Хорошо, падишах. – ответил ему Урал.

– Спасибо, отец. – тихо сказала Хумай.

Урал смотрел только на нее и тоже видел, что она взбудоражена. Как ушел Самарау, никто из них даже не заметил.

– Что с тобой, Хумай? – Урал подошел к ней и осторожно заглянул ей в глаза.

На мгновенье ей показалось, что сейчас вся ее решимость вытечет из нее и она не сможет всё-таки признаться ему, что держит его брата в плену. Но всё же Хумай пересилила себя, не отвела взгляд, а серьезно посмотрела на своего жениха.

– Урал… – прошептала она.

– Что случилось, лебедушка? – Урал схватил ее руки и прижал к своей могучей груди. Его тревожили печальные глаза Хумай и пульсирующая на тонкой лебединой шее вена.

– Я должна тебе открыть свою тайну. – Хумай тяжело сглотнула, помолчала немного, собираясь с силами, и продолжила. – Урал, утром того дня, как ты в первый раз пришел в мой дворец, ко мне заявились Заркум и Шульген, и я посадила их в темницы.

____________________________________________________________

Урал-батыр непонимающе посмотрел на Хумай, едва уловимо отшатнулся и отпустил её руки.

– Ты хочешь сказать, что мой брат твой пленник? – спросил он и улыбнулся той улыбкой, которая бывает лишь тогда, когда приходит дурная весть и когда слышащий ее хочет, чтобы это была шутка.

– Да, – кивнула Хумай.

Урал с шумом вздохнул, прошелся по залу, провел пятерней по волосам. Хумай не спешила с объяснениями, решив, что ему нужно время переварить эту новость.

– Столько времени он сидит в твоей темнице, а ты только сейчас мне говоришь об этом? – Урал повернулся к ней всем корпусом и сложил руки на груди. Брови его вновь соединились в одну полосу. – Почему ты молчала, Хумай?! Разве я не спас Айхылу, как ты просила? Разве я не привел твою сестру домой? Разве не отдал тебе свое сердце батыра, Хумай, когда я и не думал делать это вообще когда-либо любой из девушек?

Он еще походил немного, помолчал, потом резко остановился перед ней.

– Ох, Хумай!.. – практически прорычал ей в лицо.

– Урал, – Хумай сглотнула, и вена на шее запульсировала еще сильнее. – Выслушай меня сначала, а судить будешь потом.

– Хорошо, Хумай. Я выслушаю тебя, – сказал Урал и с силой сжал губы, отчего его упрямый подбородок еще сильнее выдвинулся вперед, а ноздри обострились до предела.

Хумай изо всех сил пыталась сдержаться и не расплакаться перед ним, сохраняя внешнее спокойствие. Только руки ее подрагивали, что говорило о колоссальном напряжении. Она одновременно испугалась, что так долго оттягивала момент признания о Шульгене и что вообще решилась открыть ему свою тайну, уж лучше бы смолчала и никогда не испытывала этот дикий неконтролируемый страх лишиться его любви в один момент.

– В тот день, когда ты попал во дворец, за несколько часов до тебя появились на горизонте два человека. Я решила слетать и посмотреть, кто это такие. – начала Хумай. – Ты же знаешь, что все мужчины ушли за Айхылу, и мы остались здесь одни с девушками и женщинами. Я очень боялась, что могут прийти дивы или змеи. Если бы они прознали, что мы остались без защиты, то легко бы поймали нас. Пока не было отца, я была на чеку каждую секунду. – Хумай помолчала, вновь переживая то чувство страха, что преследовало ее в то время. – Мне было очень страшно, ведь я была в ответе за наш дворец, за девушек… Поэтому и полетела лично посмотреть, кто к нам идет. Это были Шульген и Заркум. Они, увидев меня, сразу стали кричать мне, что идут к Хумай, на что я ответила им, что Хумай нет во дворце, и улетела обратно. Когда они подошли ко дворцу, мы встретили их в виде девушек, и я проводила их в тронный зал, сказав, что Хумай скоро будет. Они вели себя очень нагло, глазели и на меня, и на девушек, раздевая нас глазами.

– Как ты поняла, что это именно Шульген и Заркум? – спросил Урал. – Шульгена ты видела мальчишкой, а Заркум благодаря мне стал юхой. В каком обличии он был?

– Шульген не особо изменился – лишь повзрослел. Я узнала его сразу. —ответила Хумай, немного успокоившаяся тем, что Урал начал задавать вопросы, пытаясь разобраться, что произошло, и понять ее мотивы. – Заркум же был в образе очень красивого парня. До этого, когда он приходил свататься, я видела его в настоящем облике змея. Тогда я запомнила его желтые с вытянутым зрачком глаза. Такие же глаза были у него в обличии юноши.

– Нет, ты ошибаешься! – перебил ее Урал. – У Заркума были обыкновенные глаза, я точно помню.

– Я верю, что ты именно так и видел. Но мы, птицы, видим зорче людей. Через глаза мы можем увидеть душу. Пусть Заркум стал юхой и умеет теперь принимать любой облик, душа его не изменилась и осталась змеиной. – Хумай устало потерла глаза, и поняла, что очень сильно устала. – Глаза не обманывают, Урал. Я увидела, что они у него были змеиными. Так я и поняла, что это он.

Хумай немного помолчала, грустно теребя кончик косы, отчего накосник жалобно позвякивал.

– И ещё, Урал, нравится тебе это или нет, душа твоего брата … не самая светлая. – на самом деле Хумай хотелось сказать, что его душа черная, но она пощадила братские чувства Урала. – Я вижу это через его глаза. В них столько злости и ненависти к миру, что я посчитала будет правильным, если я и его запрячу в темницу.

Урал молчал. Он и сам понимал, что характер его брата сложный и скверный, но не хотел признаваться ни Хумай, ни себе. Сколько он себя помнил, Шульген всегда был таким. Слишком жестким, слишком злым и бесчеловечным. Кто знает, может, в этом была виновата кровь животных, которую запрещали пить родители и которую он тайком все же пил?

– Когда они вошли в тронный зал, то с наглыми видом уселись на почетные места для гостей, – между тем, продолжала свой рассказ Хумай. – мне не понравился их самодовольный вид, будто они пришли победителями в мой дворец. Я не знала, что от них ожидать, но точно знала, что не с добром они пришли. Когда змей превращается в юху, он получает огромную силу, – я учла и это при принятии решения. Ну а что Заркум стал юхой мне стало понятно сразу, иначе как мерзкий склизкий змей стал прекраснейшим юношей? Поэтому, мой егет, я не стала терять времени и быстро спустилась в подземелье и открыла люки под сиденьями Заркума и Шульгена, которые когда-то давно отец сделал на всякий случай. Мы и думать не могли, что они нам когда-то пригодятся. В яму, в которой сидел Заркум, мы сразу пустили воду, и он был вынужден превратиться в змея, ведь вода нейтрализует его умение менять облик. Только так мы могли держать его в плену, чтобы он не сбежал от нас.

Урал продолжал молчать, насупив брови, и внимательно слушать Хумай.

– После того, как я заключила их в темницы, пришел ты. Я не знала, что с ними делать, а тебе я тогда не могла довериться. И, когда ты отправился за Айхылу, всё завертелось: и отец с мужчинами вернулись, и ты Айхылу привел, и свадьба… Я не хочу тебя обманывать, Урал. Очень долго размышляла я, рассказывать тебе или нет. Ты можешь злиться сколько угодно на меня, но в итоге я тебе сейчас в этом признаюсь и не скрываю ничего.

– Что же заставило тебя признаться? – спросил Урал.

– Когда ты напомнил мне об Айхылу, ты был прав. – ответила Хумай. – Ты вернул нам ее, нашел, хоть и не сказала я тебе всей правды о ней тогда. Конечно, тебе помогал посох Кахкахи, но я думаю, ты и без него справился бы. Он всего лишь сэкономил тебе время. И я прекрасно понимаю, что у меня нет никакого права и никакого желания разлучать вас с Шульгеном. Я знаю, что ты любишь своего брата так же, как я люблю Айхылу.

Урал молча смотрел на нее. Не ожидал он от своей невесты услышать такую новость. То, что Шульген находится рядом с ним столько времени, а он даже не догадывался об этом, повергло его в шок. Тяжелее всего ему было принять сомнения Хумай и откровенное нежелание выпускать его брата из плена. Он абсолютно точно понял, что она признается ему лишь потому, что в долгу перед ним, а не потому, что понимает, что Шульген никакой не злодей. Что же касается Заркума, то надо еще выяснить, что их связывает. Ведь Урал и сам с ним водился. Да что там водился! Он сам лично обломал рога оленю и помог ему стать юхой. Так разве это сделало Урала плохим? Конечно, нет!

– Скажи, Хумай. – наконец спросил Урал. – С какой целью ты мне признаешься в том, что держишь Шульгена в плену? Просто рассказать мне об этом?