Хумай

Он взглянул на тучу, которая недовольно висела над дворцом, и решительно спустился с крыльца.

– Я не прощаюсь с тобой, прекрасная царевна. Не знаю, сколько мне потребуется времени, но я обязательно вернусь не с пустыми руками. – и резко повернувшись, он решительным шагом пошёл в сторону разрушенных Сарысаем ворот, ни разу не обернувшись.

А Хумай стояла и смотрела, как быстро удалялся Урал, на сердце у неё отчего-то было светло и радостно, будто Айхылу уже возвращалась домой. Лишь одно омрачало её чувства – он так и не спросил её имени, а она так и не нашла повод ему открыться.

____________________________________________________________

Дни стали тянуться ещё медленнее, чем тянулись до того самого момента, когда на горизонте возникли Шульген и Заркум и следом за ними внезапно появился Урал. Каждая минута теперь была наполнена ожиданием, которое донельзя растягивало время. Сидеть во дворце у Хумай не хватало терпения, она целыми днями только и делала, что облетала владения Страны птиц. От чего она так маялась, Хумай не понимала и сама, – то ли она ждала отца, то ли мысли об Урале терзали её, то ли боялась больше, что Кахкаха и Азрака прознают, что Заркум и Шульген у неё в плену и что обещана она теперь Уралу, а с нею вместе Акбузат и алмазный её меч, и вторгнутся в их страну, неся смерть и разруху всему живому и всем подданным её. Эта мысль ужасала и леденила сердце, и она всё чаще молила небесного отца Тенгри о том, чтобы поскорее вернулся домой отец и Урал отыскал Айхылу.

И на пятый день после того, как ушёл Урал-батыр, после затяжных печальных дождей, во дворец вернулись мужчины и с ними Самрау. Хумай увидела их стаю издали, когда в очередной раз летала над дворцом. Она мгновенно узнала фигуру отца – лебедь, в которого перевоплощался Самрау, был намного крупнее всех других птиц, и Хумай его безошибочно опознавала всегда. Радость охватила её беспокойное сердце, и она рванулась к отцу, полетела стремглав, кликнула ему приветственно и полетела рядом с ним. Самрау издал в ответ протяжный крик, который не таил в себе ничего хорошего. Но Хумай всё и так поняла – среди птиц Айхылу не было.

Сели все на дворцовой площади. Одномоментно засверкали десятки вспышек, сопровождавшие каждое перевоплощение. Хумай, сбросив с себя оперенье, бросилась к отцу, который также успел принять человеческий облик.

– Отец!

Самрау прижал свою старшую дочь к груди так крепко, что у Хумай сбилось дыхание.

– Хумай… – ответил он и погладил её по волосам. – С тобой всё в порядке!

– Да, – кивнула Хумай. – Но мне надо так много тебе рассказать!

– Позже, – сказал Самрау. – Люди устали, Хумай. Накормите батыров и дайте им отдохнуть, а мы с тобой поговорим после.

Хумай кивнула и повернулась к мужчинам. Выглядели они все изможденными и осунувшимися, под глазами у них залегли темные круги, скулы как-то неестественно торчали, выпирая острым углом так, что, казалось, можно о них пораниться ненароком, многочисленные морщины изрезали их лица словно кто-то пытался разукрасить неумелой рукой – особенно исчерчены они были в области лба да вокруг рта, образуя печальные складки. У многих была порвана одежда, и сквозь прорехи были видны раны. Медленно разглядывая одного за другим, Хумай почувствовала, как сердце ее стынет от осознания того, что отец вступил в войну. Все мысли её до этого о том, что им придется воевать были эфемерными, она не совсем точно понимала, как будет выглядеть эта война, представляя себе, что Акбузат и Урал смогут защитить их всех и что им удастся сохранить свою страну в безопасности. Но лица, на которые смотрела она сейчас, столкнули ее с реальностью так внезапно, что ей показалось, будто она получила пощёчину. «Ах, какая же глупая ты, Хумай, – горько говорила она самой себе. – Как же можно было героизировать предстоящую войну! Кидать вызов Азраке в своих собственных мыслях так просто».

Вдруг из дворца выбежали девушки. Мужчины заволновались и побежали к своим женам и дочерям, и на глазах Хумай выступили слёзы радости от того, что они дождались их. Она повернулась к отцу, но вместо него увидела рядом Ямилю. У неё был очень взволнованный вид, лицо пошло красными пятнами, губы дрожали, и она постоянно теребила воротник своего платья.

– Что с тобой? – вскрикнула Хумай, крепко схватив её за руки.

– Хумай, – еле слышно сказала Ямиля, и в глазах ее что-то потухло. – Его нет.

Хумай, вздрогнув, отшатнулась от подруги. Она сразу поняла, о ком говорит её подруга – о батыре, который победил всех в куреш на Сабантуе и который так нравился ей. Сердце сразу же застучало: сколько ещё не вернувшихся? Она привстала на цыпочки, стараясь разглядеть всех мужчин. Нет старого Гали, нет Арслана, его сына, вон стоит Зайнаб и плачет, бессильная, что-либо сделать, совсем осталась одна. Нет Кунакбая, который каждый год побеждал всех на скачках, его лошади были лучшими, всегда ухоженные, сильные, быстрые как ветер. Старуха Хатима, его мать, стоит без слёз, мужественно принимая страшную весть, но как будто кто-то невидимый согнул её, и кажется, что непосильный груз положили ей на спину, отчего она сильно скрючилась. Её сестра Шамсия стоит рядом и плачет навзрыд, обнимая своего старшего сына, Сыртлана. Как ни странно, на нём ни царапинки. Младших близнецов, Сафы и Муссы, не видно. Сыртлан утирает слёзы матери, и плачет сам, один из самых могучих батыров отца, именно он и его младшие братья некогда прилетели за Хумай в тот заброшенный край и спасли её. Не увидела она и батыров Мустафы, Назира, Гимрана и Рамазана.

Ямиля тронула за руку Хумай.

– Хумай…

– Ямиля… – сдавленным шепотом откликнулась Хумай, сжимая с силой её руку. – Многие не вернулись.

Ямиля молча закивала, не в силах что-либо сказать. Казалось, она вот-вот заплачет, но стиснутые зубы не давали ей этого сделать. Хумай почувствовала, что где-то в груди у нее поднимается буря из злости, боли и отчаяния и что она также готова прорваться наружу в виде женских слёз, но она была царевной, и не могла себе позволить плакать на глазах у всех.

– Пойдём! – решительно сказала она Ямиле и направилась во дворец, лавируя среди толпы женщин и мужчин, глядя прямо перед собой в одну точку. Она шла и молилась: хоть бы никто не сказал ей ни слова, не тронул бы ее, чтобы не расплакаться навзрыд, безутешно. Слезами горю не помочь, а вот вода из Родника сможет омыть раны батыров, а пища поставит их на ноги.

– Ступай на кухню! – велела она Ямиле. – Проследи, чтобы немедленно стали готовить большой стол для наших мужчин.

Потом она кликнула прислуживающих девушек, велев им набрать большие чаны с теплой воды, чтобы мужчины смогли умыться, а сама направилась в комнату отца – у него хранилась та живая вода, которую Айхылу смогла набрать для неё. Её оставалось немного, и Хумай молилась, чтобы хватило всем.

Самрау собрал всех в тронном зале только на следующий день после того, как мужчины отдохнули, смазали раны живой водой и выспались. Хумай ждала этого весь остаток дня и всю ночь. Ей не терпелось узнать все подробности, и она от волнения не смогла уснуть. Всё ворочалась и ворочалась в кровати, не в состоянии прекратить поток хаотичных мыслей, которые роились в её голове, с остервенением наскакивая друг на друга. Она никак не могла сосредоточиться на чем-то одном – то вспоминала о Заркуме и Шульгене, то об Айхылу, то думала об Урале, то про развязавшуюся наконец войну с Азракой и Кахкахой. Тяжелые угрюмые мысли ходили словно по кругу, терзая ее и не давая ни единого шанса провалиться в глубокий сон. Лишь под утро она впала в какое-то промежуточное состояние между сном и явью и ей пригрезился страшный сон, в котором Заркум вошел в ее комнату в обличие красивого юноши и присел на край кровати. Беззвучно, одними лишь губами он произнес жуткую фразу: «Ты еще будешь моей!». Когда он говорил, из его рта высовывался змеиный язык, и вместо зубов Хумай разглядела змеиные клыки. В ужасе она попыталась что-то ответить ему, но обнаружила, что не может говорить. Она застонала и замахала руками, а Заркум вдруг исчез.

– Хумай!

Она резко села на кровати. Сердце бешено колотилось, а тело её покрыл жуткий липкий пот. Перед собой она увидела отца, и резко схватила его за руку. Он прижал ее к себе, и вдруг Хумай расплакалась. Самрау прижал ее к себе, ничего не говоря и не спрашивая.

– Поплачь, Хумай. – прошептал он. – Поплачь, если тебе больше невмоготу.

И Хумай долго плакала навзрыд, съежившись на груди отца. Всё то напряжение, в котором она пребывала с того момента, как отец отправился на поиски Айхылу, постепенно вытекало из нее вместе со слезами, омывая её тонкую душу так, как может лишь первый весенний ливень омыть нежную только родившуюся травку.

Самрау гладил её по спине, словно маленького котёночка, и постепенно Хумай успокоилась.

– Тебе приснился дурной сон. – сказал он ей.

– Да. – кивнула Хумай. – Очень дурной, отец.

– Это всего лишь сон. – сказал Самрау. – Я знаю, что ты очень волновалась за нас и за девушек, которые остались без мужчин одни во дворце. Ты держала свои страхи в узде, а теперь они вылезли наружу, стоило тебе немного расслабиться.

Хумай рассеянно посмотрела на него, лихорадочно соображая, что надо ему рассказать о пленниках.

– Я зашёл к тебе, чтоб сказать, что мы собираемся в скором времени в тронном зале на совет. – с этими словами Самрау хотел было встать, но Хумай порывисто схватила его за руку.

– Подожди, отец! Пока вас не было, кое-что произошло, и ты первым должен знать об этом.

Самрау нахмурился и сел обратно. Хумай замолчала.

– Говори! – потребовал падишах.

– В одной из наших темниц томится Заркум, я наполнила водой ее, чтобы он не сбежал.

Ярость вспыхнула на лице Самрау, казалось, он хотел в эту же минуту бежать к Заркуму, чтобы задушить его своими могучими руками, но он сдержался и велел Хумай продолжать.

– Он пришел к нам не один, а с Шульгеном – это тот самый мальчишка, который когда-то точил на меня нож в Затерянной стране. Я узнала его с первой же секунды, несмотря на то что он вырос и теперь зрелый мужчина. Его я тоже посадила в темницу. Они пришли ко мне, но я не стала себя выдавать, прикинувшись одной из девушек дворца. Когда я проводила их в тронный зал, они уселись прямо на те места, которые были соединены с темницами. Сказав им, что я пошла за Хумай, я бросилась опрометью в подземный этаж и открыла люки. Они находятся в темницах уже дней десять.

Хумай замолкла, завершив свой рассказ и пытливо уставившись на отца. Самрау напряженно раздумывал какое-то время.

– Ты всё правильно сделала, Хумай. – сказал он наконец. – Попозже мы решим, что с ними делать, а пока пусть сидят в темницах.

Самрау вновь встал, намереваясь покинуть покои Хумай, но она снова не дала ему.

– Это не всё. Вслед за ними пришёл брат Шульгена Урал. Это тот самый мальчишка, который хотел меня спасти.

Хумай почувствовала, как её щеки заливает предательский румянец при одном упоминании об Урале. Самрау отметил это легкое девичье волнение, но ничего не сказал.

– Он пообещал найти Айхылу. – продолжила Хумай.

Самрау неопределенно хмыкнул.

– И как он это сделает?

– Отец он обладает невиданной силой! – воскликнула Хумай и окончательно залилась краской. – Он изгнал Катила из его страны, изгнал Кахкаху из страны змей и завладел его посохом.

Самрау молча встал и прошелся по комнате, разминая уставшие плечи и шею.

– Вот как. Изгнал Кахкаху… – затем задумчиво и словно нехотя спросил, – Отдашь этому батыру Акбузата и свой меч?

Хумай вскочила и порывисто схватила отца за руки:

– Если найдет Айхылу, отдам, отец! Всё отдам за неё!

– Только ли в этом дело, Хумай? – Самрау прижал ладони дочери к своей груди. – Только ли в этом? – переспросил он.

Хумай резко выдернула руки и отвернулась. Самрау мягко обнял ее за плечи и развернул к себе.

– Этот батыр еще мальчишкой стал тебе по нраву, это правда?

Хумай, не смея посмотреть в глаза отца, кивнула.

– Это правда, отец. Я ещё тогда поняла: он сможет одолеть Акбузата. Мне оставалось лишь ждать своё время.

Самрау тяжко вздохнул, взъерошив волосы на голове.

– Хумай, – горько сказал он. – Я так хотел, чтобы вы с Айхылу были счастливы. Когда Ай и Кояш одарили вас тулпарами, как я радовался, что у вас есть такие защитники. – Самрау помолчал, глядя в одну точку. – А на деле всё вышло совсем не так, как я себе представлял. Ваши дары – и благословение матерей и их проклятие.

Хумай прижалась к отцу.

– Не думай об этом, отец. У каждого своя судьба, и мы не в силах её изменить. За нами будут ещё поколения, которые должны жить в мире без нечисти. Давай будем думать о них, отец. Об их благе, об их возможности жить и дышать. Коли есть у нас тулпары, коли есть у меня алмазный меч, значит, так было нужно для нашего мира. И если судьба моя такая, что моё женское одиночество принесет мир на нашу землю, я с радостью ей подчинюсь, отец.

Самрау коротко кивнул, молча соглашаясь с дочерью.

– Жду тебя в тронном зале, Хумай. Без тебя не начнем.

И ушел, оставив Хумай одну.

____________________________________________________________

В тронном зале собрались все мужчины и Хумай. Остальных девушек отправили на женскую половину дворца – позже им обо всём расскажет Хумай.

Как только она вошла, Самрау обратился к совету старейшин:

– С вашего позволения на нашем военном совете сегодня будет присутствовать моя дочь Хумай, хозяйка тулпара Акбузата и алмазного меча. Она царевна, и ее обязанность быть в курсе всех событий, которые произошли с того момента, как мы ушли на поиски Айхылу. Садись, Хумай, – коротко приказал он ей, и она села, кивнув ему и всем остальным в знак приветствия.

Мужчины в зале одобрительно закивали ей в ответ, всем своим видом показывая, что они не против.

– Хумай, – начал Самрау. – Я скажу коротко, в подробности вдаваться не буду. Мы пошли за Айхылу пешком в облике людей. Избрали мы такой путь, чтобы враги не увидели нас в небе. Шли мы долго и в основном по ночам. На удивление мы спокойно прошли через земли Кахкахи, ни одного змея не встретили.

Хумай взмахнула рукой, показывая, что хочет вставить слово. Самрау умолк, вопросительно глядя на нее.

– Да, Урал действительно освободил земли Кахкахи от змей, отец. Он уничтожил сотни его мерзких змеев.

Мужчины удивленно посмотрели на неё.

– Хочешь сказать, царство змеев пало? – с удивлением вскинулся Сыртлан.

– Не могу сказать, что все змеи полегли. Кахкаха смог бежать от Урала.

– Не все, – подтвердил Сыртлан. – Мы с ними боролись в землях Азраки.

– Что же за Урал такой, царевна? – проскрипел один из старейшин Юлай. – Откуда нашелся такой батыр, что Кахкаху заставил бежать?

– Нашёлся, Юлай агай. – пожала плечами Хумай.

Самрау недовольно посмотрел на них.

– К Уралу вернемся, Хумай. Продолжим. Мы легко прошли земли Кахкахи, но на границе змеиных земель и земель дивов мы увидели объединенное войско этих тварей, которое сторожило земли дивов. Они превосходили нас численностью, поэтому мы не хотели нападать сначала, а выжидали. У нас был план взять в плен либо дива, либо змея, чтобы хоть что-то узнать про Айхылу. Сарысая сначала привлекать я не хотел, чтобы он не расшумелся и не выдал нас своим появлением, поэтому было решено, что справимся сами. Несколько дней пришлось нам выжидать, чтобы схватить зазевавшегося дива. Однако мы не учли, что его так быстро хватятся. Этот див ничего не успел нам сказать, кроме того, что Азрака собирает огромное войско. Он знал, что его быстро начнут искать – так и вышло. Не успела Кояш скрыться с небосклона, уступая место Ай, как в лагере дивов и змей начался переполох. Мы поняли, что ищут нашего пленника. Тогда я стал думать, что делать. Оборотиться в птиц было опасно – любой див нас догонит и просто съест на ходу. И я свистнул Сарысая. Он примчался мгновенно с устрашающим грохотом, с диким рёвом, бешенный и словно сошедший с ума от горя. Он остервенело рвал дивов и змей, как будто пытался отомстить за Айхылу. Рвал зубами склизкие бока змей, топтал их своими могучими копытами, оглушал своим ржанием, раскидывал дивов во все стороны, налетал на них, швырял их об землю со страшной высоты, давил им их черепа так, что разлетались они на осколки и выдавливал их кишки. Войско противника было намного больше нашего, и мы вступили в битву наравне с Сарысаем. Весь остаток ночи мы сражались, а к рассвету всё было закончено. Сарысай был еле жив. Никогда я не видел его таким. Бока его были разодраны, вся морда в крови, крылья сильно потрепаны. Я тревожился за него, но Сарысай смог улететь к себе в Верхний мир зализывать раны. У нас же потери были намного больше. Ты и сама видишь, Хумай, скольких мы потеряли. Я брал с собой немного живой воды, что привозила Айхылу для тебя, но на всех не хватило. Кого смогли, мы спасли. Перевоплощаться у нас сил уже не было, и мы отправились домой так же, как и пришли, – пешком. Идти дальше на поиски было опасно. Только после нескольких дней отдыха, мы смогли перевоплотиться и полететь домой.

Самрау умолк. В тронном зале воцарилась тишина.

– Позвольте и мне рассказать вам, что произошло у нас. – сказала тихо Хумай. – К нам пришли враги под видом кунаков. Один из них был сын Кахкахи Заркум, который сватался ко мне. Второй – чужой егет из дальней страны, где жили только он, его брат и их родители. – она посмотрела на Сыртлана, – именно оттуда ты спас меня когда-то. Зовут его Шульген. Я не знаю, зачем они пришли к нам, но мне удалось их заманить в ловушки. Я завела их в гостевой зал, и они сели на места для кунаков, которые были со скрытым механизмом ловушек. Мне пришлось обмануть их, что я не Хумай, и я вышла на некоторое время, якобы позвать Хумай. Пока они ждали, я спустилась в подземелье и раскрыла ловушки. Наши враги до сих пор сидят в своих темницах. После них появился Урал, младший брат Шульгена. Он ищет Яншишма, чтобы нечисть из Нижнего мира не уничтожила людской род. Урал рассказал мне, что победил и Катила, и Кахкаху. К тому же он завладел волшебным посохом Кахкахи. Мы с ним заключили сделку – при помощи этого посоха он найдет Айхылу, а я подарю ему Акбузата и свой меч, если он выполнит свое обещание.

– Что ж… – протянул Юлай. – Тебе виднее, Хумай, кому отдавать коня и меч… Но стоит ли доверять ему, если его брат несет зло в своем сердце и водится со змеями?

– Стоит! – звонко воскликнула Хумай. – Еще когда они были мальчишками, сердцем я почуяла, что разным содержимым наполнены сердца братьев. Урал очень добр, он обеспокоен судьбой людей и охвачен идеей извести всю нечисть, что не дает им жить, Шульген же исполнен злобой, сердце его черное, как вороново крыло.

Мужчины заворчали неодобрительно, но Самрау сказал:

– Все вы знаете дочь мою Хумай и невиданную ее женскую мудрость. Доверимся ей, батыры. Она чувствует людей нутром своим.

Ответом на слова падишаха было хмурое молчание мужчин, которые с недоверием смотрели на его дочь. Хумай почувствовала это и поспешила разрядить обстановку.

– Что же мы будем делать дальше, отец? Значит ли ваша битва, что мы вступили в войну?

– Война у нашего порога, Хумай, ещё немного, и она хозяйкой войдет в нашу страну. Пока будем собирать войско для войны с Азракой, чтобы вызволить из плена Айхылу.

– Кахкаха, скорее всего, сбежал к нему. – сказала Хумай.

– Куда же ему ещё бежать, – проворчал Юлай, поглаживая свою седую бороду.

– Нам надо дождаться Урала-батыра, прежде чем наше войско пойдет на Азраку. – Хумай встала и прошлась с волнением по комнате. – Все вы знаете, на что способен посох Кахкахи. Я уверена, что Урал найдет Айхылу.

– Мы не можем сидеть сложа руки, лебедушка. И Урала знаешь только ты, – сказал опытный воин Сайфулла. – Враг может напасть на нас в любой момент, и мы должны быть готовы.

– Хумай, как доверять нам этому батыру, когда мы и не видели его никогда? – поддержал его Сыртлан. – Если он и впрямь такой удалой, что ты хочешь отдать ему тулпара своего и меч, и если Акбузат примет твой выбор, то и мы встанем рядом с ним плечом к плечу. Но мы не можем надеяться на него, пока не удостоверимся в силе его.

Хумай прерывисто вздохнула.

– Дайте ему ещё три дня, батыры. Если по истечению трех дней не появится Урал с моей красавицей Айхылу, то будем собирать войско на битву с дивами. В конце концов у нас есть наши тулпары. Они и без батыров на многое способны.

– Хорошо, – согласился Самрау. – Эти три дня пусть будут отдыхом для нас, но не больше, Хумай. Я и так слишком долго жду. – отцовское сердце падишаха стучало в два раза быстрее с тех пор, как пропала его младшая дочь, и не желало замедляться.

На этом и порешили.

____________________________________________________________

За эти три дня Хумай измаялась в конец. Она не могла есть, толком не могла пить. То всё ходила по своей комнате, мерила ее шагами вдоль и поперек, то выходила далеко за пределы дворца и бродила в раздумьях. И ждала. Ждала так мучительно, что не в состоянии была сомкнуть глаза, только временами проваливаясь в забытье без снов. К концу третьего дня напряжение лебёдушки возросло настолько, что ей казалось тронь она сухую листву, что уже начала опадать с деревьев, окрашивая их в багряные цвета, они загорятся тотчас же ярким, как закатное Солнце, пожаром. Хумай который раз спрашивала себя, отчего же она так волнуется? За Айхылу ли? За свою страну ли, у порога которой встала война? Или боялась, что Урал подведет ее и придет без сестренки или и вовсе не придет, а отправится дальше искать Родник без ее даров? Как будто это всё волновало её разом, но всё же сердце чуть сильнее трепыхалось пойманной птицей от воспоминаний об Урале. Его спокойствие и уверенность в своих силах порождали в ней какое-то неясное убеждение, что всё будет хорошо. Она с удивлением обнаружила, что вера эта безусловная, основанная на странном наитии, которое преследовало её с тех пор, как она впервые увидела его мальчишкой.

– Он придет, – шептала она себе в предрассветный час, наблюдая из окна, как туман, рожденный осенней сыростью и укрывший собой дворец, лениво отползал в долину, медленно тая в пока еще теплых лучах восходящего солнца.

Через час или два дворец начнет просыпаться. Встанет отец и первым делом придет к ней. Что она ответит ему? Нет, просить его еще ждать она не станет. Надо найти Айхылу… Хумай хорошо понимала, что чувствует их отец. Самрау словно постарел с тех пор, как пропала Айхылу. Глубокие складки избороздили его лицо, спина его сгорбилась, тело словно ослабло. Когда он обнимал Хумай, она слышала, как гулко и быстро бьется его сердце. Вязкая тревога за младшую дочь ни на секунду не отпускала падишаха.

Хумай вздохнула и отошла от окна. Надо поспать хоть часок, сегодня старейшины вновь соберут совет, и ей нужна ясная голова. Она легла и мгновенно уснула тяжелым сном, который не приносил отдыха, а оставлял после себя напряжение и боль в висках.

Не прошло и больше часа, как в её покои забарабанила Ямиля.

– Вставай, Хумай! Просыпайся!

Хумай резко подскочила и побежала открывать дверь, запутавшись в полах кульдэка, который она почему-то не снимала со вчерашнего дня.

– Что?! – крикнула она Ямиле, пока бежала, не в силах унять радость. – Урал вернулся?!

Открыла дверь и увидела удивленную Ямилю.

– Урал? – растерянно спросила ее девушка. – Он должен был вернуться сегодня?

Хумай с минуту смотрела на подругу, не понимая, почему же подумала она, что Ямиля стучится с такой вестью, а потом вспомнила обрывки сна – ей снилось, что Урал вернулся, а в руках он держал волшебную разноцветную птицу.

– Нет, – наконец ответила Хумай. – Мне снился сон… – не договорив, она безнадежно махнула рукой.

– Хумай, падишах Самрау зовет тебя. Скоро будет совет.

Хумай устало провела руками по лицу, будто пыталась согнать с него остатки мучительного сна.

– Да, – сказала она. – Знаю про совет. Передай отцу, что я скоро приду к нему.

Ямиля кивнула и ушла. Хумай медленно закрыла за ней дверь. Подошла вновь к окну. Солнце уже светило над горизонтом, небо было чистым и звонким. От предрассветного тумана не осталось и следа. Хумай вздохнула и покачала головой. Нет, она не перестанет верить в чудо: Урал обязательно найдет Айхылу. Не то что бы лебёдушка не хотела вступать в войну с Азракой, вовсе не из-за этого она так надеялась на Урала. Ей было очень страшно за Айхылу, она боялась, что Азрака и Кахкаха могут сделать с ней, если война начнется, а Айхылу будет оставаться в плену. Красота ее младшей сестры могла сыграть с ней злую шутку. Хумай резко замахала сама на себя руками, словно пытаясь отогнать от себя дурные мысли.

Отца она нашла на месте ворот, которые когда-то снес Сарысай. Их до сих пор никто не восстановил и в стене, что окружала из дворец, зияла огромная дыра. Падишах Самрау выглядел так, словно не спал всю ночь. «Он тоже ждет! – вдруг поняла Хумай. – Он тоже верит, что Урала найдет Айхылу». Эта мысль неожиданно породила в ней радость, которую она не в силах была скрыть от отца. Подбежала к нему и обняла его.