Хумай

– Нет! – вскрикнула Хумай в удивлении. – Неужто ты думаешь, что я решила так похвастаться? Вот, дескать, какая я умница, обоих злодеев поймала и в темницы посадила!

Почему-то этот вопрос Урала разозлил её. Столько она маялась, пытаясь решиться на признание, столько переживала, что вынуждена выпустить Шульгена из плена, что этот намек батыра на то, что она решила только признаться, а не выпускать его брата, больно уколол ее измаявшуюся душу.

– Разве не понятно, что я собираюсь освободить Шульгена? – Хумай отвернулась от Урала, чтобы он не видел, как злые слезы выступили у нее на глазах.

Но батыр, хоть их и не увидел, прекрасно понял, что еще чуть-чуть и его прекрасная лебедушка расплачется.

– Хумай, – мягко сказал он и, подойдя к ней, обнял ее за плечи. – Я не виню тебя, что ты посадила его в темницу. Что тебе еще оставалось делать? Это был разумный шаг с твоей стороны. Но мне не нравится, что ты так долго молчала об этом. Я понимаю, что Шульген в первую нашу встречу много лет назад вел себя не очень приветливо… Конечно, у тебя есть право не любить и опасаться его, но он мой брат, Хумай. Я знаю, что он не такой, каким выставляет себя. На самом деле у него доброе сердце, и он тоже ищет Яншишма, как и я, и хочет спасти вымершие земли. Давай я с ним поговорю и узнаю, что связывает его и Заркума?

Хумай замерла в объятиях Урала, вытянувшись, как струна. Ей и хотелось прижаться к нему, и вместе с тем хотелось оттолкнуть за то, что не понимает, что Шульген в самом деле представляет опасность.

– Я говорила с ним, и он мне рассказал, что Заркум его обманом привел во дворец Азраки, и там его посадили в плен. Азрака и Кахкаха прознали о том, что и ты, и он ищете Яншишма, и решили от вас обоих избавиться. Заркум хотел использовать его, чтобы добыть Акбузата. Они шли сюда, чтобы Шульген посватался ко мне и оседлал моего тулпара. Правда, Шульген убеждал меня, что у него были свои планы на Акбузата. Говорит, что хотел избавиться от Заркума и уйти с Акбузатом искать Родник.

– Ну вот видишь! – обрадовался Урал-батыр. – Я же говорил, что Шульген не опасен! Я знаю, о чем говорю, Хумай! Мой брат, как и я, служит великой цели!

– Нет, Урал. – жестко оборвала его Хумай. – Говорить можно всё, что угодно. Его слова не вызывают у меня доверия. Я не буду скрывать от тебя: у меня нет никакого желания его выпускать, но я сделаю это ради тебя, егет.

– Хорошо, Хумай. – радость Урала как рукой сняло после слов лебедушки. – Я тебя понял. Спасибо тебе за твою честность. Я рад, что ты нашла в себе силы признаться мне.

Хумай медленно кивнула, глядя ему в глаза. Удивительным образом волнение, овладевшее ею перед разговором, улеглось. Реакция Урала как будто вдруг разрешила ей и пленять его брата и, главное, иметь на это право. Ведь это они с змеем явились в ее дворец, нагло требуя ее аудиенции, и она защищалась как умела.

– А теперь идём, Урал. Выпустим твоего брата на волю.

И, резко развернувшись, первая вышла из зала. За ней неспеша двинулся хмурый Урал-батыр.

____________________________________________________________

Хумай шла быстрым шагом, не оглядываясь. Она знала – Урал идет за ней. Его шаги раздавались за ее спиной такой тяжелой поступью, словно батыр нес на себе всю тяжесть неба. «Шульген еще не успел выйти, а уже посеял раздор между нами, – с горечью подумала она. – Зря! Зря я играла в благородную царевну Хумай! Он нам всем еще покажет…». Обидные слезы душили ее, но она не позволяла пролиться ни одной слезинке.

Урал шел за ней молча, смотрел на вытянутую, как струна, спину Хумай и видел, как сильно она напряжена. Монетки на ее волосах сердито звякали при каждом ее чеканном шаге, и это даже могло бы забавлять его при других обстоятельствах. Но вышло так, что его невеста посадила в темницу его брата просто потому, что он ей не нравится и она считает его злодеем. Урал никак не мог взять в толк, почему же Хумай не может простить Шульгену тот случай? Ведь они не знали, что поймали волшебную птицу, пока она не заговорила. Если бы его брат знал об этом, он бы ни в коем случае не стал ей ломать крыло и тем более пытаться приготовить из нее ужин. Конечно, Шульгена сложно назвать добрым батыром, но он и не злодей. Он ведь так же, как и Урал, отправился на поиски Родника. Одни и те же родители их воспитывали, в одном и том же месте они жили, одни и те же уроки жизни проходили с ним вдвоем, так отчего же тогда Хумай полюбила Урала и невзлюбила Шульгена? Она и не видела его после того случае ни разу. Как же могла лебедушка делать такие поспешные выводы о нем? Про Заркума Урал, конечно, собирался поговорить с братом и узнать, почему он с ним заявился во дворец Самрау. Урал еле слышно вздохнул про себя. Хумай тревожила его сердце. Бередила его, сама этого не понимая. Как увидел он ее впервые в девичьем обличии, так и потерял свою голову, хоть и пытался сопротивляться этому. Никогда Урал не хотел испытывать хоть раз в жизни это странное для него чувство – любовь к женщине. Он любил мать свою, Янбику, любил отца, Янбирде, любил землю, которую хотел спасти для человечества. Но о любви к женщине он даже и не думал, потому что знал, что такая любовь опасна. Она кружит голову мужчинам, лишает покоя и заставляет витать в облаках. А у Урала совсем другие цели. Две первые жены совсем не мешали его призванию. У него не было чувств ни к одной из них, он даже толком не знал, испытывали ли они к нему хотя бы симпатию. Он не спрашивал, да и не интересно это было для него. Народ освобожденных стран просил оставить наследника, и он оставлял. У каждой из них была всего одна ночь с ним, после которой он легко уходил, забывая о девушке, как только она скрывалась из виду. Но с Хумай всё было иначе. Иногда он смотрел на нее и сам не понимал, как однажды сможет сесть на Акбузата и улететь от нее на войну. Как он проведет полжизни, а, может, и всю жизнь без нее? Как просыпаться без ее улыбки? Как не иметь возможности дотронуться до ее нежной ручки? Как не видеть ее любящих глаз? Урал не знал ответов на эти вопросы, потому что их и вовсе не было на свете.

– Мы пришли. – Хумай резко остановилась, и Урал с удивлением обнаружил, что они уже спустились и стоят у двух одинаковых дверей. На посту стоял знакомый ему уже батыр.

– Сыртлан, – обратилась к нему Хумай. – Наш пленник Шульген – брат Урала. Мы пришли его освободить.

Сыртлан ничего не сказал Хумай, только посмотрел на нее как на безумную и кивнул, не споря. «И он против этого!», – вдруг понял Урал, и ему стало неприятно от этого осознания. Он знал, что Сыртлану безоговорочно доверяет Самрау, и ему показалось, что и падишах против этой затеи.

– Отец знает, – словно услышав его мысли вдруг произнесла Хумай, и Урал не понял, кому она сказала – ему или Сыртлану.

– Он хотел, чтобы я освободила твоего брата. – добавила она, посмотрев на Урала впервые с того момента, как они вышли из малого зала.

Урал кивнул, несмело ей улыбнувшись виноватой улыбкой, отчего тут же разозлился сам на себя и нахмурил недовольно брови: разве он виноват в чем-то перед ней?

Хумай кивнула Сыртлану, чтобы тот отпер дверь. Сыртлан неспеша поковырялся в большой связке ключей, что висели у него на поясе, нашел нужный ключ и подошел к двери.

– Урал, – внезапно обратился к нему Сыртлан, перед тем, как вставить ключ в замок, – я с царевной и падишахом спорить не буду, но знай, что все мы полностью доверяем чутью Хумай. С того момента, как твой брат выйдет отсюда, за него отвечаешь ты.

В его тоне не было злости, недовольства, угрозы, но в нем была такая горечь, что Уралу стало не по себе.

– Не волнуйся, батыр, – ответил он. – Если мой брат что-то сделает, он будет иметь дело со мной.

Сыртлан кивнул и наконец отпер дверь и раскрыл ее нараспашку. В полной неестественной тишине подземелья петли ее жалобно скрипнули и тут же смолкли. Из темницы повеяло спертым воздухом и запахом плесени и немытого мужского тела. Хумай едва не вывернуло, но она переборола себя и подошла к двери.

– Выходи, егет. Освобождаю тебя ради твоего брата Урала-батыра. – строгим голосом сказала она.

Внутри что-то зашуршало, и через секунду в проеме показался Шульген. Он прикрывал глаза от яркого света пламени факелов, и не сразу разглядел, что к нему бросился Урал. Не понимая, кто перед ним и опасаясь, он отшатнулся от брата, отталкивая его.

– Шульген, это я, Урал! – с волнением произнес Урал-батыр. – Я здесь, не бойся! Хумай освобождает тебя.

–Ты?! – Шульген наконец разглядел его. – Откуда ты взялся?

– Давай мы сначала выйдем отсюда, и я тебе всё расскажу. – Урал бережно подхватил Шульгена под руки, чтобы он мог опереться на него. – Я тебе помогу дойти.

Тут же Урал спохватился и посмотрел на Хумай.

– Я отведу его в свои покои? Пусть он будет вместе со мной.

Хумай о чем-то напряженно думала какое-то время.

– Нет, – наконец ответила она. – У тебя всего одно спальное место, батыр. Шульгена я расположу в другой комнате.

Всё это время Шульген, глаза которого привыкли к свету, смотрел то на Урала, то на Хумай.

– Царевна, – прохрипел он, глядя на Хумай и щуря глаза. – Получается, ты куда больше знала о моем брате, чем я, когда спрашивала меня о нем.

– Получается, – пожала плечами Хумай, явно не собираясь продолжать эту тему.

– Что тебя с ней связывает, Урал? – гневно зашипел на брата Шульген. – Признавайся! Откуда ты здесь вообще взялся?

– Шульген, давай мы поднимемся, выйдем отсюда, ты приведешь себя в порядок и мы с тобой всё обсудим. – широко ему улыбнулся Урал. – Ты не представляешь, как я переживал за тебя и как рад тебе!

– Рано радуешься. – процедил Шульген. – Я с тобой еще поговорю чуть позже, расскажешь мне, что забыл ты во дворце этой птицы.

Уралу не понравился тон Шульгена, и вдруг он впервые подумал, что Хумай небезосновательно испытывала к его брату неприязнь, но ничего не сказал ему, а лишь тихо и спокойно попросил:

– Пойдем, Шульген. Не стоит так себя вести на людях.

Шульген зло посмотрел на него и на Хумай, и первый стал подниматься по лестнице. За ним шел Урал, поддерживая его и помогая. Последней шла Хумай. Она видела, как сильно был изможден Шульген, и понимала, что любой бы на его месте так себя повел – вместо радости злость и раздражение на весь мир. Для нее, птицы, привыкшей к полету в поднебесном бесконечном пространстве, заключение в сырой затхлой темнице было самым большим наказанием. Но и эта мысль не извиняла поведение Шульгена даже не по отношению к ней, а по отношению к его брату, Уралу-батыру. Ее сильно раздражало, как он, не успев выйти из темницы, презрительно разговаривал с ним, как он шел по лестнице и специально кряхтел и стонал, показывая Уралу, как ему плохо, как он то и дело покрикивал на него, чтоб Урал то медленнее шел, то быстрее, то убрал руки, то подставил руки. Хумай казалось, что вот-вот ее терпению придет конец и оно лопнет, как голова дива под копытами Акбузата, и она вернет Шульгена обратно в темницу даже под угрозой отмены свадьбы. «Глупая Хумай! – ругала она себя, пока они поднимались. – Глупенькая царевна, придумала сама себе неприятности, теперь придумывай, как из них выпутываться…». В очередной раз, когда Шульген разразился отчаянной бранью на брата, Урал обернулся посмотреть на нее, и в его глазах Хумай увидела стыд за поведение Шульгена. Ей очень хотелось равнодушно пожать плечами и отвернуться, но она знала, что так будет неправильно, и она сочувственно улыбнулась Уралу, сказав беззвучно: «Всё хорошо».

Когда они наконец поднялись к покоям Урала, Хумай твердо решила, что поселит Шульгена далеко от брата и приставит в соседнюю комнату с Уралом охрану, о которой он знать не будет.

– Пока идите к тебе, Урал. – устало сказала лебедушка. – А я попрошу девушек, чтобы они Шульгену подготовили отдельную комнату.

– Надеюсь, она будет получше, чем та, в которой ты меня держала. – с насмешкой сказал Шульген.

– Не переживай. – холодно ответила ему Хумай. – Всё-таки теперь ты мой будущий родственник, будут тебе лучшие покои.

Шульген ошарашенно посмотрел на Урала. В его глазах Хумай увидела зависть и злость вперемешку, и ей это очень не понравилось.

– Ты мне так и не ответил, братец. – процедил он. – Что тебя с ней связывает?

– Я люблю ее, Шульген. – спокойно ответил Урал. – Скоро состоится наша свадьба.

____________________________________________________________

Хумай, как и планировала, поселила Шульгена подальше от Урала, тем же днем переговорив с Сыртланом о том, чтобы в соседней с Уралом комнате каждую ночь кто-то из батыров охранял его во время сна. Её насторожила реакция Шульгена на известие об их свадьбе с Уралом. Он ничего не сказал тогда, но по его лицу она увидела и без слов, что зависть, которая им овладела, была чернее ночи и страшнее тьмы. Хумай отчетливо поняла – Шульгена задело, что его освободили из темницы благодаря Уралу. Казалось, ему даже не приходило в голову порадоваться своему освобождению и встрече с братом.

Всё, что подмечала Хумай в его поведении, видел и Урал-батыр. Реакция Шульгена, когда его освободили из темницы и когда он узнал о свадьбе, совсем ему не понравилась, и он начинал понимать, что Хумай действительно имела причины не любить Шульгена. Он вдруг осознал, что когда они росли с ним вместе, то, как вел себя его брат, воспринималось им как что-то само собой разумеющееся. В Затерянном краю не было других людей, кроме их семьи, и не с кем было общаться двум братьям. Урал многое не понимал в действиях Шульгена отчасти потому, что не имел возможности сравнить с ним других сверстников. Он воспринимал его как брата, а не как соперника. Его агрессивность, желание всегда и везде быть первым и хитрость он и вовсе не считал отрицательными качествами. И только сейчас, получив опыт общения с самыми разными людьми, Урал как будто прозрел и увидел своего брата в другом свете. Его огорчило, что Шульген не порадовался за них с Хумай, а набросился на него, как только они закрыли за собой дверь в покои Урала, обвиняя в том, что он таким образом решил получить Акбузата. Не высказал он радости и тогда, когда Урал ему подробно всё рассказал о своих подвигах, про Катила, про Кахкаху, как встретил Хумай, как нашел ее сестру, разноцветную птицу, как Хумай пообещала ему подарить тулпара и меч. Молча и хмуро слушал его Шульген, параллельно обдумывая какие-то свои тайные мысли, делиться которыми с Уралом он не стал. О себе он поведал Уралу ту же историю, что рассказал Хумай. На вопросы про Азраку и Кахкаху отвечал неохотно, всем своим видом показывая, что ему неприятно об этом говорить. Урал и не настаивал, по-своему трактуя такое поведение брата, как стыд перед ним за то, что попал в плен.

Хумай с осторожностью наблюдала за их общением, не имея возможности даже принять участие в разговорах, поскольку при ней они обрывали их на полуслове. Ни разу она не увидела улыбки или спокойного выражения лица у Шульгена. Он постоянно был хмурым, недовольным, и постоянно что-то обдумывал, ни с кем свои планы не обсуждая. Ее беспокоил и виноватый вид Урала, словно он повинен во всех его несчастьях. Ей казалось, Шульген вынуждает младшего брата испытывать угрызения совести, что он оказался намного удачливее его самого. От этого у нее у самой постоянно было дурное настроение, не получалось радоваться предстоящей свадьбе, несмотря на то что был готов свадебный наряд и определен день свадьбы. Когда Ямиля принесла ей елян, который дошила с другими мастерицами, Хумай лишь равнодушно повертела его и убрала в сторону.

– Хумай! – нахмурилась Ямиля, – Тебе не нравится?!

– Нравится, – пожала плечами Хумай. – Не переживай, Ямиля, мне пока не до наряда.

– Понимаю, – сказала Ямиля. – Шульген тебя беспокоит.

Хумай вздохнула.

– Надо примерить всё же, чтобы удостовериться, что нам не нужно ничего переделывать, – настояла на своем Ямиля. С ней были две девушки-помощницы. Они помогли переодеться Хумай в платье и елян.

– Поделись, Хумай, что тебя гложет? – спросила Ямиля, обходя Хумай по кругу и внимательно рассматривая каждую деталь наряда.

– Мне не нравится поведение Шульгена. Он завидует Уралу и как будто ненавидит нас обоих. Я даже не могу послушать, о чем они говорят. Как только подхожу к ним, они прекращают разговор!

Одна из помощниц Ямили вдруг, смущаясь и неловко улыбаясь, проговорила:

– Вчера я невольно подслушала разговор Урала-батыра и его брата, когда они прогуливались по саду…

Хумай резко обернулась к ней, и случайно выдернула подол еляна, который внимательно рассматривала Ямиля, у нее из рук. Ямиля недовольно посмотрела на нее.

– И о чем же они говорили? – спросила Хумай, почувствовав на мгновение отвращение к самой себе от этого вопроса. Почему-то ей претила сама мысль подслушивать разговоры Урала, но Шульген ее пугал и ей было важно знать, о чем они говорят наедине.

– Я услышала только часть их беседы. – ответила девушка. – Урал-батыр говорил Шульгену, что если они будут вдвоем биться против дивов и змей, то никто не сможет их победить и устоять перед их силой, что они смогут поддерживать и оберегать друг друга от разных бед. Он говорил, что добрые руки батыра дадут воду, а подлые – только яд.

– Что же ответил на это Шульген?

– Ничего. Он только сжал губы недовольно и молчал. Говорил в основном Урал-батыр.

– Хорошо, – кивнула девушке Хумай. – Если вдруг кто-то еще услышит, о чем они будут говорить, сообщите мне.

– Жалеешь, что выпустила его? – спросила Ямиля, с сочувствием посмотрев на Хумай.

– Что толку теперь жалеть? – пожала плечами Хумай, снимая елян, и резко поменяла тему. – Мне кажется, хорошо получилось, Ямиля. Мой свадебный наряд готов. Спасибо большое тебе! – и крепко обняла ее.

– Когда же ты теперь наденешь его? – спросила Ямиля.

– Через пять дней. Так решили отец с Уралом. Сегодня уже послали вестника Айхылу, чтобы она поспела на свадьбу.

Когда девушки ушли, Хумай долго сидела и размышляла над словами Урала Шульгену. Хочет ли Шульген отправиться вместе с ним сражаться с дивами и змеями? И как им сражаться, если Урал на Акбузате, а Шульген без тулпара? Все эти мысли беспрестанно крутились у нее в голове, и у нее не было сил их выкинуть. Только когда пришел Урал и позвал ее прогуляться, она смогла ненадолго отвлечься.

Погода стояла тихая и спокойная. Урал и Хумай сидели плечом к плечу на грубо сколоченной скамье у заболоченного озера, что находилось позади дворца. Солнце медленно опускалось к горизонту. Вокруг было тихо и спокойно. Урал молчал и хмуро смотрел на озеро.

– Тебя что-то тревожит, мой егет. – сказала Хумай и осторожно дотронулась до его руки. Урал тут же взял ее руки в свои, погладил их, посмотрел на нее серьезно.

– Меня тревожит мой брат Шульген.

Хумай молчала, ожидая, когда он продолжит.

– Ему выпало очень много испытаний, ты же знаешь… Хитрец Заркум обманом взял его в плен. Ему несладко пришлось у Азраки.

– Подожди, Урал, – Хумай замотала головой в знак несогласия с его словами и убрала свои руки из его рук. – Ведь и ты при помощи Заркума попал к Кахкахе. Но ты сражался со змеями, никто не смог взять тебя в плен, да еще и поборол самого Кахкаху и забрал его посох.

– Хумай, не надо сравнивать меня и Шульгена. Заркум от меня ничего не скрывал.

– А если бы скрыл, что тогда, Урал? – у Хумай даже голос зазвенел от возмущения. – Что бы ты сделал тогда? Разве не сражался бы ты за свою свободу?

Урал молчал, не зная, что ответить на справедливые вопросы его невесты.

– Это мой брат. – Ответил он наконец. – Я не могу его винить.

– И не надо винить, – горько сказала Хумай. – Разве это имеет смысл? Каждый человек сам себе выбирает дорогу.

Урал вновь замолчал, но Хумай было, что сказать ему.

– Разве ты не видишь, егет, как завидует тебе твой брат? С того момента, как вышел он из темницы, ни разу не улыбнулся, не обрадовался встрече с тобой, всё ходит хмурый и думает что-то тайное, будто замышляет нехорошее. Как же ты не видишь этого?

Урал не спорил с ней, только смотрел на нее с тоской в глазах.

– Я не хочу ссорить вас. – Вздохнула Хумай, – но поведение Шульгена заставляет опасаться его.

– Об этом я и хотел с тобой говорить, Хумай. Недавно у нас состоялся с ним разговор. Он выражал своё недовольство тем, что я смог заполучить и посох Кахкахи, освободил страну Катила, а теперь у меня есть невеста, которая подарит Акбузата и меч.

Хумай не понравился словно заранее извиняющийся тон, которым говорил Урал, сердце у нее сжалось в дурном предчувствии, и ноги стали ватными, но ничем не выдала она своей тревоги.

– И что же? – задумчиво спросила она. – Продолжай, мой егет. Что ты ответил ему на эти обвинения?

– Это совсем не важно, Хумай. Не думай, что я ничего не понимаю. Я всё вижу – и как он ведет себя, как волком смотрит на всех. Сначала я думал, что это он так скрывает свой стыд за то, что в плен попал к дивам. Но теперь понимаю, что им движет желание найти Родник. Шульген злится от того, что ему не так повезло, как мне.

– О каком везении ты ведешь речь, батыр? – изумилась Хумай, всплеснув руками. – Твой брат или намного слабее тебя, или менее честнее.

Урал замолчал, нахмурив лоб. Сорвал зазевавшийся осенний цветок, что рос у скамьи, повертел его в руках и выкинул недовольно. Хумай отвернулась и, увидев, как в небе клином летят птицы, засмотрелась на них.

– Хумай, – сказал он, спустя некоторое время. – Дело не в этом, слабее или хитрее… Дело в том, что и ему нужен Акбузат.

Хумай резко повернулась и с ужасом посмотрела на Урала.

– Что?! Нужен Акбузат?

Урал кивнул.

– Он собирается бороться за него?!

– Да, он мне так сказал.

Хумай вскочила и взволнованно стиснула руки. Сердце колотилось, как бешеное. Вдруг возникло желание свистнуть Акбузата и умчаться далеко-далеко отсюда, чтобы никогда больше не видеть Шульгена и не слышать о нем ничего.

Урал тоже встал порывисто, обнял Хумай и прижал к себе.

– Хумай…

– Что ты ответил своему брату, Урал? – требовательно заглянула ему в глаза Хумай.

– Я сказал, пусть попытается, если ты не будешь против.

Хумай замерла на секунду и отшатнулась от него.

– Старейшины дадут ему добро, ты же знаешь. Юлай-агай мне уже выражал свое недовольство, что я один буду укрощать Акбузата.

– Что ты будешь делать, если выиграет он? – севшим голосом спросила его Хумай. – Отдашь меня ему в жены?

Урал насупился. Его челюсть стала еще квадратнее от напряженных желваков, кадык нервно дернулся, а глаза сузились.

– Он не выиграет, Хумай. Я знаю это. – немного помолчав, он продолжил. – Я не могу перечить вашим старейшинам. Я пришлый жених, который должен соблюдать правила дворца падишаха Самрау.

– В наших правилах нет такого, что один жених может поколотить другого жениха, Урал. – с вызовом ответила ему Хумай. – Ты мог бы уже объяснить своему брату, что нас связывает не только обещанный мною Акбузат.

– Он знает о моих чувствах к тебе, Хумай. А драться с братом не в моих правилах. Если мы начнем бороться, это может окончиться чьей-то смертью, и как потом ходить по земле братоубийцей? – сказал Урал.

– Знает, и все равно хочет побороться за моего тулпара и за мой меч. – бесцветным голосом сказала Хумай. – Вот так брат у тебя, егет… Хуже врага он тебе, а не брат.

Урал хотел было что-то сказать, но Хумай протестующе подняла руки, показывая, что не хочет ничего слышать.

– Не надо больше слов, батыр. Ты уже всё сказал, что можно было. Раз ты такой покорный нашим правилам, то и я не буду их нарушать. Пусть Шульген поборется за Акбузата. Посмотрим, что из этого выйдет.

Глава 2

Урал смотрел, как Хумай таким быстрым шагом уходила от него, что казалось, вот-вот побежит. Монетки гневно позвякивали на ее богатом монисто, на накосниках и на ленте, которую она повязала на голову. Каждый шаг ее был сердитый настолько, что, казалось, даже земля скрежетала, когда она шла. Спина Хумай была натянута, словно стрела лука, а подбородок высоко и гордо поднят. Первым его желанием было обнять ее, прижать к себе и никуда не отпускать, но Хумай лишь отшатнулась от него, шепнув: «Не нужно, Урал…». И он отпустил ее. Не стал держать.

Урал провожал ее взглядом до того момента, пока она не скрылась во дворце. Он устало вздохнул, размял свои пальцы, снова вздохнул громко и уставился на заболоченное озеро. Вода в нем была сплошь покрыта желтой листвой, что, не скупясь, скидывали деревья, растущие вдоль берега. Часть прибрежной осоки порыжела, часть оставалась еще зеленой. Красивая была перед ним картина, но не радовала она его взор, потому что батыр не замечал ничего вокруг, полностью погрузившись в свои мысли. Он сидел, закинув руки за голову и переплетя пальцы, не видя ничего вокруг. В голове его крутился разговор с братом.

Ранним утром всего несколько часов назад Урал во сне почувствовал тяжелый изучающий взгляд, который заставил его напрячься и собрать тело в боевую готовность. Он еще не понимал сквозь завесу сна, что ему мешает и зачем напрягается тело, но уже был начеку отразить удар. Ощутив еле заметное движение воздуха, Урал вскочил и наотмашь ударил туда, где, по его мнению, таилась опасность. Тут же его огромный кулак воткнулся в солнечное сплетение того, кто за ним наблюдал. Человек завыл и разразился проклятиями. Урал, удивленно потирая глаза, понял, что это был его брат.