Темнота

Он громко смеётся, запрокидывая голову.

– Даже близко нет, – усмехается он, бросая палочку от карамельного яблока в урну. – Физическая активность – точно не про тебя. Ты была театралкой. Причём занудной.

– Эй, полегче, – смеюсь я, толкая его в плечо. – Театр – это утончённо, придурок.

– Я же не говорил, что это плохо. Мне как раз такие и нравятся.

Я замолкаю, потом тихо спрашиваю:

– Эзра… Как ты ко всему этому относишься?

– К твоей занудности?

– К тому, что я тебя не помню.

Его лицо мгновенно становится серьёзным.

– Это тяжело, – произносит он. – Будто ты погибла в той аварии. Только не совсем. Ты жива, но ты уже не ты. И теперь для меня словно… чужая.

Я не ожидала, что именно он сможет так точно выразить то, что я сама едва могла сформулировать: будто я действительно погибла в тот день и теперь всего лишь призрак в чужом теле.

– Но я говорю себе, что это лишь временно, – тихо добавляет он. – Я всё ещё надеюсь.

– Временно?

– Ну да. Есть же шанс, что память вернётся, правда? А если нет, я всё равно верю, что мы сможем вернуть то, что у нас было.

Он тянется к моей руке и переплетает пальцы с моими. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не вырвать её из его ладони. Как и Кэссиди, он явно ничего не понимает – ни про меня, ни про Логана. После всего, что случилось, они оба смотрят на меня как на святую. Будто я хрупкая, идеальная. Но я не святая. И уж точно не та, кем они меня видят.

Хочется вырваться из этой неловкой откровенности. Я резко поднимаю взгляд на яркие неоновые огни впереди.

– Мы можем прокатиться на колесе обозрения? – выпаливаю я, не особенно изящно.

– О, – удивляется он. – Если хочешь.

Мы стоим в очереди, и Эзра держится совсем рядом. День незаметно сдаёт позиции сумеркам, воздух становится прохладнее. Я прячу руки в карманы и начинаю прыгать на носках, пытаясь согреться. Наконец подходит наша очередь, и я почти сразу жалею о своём решении, едва ступив в шаткую кабинку. Металлический пол под ногами дрожит, кабинка слегка покачивается, и сердце отзывается тревожным стуком.

Эзра садится рядом. Колесо медленно поднимается вверх. Внизу открывается вид на мерцающие огни Ривербриджа: город кажется ожерельем, рассыпанным в темноте. Вдалеке чернеют горы, а на небе одна за другой появляются первые звёзды. Здесь, наверху, воздух становится ледяным. Я поджимаю ноги под себя и наблюдаю, как облачко моего дыхания растворяется в тишине.

Я вдыхаю холодный воздух и впервые за долгое время ощущаю странное спокойствие. Будто мир замирает.

– Красиво, – тихо говорю я.

– Красиво, – эхом повторяет он, но смотрит не на пейзаж, а на меня. Ком подкатывает к горлу, и я изо всех сил стараюсь не выдать этого.

Он подвигается ближе, и я мысленно молю, чтобы поездка закончилась как можно скорее. Внизу доносятся крики и музыка шумных каруселей, но здесь, в покачивающейся капсуле, словно вакуум, изоляция.

– Это скоро закончится, да? – спрашиваю я, не сводя взгляда с мерцающих огней.

– Боишься высоты? – дразнит он, наклоняясь ближе.

Я смотрю вниз. До земли далеко, и от одной этой мысли живот сжимается в тугой узел. Кажется, сегодня выше, чем в прошлый раз.

– Возможно.

– Не переживай, всё абсолютно безопасно, – говорит он и протягивает руку за моей спиной.

Мы достигаем самой верхней точки. Кабинка останавливается и покачивается, будто нас подбросили в воздух, и время застывает. Я глубоко вдыхаю холодный воздух, пытаясь удержать равновесие внутри себя.

– Знаешь, скажу честно, – произносит он. – Есть часть меня, которая тебе завидует.

– Почему?

Он опускает взгляд на пёстрый фестиваль внизу, где всё сияет, мигает и звенит, потом снова смотрит на меня. Свет и тени от огней скользят по его лицу, делая его старше и серьёзнее. Он осторожно касается моих волос. Я замираю.

– Есть воспоминания, которые я бы с радостью стер из памяти, – произносит он почти шёпотом.

Всё вдруг становится слишком громким: огни, крики, высота. Эзра. Его близость. Я зажмуриваюсь. Голова пульсирует от напряжения, в виске вспыхивает резкая боль, словно от вспышки фотоаппарата. Пот выступает на лбу, волосы липнут к коже. Несмотря на прохладу, в куртке душно. Я ёрзаю, не находя себе места.

– Далия? – его голос доносится будто издалека.

Я бросаю на него взгляд, цепляясь за остатки контроля.

– Ты в порядке?

Глотаю комок в горле, качаю головой.

– Думаю, мне нужно выйти.

Он смотрит на меня несколько секунд, будто пытается понять: я серьёзно или просто ищу повод сбежать. Потом кивает.

– Мы почти приехали. Скоро выйдем.

Но легче не становится. Волна тошноты подступает к горлу. Я сжимаю кулаки, наклоняюсь вперёд. Хочется опуститься на пол кабинки и спрятать голову между коленей. Голова будто трескается изнутри, а каждое покачивание ощущается как удар по нервам. С каждой секундой труднее сдержаться, чтобы не вырвало прямо здесь.

Я поднимаю глаза – и всё плывёт. Мир вращается, расплывается. Я хватаюсь за поручень, чтобы не потерять равновесие.

– Вот, – Эзра протягивает руку.

И в тот же миг перед глазами вспыхивает чужая рука. Резкое движение, тянущееся ко мне, словно в замедленной съёмке. Сердце сжимается от внезапной паники. Внутри вспыхивает крик – эхом, будто из глубины памяти.

Я резко отдёргиваю и отталкиваю руку Эзры. В глазах темнеет.

– Не трогай меня!

Он тут же поднимает ладони, будто сдаётся. А я мечусь взглядом между тёмной линией деревьев и ослепительными огнями ярмарки. Всё сливается в одно. Мозг отказывается это обрабатывать.

– Прости, – быстро говорит он. – Я только хотел помочь.

Мне нужно несколько секунд, чтобы осознать, что произошло. Щёки горят, дыхание сбивается. Люди вокруг оборачиваются. Я прикрываю рот рукой, словно прячусь за этим жестом.

– Боже мой… Я не знаю, что на меня нашло. Прости. Мне так жаль.

Он слабо усмехается, явно стараясь разрядить обстановку, и нервно проводит рукой по волосам.

– Всё нормально, правда. – Он делает паузу. – Ты точно в порядке?

– Думаю, да…

– Точно?

Я киваю чуть быстрее, чем нужно.

– Точно. Просто… давай постараемся хорошо провести время, ладно?

Я сжимаю руки до боли, ногти впиваются в ладони. Стараюсь не вздрагивать от каждого крика вдалеке, прогоняю образы тени и леса из головы. Мы молчим до конца поездки. Когда кабинка, наконец, останавливается, я делаю шаг – и ноги подгибаются. Эзра успевает поймать меня, не давая упасть.

Он почти несёт меня к ближайшей скамейке. Даже когда я сажусь, дрожь не проходит. Ноги подрагивают, будто я всё ещё там, наверху, в пустоте.

– Далия… Мне кажется, ты не в порядке, – тихо говорит он.

– В порядке. Просто… просто дай мне минутку.

Голова пульсирует, боль стучит в висках, и я не успеваю скрыть гримасу. Всё внутри будто распадается на осколки.

– Пошли, – говорит он, кивая в сторону выхода. – Я отвезу тебя домой.

Я нехотя поднимаюсь, чувствуя стыд. Доктор Эллис предупреждал: будут флешбеки, странные сны, тихие отголоски памяти. Но он не говорил, что возможны галлюцинации – такие яркие, такие настоящие, что реальность начинает рушиться.

***

К тому моменту, как Эзра подвозит меня домой, улицы уже окутывает тьма. Когда мы подходим к двери, датчик движения срабатывает, и мягкий свет разливается по крыльцу, превращая его в крошечный островок тепла и безопасности посреди холодной темноты.

Но даже этот свет не прогоняет тревогу. Увиденное на колесе ощущается как ещё один слайд из хаотичного набора воспоминаний той ночи. Как фрагмент разбитой мозаики, неловко воткнутый обратно в картину, которую я давно перестала понимать.

Мы останавливаемся у двери. Я кладу руку на ручку и замираю – на долю секунды, будто в этом движении может таиться опасность.

– Прости, что сорвалась на тебя, – искренне говорю я, лицо искажается в виноватой гримасе.

– Пустяки, – отвечает он с натянутой улыбкой. В голосе слышится лишь старание быть вежливым, не усложнять. – Не переживай.

– Ладно, – киваю я. – Мне правда понравилось… ну, до того, как всё пошло наперекосяк.

– Мне тоже. Я рад, что ты согласилась.

Повисает тишина. Он смотрит пристально, не отводя глаз. И я понимаю: это тот самый момент прощального поцелуя. Если бы всё было как раньше, он бы не колебался. Но сейчас он словно не уверен, имеет ли право. Между нами – странное пространство, зона неопределённости, зыбкая граница, и я не знаю, что сказать.

Следуя импульсу, я приподнимаюсь на носках, тянусь вперёд и мягко касаюсь его щеки губами. Лёгкий, почти призрачный поцелуй. Когда отстраняюсь, ловлю на его лице удивление, которое тут же сменяется широкой, сияющей улыбкой.

– Спокойной ночи, Эзра, – шепчу я.

– Спокойной, – отвечает он, всё ещё улыбаясь.

Он разворачивается и идёт к машине. Я открываю дверь, захожу внутрь и, не оглядываясь, закрываю её за собой. Прислонившись к двери, выдыхаю – с тяжестью, будто выпустила наружу что-то, что слишком долго держала в себе. Остаюсь одна. И вдруг остро ощущаю: его реакция… эта сияющая улыбка… почему-то заставила меня почувствовать, будто я совершила огромную ошибку.

ГЛАВА V

Позади раздаются быстрые шаги, и в следующий момент чьи-то руки мягко обнимают меня за плечи. Я едва не спотыкаюсь, но тут же чувствую, как Эзра целует меня в макушку. Он выпрямляется, и я снова обретаю равновесие. Неловко усмехнувшись, делаю шаг в сторону, стараясь аккуратно отстраниться. Эзра, будто ничего не замечая, хлопает меня по волосам.

– Привет, – здоровается он.

В его взгляде читается надежда. Сердце сжимается. Я тоже улыбаюсь, но чуть сдержанно:

– Привет.

Мы направляемся в столовую. В коридоре, как обычно, полно людей, но на меня всё равно оборачиваются, когда я прохожу мимо.

– Я не хочу повторяться, – тихо говорю я, – но мы договорились не торопиться.

Для меня «не торопиться» значит избегать демонстративных проявлений чувств на публике. Возможно, он понимает это по-другому.

Он коротко смеётся:

– Но это ведь было до того, как ты меня поцеловала.

– Эзра… – в голосе звучит разочарование. – Это был просто поцелуй в щёку. В знак благодарности. Он ничего не значил. Извини, если ты понял иначе.

На секунду его лицо омрачается, но он быстро берёт себя в руки.

– В любом случае, это был отличный вечер, – говорит он, – и, думаю, нам стоит как-нибудь повторить.

Идея снова пойти на свидание с Эзрой уже не кажется такой ужасной, особенно после вчерашнего, который, надо признать, прошёл вполне неплохо. Но если это и есть предел, то, возможно, не стоит продолжать. Быть рядом с человеком, которого совсем не помнишь, становится всё труднее с каждым днём. Где-то в глубине сознания голос шепчет: пора всё прекратить, не стоит давать ему ложную надежду. Но справедливо ли это? Ведь прошло так мало времени.

– Может, позовём Лили и Джеймса? – предлагаю я, надеясь перевести разговор в другое русло.

– Далия, – начинает он мягко, – я имел в виду совсем не это…

– Вызывали?

Разговор прерывает Джеймс: он распахивает двери столовой и с широкой улыбкой обнимает нас за плечи, увлекая за собой. Я почти с облегчением благодарю судьбу за это вмешательство – неловкий момент рассыпается, как карточный домик. Но Эзра явно раздражён: он косится на своего лучшего друга, пока мы пробираемся сквозь шумную толпу в зале.

– О чём ты? – спрашивает Эзра.

– Услышал своё имя, – отвечает Джеймс, не замечая, что прервал разговор. – Я умираю с голоду. А вы?

– Ага, – откликаюсь я, игнорируя Эзру.

После того как мы проходим через линию с обедом, мы присоединяемся к Лили за нашим обычным столиком. Я сажусь рядом, и она тут же тянется ко мне, слегка приобнимая.

– Вот кого я хотела увидеть, – весело говорит она.

Я снимаю пластиковую крышку с контейнера с салатом.

– Правда?

– Как насчёт того, чтобы сбежать отсюда на пару часов после обеда?

– Звучит заманчиво, – осторожно отвечаю я. – Но, пожалуй, мне всё-таки не стоит больше прогуливать.

Лили надувает губы, словно я сказала что-то обидное.

– Ну же, – тянет она. – Тебе нужен перерыв. И у тебя есть самая уважительная причина. Просто скажи, что у тебя болит голова или что-нибудь в этом духе.

– Что – «мы»?– Простите, – вмешивается Джеймс, подняв руку, будто в классе. – А как же мы?

Он делает выразительный жест, словно это очевидно.

– Нас что, даже не приглашают?

– Точно нет, – спокойно отвечает Лили.

Джеймс фыркает, изображая смертельную обиду, но Лили даже не удостаивает его взглядом. Эзра мрачно ковыряется в тарелке, и я с трудом сдерживаю улыбку, глядя на его молчаливое недовольство. Поворачиваюсь к Лили:

– И что ты задумала?

– Шопинг, конечно, – с заговорщицким блеском в глазах отвечает она. – Есть отличные магазины примерно в часе отсюда. А потом можем заодно и поужинать.

Я глубоко вздыхаю, колеблясь, пока Лили складывает руки в умоляющем жесте и хлопает ресницами, будто это способно на что-то повлиять. Мысль вырваться из Ривербриджа и подальше от школы хотя бы на день кажется соблазнительной. Заодно это шанс получше узнать свою «лучшую подругу».

– Ты уверена, что прогулять – это нормально? – всё ещё сомневаюсь я.

Лили закатывает глаза и фыркает:

– Боже, ты в новой версии просто пример для подражания. Обычно только я страдаю чувством вины за пропуски.

Джеймс прыскает со смеху:

– Серьёзно. Ты же раньше постоянно прогуливала.

И правда – один день не конец света.

– Ладно, уговорила, – сдаюсь я и грожу Лили пальцем. – Но если Эвелин меня убьёт, это будет на твоей совести.

Лили театрально крестится на груди:

– Беру всю ответственность. Даже надгробие закажу.

Когда раздаётся звонок, оповещая об окончании обеда, я встаю, беру поднос и направляюсь к мусорке. Выбросив остатки, поворачиваюсь – и замираю. Эзра стоит прямо за моей спиной. Он смотрит в пол, руки сжаты в кулаки, лицо напряжено. По его виду ясно: он собирается что-то сказать. В груди поднимается неприятное предчувствие.

– Рада, что проведёшь день с Лили? – спрашивает он, не поднимая взгляда.

– Да, – отвечаю я спокойно. – Думаю, нам стоит просто побыть вместе. По-дружески.

Он кивает, затем резко поднимает глаза и переходит к сути:

– Далия… Мне правда понравился вчерашний вечер. Очень. Я понимаю: у тебя сейчас всё вверх дном, ты чувствуешь себя потерянной и, может быть, не помнишь, кто я для тебя. Я это принимаю. Но я не могу просто взять и выключить свои чувства. – Он делает глубокий вдох. – Я люблю тебя. И хочу, чтобы ты это знала. Я готов ждать столько, сколько понадобится. Я не отступлю, хорошо?

Меня охватывает тревога.

– Эзра… – начинаю я осторожно. – Я ничего не могу тебе пообещать. Я не хочу давать ложную надежду. Может быть, я так и не…

– Знаю, – перебивает он. Его голос становится тише, но твёрже. – Но я не сдамся.

Повисает напряжённая пауза. Я почти слышу, как в ушах стучит кровь. И вдруг чей-то голос разрезает тишину. Я вздрагиваю и инстинктивно отступаю на шаг.

– Далия! – зовёт Лили, торопясь к нам. – Мы теряем драгоценное дневное время. У нас всего несколько минут, чтобы улизнуть, пока никто не заметил.

Я колеблюсь. Всё ещё стою рядом с Эзрой, почти решившись сказать ему, что не стоит тратить на меня силы. Для меня всё уже ясно: это тупик. Но он смотрит с тем же упрямым выражением лица, в котором читается: он не отступит. Я не нахожу в себе слов. Вместо этого поворачиваюсь к Лили и киваю:

– Ладно.

– Хорошего тебе дня, – говорит Эзра. Он старается, чтобы голос звучал бодро, но я слышу, как в этих словах звенит разочарование.

Лили хватает меня за руку и тащит к выходу. Уже на парковке она шепчет:

– Держи голову пониже. Бежим.

Мы почти бегом несёмся к её машине. Несмотря на внутренние сомнения, я чувствую, как внутри поднимается лёгкий всплеск адреналина от того, что мы нарушаем правила. Возможно, позже я пожалею об этом, особенно если узнает Эвелин. Но сейчас приятно просто вырваться из привычной обстановки.

– Если кто-нибудь спросит, скажу, что у меня жуткие спазмы, пришлось уйти домой, – шепчет Лили, оглядываясь по сторонам. – Этот номер всегда срабатывает.

Я едва сдерживаю смешок, пока она не чертыхается себе под нос, хватает меня за руку и тащит за старый грузовик. Послушно следую за ней, прижимаясь к холодному металлу и стараясь не оступиться.

– Идёт, – кивает Лили на школьное крыльцо.

Мисс Уоррен выходит, роясь в сумке, и направляется к своей машине. Мы замираем, прячась в укрытии. Я задерживаю дыхание. Ноги горят от напряжения: слишком долго мы сидим на корточках, пригнувшись за грузовиком. Лили, припав к окну кабины, напряжённо следит за каждым её движением.

Мисс Уоррен тянется к дверце и вдруг останавливается, оглядывая парковку. Лили резко пригибается, и я следом за ней. Наши взгляды встречаются, сердце на мгновение будто замирает. И только когда раздаётся рёв мотора и машина неспешно катится прочь, я позволяю себе вдохнуть полной грудью.

Лили выдыхает и, привалившись ко мне плечом, облегчённо улыбается. Я наконец позволяю себе рассмеяться.

– Едва пронесло, – шепчет она с озорной ухмылкой, выпрямляется и протягивает мне руку.

Мы подходим к серебристой машине, которая выглядит дороже, чем весь этот паркинг вместе взятый. Лили открывает дверь, и в ответ раздаётся мелодичный сигнал. Она усаживается за руль и коротко кивает: садись. Я опускаюсь на мягкое кожаное сиденье, скользя пальцами по обивке – без сомнений, нечто весьма недешёвое.

Лили поворачивает ключ. Её светлые волосы вспыхивают в солнечном свете, двигатель оживает, и из колонок тут же льётся поп-мелодия. Знакомая, слишком уж знакомая: на миг мне мерещатся летние поездки с опущенными окнами, её смех, перемешанный с текстом песни. Только вот понять, смеётся ли она сейчас по-настоящему, я не могу.

– Всё, поехали к чёрту отсюда, – заявляет Лили, когда мы защёлкиваем ремни.

Она включает передачу, бросает быстрый взгляд в зеркала и выезжает с парковки. Но стоит нажать на газ, как машина дёргается вперёд рывком, и Лили в панике жмёт на тормоз. Нас обоих швыряет вперёд, ремни болезненно впиваются в грудь.

– Чёрт… – выдыхает она, когда мы замираем в каких-то сантиметрах от металлического забора.

Моё сердце бешено колотится, в глазах темнеет, голову пронзает фантомная боль. Я несколько раз моргаю, пытаясь вернуть резкость, пока трещины на стекле и силуэты веток не растворяются. Конечно, это лишь наваждение.

Лили с выпученными глазами смотрит на забор. Моя рука дрожит, когда я осторожно касаюсь её пальцев – будто стараюсь ухватиться за реальность. Её мышцы напряжены, как струны.

– Ты в порядке? – шепчу я. – Это ведь просто случайность.

Она резко вдыхает, выдыхает с коротким нервным смешком.

– Прости. – Проводит ладонью по юбке, бросает на меня виноватый взгляд. – Новая машина. Позволь попробовать ещё раз.

На этот раз она осторожно выворачивает с парковки. Постепенно напряжение уходит из её движений. Мне же требуется больше времени, чтобы прийти в себя: стоит закрыть глаза – и перед внутренним взором вспыхивает кровь. Но дыхание постепенно выравнивается, сердце перестаёт стучать в ушах, и я откидываюсь на спинку сиденья.

Дальше мы почти не разговариваем. Лили включает радио – весёлые песни звучат слишком громко и не к месту. Я молча смотрю в окно. Солнечные лучи просачиваются сквозь кроны деревьев, оставляя на асфальте мозаичные узоры.

Город будто стряхнул с себя привычную тяжесть. Люди заполнили улицы: кто-то идёт с кофе в руках, кто-то тащит пакеты из магазинов, кто-то смеётся на скамейке в парке. Но вскоре витрина жизни остаётся позади: мы покидаем черту города и въезжаем в горы, петляя по шоссе между холмами и соснами.

Лили опускает стёкла, и я высовываю руку, чувствуя, как ветер скользит между пальцев. Горы постепенно сменяются зелёной долиной с разбросанными по склонам домиками. Как же здесь красиво. Удивительно: я прожила тут всю жизнь и ни разу не устала от этого пейзажа.

– Почти приехали, – говорит Лили, убавляя музыку.

Я поворачиваюсь к ней, откидывая волосы с лица.

– Мы всегда едем так далеко только ради покупок?

– Хотя бы раз в месяц, – отвечает она. – Ривербридж милый, но там вообще нечем заняться.

Ривербридж действительно красив. У него свой ритм, своё тихое очарование. Но я понимаю, почему он кажется тесным и скучным для Лили – девушки, у которой, кажется, весь мир у ног.

– А что ты собираешься делать после школы?

– Странно слышать это от тебя, ведь мы говорили об этом миллион раз, – чуть неловко улыбается она. – Я поступаю в Вашингтонский университет в Сиэтле. Если всё сложится, лет через десять ты будешь называть меня доктор Лили Маршалл.

– Впечатляет.

– Родители в восторге, – произносит она без особого энтузиазма.

– А я когда-нибудь говорила, кем мечтала стать? – спрашиваю я.

Она смягчается, заметно радуясь смене темы.

– Университет – это не про тебя. Ты всегда мечтала о сцене, – говорит она с лёгкой тоской. – Наверное, пошла бы учиться на актрису. Но больше всего ты хотела просто сбежать отсюда, как можно дальше.

– А куда именно?

Лили смеётся – сухо, без капли юмора.

– Да хоть куда.

Мы подъезжаем к огромному торговому центру на окраине города, название которого мне даже ни о чём не говорит. Лили паркуется, глушит двигатель, деловито поправляет лацканы пиджака и выскальзывает наружу. Я следую за ней.

– Это место – настоящая жемчужина, – заявляет она с такой гордостью, будто сама принимала участие в его строительстве.

Внутри Лили словно включает внутренний навигатор: не оглядываясь, идёт прямиком к магазину с сияющей вывеской «Плезир». Я тороплюсь следом. Она почти мгновенно выхватывает с вешалки чёрное кружевное платье в обтяжку, прикладывает к себе и прищуривается, глядя в зеркало.

– Как тебе? Походит?

– Ага. Точно твой стиль. Примерь.

Лили довольно улыбается, вешает платье на руку и продолжает рыться в ряду новых коллекций. Я тоже останавливаюсь у вешалки: взгляд цепляется за изумрудное платье с мягким блеском ткани. Оно выглядит роскошно, но, увидев ценник, я торопливо возвращаю его на место. Просто посмотрю, не покупая.

Через пару минут замечаю, что Лили краем глаза следит за мной.

– Как ты вообще со всем этим справляешься? – тихо спрашивает она.

Вопрос выбивает почву из-под ног. Я уставилась на ковролин, будто там спрятан ответ.

– Честно? Такое чувство, что просто жду, когда проснусь. Будто это всё сон, и я тупо плыву по течению.

– Ммм, – только и говорит Лили.

Я подбираю слова, взвешиваю их.

– Как будто живу чужую жизнь. Она не моя. И я не уверена, пройдёт ли это когда-нибудь.

– Пройдёт, – мягко отвечает она. У меня в горле тут же встаёт ком. – Необязательно возвращаться к тому, что было. Ты вправе сама выбирать. Это твоя жизнь, даже если она сейчас чужая. Решать всё равно тебе.

И только сейчас понимаю, как сильно мне хотелось с кем-то этим поделиться.

– Спасибо, Лили, – говорю я, стараясь не сорваться на хрип. Свитер выскальзывает из моих рук, и я перехожу к следующему ряду.

– Всегда пожалуйста. Просто потому что когда-то ты мечтала уехать из города и стать звездой, не значит, что тебе до сих пор это надо. Ты можешь вообще ненавидеть актёрство.

– Верно, – киваю я. – Иногда мне кажется, будто от меня всё ещё чего-то ждут. Мне нужно было это услышать.

– Ну что, может, ещё проблемы есть, которые мне стоит разрулить? – прищуривается она.

– Ну… – голос чуть дрожит. – Я начала вспоминать какие-то странные обрывки. Воспоминания.

Она наклоняет голову:

– Воспоминания?

– Думаю, да. Но они какие-то обрывочные. Словно кто-то раскидал куски пазла от разных картинок и пытается собрать из них одно целое. Но они даже не подходят друг другу.

– О чём ты вообще?

Я колеблюсь, не зная, стоит ли рассказывать дальше.

– Например… когда ты сегодня резко нажала на газ… я вдруг увидела стекло, всё в осколках, и кровь. Мне кажется, я начинаю ловить крошечные образы той ночи.

Лили внимательно смотрит, не мигая.

– Жутко.

– Ага.

– Это всё?

– Почти. Ещё недавно мне приснился очень странный сон.

– Сон? – в её голосе появляется напряжение.

– На детской площадке стоял маленький мальчик. Я уверена, это был Мэддокс. У него были такие же глаза.

Лили замирает, перестаёт копаться в одежде и смотрит на меня так, будто я только что заговорила на китайском. Атмосфера между нами сразу меняется.

– Мэддокс Бейн? Ты серьёзно? Почему он вообще тебе снится?

– Я не знаю! – выпаливаю я, чувствуя, как в лицо приливает жар.