Домой! Магдагачи. Рассказы и очерки магдагачинцев

Единственным исключением были бабушка и маленькая Аленка, которым Васильевич позволял делать с собой абсолютно все, что угодно. Стоически терпел любые мучения и беспрекословно слушался. Бабушку Васька слушался потому, наверное, что она бабушка. Бабулю любили и слушались все, от куриц и коров до деда. От нее всегда пахло парным молоком, теплом, лаской и уютом. Правда, если уж кому доводилось набедить так, что бабушка начинала ругаться – тут и воробьи примолкали. Но такое случалось весьма и весьма редко. Аленку – слушался еще больше, чем бабушку. Видимо потому, что были они почти ровесники по годам, даже Аленка чуть младше. Выросли вместе. Кот, естественно, был и самой любимой игрушкой, и самым большим другом девочки. Охотничьи угодья у Василия Васильевича – весьма обширные. В зону его особого внимания входил дом, с двумя подпольями, в которые для кота был проделан лаз, летняя кухня с подвалом, в летнее время в нем хранились припасы, и зимняя кладовка с подполом-ледником. Ледник являл собой железный короб, врытый под полом кладовки в землю. Зимой вокруг короба заливали воду, которая замерзала. Хранили в этом холодильнике продукты почти круглый год, кроме осени. Осенью короб пустовал, заполненный талой водой, просачивавшейся через свищики старых сварочных швов. Так же под особым контролем была стайка, где жила корова с курами и поросенком, гараж и баня. Ну и, естественно, вся прилегающая к указанным объектам территория – тоже, само собой, стороной не обходилась.

Охотничья жизнь Васьки проходила как-то не на виду, но на подконтрольной ему территории все было всегда спокойно… до тех пор, пока со «страшным хищником» не случился один казус…

…Мыш был маленький. Не совсем чтобы уж мышонок, но и не взрослый еще. Жил себе – не тужил в чистом поле с собратьями полевыми мышами, пока не угораздило его, по молодости и глупости, залезть в мешок со свежесобранной картошкой. Таким вот не хитрым способом в тщательно охраняемые Василием Васильевичем владения проник «диверсант». Поначалу Мышу жилось очень не плохо. Оправившись от первых страхов и обследовав новую территорию, он устроился на житье в уютной покинутой теплой норке под печным срубом. Соседей не было, еды – навалом. Не бедствовал, короче. Даже наоборот – поправился, шкурка заблестела. Кот совершенно не беспокоил, по той простой причине, что в подполье не появлялся, хотя каждый угол запахом просто кричал Мышу о присутствии грозного стража. Обойденными Васькиным вниманием подполья под домом оказались потому, что с наступлением холодов работы у кота изрядно прибавилось. Вся мышиная и крысиная братия, летом вольготно проживавшая в окрестных кущах, ринулась туда, где тепло и можно комфортно перезимовать – к человеческому жилью. Потому и дел у Васильевича было просто невпроворот.

Отдушины человеческого жилища, стоящего на крепком фундаменте, были забраны сеткой. Так что, попасть в закрома можно было только через дом, в котором кот до морозов появлялся очень редко – предпочитал жить на свежем воздухе, ночуя на сеновале и отлавливая пришельцев в более доступных для них местах. С приходом настоящих холодов перебрался Василий Васильевич на «зимние квартиры». Вот тут-то и настали для Мыша по-настоящему трудные времена – кот явно чуял чужака в доме и караулил его. После появления в доме «охранника хозяйских закромов» Мышу пару недель удавалось избегать когтей и зубов. Все кончилось внезапно – в темноте и тишине подполья Васька изловил таки пришельца! Изрядно придушив добычу, Васильевич потащил Мыша наверх, с явным намерением перекусить в тепле и уюте… Поиграть с завтраком коту не дала маленькая Аленка, впервые увидевшая жестокие кошачьи игрища. Девочке стало очень жалко беззащитную мышку, едва шевелящуюся, но еще живую. Пределов гневу маленькой хозяйки просто не было!

Во-первых, Васька был схвачен за шкирку, поднят в воздух и как следует оттрепан. Во-вторых, Мыша отобрали. В третьих, Васильевичу была прочитана такая жаркая проповедь, сопровождавшаяся грозящим перед носом пальцем, что ему пришлось зажаться под табуретку на кухне и, прижавши уши, молча сидеть там в течении приличного времени. Весь день девочка не отходила от полуживого Мыша. И баюкала его в руках, согревая теплом ладошек, и укладывала его на чистую тряпочку, постеленную в специальной банке, уложенной на бок и накрытой ой крышкой, и периодически гоняла бедолагу-кота, дерзнувшего высунуть нос из-под табуретки. В итоге Ромке пришлось смастерить небольшую клетку из остатков металлической сетки, пошедшей на изготовление мордуши – уж на то он и старший брат. Клетку снабдили маленьким картонным домиком-норкой с подстилкой из сена и кормушкой с поилкой. Мыша поселили в новое жилище, определив клетушку повыше, чтобы Васильевич не добрался. Аленка внимательно следила за состоянием пациента, заглядывая одним глазком в домик. Даже ночью просыпалась.

Через пару – тройку дней спасенный очухался и впервые высунулся из своего домика на водопой. Его старались не пугать, но убедить маленькую Аленку не пытаться общаться с новым питомцем было весьма и весьма трудно. По прошествии еще нескольких недель, Мыш вполне освоился и в новой квартире, и с новой хозяйкой, не убегая из ее рук и даже умудряясь дремать у нее в теплом кармашке на прогулках. Девочку он не боялся совсем, оплачивая преданной любовью свое чудесное спасение. Остальных обитателей дома Мыш опасался, но тоже привык, хотя в руки не давался. Клетка была надежной защитой от котовых поползновений восстановить справедливость, так что – жизнь налаживалась. А вот для Василия Васильевича наступили «смутные времена». Чуть ли не ежедневно маленькая хозяйка отлавливала его и за шкирку тащила к поселению нового квартиранта. Потом, приблизив кошачью морду к клетке, гневно и грозно читала проповеди, строго грозя Ваське пальчиком. Васька терпел, куда деваться. Привык даже. Даже запах из клетки и вид Мыша надоели и не возбуждали привычного охотничьего азарта. Вот что значит сила слова! Особенно когда ни одного не понимаешь. Такое житие могло бы продолжаться долго, если бы в один прекрасный день Мыш не пропал из своего убежища… Гром грянул внезапно – Аленка залилась слезами в три ручья, обнаружив чуть приоткрытую клетку пустой. -Ну, а кто виноват? – Конечно «наглая лохматая морда»! Какие сомнения!

Запопал Василий Васильевич в опалу на неопределенный срок. С высылкой на поселение, «на Севера», на сеновал то есть. Пока страсти не улягутся. Впрочем, ссылка не была такой уж совсем строгой – для кормежки Ваську в дом все-таки пускали. А вот кота-то совершенно напрасно обвинили во всех тяжких грехах и подвергли гонениям. Он был абсолютно ни в чем не виноват. Клетку Мыш покинул совершенно самостоятельно, через дверку, которую Аленка просто забыла закрыть. Временно затихарившись под комодом и переждав бурю, связанную с обнаружением пропажи и выдворением кота из дома, под покровом темноты, он перебрался в более удобное убежище. В пустоту под неплотно прибитым плинтусом возле печки. Вполне себе норка. Тепло, сухо, да и за едой далеко бегать не нужно – в метре кошачья миска, возле которой всегда есть чем поживиться.

Сначала Мыш боялся подходить к еде, все-таки запах кота был очень сильным. Однако голод – не тетка. Сперва он пытался найти пропитание где-нибудь в других местах, но не очень удачно. Потом, постепенно смелея из-за отсутствия «вражины» в доме, начал постепенно приближаться к миске, хватая крошки и со скоростью пули скрываясь с ними под плинтусом. Через неделю Мыш уже до того осмелел, что спокойненько трапезничал прямо возле котовой миски, иногда высовывая свой нос из-под плинтуса даже днем – кот не появлялся, все было спокойно. Через некоторое время, когда пропажа Мыша уже позабылась Аленкой, коту «сменили режим» – стали пускать в дом – морозы на улице крепчали, самый разгар зимы. Вот тут-то и обнаружилась эта самая «пропажа». Мыш преспокойненько себе перекусывал возле кошачьей чашки, когда на кухне неслышно появился Василий Васильевич. Завидев добычу, кот мгновенно подобрался в тугую пружину, готовую распрямиться молниеносным прыжком. Поджался, собрался и… вот тут казус-то и произошел. Вместо того, чтобы в доли секунд не оставить от дерзкого и мокрого места, Васька как-то странно потянулся и осторожно понюхал оцепеневшего Мыша, а потом, совершенно беззлобно и даже лениво, не выпуская когтей, катнул его в сторону печки. Не веря в свое спасение, пробуксовывая всеми четырьмя лапами и даже хвостом на крашеном полу, со скоростью света, Мыш метнулся под спасительный плинтус. А Васильевич, проводив беглеца взглядом, как-то уж совсем по-человечески вздохнув, принялся лакать из миски молоко.

Художник Наталья Нетронина

Ни кто не знает, сколько длилась эта странная дружба непримиримых врагов, но то, что Мыш проживал в доме в присутствии кота – факт совершенно точный. Других грызунов и следов их деятельности в доме не встречалось. Один раз поздней осенью Мыш показался людям. При совершенно странных обстоятельствах. Было начало ноября или конец октября. Морозцы уже прихватывали хорошо ночью и по утрам. Начали забивать домашнюю скотину. Ромка таскал в холодную кладовку куски свинины, развешивая их на крюки под потолочной балкой, когда из-под его ног с писком метнулась в сторону мышь. Но не убежала, а начала нарезать круги по крышке ледника, словно пытаясь в щелочку пролезть под нее, при этом, совсем не пугаясь человека. Под крышкой чего-то скреблось, булькалось и хлюпалось совершенно отчетливо. Рывком Ромка открыл люк. В глубине железного короба, в талой воде, плавал, а вернее сказать, уже нырял, выбившийся из сил Василий Васильевич… Больше Мыша ни когда не встречали, как, впрочем, и других мышей. А от памятного случая осталась в семье одна традиция – насыпать где-нибудь в укромном уголке крошек. Для Мыша.

ЗИМНЯЯ ОХОТА

Ворона достала орать. Чего ей с утра не спится, заразе? В зимовье тихо, только этот «чернявый передатчик», на совершенно голой, сухой листвянке, голосит на всю тайгу. Чертыхаясь, вылез из спальника. Выпустил «народ» на улицу. Для Гека с Чуком утренний моцион уже в привычку вошел. Правда, коту все-таки пришлось немного объяснять, что это полезно – гулять с утра. Момент воспитания, так сказать. Выясняли, кто в доме хозяин.

Уже неделю живем на «дальнем». Всем «семейством» и переехали. Кот местами на мне ехал, местами пешком шел, но добрались. Сразу же, в зимовье, мышам Чугундер устроил «глобальный цурюк и кирдык». Всех разогнал. Даже по снегу цепочки следов прочь от домика тянутся. Всемышинная эвакуация, однако!

Снежку упало хорошо. Почти по колено. Протоптал лыжню по двум путикам, по дядькиным. Собственные – еще пока только в проекте, хоть примерная трасса и намечена. С новыми путиками решил еще не спешить потому, что не известно, будет зверек по сопкам держаться или же к реке спустится. Не будем торопить события.

Гек днями пропадает в сопках. Изредка полаивает. Пару раз ходил на голос, явно держал кого-то. Не удалось подойти. Подшумел оба раза зверя. Первого – по буреломнику, а второго, быка, – ветерок подвел, потянул с моей стороны.

Пора, наверное, по времени, и путики поднимать, морозец хороший ночами. Заяц по кустам носится, как дурной. Надо бы добыть парочку, капканы зарядить. Любит братец колонок братца зайца просто братской любовью. «Я к русскому духу не очень строга, люблю его сваренным в супе…», как одна Баба Яга пела.

Колонок уже отлинявший должен быть, выходной. Соболя – так присутствия и не заметно. Правда, это еще не факт, что его тут нет. Поставлю, наверное, пяток петелек на зайчика. Не с собакой же их стрелять бегать. А пока ловятся – по мяску попробую. Склон сопки весь побит, свинина ходит. С карабина вполне реально сработать пару-тройку подсвинков. Да по времени уже бы и гостей ждать из дома можно, будет кому мясо увезти. На том и порешил – сначала зайцы, потом все остальные.

На зимухе обжился, выходить в «поля» не хочется. Мне здесь, на «дальнем», больше нравится. Уютней тут, что ли. Да и домик потеплее, и поновее. Есть в нем и моими руками положенные венцы. И место красивое, тихое. Тишину таежных снегов, из звуков цивилизации, нарушают только самолеты в вышине, да радиоприемник в зимовье. Люблю нашу тайгу – мамка суровая, но такая ласковая и родная. Здесь я по-настоящему дома.

Чук заметно подрос, взрослый уже. После памятной битвы с сойками стал совсем самостоятельный. Кормится охотой. Но отчетность – строгая. Поймает мышь или птичку и ходит за мной, докладывает. Будет ходить, пока не погладишь и не похвалишь. А с Геком вообще, как братья живут. Вот уж ни когда бы не подумал, что собака с кошкой так дружно жить могут!

Сегодня с Геком идем на «южное». Ближе к реке. Там, по морозцу, на поросших тальником песчаных косах, устраивают зайцы свои зайцегонки, зайцезабеги, зайцезапрыги и прочие соревнования. Кормятся в других местах, а побегать – там любят.

Чук остается за старшего, на хозяйстве. Привык уже, что ухожу на весь день или дольше. У него и лежанка на крыше специальная есть для таких случаев. Еще бы научить печку топить – вообще бы цены ему не было! А что, красота! Приходишь, в доме тепло, чисто, ужин на столе, кот в передничке шуршит…

Тьфу ты, блин! Давненько из дома, что ли? Уже коты в передниках мерещатся, хорошо хоть не голые!

Не дошли до «южного». Госпожа фортуна резко решила поменять наши планы. Отошли буквально пару километров – Гек кого-то причуял. Постоял, потянул носом воздух и ломанулся в заросли ольховника у подножия сопки. Низкие кусты, разлапистые, вперемежку с сухими палками, ломающимися при малейшем прикосновении. Будь ты хоть Коперфильдом, а тихо не пройдешь. Остановился, закурил, жду. Сигарету выкурить не успел, как в самой середине ольховых кущей зачастил, захлебываясь лаем, Гектор. Кого-то лает, однако. Надо идти…

Как в детстве, поднял над головой «слюнявый» палец – ветерок на меня тянет и чуть в сопки. Хороший ветерок. Накинул маскхалат, вернулся по тропе до границы ольховых зарослей, свернул на склон сопки, чуть выше кустов. Подойти реально только таким путем, иначе подшумишь. Гек заливается метрах в пятистах от меня, чуть ниже, в кустарнике.

Лыжи сбрасывать не стал, по снегу без них нашумишь гораздо сильнее. Будешь проваливаться, ломать палки ногами, а на лыжах – скользи себе, переступай, камус на подбое даже шуршание снега гасит. Лыжи дядька Вовка подарил, в прошлую зиму. Ловкие самоходки.

Крадусь. Все внимание приковано к собаке, вернее, к тому месту, где сейчас собака. А собака моя голосит метрах в двухстах, по прямой если, но где именно среди кущей – не видно.

Впереди околочек молодого листвяка. По низу соединяется с ольховыми зарослями, только через верх обходить. Бочком лезу на сопку. Обошел, чуть выкатился из-за листвянок… опаньки! Гектор мой – как на ладошке. Крутит вокруг куста какого-то густого. Метров стопятьдесят до него, может чуть больше. Перешел пяток шагов по склону, присел…

Густой куст на деле оказался еще и сохатым. На собаку – вообще ни кой реакции. Перейдет пару метров, снова стоит, даже пасется, по-моему. Жаль оптики ни какой нет, забыл на «резиденции» глаз от бинокля, не рассмотришь.

Глянул по сторонам. В паре метров и чуть выше по склону – валежина и пень. Самое то для упора. Тихонечко перебираюсь выше, за дерево. Скинул лыжи, обтоптался, сел прямо на склон – низковат упор. Переполз за пень. Прицелился. Пар изо рта мешает, закрывает обзор. Замер, задержал дыхание, плавно, как учили, надавил на спуск. Грохнул выстрел…

Дальше все произошло одновременно. Сохатый сорвался с места и, под треск ломающихся кустов, пропал из вида в ольховнике. Гек замолчал и исчез следом за быком. Я перезарядил карабин. Снова треск сухостоя и из того же околка, метрах в десяти ниже, вываливается бык. На автомате – стреляю. По лопатке вроде, но идет, словно я промазал. Сохатый отворачивает от меня и, почти юзом, начинает уходить в кусты вниз по склону. Из зарослей, откуда чуть раньше появился бык, вылетает Гек, мчится следом. Стреляю еще раз, в угон. Зверя словно сильно толкнули – падает через голову, пытается подняться, но катится по склону. Еще раз выстрелить не успеваю, бык, вместе с собакой, скрываются за кустами.

Закурил, присел на валежину. Внизу в кустах – возня, Гек рычит. Сбил значит быка, раз уж Гектор там глумится, стрижку делает, «рыжий парикмахер». Пусть, заработал по честному, ему тоже пары выпустить надо. Иду к собаке, бычка свежевать.

Как ни искал, первое попадание так и не нашел. Одно попадание под лопатку, через грудину навылет, еще одно – в горб, в аккурат по позвоночнику. Больше ни каких отметин. Делаю вывод, что первый раз промазал. Или рикошет. Шумовой бык, пуганул я его просто хорошо, а Гек – пригнал. Хотя, и собака, скорее всего не при делах, сам прибежал. Единственное – добавила кипишу, наверное, к испугу, вот сохач и ломанулся не глядя куда, лишь бы бежать.

Провозился долго с мясом. Потом пришлось ломать дорогу по ольховникам до основной тропы. Потом «потаскушки». На лыжи – шкуру, на шкуру – мясо, и вперед на штурм. На тропу добычу вытащил уже в глубоких сумерках. Бросил все как есть – ни каких сил не осталось, а еще до дома чинчиковать два километра. Укрыл шкурой мясо прямо на земле. Сверху кинул мокрую насквозь от пота тельняшку, пару гильз, переоделся в сухое, чтобы не простыть, и домой. Хватит приключений на сегодня.

В зимухе, пока разгоралась печка, махнул пару стопарей под строганинку. Отпустила усталось маленько, разморило. Подкинул дров и мгновенно уснул. Утро, как известно, вечера мудренее.

За ночь на требухе успело подраться штуки четыре колонка – столько по следам насчитал. И соболек приходил. Если это все местные, то плотность зверька очень высокая, нужно не тянуть с капканами. Мясо надо как-то до «южного» доставлять. Туда то можно и на машине по Уркану подъехать, чтобы забрать. Решил делать сани. Давно собирался, а тут уже и нужда прижала.

Весь день провозился с санями, только и успел, что сбегать на требуху поглядеть, да мяска на прокорм принести. Остальное время плотничал.

Спилил осину в распадке. Давно на нее «зуб точил», хотел на заготовки для лыж пустить. Отрезал чурбак двухметровый. Расколол на доски-дранки. У меня даже инструмент на зимовье специальный есть для этого – нож такой с двумя ручками поперек лезвия. Забиваешь нож, потянул за ручки – лезвие заламывается и колет дерево. Так постепенно и двигаешься вдоль чурки, дранку дерешь. С десяток замечательных дощечек получилось. На зимовье, над костром, загнул полозья и доски для низа короба-лодки, чтобы из глубокого снега вытаскивать легче было.

По утру, прямо из мерзлых досок, собрал транспорт. Тяжеловатая конструкция, конечно, сырая. Но все лучше, чем на горбу таскать мясо. Как говорят, лучше хреново ехать, чем хорошо идти. В моем случае – лучше хреново возить, чем хорошо таскать.

Колею саней промерил, чтобы ложилась в ширину лыжни. На полозьях – крупные неровности зачистил сначала ножом, потом прошелся осколком стеклины. В качестве последнего штриха, полил все это дело водой. Почти мгновенно полозья и низ короба покрылись тонкой ледяной коркой. Все, готов транспорт. Лыжня схватилась хорошо, держит мой вес даже без лыж. Портить жалко трассу. Пробую на лыжах. Ну что же, камус держит, отката нет. С пустым корытом вполне можно и на лыжах идти. Самый замечательный плюс – тропа, почти до самого «южного», идет под уклон, ни одного бугра.

До мяса докатился довольно быстро. По насту лыжни вес саней почти не чувствуется, просто как с рюкзаком идешь. Я и сбрую то от старого РД приспособил к веревке от саней. Удобная вещь, эта армейская амуниция.

Два дня таскался. За ходку – один зверь, ходка в день. Ночевать возвращался на «дальнее». В первый день, по приходу на «южное», сходил, поставил петли. На следующий день, из пяти петель, в трех сидели косые. Крупный заяц, не грех и для себя приготовить, побаловаться.

Весь вечер в чугунке томилась зайчатина. Запашина – на всю тайгу. Как ни кто в гости не заглянул на запашок? Странно…

Утром сбегал, снял еще трех зайцев и затянул петельки на время, пока хватает путики зарядить, а там поглядим. Один косой живой сидел, за пузо поймался. Ну и везет мне что-то в эти дни – просто нереально!

Сразу же иду на путик. Тут, в самом начале тропы, надрезаю зайцу вену под челюстью, привязываю его на палку за задние ноги, палку на плечо, и вперед. Кровь капает из зайца не часто, по капле через метр-два. В самых удачных, на мой взгляд, местах оставляю куски зайчатины – по четвертине тушки. Косой на палке долго не проборолся, конечно, но на добрый километр, а то может и больше, кровушки накапал. Порубал и его на куски. Капканов ни одного не ставил. Надо погодить, определиться, где и как именно ставить.

Через пару дней пошел расставлять капканы. Несколько поставил вокруг остатков требухи, на выходах под след. Ходят, жируют, «ржавые».

Полностью насторожил все капканы на путике. Перспективных для лова мест наметилось с десяток, к остальным приманкам, кроме соек, ни кто не подходил. Зато в пяти местах до драки за кусок у ребят дело дошло, все укатали вокруг зайчатины. Ну ни чего, снарядил я им и тут подарков.

Там, где накапал кровью, везде следы по лыжне, разной давности, совсем свежие – тоже есть. Как любил говаривать дядька: «Если гора не идет к Магомеду, значит он не правильно ее приманивает!»

Поймал еще пару зайцев. В планах – идти на «северное», оттуда путик поднимать. Белки много по сопкам. Сходил, достал из схрона мелкашку, старенькую ТОЗ-8. Я учился стрелять с этого ружья, маленьким совсем пацаном. Так и живет здесь, как дядька оставил. Документы от нее, по рассказам, еще в послевоенные годы сгорели в пожаре. Вот с тех пор она в тайге и прописалась.

Почистил, помазал, привел в порядок – вполне себе машинка. Стреляет – как в детстве, в копеечку. Горсть патронов тут, на зимухе, есть – хватит пока на первое время. Завтра пойду в сопки, на «северное».

Как говорят в народе – человек предполагает, а Бог располагает. Ночью запуржило. Жестокий северо-восточный ветер до рассвета стонал и выл в вершинах деревьев, лупил колючими снежными зарядами в окошко. К утру ветер чуточку притих, но снегопад не прекратился. Сижу у окошка, гляжу на непогоду. Мысли одна другой мрачнее. Сейчас и лыжню заметет повсюду, и капканы. Столько трудов – псу под хвост! Обидно. Капканы, скорее всего, не поймали до снегопада ни чего, а сейчас уже точно не поймают. Да и не придет ни кто к ним, в такую погоду.

Три дня в зимовье просидел. Непогодь прекратилась. Пошел бить лыжню по тропе на «южное». Зайду на требуху, обратно – путиком. Капканы то выдирать из-под снега – надо.

Ошибся я в прогнозах. Два крупных рыжих кота влетели в капканы, явно до снега. Один – возле остатков сохатого, а другой – на путике. В самый хитрый капкан влетел, я знал, что этот обязательно поймает, уверен был просто. Стоял капкан в пустотелом пне, взведенная двоечка тютелька в тютельку поместилась. Тропка у колонка была по наклонной валежине, сверху в пень, и выход между корневищ – ни как мимо капкана не пройдешь. Там и сидел, «ржавый», в пне.

На завтра пожаловали гости – мужики приехали. Машину на реке возле «южного» бросили, сами на лыжах пришли. Как я вовремя лыжню пробил! А то бы ушли целиной на «резиденцию».

Подъем и снаряжение второго путика придется отложить. Надо кабана погонять, пока народу много. Походим по сопкам, как раз с новым путиком, может, определюсь, следочки гляну…

Времени еще навалом, все в наших руках.

«КОГДА УПАЛ ОСЕННИЙ ЛИСТ»

Отнепогодило…

Ударили первые морозы. Посеребрили землю и деревья инеем, задернули зеркало луж ледяным стеклом. Яркое, чистое, высокое небо радует голубизной и теплым последним солнышком. Все чаще слышна канонада утром на озере возле поселка. Утка летит, однако. Но вяло так летит. Значит, тепло еще подержится.

Закончил огородные дела. Собираю вещи. Опять манаток полная лодка будет. Тут и матрасы с одеялами, и теплые вещи, и лыжи, и капканы, и какого только еще барахла не приготовил… Главное, чтобы на гаражи это все попало, там перевезется как-нибудь. Жду «туристов» из города. Звонили, на днях должны приехать.

Это наш охотинспектор меня на авантюру подбил. Мол, все равно охотиться будешь, возьми с собой пару пассажиров. Бензина подкинул, заезд на «лесническом» транспорте. Денег мальца тоже на курево, да на продуктишки. Лицензия, опять же, на гонного бычка – простым смертным не дают.

Сам собрался с нами тоже – по Уркану мужичков причесать. Ну и Бог с ним, у него работа такая. Но как охотник он мужик опытный, лишним не будет. Правда, с СКСом этим своим. Не то оружие на близкое расстояние.