Хумай

– Ты скучаешь по своему брату? – спросила участливо его Айхылу.

– Скучала ли ты по Хумай? – улыбнувшись, спросил ее в ответ Урал.

– Очень скучала! – ответила ему Айхылу. – Боялась, что больше никогда в жизни мы не встретимся…

Хумай тихонько сжала ей руку под столом и с благодарностью посмотрела на нее.

– Вот и я боюсь этого. – сказал Урал. – Боюсь, что не увидимся с ним больше. Мне бы хоть что-то узнать о нем, хоть весточку от него получить.

Самрау посмотрел на Хумай, которая сидела, опустив глаза и теребя кончик своей золотой косы. Ничего она не сказала на эти слова Урала, никак не выдала себя, что знает, что случилось с Шульгеном.

– Я слышал, что ты одолел не только Кахкаху, но и Катила? – спросил Урала Самрау.

– Да, две страны смог я освободить. Катила я поборол, а Кахкаха бежал от меня к Азраке, теперь они с ним вдвоем замышляют, как забрать наши земли себе.

– У Азраки видела я одного огромного змея, – задумчиво сказала Айхылу. – Он был намного больше того, который приходил свататься к тебе, Хумай.

– К тебе сватался змей? – Урал удивленно посмотрел на Хумай.

– Сватался, – равнодушно пожала плечами она. – Заркум, которому ты помог.

Урал нахмурил брови, и чашка в его руке треснула. Осколки разлетелись в разные стороны, а остывший чай на травах намочил его штаны и рубаху. Он и сам не понял, как так вышло, что его разозлили слова Хумай о сватовстве Заркума.

– На что рассчитывал Заркум? – спросил Урал наконец. – Разве лебедь может быть женой змея?

– О красоте моих дочерей ходят легенды. – сказал падишах. – Однако не только это двигало Заркумом. Он хотел заполучить Акбузата.

Урал кивнул.

– Айхылу, – вдруг встрепенулась Хумай. – Ты говорила, что у Азраки был красивый сын. Опиши мне его, сестра.

– Черты его лица были очень красивы, – Айхылу передернула плечами, вспоминая. – Но его зрачки были змеиными. Я еще тогда подумала, что они вовсе не похожи с Азракой. Тот хоть и див, а глаза у него с обычным зрачком.

– А язык его не раздвоенный был? – спросила Хумай.

– Не знаю, – покачала головой Айхылу. – Я не видела, чтобы он высовывал язык.

– Это был Заркум. – уверенно сказала Хумай.

Урал и Самрау посмотрели на нее внимательно.

– Когда я помог Заркуму проглотить двенадцатирогого оленя, он превратился в красивого юношу со змеиными зрачками. Это было не так давно. – сказал Урал. – Значит, ты его недавно где-то видела?

Хумай растерялась, поняв, что сказала лишнего.

– Я помню его злые змеиные глаза еще с того раза, как он приходил свататься.

Урал недоверчиво посмотрел на Хумай, но не стал ничего говорить.

– Хорошо, будем думать, что все они и в самом деле собрались у Азраки. – сказал Самрау. – Если Кахкаха у него, то, вероятно, и сын его с ним. Урал, каковы твои дальнейшие планы? Что ты намерен делать?

Урал смущенно улыбнулся, переглянувшись с Хумай.

– Я как раз хотел с тобой говорить об этом, падишах Самрау.

Самрау посмотрел на Хумай и увидел, что она замерла.

– Когда прибыл я в твой дворец в поисках Яншишма, заключили мы с Хумай сделку. Я должен был найти Айхылу, а взамен Хумай обещала мне подарить Акбузата и меч. – Урал умолк, размышляя о чем-то своем.

– Продолжай, – кивнул Самрау.

– Я знаю, что Хумай должна отдать дары своему супругу. И я прошу у тебя, Самрау, ее руки. Не думай, что дело только в нашей договоренности. Как только я увидел Хумай, услышал ее речи, всю ночь не мог уснуть, крутился и вертелся, думая о ней. Пока искал Айхылу, все думы передумал о ней и сам не заметил, как она проникла и в мою душу. Отдашь ли ты свою дочь мне в жены, Самрау?

Пока Урал говорил, в душе у Хумай всё ликовало. Сердце ее пело, наконец услышав те слова, которые она так ждала. Нежный девичий румянец медленно расплывался по ее щекам, руки слегка подрагивали от волнения.

– Ну что скажешь, Хумай? – спросил ее отец. – По сердцу ли тебе Урал-батыр?

– По сердцу, – тихо ответила Хумай не в силах поднять глаза на Урала.

– Ну что же, – ответил Самрау. – Тогда свадьбе быть. Будем созывать майдан.

– Не будем, – сказала Хумай. – Я дарю ему Акбузата и меч.

– Но как же так, Хумай? – нахмурился падишах. – Это неправильно. Акбузат достается сильнейшему. Если он не признает Урала?

– Признает и с радостью подчинится, отец.

– Не хочешь звать других батыров, хорошо. Но Урал должен оседлать Акбузата и показать ему свою силу.

Хумай с Уралом переглянулись.

– Хорошо. Урал покажет Акбузату свою силу перед свадьбой.

Самрау устало вздохнул.

– Я надеюсь, что Акбузат примет Урала и не растопчет его.

Урал молча посмотрел на Хумай.

– Этого не будет, отец. – ответила она. – Доверься мне.

____________________________________________________________

После ужина Хумай долго не могла уснуть. Ей не давали покоя слова Урала о Шульгене, они омрачали ее радость от предстоящей свадьбы и заставляли испытывать чувство вины перед Уралом. Чем больше она об этом думала, тем больше начинала сомневаться в правильности своего решения посадить Шульгена в темницу. В конце концов, думала она, он пришел открыто, не таясь. Да, с ним был Заркум, но ведь она даже не знает, что их связывает. Возможно, они просто повстречались на пути. Может, Заркум вновь шел свататься? А Шульген просто искал Родник так же, как и Урал? Ведь он тоже его ищет, хочет помочь выжженной земле, а вынужден сидеть в темнице. Но что, если это не так? Если Шульген и Заркум совместно замышляли нечто плохое? Как ей узнать правду, Хумай не знала. Она была уверена, что никто из них не скажет, что их связывает на самом деле, а говорить с Заркумом и вовсе опасалась. Но и оставлять Шульгена и далее в плену и не сказать об этом Уралу было бы очень странно с ее стороны. Всё же он старший брат ее будущего мужа. С большой любовью Урал за ужином грустил о нем, и от этого ей было невыносимо.

До самого рассвета Хумай прокрутилась на кровати с одного бока на другой, пытаясь понять, как будет лучше поступить в сложившейся ситуации. Но ни к какому решению так и не смогла прийти, когда, уставшая, под утро уснула тревожным сном.

Проснулась она в полдень с тяжелой головой. Так ничего и не решив, Хумай решила посоветоваться с отцом по поводу дальнейшей судьбы Шульгена. Наскоро умывшись, она побежала его искать. От переживаний у нее совсем пропал аппетит и ей не хотелось завтракать.

Самрау Хумай нашла в малом зале, где он что-то обсуждал со старейшинами.

– Что-то случилось? – удивленно посмотрел на нее падишах, когда она резко распахнула двери и застыла на пороге.

– Ничего… – протянула Хумай. – Прошу простить, что помешала вам. Мне надо было с тобой посоветоваться, отец.

– Хорошо, – кивнул ей Самрау. – Тебе придется подождать, пока мы обсудим.

– Да, отец, – сказала Хумай, закрывая дверь. – Я подожду.

Ждать ей пришлось долго. В нетерпении она ходила перед дверью, мяла свои пальцы на руках, вздыхала, но боялась, если уйдет, а разговор отца закончится, он может улететь по своим делам, и потом вновь ей придется ждать его. К тому моменту, когда наконец дверь открылась и из нее вышли старейшины, солнце уже давно перевалило за полдень.

– Тебя можно поздравить со скорой свадьбой, Хумай? – спросил Юлай-агай, улыбнувшись ей.

– Можно, – ответила Хумай.

– Майдан будем собирать, на нем Урал-батыр Акбузату покажет свою силу. – сказал Самрау ей.

– Хорошо, – кивнула Хумай. – Пусть показывает, но других батыров не будет.

– Не будет, – закивал Юлай-агай. – Если никто не вызовется.

– Некому вызываться, Юлай-агай! – сказала Хумай. – Я дарю ему Акбузата и меч.

– Хорошо-хорошо, – не стал спорить с ней старик. – Если других желающих пройти испытания за твою руку не будет, подаришь, если Акбузат не будет против.

Когда старейшины ушли, Хумай обратилась к отцу:

– Давай слетаем в рощу, что растет за болотом. Нам надо серьезно поговорить.

Самрау нахмурился, не понимая, что встревожило его дочь. Молча они вылетели из дворца и направились в рощу, про которую говорила Хумай.

– К чему такая секретность, Хумай? Почему нельзя было поговорить во дворце? – спросил ее Самрау, как только они перевоплотились в людей.

– Не хочу, чтобы кто-то услышал нас, – Хумай схватила его за руку. – Я вчера не спала почти всю ночь, думала, что делать мне! Я держу в пленниках брата Урала Шульгена!

Самрау тяжело вздохнул.

– Вчера за ужином я видел твоё беспокойство, когда Урал говорил о Шульгене. Признаться, и я, Хумай, думал о его пленённом брате. Урал утверждает, что Шульген, как и он, ищет Яншишма.

Хумай устало потерла руками глаза и посмотрела на солнце, будто пыталась и у него спросить совета. Периодически его закрывали плывущие по осеннему небу грузные облака, притягивающиеся к друг другу и окрашивающиеся в темно-синий цвет. Северный ветер бесновался и срывал с деревьев пожелтевшие и покрасневшие листья, закручивая их в воздушные спирали и бросая с надрывом к ногам Хумай.

– Да, – наконец сказала она Самрау. – У меня нет ни одного доказательства того, что Шульген сделал нечто плохое. Я не знаю, связывает их что-то с Заркумом или они встретились друг с другом. Но я сердцем чую, что не с добрыми намерениями они пришли.

– Я понимаю твоё беспокойство. Но тебе не кажется ли, что даже, если Шульген пошел не той дорогой и стал водиться с нечистью из Нижнего мира, то Урал сможет повлиять на него?

– Не знаю, – покачала головой Хумай. – Сомневаюсь, отец… Я скажу тебе прямо: ни за что на свете я бы не выпустила его из темницы. А еще лучше отдала бы его на растерзание тулпарам! И Заркума. Что им сидеть и гнить в темницах? Ради чего мы их держим? Урал вернул нам Айхылу. Мне теперь нет нужды менять Заркума на нее.

Долго молчал Самрау. Он смотрел на свою дочь и видел, как сильно она мучается и не может выбрать, слушаться своего предчувствия или поступить правильно и ради Урала освободить Шульгена. Между ее бровями вразлет залегла морщинка, ее красивые глаза были покрасневшими от недосыпа, губы дрожали, а лицо было белым, словно перо лебедя. Тяжелый выбор приходилось делать его дочери, но он и сам не знал, каково из решений будет правильным.

– Урал вернул нам Айхылу, – наконец сказал он ей, повторяя ее слова. – Так и ты верни ему брата, Хумай. Пусть это может оказаться неправильным решением, но зато будет справедливым.

Хумай закрыла глаза и тяжело сглотнула. Отец озвучил то, с чем ее совесть смирилась еще вчера вечером во время ужина, и то, против чего бунтовали вся ее сущность и разум. «Ошибка, ошибка, ошибка!», – стучало в голове лебедушки, «Так надо, так надо, так правильно…», – шептал кто-то в самой глубине сознания.

Белое лицо Хумай вдруг пошло пятнами от волнения, ей стало трудно дышать от осознания того, какое решение она приняла.

– Хорошо. – ответила она Самрау. – Да, это будет справедливо. Надеюсь, нам не придется платить за эту ошибку.

– Ты переступаешь через себя, Хумай, – покачал головой Самрау. – Может, Шульген изменился за те годы, что ты не видела его? Мы не узнаем этого, пока не выпустим его. Прошу тебя, Хумай, дай ему шанс.

– Да, я дам ему шанс… – прошептала Хумай. – Пусть объяснится, что он делал в компании Заркума. Если его ответ меня устроит, я выпущу его.

– Хорошо, – улыбнулся ей Самрау. – Хочешь будем вместе с ним говорить?

– Не надо, отец, – покачала головой Хумай. – Это моих рук дело, мне и распутывать его.

Самрау вновь тяжело вздохнул.

– Упрямая моя дочь Хумай, – он подошел к ней, погладил ее золотые волосы, которые излучали свет даже в хмурый день. – Когда ты расскажешь Уралу?

– Я подожду, пока Айхылу улетит. Не хочу, чтобы хоть что-то тревожило ее. Пусть летит спокойно к матери.

– Да, я тоже так думаю. – одобрил Самрау. – Бедная моя дочь натерпелась в Нижнем мире.

– Не переживай, отец! – Хумай от злости сжала кулаки. – Когда Урал оседлает Акбузата, я попрошу своего тулпара при встрече с Азракой и Кахкахой быть особенно свирепым. Мы отомстим за Айхылу. Это отродье еще узнает, на что способен мой волшебный конь и его булатный меч!

От злости у нее выступили на глазах слезы бессилья и гнева. Если бы только могла Хумай, то повернула бы время вспять и никуда не пускала бы Айхылу или бы поскакала на Акбузате с ней вместе в тот вечер, разбивший жизнь ее сестренки. Вот и Сарысай остался не у дел, а ведь вместе с Акбузатом они были бы намного сильнее…

Ходившая по небу свинцовая туча вобрала в себя последнее облачко и наконец пролилась холодным промозглым дождем.

Хумай с Самрау полетели обратно во дворец.

____________________________________________________________

Несколько дней спустя Айхылу стала чувствовать себя чуть лучше. Бледность ее постепенно проходила, лицо округлилось, пропала резкость черт от постоянных переживаний, временами стала возвращаться и улыбка. Только глаза были всё так же потухшими да поникшими плечи. Хумай с тревогой следила за сестренкой, гадая, когда же взор Айхылу наполнится светом и жизнью, но всякий раз видела в ее глазах тени прошлого. У нее не было никакого желания наряжаться, хотя раньше Айхылу очень любила красивые наряды. Она, всегда носившая на голове повязку с монетками, сменила ее теперь на головной убор замужних женщин кашмау, что подчеркивало ее печальной красоту: красный цвет был ей к лицу, и монеты красиво обрамляли личико. Однако елян она носила только из черного сатина без каких-либо украшений – лишь рукава были отделаны нашивками из красного сукна, да по вырезу и подолу он был обшит тем же красным сукном. Когда Хумай предложила ей разукрасить его вышивкой, Айхылу лишь печально покачала головой.

– Ни к чему это, Хумай. – сказала она, безнадежно махнув рукой.

У Хумай сжалось от тоски сердце при этих словах, но как помочь ей, она не знала. Могла бы – забрала бы всю ее душевную боль и разделила бы с ней. Только вот у Айхылу пропал муж, за которого ее выдали насильно, без всадника оказался Сарысай, а у Хумай приближался день свадьбы. Чувства к Урал-батыру крепли день от дня, и лебедушка видела, что он отвечает ей взаимностью. От этого она терзалась еще больше, виня себя за счастье, которое они с Уралом не могли скрыть от Айхылу. Стоило ему оказаться рядом с ней, как улыбка непроизвольно оживала у нее на губах, озаряя мягким солнечным светом всё вокруг. Айхылу же, словно обратная сторона Луны, покрылась тенью, из которой не было никакого выхода.

– Что мне сделать, сестра, чтобы ты вновь стала улыбаться? – спросила однажды ее Хумай, терзающаяся перед ней за свои счастливые глаза, когда зашла проведать ее перед сном.

– Не кори себя за свое счастье, – вздохнула Айхылу и отложила в сторону сумку, которую паковала. – Разве может быть человек повинен за любовь? Наоборот, Хумай, я очень рада за тебя.

Хумай порывисто обняла ее, прижала к себе, потом взяла ее ладони и расцеловала их.

– Айхылу, как же мне помочь тебе…

– Никак, Хумай, – покачала головой Айхылу. – Что тут сделаешь…

– Мы найдем тебе нового мужа.

– Кто же возьмет замужнюю? Ни один егет на меня не посмотрит более. А сама я и думать не хочу об этом. – она ненадолго умолкла, а потом резко сменила тему. – Завтра отправляюсь к матери. Пробуду несколько дней с ней, а потом прилечу к тебе на свадьбу.

Хумай погладила красивые блестящие волосы Айхылу, поцеловала ее в макушку.

– Хорошо, Айхылу. Если хочешь, мы всё же присоединимся с Акбузатом.

– Не переживай, – горько усмехнулась ее сестренка. – Теперь я никому не нужна, даже дивам.

– Это неправда, – мягко сказала ей Хумай. – Ты нужна мне, нужна нашему отцу. У нас с тобой есть наша страна, Айхылу. И у меня, и у тебя есть обязательства перед нашим народом. Дивы и змеи покушаются на наши земли, а мы обязаны сохранить их. И я, и ты, Айхылу. Придет время и твой тулпар сослужит нам всем службу, вот увидишь, сестренка! А ты еще будешь счастлива, я точно это знаю.

Хумай долго крепко обнимала ее и гладила по волосам, пока наконец Айхылу не уснула.

А на рассвете она вышла проводить ее и отца. Сарысай уже ждал свою хозяйку. Впервые они встретились с ней после того, как вернулась она домой. Рыжий скакун долго облизывал руки Айхылу и печально ржал, как будто просил прощения, что не смог ее уберечь. Айхылу лишь молча обнимала его за шею и гладила его морду. Хумай тоже рассеянно погладила его по голове, вспоминая, когда в последний раз они виделись с Акбузатом, но так и не вспомнила.

Когда Самрау и Айхылу отбыли, она долго смотрела им вслед, и только, когда они превратились в две маленькие точки на небе, ушла к себе в комнату. На сегодня у нее было запланировано много дел – примерить свадебный наряд, посмотреть, готовы ли украшения к нему, решить с Уралом через сколько дней будет майдан. И было ещё одно дело, которое Хумай оттягивала, как могла. Нужно было наконец спуститься в темницы и поговорить с Шульгеном. Пока она решила не говорить ему, что его брат Урал находится во дворце. Ей хотелось услышать, как он объяснит знакомство с Заркумом. С тех пор, как вернулся Самрау, Шульгена и Заркума сторожили Сыртлан и два его верных батыра. Вчера Хумай решила попросить его, чтобы он был неподалеку, когда она будет говорить с Шульгеном. Всё её нутро чуяло исходящую угрозу от него, и ничего она не могла поделать с этим чувством.

Завтракала Хумай с Ямилей и Зухрой.

– Улетела наша звёздочка Айхылу? – спросила у нее расстроенная Ямиля.

– Улетела, – вздохнула Хумай. – Проводила их с отцом на рассвете.

– Не переживай, – сказала Зухра, – ей там будет лучше. Может, она придет в себя быстрее.

– Разве можно вообще прийти в себя после такого. – покачала головой Ямиля.

– Можно, – спокойно ответила ей Зухра, аккуратно разливая чай в пиалы. – Жизнь, Ямиля, разная бывает. То приласкает нас, то испытания приготовит. Нельзя долго лить слезы о том, что было. Сломаться очень легко, куда тяжелее быть сильной, а нам сейчас без этого никак.

– Нет в тебе сочувствия, Зухра. – Ямиля недовольно нахмурила брови.

– Есть. Мне бесконечно жаль Айхылу. Но я хочу, чтобы она не зарывалась в страдания, а нашла силы жить дальше. Себя можно жалеть очень долго, Ямиля. А жизнь между тем проходит.

– Не будем спорить, – прервала их Хумай. – В твоих словах есть правда, Зухра, но мы должны помочь Айылу и поддержать ее в такое сложное время для нее. Она хотела внести свой вклад в эту войну своим тулпаром, но тулпары не воюют без батыров. Придется Акбузату и Уралу вдвоем биться против Азраки.

– Ты права, – вздохнула Ямиля. – Раз уж ты вспомнила об Урале-батыре, давайте лучше займемся делом… У нас ведь сегодня запланирована примерка свадебного наряда Хумай! Уже готовы кашмау и муйынса, а девушки дошили кульдэк. Нам надо теперь определиться, какого цвета будем шить елян. Белого или черного, Хумай?

Хумай пожала плечами.

– Белый елян разве надевают невесты на свадьбу?

– А почему нет? – удивилась Ямиля. – Нет таких правил, Хумай. Выбирай, что хочешь, а мы сошьем тебе.

– Белый кульдэк очень красиво смотрится с красным муйынса, – сказала Зухра. – Может, и елян белый наденешь, а, Хумай? Красиво будет.

– Пойдемте лучше примерим всё, а там и решим, какого цвета елян будем шить, – встала из-за стола Ямиля.

Хумай послушно отправилась с ними на примерку. Организацией её наряда полностью занималась Ямиля, у нее были волшебные руки, в которых иголка и нитка не шили, а ворожили ткань, создавая самые красивые украшения и платья. Хумай с ней особо не спорила, у нее не было желания заниматься этим, а Ямиле она полностью доверяла.

Первым делом ее облачили в белый кульдэк и шаровары, сняли с головы повязку с монетами, вместо которой надели платок и под него красный кушмау. Монетки весело звякнули, когда Ямиля аккуратно подправила головной убор. Следом она достала муйынса и надела его Хумай на грудь. Монетки на нем также были расшиты по красному материалу, и вместе с кушмау украшения на фоне белого платья смотрелись очень красиво и органично.

– Хумаааай… – восхищенно протянула Зухра. – Ты прекрасная лебедь!

– А я?! – возмутилась Айхылу шутливо. – А я прекрасная мастерица?

– А ты, видимо, водишься с бисурой! – сказала Хумай, и они вместе с Зухрой рассмеялись.

Ямиля погрозила им пальцем, но тоже не смогла сдержать улыбку.

– Тебе нравится наряд, Хумай? Не могу понять твою реакцию.

Хумай смотрела на себя в зеркало и не могла налюбоваться. Сочетание белого и красного было прекрасным. Выглядел ее свадебный наряд очень свежо и сочно. И вправду она была похожа на лебедь.

– Белый красиво смотрится, Ямиля. – наконец ответила Хумай. – Но разве платье не должно быть цветным?

– Ты волшебная лебедь, Хумай! Нельзя тебе цветной кульдэк. – покачала головой Ямиля.

Хумай вздохнула, покрутилась перед зеркалом, любуясь собой.

– Хорошо. – сказала она Ямиле. – Пусть будет так. Только елян пусть будет черный. Мне кажется, красиво будет смотреться.

– Как пожелаешь, Хумай, – кивнула ей Ямиля. – На его изготовление нам понадобится дня три-четыре. Так что вы майдан планируйте так, чтобы мы в спешке не дошивали. Не люблю я торопиться.

– Я не тороплюсь, – сказала Хумай. – Слишком мало дней нам отведено, чтобы мы хотели быстрее сыграть свадьбу.

– Даже и не знаю, завидовать или сочувствовать тебе, – вздохнула Зухра. – Такой егет у тебя в женихах, Хумай, и такой у него выбор…

– И я не знаю… – сказала Хумай, рассматривая свой наряд в зеркало и бережно поглаживая монетки на груди.

____________________________________________________________

Перед тем, как спуститься в темницы, Хумай сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, пытаясь настроиться на спокойный и ровный тон, которым она хотела говорить с Шульгеном. Нет силы в ненужных эмоциях. Только холодный рассудок и птичья зоркость помогут ей понять, что руководит Шульгеном. Сыртлан молча стоял рядом, не задавая никаких вопросов. Он всё понимал и так.

– Пойдем? – Хумай вопросительно посмотрела на него.

Сыртлан всё так же молча кивнул и зажег два факела, чтобы светить ими путь в темницы. Спускались они медленно, не торопясь. То ли отвар из сушеной мяты помог Хумай унять скачущее сердце, то ли глубокое дыхание. Несмотря на внутреннее напряжение, она была предельно собрана и готова к разговору.

На страже Шульгена и Заркума сегодня стоял Янтимер, суровый батыр с огромными ручищами, как кувалды. Хумай знала, что он очень немногословный и нелюдимый человек, предпочитающий проводить время в обществе лошадей, а не людей.

– Мы будем недалеко, Хумай. – сказал ей Сыртлан, уводя с собой Янтимера. – Оконце Заркума не вздумай открывать, у меня нет доверия к нему. Шульгена можешь не бояться, он не в состоянии выбраться из темницы.

Хумай кивнула. Подождала, когда Сыртлан и Янтимер уйдут, и только потом осторожно подошла к оконцу и открыла его.

Несколько мгновений было так тихо, что Хумай успела испугаться, не умер ли Шульген в темнице. Сначала её охватила паника, но затем она вспомнила, как Сыртлан говорил ей, что его и Заркума хорошо кормят и следят за их состоянием.

– Подойди к окну, пленник. – сказала она. – Я, Хумай, пришла говорить с тобой.

Зарешеченное оконце находилось на уровне лица Хумай, и она увидела, как к нему медленно подошел Шульген. От его самодовольного вида, с которым он заявился к ней с Заркумом, не осталось и следа. Лицо его было изможденным, состаренным от недостатка света и воздуха, на впалых щеках клочками росла борода, сальные волосы слиплись. Глаза, привыкшие к темноте, он щурил и прикрывал их поначалу руками от факела. Когда же они привыкли к свету, он со злобой посмотрел на Хумай.

– Надо же… А я думал, ты решила меня сгноить в этой темнице. – голос его звучал очень хрипло и неприятно. «Словно ворон каркает», – подумала Хумай, разглядывая его и пытаясь увидеть хоть какой-то признак доброты и чести, но видела лишь злое, полное ненависти лицо. Они были с Уралом неуловимо похожи, но от каждого из них исходила разная энергия. Если от Урала веяло силой, добром, созиданием, то от Шульгена исходило нечто низкое, что-то разрушающее, смердящее нечистотами.

– Я дала тебе время, чтобы ты исправился, егет. – сказала Хумай. – Надеюсь, ты с пользой провел его и осознал свои проступки.

– Всё не можешь мне простить, что сломал тебе крыло и хотел тебя съесть? – вдруг захохотал Шульген, некрасиво обнажив десна.

Хумай едва не отшатнулась от его жуткого в свете пламени оскала, но переборола себя.

– Не только, егет, хотя, признаюсь, что я до сих пор помню тот случай. Твой брат проявил сострадание, а ты – нет. Как такое можно забыть?

– А ты поверила моему брату?! – вдруг разозлился Шульген. – Да он бы первый тебя и съел. Всегда больше всех ел, потому и вырос таким здоровенным батыром.

– Вай, – покачала головой Хумай. – Ты говоришь обидные слова о нем, это не красит тебя, егет.