Стань светом в темном море. Том 1

Глава 8

В ходе работы

Часть 4

После Тайлера меня посетил один человек из инженерной команды и один – из горнодобывающей. Были пациенты и с кариесом, но статистика посещений за три дня показала, что количество людей, которые пришли ко мне из-за Син Хэряна, перевалило за десяток.

Я подумал, что если удастся найти подход к главе инженерной группы «Ка», то работы у меня убавится. Если нет – работать придется бесконечно.

Взяв планшет, я поискал Син Хэряна в системе Подводной станции.

Руководитель инженерной группы «Ка» Син Хэрян *на перерыве*.

В системе была функция чата, и я хотел было написать, но колебался, размышляя, уместно ли беспокоить человека, который отдыхает после рабочего дня. Пока я думал, смелость меня покинула.

Что я мог написать?

«Господин Син Хэрян, здравствуйте. Я Пак Мухён, дантист, приехал на Подводную станцию три дня назад. Говорят, вы оставляете без зубов инженеров и шахтеров. Это правда? Что? Говорите, никогда не делали ничего подобного? Я ошибаюсь? Приношу свои извинения. А? Предлагаете встретиться в подворотне? Они здесь есть? Я – единственный дантист в радиусе тридцати километров, поэтому если будете бить, то можно не по лицу?»

Представив себе этот разговор, я покачал головой и усмехнулся. Когда-нибудь мы встретимся.

Я набрал в строке поиска все имена, которые слышал за последние три дня.

Инженер команды «Ка» Кан Сучжон *на перерыве*.

Немного поколебавшись, я решил воспользоваться чат-приложением.

Здравствуйте! Спасибо, что помогли с багажом. Благодаря вам он благополучно добрался до моей комнаты. С меня угощение. Хорошего вам вечера!

После этого я просмотрел доску объявлений Подводной станции и меню ресторана, после чего проверил записи и вызвал следующего пациента.

Как правило, у женщин зубы намного лучше, чем у мужчин. У подростков обоего пола с зубами беда, но после двадцати разница становится очевидной. Это объясняется тем, что многие мужчины употребляют алкоголь, курят и пренебрегают гигиеной полости рта. Как ни странно, сотрудники станции заботились о зубах независимо от пола.

В этом был смысл. Окажись я в космосе, тоже старательно чистил бы зубы. Кому хочется, чтобы к и без того тяжелым условиям пребывания на космическом корабле добавилась головная боль от кариеса. В изоляции станции сложно быстро получить медицинскую помощь, поэтому многие бережно относились к своему здоровью. Но, конечно, нашлись и те, кто этого не делал.

Мужчина по фамилии Сато относился к первым. Сато Рёсуке, инженер из команды «На», оказался одним из немногих людей на этой Подводной станции, кто умел пользоваться зубной нитью. Причина была проста: у этого пациента было два кривых зуба, которые не брала зубная щетка, поэтому без нити на них быстро накапливался налет.

– Вы занимаетесь ортодонтией?

– Хотите выпрямить зубы?

– Да. Это возможно?

– Пока у нас нет четких правил. Я уже сделал запрос, но разработка инструкций займет около месяца. Я сообщу, как только что-то прояснится. Как вы, возможно, знаете, ортодонтическое лечение длится не менее двух-трех лет и может быть довольно неприятным и болезненным.

Сато было около тридцати лет, и он страдал от неправильного прикуса, из-за которого ему, возможно, придется ставить винты в десны. Лечение растянется на два-три года. Я объяснил ему основные этапы лечения, упомянув, что оно предполагает удаление здоровых зубов и ограничения в еде.

Меня смущала сама идея ортодонтического лечения для человека, который работает на Подводной станции. После установки брекетов придется соблюдать массу предосторожностей и особенно – избегать драк.

Услышав это, японец лишь усмехнулся.

– Если бы не Син Хэрян, на Подводной станции не было бы никаких драк.

– Вы говорите о руководителе инженерной группы «Ка»?

– Вы знакомы?

– Нет. Только слышал его имя.

Сато что-то пробормотал – возможно, желал Син Хэряну долгих лет жизни. Он говорил так быстро, что мой переводчик не успевал за ним.

– Кто он такой?

Я ожидал услышать, что он фермер, выращивающий кукурузу под водой, или подводный боксер, но ответ Сато оказался простым:

– Руководитель команды корейских инженеров, и характер у него несколько своеобразный.

Мой переводчик странно растянул слово «своеобразный», произнесенное на японском языке. Я хотел было спросить, что в Син Хэряне такого «своеобразного», но передумал. В Сато бурлила ненависть, похожая на застоявшийся бензин. Людям вроде меня, которые привыкли жить с ненавистью, легко ее распознать. Но Сато не скрывал своих чувств, отчего мне стало не по себе.

Я невольно отвел взгляд.

– Полагаю, у него здоровые зубы.

Сато улыбнулся, его тонкие губы изогнулись, обнажая кривые зубы. Повертев в руках оранжевого кита, он спросил:

– Вы приехали из Китая? Или из Соединенных Штатов?

Просмотрев базу сотрудников, я узнал, что там не указана информация о национальности, возрасте, расе или поле. Теоретически это должно было создать свободу от дискриминации и предрассудков, но на практике люди одной национальности все равно сбивались в команды. Большинство руководителей носили мужские имена, и, похоже, на станции существовало немало хитроумных схем, например, для изменения заданий в зависимости от возраста.

Казалось бы, такие вопросы вообще не стоило задавать, но большинство сотрудников Подводной станции, похоже, уже знали национальность и возраст друг друга.

Должно быть, Сато решил, что я китаец, ведь почти все в моей внешности указывало на восточноазиатское происхождение. За исключением одного – моих глаз.

– Я кореец.

Улыбка Сато исчезла в мгновение ока.

– Но цвет ваших глаз…

– Да, один глаз у меня голубой, а другой – черный.

Я приобрел гетерохромию после дорожной аварии в юности, но, к счастью, не ослеп. По словам врачей, я перенес несколько операций – впрочем, я этого не помню. В зависимости от освещения моя радужка кажется голубой, но это никак не влияет на мою повседневную жизнь.

Сато слегка приподнял уголок рта и негромко сказал:

– Скоро я отправлю к вам руководителя Сина, чтобы вы не скучали, доктор.

Вау…

У меня по спине пробежал холодок. Ощущение было схоже с тем страхом, который я испытывал, спускаясь на центральном лифте Подводной станции на глубину три тысячи метров.

По словам Эллиота, каждый сотрудник станции должен пройти психиатрическое освидетельствование. Только прошедшие его могут работать под водой. Таким образом, большинство людей, с которыми я встречался, были признаны психически здоровыми. Легкое безумие, которое продемонстрировал мне Сато, было хорошо замаскировано.

Я ответил так, словно в его словах не было ничего особенного:

– Это не обязательно. Мне нравится получать деньги, не работая.

Я почувствовал, как зудит поврежденная радужка. Похвалил Сато за относительно хороший уход за зубами и вручил ему зубную нить. Мы перекинулись несколькими словами о нашей следующей встрече.

Вернувшись из туалета, я увидел зубную нить на столе. У Сато, должно быть, была своя, раз он не взял эту. Или, быть может, ему не понравилась та, которую я ему дал. Я решил думать позитивно: мне удалось сэкономить лишнюю зубную нить.

Наверное, руководители инженерных групп не настолько близки, чтобы проводить время вместе. А может, это касается только Сато и Син Хэряна. Хотя, если подумать, руководитель группы по имени Иван тоже не выглядит особо общительным.

Я несколько раз подбросил зубную нить в воздух, а потом бросил ее в коробку к остальным. Что Сато имел в виду? Что порекомендует Син Хэряну мою клинику? Или что нападет на него, как я подумал?

Вздохнув, я вызвал следующего пациента.

Глава 9

В ходе работы

Часть 5

Тем утром инженеры из команды «На», похоже, не работали, поскольку шли ко мне один за другим. Я подтверждал каждую встречу. Спустя три дня я уже вошел в рабочую колею. Пока я отправлял сообщения с подтверждением, ко мне записалась целая толпа японцев.

У пятерых из них не было ничего необычного – кариес, выпавшие пломбы, зубной камень, пародонтоз. Но последний пациент, Юдзуру Тамаки, оказался необычным. Выглядел-то он вполне обычно, если не считать того, что он постоянно прикусывал губу, отчего та была в ранках.

Но потом он открыл рот.

Никогда в жизнь я не видел такого серьезного стоматита. Язвочки были повсюду: на языке, под языком… Я нахмурился.

– Вы что, жевали морского ежа?

– Нет, – просто ответил он.

Наступила тишина.

Тамаки либо не отвечал на мои вопросы, либо отвечал с задержкой. Я сделал ему анестезию и принялся последовательно выжигать лазером язвочки. Воздух наполнился запахом горелой плоти. Процедура, на мой взгляд, должна была занять больше времени, чем было запланировано, поэтому я написал следующему пациенту, извинился и предупредил о задержке.

Я проинструктировал Тамаки о необходимости полоскать рот, выписал рецепт на противовоспалительные препараты и раствор, велел избегать твердой, сырой, соленой и острой пищи, отказаться от алкоголя и сигарет и спать не менее восьми часов. Тамаки безучастно слушал и медленно кивал. Я достал из кармана витаминные леденцы и вложил ему в ладонь.

– Они содержат витамины, поэтому принимайте их всякий раз, когда чувствуете стресс. Вы можете взять выходной?

– Нет.

Мои выходные приходятся строго на субботу и воскресенье, и я никогда не задумывался, как отдыхают те, кто работает посменно.

– Лучше всего вам было бы пару дней не работать и просто отдохнуть. Хорошо питаться, полоскать рот и много спать. Если это невозможно, что ж, тут ничего не поделаешь. Может быть, спросите у своего руководителя, нельзя ли взять отпуск по рекомендации стоматолога? Я скажу ему, что вам необходимо отдохнуть хотя бы два дня, чтобы восстановиться.

Я дал Тамаки зубную нить, и руки у него оказались полностью заняты.

– Увидимся через три дня. Берегите себя.

Закончив разговор, который больше напоминал монолог, я позвал следующего.

Я лечил кариес инженеру из команды «А», когда на экране моего планшета появилось сообщение. Его прислал один из тех японцев, которые приходили ко мне на прием. Как ни странно, спрашивал он не о своих зубах, а о зубах Юдзуру Тамаки. Я подумал, что это Сато, руководитель команды «На», но имя у него было другое.

Пока пациент полоскал рот, я отправил ответ: «Не могу разглашать медицинскую информацию другого пациента». После этого новых сообщений мне больше никто не писал.

Прошло четыре дня с тех пор, как я прибыл сюда, а я до сих пор не могу поверить, что нахожусь на дне океана. Иногда, несмотря на все мои усилия оставаться спокойным, мне кажется, что я в ловушке. Странное ощущение.

Я принимаю пациентов с утра до вечера, за исключением перерывов на обед. В этом отношении мои будни ничем не отличаются от будней обычного офисного служащего: весь день находишься на одном месте, отлучаясь лишь на короткие промежутки времени.

Я и не думал, что жизнь на суше и на Подводной станции будет сильно различаться, но разница все же была. Даже воздух здесь другой – как в салоне самолета. Порой мне кажется, что я – рыба, запертая в аквариуме, который едва ли пригоден для жизни.

Я порадовался тому, что не отличаюсь общительностью. Для тех, кому не нравится сидеть дома, даже один день, проведенный на дне океана, может показаться пыткой. Даже я, интроверт, чувствовал сильное желание выйти наружу, ощутить ветер и вдохнуть глоток свежего воздуха. А ведь прошло всего четыре дня!

Как только появилось свободное время до приема следующего пациента, я без колебаний отправился в центральный лифт и поднялся на поверхность.

Выйдя на нулевом уровне, я принялся бесцельно бродить по искусственному острову. Белые лопасти ветряков бешено вращались под сильными порывами ветра. Будь я немного легче, то меня бы попросту сдуло. В глаза бил яркий солнечный свет.

Насладившись солнечным светом, морским бризом и пылью, я уже через пять минут с тоской подумал, что хочу вернуться в теплый, тихий и пока еще пустой стоматологический кабинет. Здесь было холодно. И слишком ветрено. Захотелось чего-нибудь сладкого. Я торопливо спустился на станцию и направился в кофейню в Центральном квартале.

«Красный коралл» – расположенная на Четвертой базе кофейня, которой управляет японка по имени Фумико. Я приходил сюда дважды в день и уже успел попробовать большинство здешних напитков. Самым вкусным оказался «Красный коралловый кофе» – латте с тремя шотами эспрессо, который отправляет кофеин прямо в кровь. Райское наслаждение – правда, после него у меня дрожали руки. Хотя хотелось чего-то сладкого, я заказал апельсиновый тоник и стал ждать следующего приема.

Возле кофейни стояло много стульев, на которых ожидали люди, заказавшие напитки, заодно болтая или споря. Какие-то мужчина и женщина начали ссориться еще до моего прихода. Я был готов вмешаться или позвать медика, если спор перейдет в драку, однако к тому времени, как мой напиток был готов, до рукоприкладства так и не дошло.

Я исподтишка наблюдал за ними, откинувшись на спинку стула и потягивая апельсиновый тоник. Заметив, что большинство посетителей кафе также наблюдают за этой парой, я успокоился и направился в стоматологический кабинет, готовый к приходу пациента.

По дороге я вдруг задумался о том, что произойдет, если спор разгорится не на шутку. В путеводителе было написано о существовании конвенции по защите глубоководных древностей. Интересно, есть ли аналогичное соглашение о защите сотрудников? Я до сих пор не прочитал свой трудовой договор и все прилагающиеся к нему документы… Глядя на появившийся вдалеке череп акулы, спросил себя: «Не устал ли я?» – и крепко сжал апельсиновый тоник обеими руками. Работа на Подводной станции все еще казалась мне несколько непривычной, – видимо, потому, что я пробыл здесь совсем недолго. Кроме того, она все же сильно отличалась от работы на суше. Здесь не было ни гигиениста, ни зубного техника, все приходилось делать самому, и я чувствовал, что перегружен. Хорошо еще, что пациентов относительно немного, клиника оснащена передовыми технологиями – иначе я сбежал бы в первый же день. А если честно… смогу ли я когда-нибудь сбежать, учитывая зарплату, которую мне предложили?

Очевидно, что законы, регулирующие работу на станции, отличались от корейских. Здесь стоматологу моей квалификации было разрешено делать протезы, что обычно не входило в мои обязанности. Я спросил Прию, буду ли я единственным стоматологом, не планирует ли руководство нанять кого-нибудь еще. Прия ответила, что они уже ищут специалистов на территории России и Новой Зеландии. Учитывая мой собственный процесс найма, при самом лучшем раскладе новый сотрудник появится не раньше чем через два месяца. Я смотрел на акулью пасть, которая становилась все ближе и ближе, и думал: «Выжить в течение следующих двух месяцев – вот моя цель».

Глава 10

В ходе работы

Часть 6

Я поднялся на Третью подводную базу и отправился в пекарню, где купил по одному образцу каждого вида выпечки, которая там была. Пекарня называлась «Вавилония». Не знаю, почему руководство выбрало это название, но выпечка там была очень вкусная и каждый день свежая. Поначалу я не понимал, почему люди стоят в очереди за обычным хлебом, но теперь понял. Я посмотрел на провокационную фразу, выгравированную внутри пекарни: «Хлебом единым».

Если бы меня попросили выбрать, то я предпочел бы рис, но хлеб в этой пекарне был настолько вкусным, что не хотелось спорить с высказыванием. В первый день я думал, что так жадно проглотил булочку с красными бобами, потому что ужасно проголодался, но и позже, когда я был сыт, она казалась не менее вкусной.

Еда в кафе была очень приличной, но наверняка некоторые обходились хлебом просто потому, что он такой вкусный. Сначала я хотел взять только ту выпечку, которая мне нравится, но вместо этого выбрал беспроигрышный вариант и взял изделия каждого вида. Никогда не знаешь, что понравится другим.

До начала смены Кан Сучжон оставалось еще три часа. Она написала, что к ней пришли друзья, и спросила, не хочу ли я присоединиться. Держа в уме, что через два часа у меня прием, я купил четыре стакана кофе и пакет с разной выпечкой, после чего отправился к ней. Дверь открыла Сучжон, одетая в светлую рубашку и джинсы.

– А вот и вы, доктор!

– Здравствуйте!

– Привет!

– Здравствуйте. Меня зовут Пак Мухён, я новый стоматолог.

Гости Сучжон оказались инженерами из разных команд: китаянка Цзы Сюань – из команды «Ра», а канадка Лили – из команды «А». Они вместе ходили на тренировки в спортзал, расположенный в Центральном квартале. Подбадривали друг друга, а иногда и ругали – когда кому-то было лень заниматься. У всех трех рост был выше ста восьмидесяти сантиметров, а руки украшали впечатляющие бицепсы.

Слушая их болтовню, я понял, что большинство женщин-инженеров на Подводной станции регулярно занимаются спортом. Подумав о своем собственном теле, а также о том, что моя активность ограничивалась повседневной деятельностью, я решил, что мне тоже не помешает нарастить немного мышц, пока нахожусь на станции.

– Думаю, мне тоже стоит начать тренироваться.

– Хорошая мысль. Здесь многие мужчины серьезно занимаются спортом. На станции два тренера: Эмили работает с женщинами, а Джеймс – с мужчинами.

– Помню, Джеймс ругался, что поначалу мужчины чуть ли не каждый день ломали тренажеры.

– Кто он такой? Что собой представляет?

– Джеймс Миллер – американец. Скажите ему, что раньше не занимались, и он о вас позаботится.

Заметив мой вопросительный взгляд, Цзы Сюань пояснила:

– Ростом под два метра, сплошные мышцы, всегда одет в красный спортивный костюм. Всегда. Интересно, он его когда-нибудь стирает?

– Похоже, большинство мужчин, живущих на Подводной станции, в хорошей форме, – заметил я.

Кан Сучжон покачала головой:

– Далеко не все.

– Только те, кто по-настоящему тренируется, – сказала Цзы Сюань, стерла большим пальцем крем с губ, слизнула его и вытерла рот тыльной стороной ладони.

Я протянул салфетку слишком поздно, и ее с улыбкой взяла сидевшая рядом Лили.

Пока мы обсуждали физические упражнения, мне захотелось спросить, не ходит ли руководитель Син Хэрян по станции, избивая людей направо и налево, но я решил воздержаться, тем более что Кан Сучжон находилась в его подчинении. К тому же в присутствии свидетелей мое замечание выглядело бы как сплетня. В конце концов, молчание – золото.

По внешности психолога Эллиота или научного сотрудника Ю Гыми невозможно было понять, ходят ли они в спортивный зал.

– Вы всегда занимались спортом? Или начали только после приезда на станцию? – спросил я, надеясь, что если пробуду здесь достаточно долго, то тоже смогу обзавестись мышцами.

Цзы Сюань небрежно ответила:

– Я начала тренироваться после приезда. В море жить непросто.

Она непринужденно взяла очередную булочку, и я подумал, что, возможно, недооценил аппетит собеседниц. Они втроем съели гораздо больше, чем я ожидал. Я принес семнадцать булочек, и они исчезли в мгновение ока. Следовало взять больше. Когда я поделился своими мыслями, Кан Сучжон покачала головой:

– Обычно мы не едим столько хлеба, но сегодня у нас читдэй.

Лили сразу опровергла это:

– Я очень даже ем хлеб! Это ты предпочитаешь рис!

– Тебе тоже стоило бы перейти на рис, – бесстрастно отметила Кан Сучжон.

Цзы Сюань захихикала, а Лили облизала сладкие после пончика пальцы и спросила, почему стоматологическая клиника называется Deep Blue. Я уже мог уверенно ответить на этот вопрос.

После моего объяснения Лили щелкнула пальцами:

– Название явно придумал американец! Мы, канадцы, так места не называем.

– Названия здесь действительно странные! Возьмем ресторан «Маньчжуро-китайский императорский пир» в Центральном квартале. Единственное китайское блюдо, которое там подают, – это пельмени.

Кан Сучжон посмотрела на Цзы Сюань, и та, словно обороняясь, ответила:

– Ты предлагала назвать его «Королевская кухня». Что это вообще за название такое – «Королевская кухня»? Мое было лучше. Вот я хотела назвать его «Сычуаньская кухня».

Я так увлекся разговором, что чуть не опоздал к назначенному времени. Встав со стаканчиком недопитого кофе в руках, я обратился к Кан Сучжон:

– Спасибо за приглашение.

– Вам спасибо. Имейте в виду, я записалась на прием на следующую неделю.

– До скорой встречи.

– Спасибо за угощение!

Взяв из рук Кан Сучжон две чашки рамёна, я покинул ее номер 24, вернулся к себе в номер 38, поставил рамён на кровать и поспешил на работу. В спешке налетел на мужчину, который шел со стороны спасательных капсул, и пролил почти весь свой кофе. Мужчина чуть не упал – к счастью, я успел схватить его за руку. Приглядевшись, вспомнил его имя.

– Здравствуйте, господин Тамаки. Вы не испачкались?

Тамаки уставился на меня с изумлением, заметно нервничая. Оглядев его с головы до ног, я убедился, что кофе на него не попал.

Тамаки нерешительно спросил:

– Вы завтра принимаете?

– Завтра у меня выходной. Как ваши ранки?

– Хорошо.

– Это не может не радовать. Я еще не решил, чем займусь завтра. Это мой первый выходной с тех пор, как я прибыл на Подводную станцию.

– Вот как.

Тамаки замялся, нерешительно открыл рот, потом закрыл. Повисло неловкое молчание. Я нарушил его первым.

– До встречи! – И снова пустился бежать.

На вторую половину дня у меня было запланировано всего два приема, однако я не мог заставлять пациентов ждать. Я торопливо пересек Центральный квартал и вернулся в клинику ровно к назначенному времени.

Глава 11

Выходной

Номер 38 в Пэкходоне – типичная небольшая студия, в которой стоят кровать, стол, стул и шкаф. Когда я въехал, в комнате было чисто – либо потому, что ею еще никто не пользовался, либо потому, что ее уже убрали. Считается, что Пэкходон – самый новый квартал, за исключением Чучжакдона, где расположен Исследовательский комплекс.

Волнение оттого, что у меня появилась собственная новая комната, не покидает меня даже спустя пять дней. Хотя комната была невелика и скромно обставлена, но, растянувшись на кровати, я чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Интересно, почему лежать так приятно? Странно, что люди должны передвигаться на ногах, в то время как их тела естественным образом стремятся к комфорту мягкой постели.

Бросил бы я работу, будь у меня достаточно денег? Не уверен. Сколько ни думаю, кажется, что работа ради чего-то, помимо денег, приносит счастье. Будь у меня много денег, я сначала отдал бы часть маме, оплатил бы обучение младшего брата в университете, а потом просто лежал бы на кровати целыми днями. Я поворочался в постели, убеждая себя, что это тоже форма растяжки, и в конце концов встал, чтобы почистить зубы.

Четвертая подводная база построена в форме большого креста. На севере находится квартал Хёнмудон, где живут шахтеры; на востоке – Чхоннёндон, обитель инженеров; на юге – Чучжакдон, где находится Исследовательский комплекс и резиденция научных сотрудников, а на западе – Пэкходон, где живу я и другой обслуживающий персонал.

В каждом из четырех кварталов есть жилье, служебные помещения, различное оборудование, спасательные капсулы, душевые, прачечные и комнаты отдыха. Говорят, что раньше жилые помещения находились на уровне земли и люди спускались на Подводную станцию поработать, после чего возвращались на материк.

Однако с началом круглосуточной работы на станции появились временные помещения для отдыха, а позже были построены полноценные жилые дома. В конце концов большинство работников станции переселились под воду.

Еще до прибытия на Подводную станцию я согласился участвовать в сборе данных о психических и физических изменениях, происходящих во время проживания на станции. Эти данные от примерно тысячи человек могли быть использованы при строительстве новой Подводной станции в Атлантике или для научных исследований. Также я должен был собирать информацию о состоянии зубов сотрудников станции, но пациентов было меньше, чем ожидалось.

Почти все сотрудники работали посменно – по четыре бригады, по восемь часов каждая, а это означало, что они могли посещать клинику только тогда, когда позволял график. В свободное время большинство спали, ели или смотрели дорамы и фильмы, благо здесь был интернет.

Некоторые созванивались с близкими, играли в игры или занимались спортом, как упомянула Кан Сучжон. Я думал тоже заняться спортом в качестве нового хобби, но моим новым увлечением стал аквариум с медузами. Мне сказали, что исследовательская группа разводит их для научной работы. Смотреть на мерцающих медуз было все равно что смотреть на огоньки рождественской елки. Я восхищался красотой этих существ, грациозно плавающих в воде, однако время от времени насущные вопросы – например, чистка аквариума – возвращали меня к реальности, побуждая уйти прочь.