Хумай

Часто Хумай стояла в одиночестве на балконе и размышляла, не пора ли ей действительно вызвать Акбузата. Отца не было слишком долго, и это её пугало. В голове мысли появлялись, сбивая друг друга, и исчезали, и горько ей было от того, что она была не в силах решить хоть одну проблему – ни найти Айхылу, ни связаться с отцом, ни защитить дворец, если вдруг появятся враги. Что, если они нагрянут и их будет настолько много, что они легко одолеют Акбузата? Как ей вызвать и Сарысая, в случае чего? Отец увёл его с собой, но где он теперь, она даже не представляла, да и являлся он только на свист Айхылу. Отчаяние наполняло душу её в такие моменты, но она не позволяла себе раскисать. Ей казалось, что в ней уживаются два человека – один слабый и готовый плакать чуть что, а другой сильный, словно батыр, который был полон какой-то невидимой силой. Эта часть её приказывала ей же самой взять себя в руки, каким-то невидимым образом придавала боевой дух и доказывала, что невозможно решать проблемы, если ты не имеешь силы воздействовать на них. «Умей ждать, – говорила она себе. – Ты не можешь влиять на то, что не подчиняется тебе, но, когда появится возможность, – сделай это». И Хумай ждала. И совсем скоро у неё такая возможность появилась.

Когда на горизонте возникли два спутника, Хумай была на крыше в числе остальных птиц, которые сначала переполошились, отчего птичий гомон раздался на всю округу, а потом успокоились, услышав её властный голос:

– Сохраняйте спокойствие! – приказала она. – Не вступайте с ними в разговор, чтобы не выдать меня в случае чего. Говорить буду я одна. Если я перевоплощусь и сразу свистну, летите и прячьтесь, – значит я зову моего тулпара. Мы не знаем, с добром они или нет, одни ли идут или где-то поблизости уже поджидают их соратники. Акбузат – единственный наш защитник, и, возможно, за ним они и пришли, а потому здесь может начаться битва.

Птицы выстроились в ряд, усевшись на крыше дворца, и стали ждать, когда до них дойдут путники, одна лишь Хумай взлетела и сделала несколько кругов над пришельцами. Когда она смогла рассмотреть их лица, ей стало дурно. В одном из них она отчётливо узнала Шульгена, несмотря на то что он вырос, лицо его вытянулось и стало более грубым, мужским. Его выдал взгляд – всё такой же хищный и полный злобы. Он и его спутник, задрав головы и прикрыв глаза от яркого солнечного света, наблюдали за ней, и ей стало неуютно, оттого что она летает над ними такая беззащитная. Кто был его спутником, Хумай понять не могла, лишь отметила про себя, что он выглядел ладно слаженным батыром. Она попыталась рассмотреть его подробнее, но он прятал лицо в тени своих ладоней, закрывая его от солнца. Шульген так же сильно щурился, словно отвык от дневного света. Наблюдая за ней, он вдруг гаркнул:

– Мы пришли к Хумай! – и, не дождавшись ответа от птицы, он потребовал, – пусть встретит нас как дорогих гостей!

Хумай медленно сделала над ними ещё один круг, обдумывая, что понадобилось от неё Шульгену? Быть может, он решил найти Родник?! И где в таком случае Урал? Почему его брат не с ним, а с каким-то другим батыром? Вопросы один за другим роились у нее в голове, и она на мгновение растерялась от внезапного появления Шульгена. Подумав немного, Хумай решила себя не выдавать, а, наоборот, затеряться среди остальных девушек, поэтому ответила:

– Её нет во дворце. – и улетела обратно в стаю.

Подлетев к птицам, она велела им принять человеческий облик. Никому из них она не сказала о том, что один из путников тот самый Шульген, который некогда точил нож на неё. К этому моменту пришельцы уже подошли на близкое расстояние к дворцу и невольно замерли, когда птицы вдруг заметались, полетели по кругу и одна за другой стали сбрасывать с себя оперенье, превращаясь в самых прекрасных девушек, которые только могут быть на свете. От ярких вспышек света они вынуждены были остановиться и закрыть глаза. Когда они их открыли, перед ними стояли девушки, все как на подбор, ладные и статные, с тугими косами, отороченными монетами, с высокой грудью и осиной талией, которые были подчёркнуты чёрными елянами.

Шульген и его спутник были поражены красотой девушек и некоторое время стояли молча, жадно разглядывая каждую из них. Все они были хороши, но взгляд Шульгена зацепила лишь одна – самая красивая, от волос которой исходил невероятный свет, словно солнечные блики танцевали на ее косах. Он отметил для себя, что если в глазах других девушек отражалось смятение, которое они всячески пытались скрыть, то взгляд этой красавицы был холодным как ледяная вода. Он словно сжигал ему самое его нутро, словно судил его за что-то. Сама Хумай ли это? Или какая другая девушка? Если Хумай, так неужто затаила зло на него за тот случай? Но ведь они хотели её отпустить, да она сама успела улететь… Неприятное чувство зашевелилось у него внутри, но он решил делать вид, что ничего не помнит, если вдруг эта девушка и есть Хумай и если она станет припоминать, как была поймана много лет назад в сети. Вдруг именно она и вышла вперёд девушек, ледяной взгляд её сменился на улыбку, и, будто она была здесь хозяйкой, сказала:

– Проходите, располагайтесь! Коли вы ищете Хумай и пришли с добрыми вестями, будете её дорогими гостями.

И Хумай повела их во дворец. Сердце её бешено стучало. Наконец она смогла разглядеть второго. То был Заркум. Человечий облик, который он смог принять, был красив и правдоподобен. Его выдали лишь глаза желтого цвета с узким зрачком и привычка раскрывать рот и высовывать язык. Каким-то образом она поняла, что это он, по наитию ли или, может, через красоту всё равно проступало нутро змея, она не понимала, но знала твёрдо – это он. Оба они – и Шульген, и Заркум – глядели на неё с вожделением и даже похотью. Их глаза елозили по её телу, как будто ощупывали ей грудь, ключицы, лебединую её шею. Это чувство было настолько неприятным, что ей тяжело было сдерживать маску вежливости и радушия, однако она пересиливала себя, потому как ей было важно усадить их на места для гостей.

Её радушие подкупало Шульгена и Заркума, которые вальяжно шли за ней, всем своим видом показывая, что они почётные гости во дворце. Оба они мучались одним и тем же вопросом: Хумай ли перед ними? И Заркум, и Шульген видели её лишь в облике лебедушки и не представляли, как она выглядит в образе девушки, хоть и слышали от Азраки, что красота её может ослепить любого из мужчин.

Тем временем они вошли во дворец, и Хумай даже не успела предложить им сесть, как они сами уже выбрали для себя места. Она не стала возражать, а лишь кивнула, словно одобряя то, как они себя ведут.

– И где же Хумай? – с усмешкой спросил Заркум, надеясь, что девушка сейчас раскроется и признается, что она, самая красивая девушка дворца, и есть Хумай.

Хумай выдержала его взгляд и даже смогла вежливо и искренне улыбнуться:

– Вы располагайтесь пока, а она сейчас придёт.

Она вышла, а Шульген и Заркум остались. Сидели они молча, опасаясь вести какой бы то ни было разговор, чтобы не быть подслушанными и не выдать своих планов раньше времени. Оба смогли убедиться, пока шли во дворец, что в нём находятся одни девушки и нет мужчин, что давало им повод быть достаточно расслабленными. Не было видно и тулпара, что также приободряло их дух.

Хумай бежала по коридору. Удивительно, но волнение, охватившее её, как только она увидела Шульгена, и усилившееся, как только она поняла, что второй – это Заркум, прошло. В голове стало ясно, она знала точно, что ей надо сделать и как это сделать. Сердце словно налилось горячей сталью, мгновенно отвердело и перестало трепетать. Где-то глубоко внутри она сама себе удивлялась.

Навстречу ей попались Зухра и Зайнаб.

– Карауль их! – велела она Зухре на бегу. – Твоя задача – чтобы они не вставали со своих мест. Как только увидишь, что встают – усади их обратно.

Зухра кивнула.

– Зайнаб, спустись ко мне! – крикнула Хумай второй девушке, спускаясь по лестнице в подземный этаж дворца.

Поспешно спустившись вниз, Хумай взяла факел и зажгла его, после чего уверенным шагом прошла вглубь подземелья. Пахло сыростью и мышами. Давно сюда никто не входил за ненадобностью. Последний раз только отец и она с Айхылу спускались – он как раз показывал им, для каких целей служил подземный этаж.

Она нашла спусковой механизм, ручка которого торчала из стены между двумя небольшими окнами, наглухо закрытыми железными ставнями, и решительно опустила её вниз. Где-то наверху послышался резкий металлический визг, сразу же после него раздался гулкий звук и крики Шульгена и Заркума, под ногами которых открылись ловушки, ведущие в две раздельные глубокие ямы. Услышав, как они упали на дно темниц, Хумай удовлетворенно кивнула самой себе.

К этому моменту спустилась Зайнаб, а за ней прибежали и Ямиля с Зухрой. На лицах их читалось смятение и растерянность. Хумай стояла и прислушивалась к тому, что происходит в ямах.

– Помнишь, твой отец подвёл две трубы с водой к этим ямам?! – спросила она у Зайнаб.

Та кивнула.

– Беги включи ту, которая подходит к этой яме! – велела она, показав на яму, в которую упал Заркум. – Да побыстрее.

Зайнаб убежала.

– Хочешь утопить этого егета? – спросила Ямиля, подойдя к Хумай, которая стояла у стены и пыталась услышать, что происходит в яме, куда упал Заркум.

Хумай отрицательно покачала головой, знаками прося не говорить. Они простояли в полнейшей тишине несколько минут, но как она ни пыталась, так и не смогла расслышать, что происходит в яме – слишком громко бурлила вода. За это время к ним успели спуститься и другие девушки, не понимающие, что происходит и почему гостей заточили в ямы.

– Он не утонет. – ответила наконец Хумай Ямиле. – Он же змей, да вдобавок научился принимать разные обличия.

Девушки заволновались, зароптали испуганно, услышав её слова, и она вспомнила, что так и не сказала никому, кем были нежданные гости.

– Я попрошу вас всех подняться обратно наверх, туда, где только что сидели наши гости. Я скоро поднимусь и всё вам объясню.

Девушки медленно и словно нехотя стали подниматься по лестнице, постоянно оборачиваясь на Хумай, будто хотели понять, что у нее на уме.

Дождавшись, пока они уйдут, Хумай сняла тяжелый засов со ставня, что закрывал небольшое оконце той ямы, в которой сидел Шульген. Само окно было зарешечено для пущей надёжности. Когда Самрау делал подобную ловушку, он вряд ли подозревал, что она когда-нибудь понадобится, но делал он из её из расчёта, что в ней, возможно, будут сидеть или змеи, или дивы. Для того, чтобы можно было с ними говорить, были прорублены эти окна, которые закрывались тяжелыми ставнями. Старый Гали предложил усовершенствовать эту ловушку, подведя к ямам две трубы из озера под углом, чтобы можно было в случае чего залить их водой, поскольку некоторые змеи обладали способностью принимать различные обличия и могли найти выход из ямы. Хумай и в голову не могло прийти, что однажды она будет стоять здесь, в этом мрачном и сыром подземелье, и снимать засов с оконца одной из ям, чтобы сказать Шульгену, который некогда вызвал в ней смятение и ужас, то, что давно зрело в её душе. В этот самый миг в ней боролись разные чувства. Было и чувство сладкой мести и своего могущества перед беспомощным её врагом, но она старалась мыслить трезво и не давала волю подобным мыслям, унимая их. Был и тот животный страх, который в ней всегда вызывали мысли о Шульгене, липкий и противный, сжимающий горло.

Перед тем, как открыть окно, она вдохнула и выдохнула, стараясь усмирить и свой гнев, и ликование, охватившие её, и унять дрожь. Затем она открыла ставень и прислушалась. В яме было тихо, однако ей казалось, что там внутри затаился разъяренный зверь, который готовится к прыжку, неслышно пружиня на своих когтистых лапах. Она ждала. Наконец услышала неровное сбитое дыхание у самого оконца. Шульген, вероятно, мог сильно удариться при падении, отчего реакция его замедлилась. Однако спустя мгновение за решеткой показалось его растерянное лицо. Хумай смотрела прямо ему в глаза, он снова увидел тот взгляд холодных, осуждающих его глаз, который в отсветах пламени таил в себе угрозу. Он уже понял, что эта девушка и есть Хумай – Хумай, которая всё помнит. Шульген не стал понапрасну тратить слова, лишь молча уставился на неё, предоставляя ей право высказать то, что было в её глазах.

– Что, сковал страх твоё чёрное сердце, когда ты полетел в яму? – презрительно спросила она. – Это же чувство испытала и я, когда ты точил на меня свой нож. За это я и отомстила тебе, егет. Заклинаю, чтобы твоё сердце, погубившее много жизней и источающее зло, разорвалось на куски здесь, в этой камере! Пусть в нем зародятся и жизнь, и добро, чтобы смог ты любить всё живое в этом земном мире! Пусть твоё новое сердце завладеет твоим разумом. Но до тех пор, пока в нём кипит злая кровь, сидеть тебе в этой могиле! Может, тогда ты поймешь, что змеи не могут быть друзьями, пойдёшь верной дорогой с теми, с кем по пути тебе, и останешься в людской памяти!

С этими словами она, полная презренья, захлопнула ставни, обрубив всякую попытку Шульгена что-то ей сказать, и посмотрела на яму Заркума. Подумав немного, Хумай решила не связываться с ним до прихода отца, хоть и мысль о том, что она поймала старого врага из змеиного племени радовала её и тешила её самолюбие. Поэтому она, закрыв ставни оконца Шульгена, решительным шагом покинула подземелье. Поднимаясь по ступеням, она вдруг вспомнила об Урале, и в её сердце закралось новое чувство. Она ощутила, как в неё вгрызлась совесть и ей стало печально, оттого что пришлось так поступить с родным братом того, кто ей так понравился когда-то.

Наверху её ждали девушки. Появление двух незваных гостей внесло сумятицу среди них и им всем не терпелось знать, почему Хумай бросила их в ямы. Увидев, что собрались все девушки, Хумай нахмурилась.

– А кто же сидит на крыше дворца?! – спросила она строго.

Девушки потупили взоры и стали что-то невнятное лепетать.

– Я понимаю, вы напуганы. – смягчилась Хумай. – Но я попрошу тех, кто сейчас должен находиться над дворцом, вернуться обратно. Сегодня к нам уже пришли двое пришельцев, кто знает – не идёт ли за ними целое войско змей? Беспечность может дорого нам стоить.

Несколько девушек вылетели в окно, перевоплощаясь на ходу. Хумай проводила их взглядом, и затем, откинув косы назад, посмотрела на оставшихся.

– Те, кого вы сегодня видели, – начала она, – пришли не с добрыми намерениями. Один из них – змей Заркум, сын царя Кахкахи, некогда сватавшийся ко мне. Второй – тот батыр, Шульген, который когда-то меня чуть не съел и который сломал мне крыло. Мой отец был прав, когда говорил, что им нужен Акбузат. Вероятнее всего, они и пришли за ним. Я узнала Шульгена, когда пролетала над ними, и решила, что правильнее всего будет бросить их в ямы. С этого момента мы должны усилить нашу бдительность. Быть может, их хватятся и придут за ними.

Девушки настороженно молчали и не перебивали её. Хумай внимательно вглядывалась в их лица, пытаясь понять, есть ли страх в их глазах и готовы ли они к самому худшему. Помолчав, она продолжила.

– Мы с вами вряд ли сможем воевать, как наши славные батыры, но мы не должны оставаться в стороне от всего происходящего. Я вас попрошу, если вдруг в ваших сердцах поселился страх, унять его и мыслить разумно. Мы не знаем, как будут развиваться события, но мы должны быть готовы к любому исходу. Будем надеяться, что наши мужчины в скором времени вернутся, – она ещё раз всех осмотрела и добавила, – а теперь, я попрошу вас разойтись и продолжить ваши повседневные обязанности.

Девушки, рассеянно переглядываясь между собой, разошлись, остались лишь подруги Хумай Ямиля и Зухра.

– Хумай! – еле дождавшись, пока все уйдут, воскликнула Ямиля. – Как они познакомились друг с другом? Заркум – змей, житель Нижнего мира, а Шульген жил на Затерянной земле!

– Я не знаю, – устало покачала головой Хумай. – Я не спрашивала их об этом.

– Ты говорила с ними? – спросила Зухра.

– Нет, я лишь раскрылась Шульгену, к Заркуму я не подходила. Боюсь, если открою его окно, он выскочит. Дождусь отца, подумаем, что с ним делать.

– Его можно обменять на Айхылу. – сказала Зухра.

– Можно, – кивнула Хумай. – Если она у Кахкахи.

– А если нет? – спросила Ямиля.

– Если она у Азраки, то я сомневаюсь, что что-то получится.

– Почему же? – удивилась Ямиля. – Они ведь все заодно, разве нет?

Хумай потёрла руками глаза, прогоняя сон, который вдруг навалился на неё после того, как девушки разошлись. Сегодняшней ночью она практически не спала, как будто предчувствуя, что что-то произойдет.

– Заодно, – ответила она Ямиле. – Но я не думаю, что Азраку волнуют проблемы Кахкахи. Один отвернется, а другой ему – нож в спину, – пожала она плечами. – Это же нечисть.

Хумай вышла на балкон, и оглядела горизонт. После того, как появились Заркум и Шульген, на душе у неё стало неспокойно. Каждую минуту она ожидала, что кто-то придёт вслед за ними, и что тогда делать, было непонятно. Вызвать Акбузата и велеть лебёдушкам разлетаться и прятаться? Или держаться всем вместе? Наверное, нужно было иметь какой-то план, но как лучше всего поступить, если вдруг к ним ворвутся враги, она не знала.

Солнце беспощадно палило. От духоты Хумай ещё больше потянуло в сон. Она почувствовала, как веки отяжелели, и ей стало тяжело их открывать.

– Хумай, – услышала она позади себя голос Зухры. – Ты очень устала, приляг отдохни, а мы с Ямилей побудем здесь. Не переживай, приглядим и за пленниками, и вылетать будем, смотреть, не идёт ли кто.

– Я тебя провожу до твоих покоев, – мягко улыбнулась ей Ямиля. – Уложу тебя спать.

У Хумай не было сил с ними спорить, поэтому она молча согласилась и пошла с Ямилей под руку в женскую половину дворца. Когда они шли, Ямиля вдруг спросила:

– Как ты догадалась, что этот змей – Заркум?

Хумай пожала плечами.

– Не знаю. Глаза у него змеиные были, ты не заметила?

– Так значит вот, что у него было странное! А я заметила, что он необычайно красив, но что-то было в нём не так. А что именно, я не могла понять.

– А ещё он высовывал постоянно язык.

– Да-да! – вскричала Ямиля. – Я заметила, но подумала, вдруг его мучает жажда и он облизывает губы.

– Нет, – покачала головой Хумай. – Жаждой он не мучался.

– Ну хорошо, – кивнула Ямиля. – Но ты не думала, что это может быть другой змей, а не Заркум?

Хумай призадумалась, словно прикидывая, стоит ли пытаться объяснить своей подруге, как именно она догадалась.

– Я…– начала она и запнулась. – Я не могу это объяснить. Стоило мне взглянуть ему в глаза, как мне на ум пришел Заркум. Как будто я узнала его взгляд.

– Но разве у змей не у всех одинаковый взгляд? – допытывалась Ямиля. – И разве ты уж так много с кем из них разговаривала?

– Мы с Акбузатом многих повидали, но ты права. Глаза у них у всех примерно одинаковые.

– Тогда как ты поняла? – не унималась Ямиля.

– Не знаю. – устало вздохнув, ответила Хумай. – Я просто узнала его и всё.

Они дошли до покоев Хумай, и Ямиля довела её до кровати.

– Ну всё, – улыбнулась она. – Не буду тебя больше мучать своими глупыми расспросами. Спи, Хумай. Неизвестно, что будет ночью.

Хумай послушно легла на кровать и мгновенно уснула, даже не услышав, как тихо ушла Ямиля.

____________________________________________________________

Проснулась она резко, почувствовав, что кто-то вошел. Не поняв со сна, что произошло, Хумай стремительно вскочила с кровати и увидела Ямилю и одну из прислуживающих девушек. Выглядели обе растерянно и взволнованно.

– Что-то случилось? – с тревогой спросила она, чувствуя, как у неё немеют и становятся ватными ноги.

Глаза у Ямили забегали от волнения, и она сложила ладони на груди, словно просила прощения.

– Хумай, там пришёл егет… – она помолчала, подбирая слова. – Батыр. Высокий такой и огромный.

– Где он? – требовательно спросила Хумай.

– На месте, где сидели Шульген и Заркум.

Хумай рассерженно на них посмотрела и прошлась по комнате в поисках гребешка.

– Что же вы меня так поздно разбудили?! – недовольно спросила она. – Вы что, не заметили его издали?!

– Нет. – пролепетала служанка. – Его не было там.

– Где его не было?! – Хумай, теряя терпение, злилась всё больше. Она распустила свои волосы и стала их расчесывать, отчего на них заплясали блики и в комнате стало светлее.

– На горизонте. – вмешалась Ямиля. – Он возник прямо у дворца.

Хумай на мгновение остановилась и посмотрела удивленно, но потом опомнилась и стала быстро, наспех переплетать свои косы.

– Вы хотите сказать, что он появился из ниоткуда? – уточнила она.

Ямиля и девушка закивали. Хумай ничего не понимала. Надо было быстрее увидеть этого батыра.

– Помогите мне с косами! – попросила она девушек. – Мне надо поторопиться, если он пришел вслед за Заркумом или Шульгеном… – она не договорила. От тревоги руки стали дрожать и не могли управиться с волосами.

– Он не похож на злого. – сказала Ямиля, причесывая роскошные волосы Хумай. – Вполне добрый на вид. И глаза не змеиные.

Хумай лишь покачала головой и ничего не ответила. Поразмыслив, она решила, что и на этот раз воздержится и не станет призывать Акбузата, пока не поймет, кто пришел. Быть может, он принёс вести об Айхылу, или об отце, если Ямиля права.

– Этот егет добр, Хумай! – продолжала настаивать Ямиля. – И очень-очень красив!

Хумай повернулась и удивлённо посмотрела на неё, отчего Ямиля, неожиданно покраснев, засмущалась. Проигнорировав её слова и наспех приведя себя в порядок, Хумай поспешила на мужскую половину дворца, где в основном проходили все приёмы гостей и где её дожидался нежданный гость. С каждым шагом тревога усиливалась, ноги вновь стали неметь от волнения, а руки – дрожать. Пытаясь успокоить себя и не накручивать, Хумай держала их, скрестив на груди. Несмотря на своё состояние, она шла довольно решительным шагом и монетки на её косах также решительно позвякивали, словно и не было волнения. Подойдя к дверям зала, Хумай на мгновение остановилась, вздохнула и, смирившись мысленно с тем, что там вполне может поджидать её враг, открыла двери.

Но это был Урал.

Он стоял спиной к высокому сводчатому окну, вытянувшись как натянутая стрела, и смотрел на неё в упор, вся его поза говорила о том, что он давно ожидает, когда же откроются двери этого зала. Хумай узнала его тотчас же. От неожиданности она застыла в дверях, не сводя с него глаз, не в силах что-либо сказать, как вдруг её обуяла какая-то чистая детская радость и заполонила собою всё её существо, и побежала по венам, разгоняя жар в теле, отчего щёчки Хумай запылали, словно солнце в безоблачную погоду на закате дня. Сердце заныло робкой надеждой, что появился шанс вызволить Айхылу, и ей стало казаться, что теперь все проблемы закончатся и она обязательно найдется, а отец вернется. Внезапно она вспомнила, что в подземелье заточен ею самолично родной брат Урала, и волна стыда охватила её, проложив глубокую морщину на лбу. Эмоции сменяли друг друга в хаотичном порядке, однако Хумай как могла старалась сохранять спокойствие, пытаясь ничем не выдать своё внутреннее состояние. Со стороны казалось, что она лишь внимательно осматривала батыра, стоявшего перед нею. С момента их встречи он вытянулся и стал могучим, его лицо возмужало, челюсть стала ярко выраженной и квадратной, черные густые брови были сдвинуты в одну линию, нос горбинкой, а в его черных угольных глазах горел какой-то огонь.

Сам Урал смотрел на неё спокойно. Он и не догадывался, кто она такая и какую бурю эмоций он вызывал в ней одним своим появлением. Он лишь заметил, что эта девушка, вошедшая решительным шагом, увидев его, застыла на мгновение и отчего-то покраснела. Ему бросилась в глаза её совершенная красота и что-то внутри него шевельнулось, какое-то чувство, что он уже видел её когда-то, но забыл, совершенно точно забыл и никак не может вспомнить, где это было и при каких обстоятельствах. Он внимательно разглядывал девушку, её роскошные косы, словно покрытые золотом, большие тёмные глаза, похожие на августовскую тёмную ночь с отблесками звёзд на небе, высокую грудь, которая единственная выдавала волнение девушки, и тонкий, как у пчёлки, стан. Он успел отметить про себя, что у нее очень изящные руки и длинная красивая шея, и ему захотелось подойти к ней поближе.

Хумай одновременно с ним сделала ему шаг навстречу. Она всё это время молчала и ждала – узнает или нет. Но Урал ничего не говорил и невозможно было понять, о чем он думает. Знает ли, в чей дворец он пришёл? Пришёл ли он именно к ней, к Хумай, ведь в ту самую ночь она раскрылась им, сказав, что она – дочь падишаха Самрау и Кояш. В сердце её вспыхнула надежда, что сейчас он произнесет её имя, но вместо этого Урал продолжал молчать, завороженный её красотой и блеском золотых волос. Он поднял было руку, чтобы дотронуться до её волос – так они его манили –, но вовремя спохватился, и одёрнул её.