Темнота

– Потом она познакомила меня с тобой, – продолжает он, и уголки его губ едва заметно поднимаются. Он бросает на меня взгляд из-под ресниц. – Мы сразу нашли общий язык. Я не знаю почему, но… меня к тебе тянуло.

Он делает паузу.

– А потом была та вечеринка. Ты позвонила, попросила забрать тебя. Ты была в стельку. И… ты меня поцеловала.

Я зажмуриваюсь. Где-то неподалёку раздаётся чей-то смех, шуршат покрышки велосипедов по гравию. Порыв ветра бросает мне в лицо прядь волос, и я откидываю её за ухо и глубоко вдыхаю.

– Только тогда я понял, что чувствую, – вздыхает Логан. – Но ты сказала, что это была ошибка, и попросила забыть. Я пытался. Правда пытался. Но не смог. Не мог выкинуть это из головы. Мне казалось нечестным продолжать отношения с Кэссиди, зная, что произошло… и как я чувствую себя рядом с тобой.

– Но ты всё ещё с ней.

Он усмехается коротко, с горечью:

– Всё ещё с ней, – повторяет он. – Потому что я трус. Я собирался всё рассказать, но потом случилась авария. Я видел, как она переживала. И не смог. Я тоже хотел быть рядом с тобой.

Я прикусываю щёку. Даже находясь при смерти, я каким-то образом… продолжала разрушать жизнь своей сестры.

– Когда я услышал, что произошло… что мог тебя потерять… – Он замолкает, качает головой. – Хотя, наверное, всё равно потерял.

– Я чувствовала то же самое?

Он долго молчит, прежде чем тихо сказать:

– Я не знаю. Я хотел, чтобы ты чувствовала. Но понимал, что это… эгоистично.

Та, кем я стала сейчас, не испытывает к нему чувств. И, возможно, никогда не будет. Но, может быть, прежняя я – чувствовала. Возможно, я этого никогда не узнаю. Но в любом случае – это уже не имеет значения. Потому что та я исчезла. А эта – не поступит так с сестрой.

– Я просто хотел, чтобы ты знала: до всего этого… я был тебе другом. И я остаюсь им. Я рядом. Если понадоблюсь – просто скажи.

Я поднимаю взгляд. На его лице – доброта. И что-то ещё… тепло, надёжность.

– Спасибо, – тихо отвечаю я.

Эти слова подтверждают то, что я чувствовала с самого начала, как только вернулась домой: он был тем, кому я могла доверять. Сейчас таких людей немного. И я не уверена, были ли они вообще. Но каким бы надёжным он ни казался – теперь он не может быть этим человеком.

Прежде чем неловкость успевает нависнуть над нами с полной силой, он отряхивает руки и поднимается.

– Готова идти дальше?

Я киваю с готовностью, лишь бы поскорее оставить этот разговор в прошлом. Он помогает мне подняться, и мы продолжаем путь. Тропа начинает постепенно подниматься в гору, но я всё ещё не понимаю, куда именно мы направляемся. Я снова бросаю взгляд на Логана и замечаю на его лице ту самую тень – след какой-то мысли, которая явно не даёт ему покоя.

– Какие у меня интересы? – выдыхаю я.

– Что?

– Чем я увлекаюсь? Что люблю?

Плечи Логана заметно расслабляются, на лице появляется мягкое выражение.

– Ты замечательная актриса, – говорит он.

– Правда?

– Более чем. Мне говорили, что без тебя школьный театр давно бы превратился в жалкое зрелище. Кажется, ты играла главные роли почти во всех постановках.

– Хм, – протягиваю я.

Когда я думаю об этом, удивления почти нет. Возможно, я действительно была хорошей актрисой – если сумела поцеловать парня своей сестры и притвориться, будто ничего не случилось. Вот только вряд ли это то, чем стоит гордиться.

Я резко останавливаюсь, услышав вдалеке ровный, глухой шум.

– А это что?

– Мы почти пришли, – отвечает он с улыбкой. – Идём.

Тропа снова сужается, и шум становится громче. Я сосредотачиваюсь на каждом шаге, стараясь не отстать, но всё равно плетусь на пару шагов позади. Мы идём так какое-то время, пока он вдруг не замирает. Я чуть не врезаюсь в него.

Звук усиливается до предела. Я медленно поднимаю взгляд… и замираю. Прямо перед нами – водопад. Струи воды срываются вниз, сверкая в солнечном свете, на фоне высоких елей и голубого неба. Картина почти нереальна – словно мираж.

Логан мягко касается моего предплечья, отводя в сторону, чтобы пропустить проходящую мимо пару. Это возвращает меня в реальность. Мы карабкаемся по скользким камням, приближаясь ближе. Несмотря на опасность, я не могу сдержать улыбку – широкую, искреннюю, настоящую. Брызги воды щекочут кожу, и теперь я понимаю, зачем нужен был дождевик.

Я протягиваю руку, позволяя ледяным струям скользнуть по пальцам. Вода попадает на лицо, и я вздрагиваю – волосы тут же становятся мокрыми. Логан наблюдает за мной с едва сдерживаемым весельем.

Наверное, сейчас я выгляжу как ребёнок, впервые попавший в парк аттракционов. Но мне плевать. В этом маленьком, почти незначительном мгновении я чувствую себя живой.

Не потерянной, не пустой. А по-настоящему живой.

***

Только когда мы возвращаемся на тропу – я с мокрыми волосами, он с промокшей шапкой, – адреналин начинает понемногу отступать. В лесу без солнечного света воздух стал ощутимо холоднее, и то, что я вся промокла до нитки, явно не помогает. Но оно того стоило.

– Я часто сюда приходила? – спрашиваю я, стараясь не выдать озноба. Усталость тяжёлым грузом оседает в теле.

– Иногда здесь устраивают вечеринки, – объясняет он. – И ещё твой отец часто приводил тебя сюда. Но, насколько мне известно, ты давно здесь не была.

– А где он? – Я замедляю шаг. – Никто даже не упоминал о нём.

Он бросает на меня сочувственный взгляд через плечо и пожимает плечами:

– Не знаю. О нём почти не говорят. Всё, что я слышал – он ушёл много лет назад.

Какое-то время мы идём молча. Затем Логан тихо произносит:

– Прости. Мне не следовало подниматься к тебе в комнату той ночью.

Его слова отрезвляют. Всё, чего мы, возможно, достигли за последний час, мгновенно рассыпается.

– Мы могли бы начать всё сначала, – с сожалением продолжает он. – Всё получилось бы. Ты бы ничего не помнила. Всё стало бы так, как должно было быть.

Я долго молчу, не зная, стоит ли вообще что-то отвечать. Но боль в его голосе отзывается во мне и снимает часть злости. Внутри всё сжимается – словно я уже проходила через этот конфликт. И тогда всё закончилось поражением.

– Прошлого не вернуть, – тихо произношу я. – Но мы можем постараться, чтобы оно не повторилось.

– Да… – отзывается он, опуская голову и пряча руки глубже в карманы. – Мы почти дошли до машины.

И на этом разговор обрывается. До самого дома мы больше не произносим ни слова.

***

Когда мы сворачиваем на Вудхейвен-драйв и останавливаемся у дома, первым, что бросается в глаза, оказывается припаркованная у тротуара полицейская машина. От этого вида в животе сразу сжимается, и я тревожно смотрю на Логана.

После короткой паузы выхожу из машины и направляюсь к дому. Логан идёт следом. Входная дверь распахнута настежь. На пороге стоят Эвелин с каменным выражением лица и мужчина в полицейской форме. Увидев меня, она никак не проявляет эмоций – и я не понимаю, радуется ли она моему возвращению… или наоборот.

Полицейский поворачивает голову, бросает в мою сторону неуклюжую попытку улыбнуться из-под густых усов.

– Что происходит? – спрашиваю я, переводя взгляд с одного на другого.

– Добро пожаловать домой, Далия, – сухо произносит Эвелин и кивает в сторону мужчины. – Это офицер Эдвардс.

Он явно старается выглядеть дружелюбно, но я, неосознанно, делаю шаг ближе к Логану.

– Здравствуйте, Далия, – говорит он. – Рад вас видеть.

Эвелин сжимает губы в тонкую линию:

– У него есть несколько вопросов… по поводу той ночи. Аварии.

– Я… почти ничего не помню, – говорю, чувствуя, что в этом разговоре нет смысла. Я ведь даже имени своего не знала, когда очнулась. Почему они думают, что вдруг вспомню, что произошло в ту ночь?

– Это не страшно, – говорит офицер ободряюще, протягивая руку. – Мы никуда не спешим. Просто хотим восстановить картину событий. Разумеется, в присутствии вашей матери. Это вас устроит?

Я смотрю на Эвелин, пытаясь уловить хоть какую-то подсказку в её лице, но оно остаётся неподвижным, словно каменное.

– Думаю, да, – медленно отвечаю я.

Эвелин кивает офицеру и отходит в сторону, пропуская его в дом.

– Пройдём? – предлагает она.

Я уже делаю шаг вперёд, но Логан останавливает меня, легко касаясь локтя и наклоняясь ближе:

– Хочешь, я останусь?

– Нет, всё в порядке, – отвечаю я. Но едва слова слетают с губ, как внутри что-то сжимается: я не уверена, что это правда.

Он отпускает меня, коротко кивая, и я вхожу в дом. В гостиной сажусь на диван напротив офицера Эдвардса. Эвелин устраивается рядом, переплетя пальцы на коленях. Офицер раскрывает блокнот на чистой странице, и меня охватывает дежавю – как будто снова на приёме у доктора Эллиса.

– Итак, вы знаете, что в ту ночь были на вечеринке? – начинает он.

– Да.

Он перелистывает несколько страниц назад:

– Она проходила в доме Софи Ву, так?

Имя мне ни о чём не говорит, но Эвелин кивает. Офицер продолжает:

– Предположу, там был алкоголь?

– Я не знаю, – честно отвечаю я.

– У неё амнезия, если вы вдруг забыли, – холодно бросает Эвелин, и я мгновенно ощущаю благодарность за её вмешательство.

Офицер поднимает руки в мирном жесте:

– Конечно. Мы просто пытаемся восстановить картину. Надеялись, что вы уже готовы говорить. Далия, может, вы всё-таки вспомнили хоть что-то ещё?

Я прикусываю внутреннюю сторону губы, вспоминая разрозненные, как будто случайные кадры, которые мозг вытянул из той ночи, и ту вспышку памяти, что накатила утром в коридоре. Вряд ли из этого можно извлечь что-то полезное. Я не уверена, было ли это на самом деле или моё сознание просто играет со мной.

– Когда будешь готова, – ободряюще говорит он.

– Простите, но я… ничего не могу вспомнить, – качаю я головой.

Это не совсем ложь. Просто мне кажется, что всё это не имеет смысла.

– Жаль, – произносит он, и на его лице мелькает явное разочарование. – В ту ночь многое не складывается. Даже самая мелочь может многое прояснить. В твоей машине нашли открытую бутылку алкоголя, но в твоей крови – ни капли. Как ты это объяснишь?

Щёки заливает жар. Я снова качаю головой:

– Я…

– Думаю, на сегодня достаточно, – твёрдо говорит Эвелин, поднимаясь с дивана.

– Мисс Марлоу, – пытается возразить он, – мы просто хотим рассмотреть все возможные версии…

– И она уже всё рассказала. Очевидно же, что сейчас она не в состоянии отвечать на вопросы, – холодно парирует Эвелин.

Её голос холоден и точен, как лезвие. По спине пробегает дрожь. Офицер Эдвардс на секунду теряется, словно подбирает более мягкую формулировку, но Эвелин уже встаёт, подводит его к двери и, не оборачиваясь, закрывает её.

Видеть, как она выставляет полицейского, словно назойливую муху, – странно. И, надо признать, впечатляюще. Судя по её невозмутимому лицу, делает она это не в первый раз.

– Бесполезно, – бормочет она. – Им просто нечем заняться. Никогда не позволяй им говорить с тобой наедине. Слышишь?

Я растерянно киваю:

– Хорошо.

– Копы в этом городе всегда были против тебя, – добавляет она, и в её голосе звучит накопившееся раздражение. – Всё зашло слишком далеко. То, что у тебя есть пара «косяков» в прошлом, не даёт им права допрашивать тебя после аварии, которая чуть не стоила тебе жизни. Я и так сдерживаю их как могу, но, похоже, они только и ждут повода вцепиться.

– «Косяков»? – переспрашиваю я, настораживаясь.

Она понимает, что сболтнула лишнего:

– Сейчас не об этом. У тебя был тяжёлый день. Пойдём, поужинаем. Я закажу что-нибудь вкусное.

С этими словами она уходит на кухню, а я остаюсь в гостиной, пытаясь понять: визит офицера Эдвардса – это просто попытка собрать улики или завуалированная угроза?

ГЛАВА IV

Через несколько ночей после визита полиции мне снится первый яркий, почти осязаемый сон.

Я стою у подножия детской площадки, затерянной среди бесконечных деревьев. Ледяной ветер скользит по коже, как чьи-то холодные пальцы. Вокруг – тишина и пустота. Сначала мне кажется, что я одна, пока не замечаю маленького мальчика, сидящего на качелях.

Он смотрит на меня с удивительной серьёзностью. Его глаза – разные: один синий, другой зелёный. Он едва заметно отталкивается ногой от земли, раскачиваясь вперёд и назад, и каждый скрип цепей звучит глухо и тревожно.

Небо над нами мутно-серое, вязкое, будто всё вокруг застыло в ожидании. В этой неподвижности есть что-то неуловимо пугающее. Я чувствую, как внутри поднимается тревога – вдруг мальчику нужна помощь?

Стараясь не испугать его, я натягиваю улыбку и приседаю рядом.

– Как у тебя дела?

Он молчит. Только качели продолжают скрипеть при каждом раскачивании.

– Где твои родители? Ты здесь один?

Снова тишина. Я медленно выпрямляюсь, оглядываясь по сторонам. Парк пуст, ни души. Небо стремительно темнеет – ночь надвигается с неестественной скоростью, как будто кто-то выкручивает циферблат времени. В груди зарождается тревога. Что-то не так. Словно за нами кто-то наблюдает.

– Эй… мне кажется, нам лучше уйти отсюда, – тихо говорю я, протягивая руку к мальчику. – Хочешь пойти со мной?

Он моргает. Лицо остаётся бесстрастным, словно каменная маска. Но на этот раз он говорит:

– Ты проснулась?

– Что?

– Ты проснулась?

Он не смотрит на меня – его взгляд устремлён куда-то за моё плечо. Я замираю. И в тот же миг вся площадка озаряется ослепительной вспышкой белого света. Он поднимает руку и указывает пальцем. Я оборачиваюсь – и в последний момент успеваю увидеть пару ярких фар, мчащихся прямо на меня.

Задыхаясь, я бросаюсь в сторону, но прежде чем успеваю коснуться земли, просыпаюсь с резким рывком, вцепившись в одеяло. Грудь тяжело вздымается, дыхание сбилось.

В дверь стучат. Я щурюсь от солнечного света, заливающего комнату. Сердце всё ещё колотится в груди. Проходит несколько секунд, прежде чем я понимаю – это был сон. Только сон. Но такой реальный, будто я действительно была там.

Доктор Эллис предупреждал, что подобное возможно. Он говорил, что мозг сейчас работает на пределе, пытаясь восстановиться, и это может вызывать странные, почти правдоподобные сны. Я стараюсь удержать обрывки сна, пока они не рассыпались окончательно. Это должно что-то значить. Обязательно должно.

– Далия? – слышу я голос Кэссиди за дверью, и вздрагиваю. – Ты проснулась?

– Ага, – хрипло отвечаю я.

– Я приготовила завтрак. Тебе стоит поесть, если не хочешь опоздать в школу.

Когда её шаги удаляются по коридору, я бросаю взгляд на часы и понимаю – проспала. Будильник, конечно же, отключён. Быстро натягиваю одежду, пытаясь успокоить пульс, и спускаюсь вниз, где воздух напоён ароматом чего-то тёплого и сладкого.

Кэссиди аккуратно кладёт блинчик на тарелку и ставит её на кухонный остров. Я сажусь, сглатывая слюну.

– Спасибо, – искренне говорю я и сразу принимаюсь за еду, пока она садится рядом на высокий табурет.

Мы едим молча, каждый погружён в свои мысли. Только звук вилки о тарелку и тихое шипение масла на сковороде на кухне. Я вспоминаю разговор с Логаном на «Тропе Шепчущих Сосен» – о нашей семье. Тема, скорее всего, болезненная, но молчать дальше кажется неправильным.

– Слушай… – неуверенно начинаю я. – На днях Логан кое-что упомянул.

Кэссиди склоняет голову набок и делает глоток апельсинового сока.

– Про нашего отца, – добавляю я, наблюдая, как её рука напрягается, всё ещё сжимая стакан.

– Я заметила… вы как будто никогда о нём не говорите.

Она глубоко вдыхает. В её взгляде появляется та серьёзность, которой я раньше за ней не замечала.

– Я знала, что ты когда-нибудь спросишь, – признаётся она. – Мы не говорим о нём, потому что он подонок. Он бросил нас много лет назад.

– Почему?

– Он изменил, – коротко отвечает она. Моё сердце сжимается, а завтрак вдруг становится тяжёлым, будто камень в желудке. – А потом просто ушёл, когда мама сказала, что не собирается делить его с другой. И всё. Будто нас никогда и не было.

– Это ужасно, – шепчу я.

– Ещё бы, – отзывается она. – А самое мерзкое – та женщина была клиенткой мамы. Она знала, что он не свободен. Ей просто было плевать.

Кэссиди качает головой, встаёт и берёт свою тарелку. Я молча подаю ей и свою – аппетит пропал.

– Это же полный пипец, – бросает она, с глухим стуком складывая посуду в раковину. – Я до сих пор не понимаю, как так можно было поступить.

– Я тоже, – бормочу, стараясь не думать о Логане, но не могу выбросить его из головы.

– После того как он ушёл, нам троим нужно было держаться вместе. А мы только сильнее отдалились. Так и не оправились, – говорит она, чуть тише. – Твоя авария заставила меня понять, сколько времени мы потратили на ссоры. Я больше не хочу жить так.

Я выдавливаю рассеянную улыбку, чувствуя, как ладони становятся влажными от пота.

– Ладно… – вздыхает она. – Слишком тяжёлый разговор для завтрака. Я переоденусь и отвезу тебя в школу.

– Хорошо.

Когда она уходит в свою комнату, я остаюсь сидеть на месте и ловлю себя на мысли: лучше бы я вообще не завтракала.

***

Даже спустя несколько часов после начала учебного дня я не могу выкинуть из головы ни отца, ни Эвелин, ни собственные ошибки. Почему я позволила себе завести интрижку – зная, что именно это когда-то разрушило мою семью и заставило меня ненавидеть отца?

Может, я просто пыталась привлечь его внимание. Может, это была какая-то странная форма мести. Как бы я ни пыталась это оправдать – всё равно отвратительно. Просто отвратительно.

Я меняю учебники у своего шкафчика, когда вдруг чьи-то ладони закрывают мне глаза. Я вздрагиваю, в груди поднимается волна паники.

– Угадай кто, – шепчет низкий голос, дыхание щекочет мне ухо.

– Не лучшая идея задавать такой вопрос человеку с амнезией, – бурчу я, пытаясь выровнять дыхание.

Эзра смеётся и опускает руки.

– Попалась, – говорит он с озорной улыбкой. – Доброе утро, красавица.

– Привет, – бормочу я, размышляя, не забыл ли он наш недавний разговор.

– Провожу тебя до класса, – предлагает он, идя рядом. По пути он здоровается с одноклассниками, а я опускаю взгляд в пол и молча направляюсь к кабинету биологии.

Мы прошли всего несколько шагов по коридору, когда я замечаю парня из моего класса по английскому. Я и не знала, что он сегодня в школе – кажется, он пропустил утро. Он поднимает взгляд. Наши глаза встречаются – и у меня мгновенно сжимается сердце.

Эти глаза. Те самые, что были у мальчика из моего сна – мрачные и гетерохромные. Образы всплывают в памяти, накрывая волной: качели, хриплый скрип цепей, его молчаливое предупреждение.

Но он не останавливается. Опускает голову и спокойно уходит в противоположную сторону. Я оборачиваюсь, не отрывая от него взгляда.

– Эзра, – вырывается у меня, указывая на мальчика, пока он не исчез. – Кто это?

– Мэддокс Бейн, – отвечает он с хмурым видом. – А что?

– Да просто так, – соврала я, стараясь выглядеть безразличной.

Эзра засовывает руки в карманы своей куртки с нашивкой.

– Странный он. Ни с кем почти не говорит. Всегда сам по себе.

Я не могу отделаться от мысли: не надумываю ли я? Может, просто переношу сон в реальность. И всё же… эти глаза. Один синий, другой зелёный. Это не может быть совпадением. Между мальчиком из снов и Мэддоксом точно есть какая-то связь. Она должна быть. Но Эзра ничего не замечает – он спокойно идёт рядом, не подозревая, как лихорадочно крутятся мои мысли.

– В общем, я тут подумал… – начинает он. – Может, погуляем сегодня вечером?

– Я думала, мы решили не торопиться, – осторожно напоминаю я.

– Знаю, – отвечает он с воодушевлением. – Считай это просто свиданием. Без давления. Чтобы получше узнать друг друга.

– Но ты и так меня знаешь.

– Тогда пусть это будет свидание, чтобы ты узнала Эзру Ривера, – парирует он с усмешкой.

– Как волнующе, – поддразниваю я, останавливаясь у двери в класс. – Ну что ж, Ривера. Попробуй меня удивить.

– Буду у тебя в шесть, – бросает он через плечо с ухмылкой и исчезает в потоке учеников.

***

Как и обещал, Эзра появляется у моего дома ровно в шесть.

– Место назначения – сюрприз, – объявляет он с улыбкой.

Его сюрпризы уже порядком утомили меня, но я всё же решаю подыграть. Он вежливо здоровается с Эвелин, а мне вручает небольшой букет цветов. Затем галантно предлагает руку, чтобы проводить до машины.

Мы едем по дороге, обрамлённой пышной зеленью. Деревья кажутся особенно яркими на фоне пасмурного, свинцового неба. Мои мысли уносятся к лесу – я представляю, каково это: стоять в его самой глубине, окружённой только ветром, листвой и шепотом природы.

Когда мы проезжаем мимо детской площадки, сон снова всплывает в памяти. Я машинально замираю, вспоминая глаза – один синий, другой зелёный. Рядом, за рулём, Эзра постукивает пальцами по рулю в такт музыке, играющей по радио, не замечая моего напряжения.

Внутри по-прежнему живёт страх – особенно в машине. Металлический корпус, ремень на груди, отражения в окнах. Всё это напоминает, как резко и необратимо изменилась моя жизнь. Но я стараюсь не зацикливаться. Сейчас не время для страхов. Сейчас я просто еду навстречу вечеру – и пытаюсь дышать ровно.

– Ну, что ты хочешь узнать? – прерывает он тишину,бросая на меня короткий взгляд. – Спроси что угодно.

– Куда мы едем?

– Что-нибудь обо мне, – поправляет он с лёгкой улыбкой.

– Ну, ты-то как раз знаешь, куда мы едем.

Он усмехается, не отрывая взгляда от дороги:

– Это сюрприз. Следующий вопрос.

– Ладно… Сколько мы уже встречаемся?

– Два года, – отвечает он без колебаний. – Знаю, звучит как вечность, да?

– А как мы начали встречаться?

– Зацепились на вечеринке. Ты уже давно на меня запала, и в итоге я добился тебя, – отвечает он с той самой фирменной самоуверенной улыбкой.

– Как романтично, – фыркаю я с лёгким сарказмом. Честно говоря, совсем не удивлена.

В моей комнате – куча фотографий, где мы пьяные, обнимаемся, делаем глупости. Я легко могу представить эту сцену: школьная вечеринка, нам по шестнадцать, кто-то включает медляк, мы врезаемся друг в друга, и всё начинается. Интересно, что именно тогда заставило меня сдаться.

– Современная любовь, – соглашается он с притворной серьёзностью.

Я смеюсь.

– Ага.

– Но, если честно, – добавляет он чуть тише, – я самый счастливый парень в мире.

Он сворачивает на парковку, и я внезапно осознаю, что совсем не следила за дорогой. Свет фар отражается в боковом зеркале, и, обернувшись, я замечаю колесо обозрения – оно возвышается на другой стороне улицы, словно венчает шумную ярмарку.

Ветер доносит музыку, смех, крики восторга. Я уверена, что вблизи это будет полнейший сенсорный хаос, но отсюда всё выглядит почти волшебно – как сцена из фильма. Мигание гирлянд, запах жареной кукурузы и сахарной ваты, искры света, рассыпающиеся в небе.

Я смотрю на Эзру. Он следит за моей реакцией, не скрывая лёгкого волнения.

– Неплохой сюрприз? – спрашивает он.

Я киваю, не сдерживая улыбку.

– Вполне.

– Этот фестиваль проходит каждый год. Типа терапия от сезонной депрессии, – говорит он с усмешкой, выходя из машины.

Через несколько минут мы уже растворяемся в толпе. Карнавальные палатки, яркие огни, детский визг, звонкий смех. Малыши с разрисованными лицами бегают между ларьками, родители с трудом успевают за ними. Повсюду – школьники, вечно смеющиеся, перекрикивающие музыку и друг друга.

У меня в руке – пушистая розовая сахарная вата, у Эзры – яблоко в карамели, которое он с ленцой покусывает, не спуская с меня глаз. Головная боль подкрадывается где-то сбоку, пульсирует где-то в виске, но я её игнорирую. Сейчас не хочу думать ни о боли, ни о снах, ни о страхах. Только об этом моменте.

Мы проходим мимо игры с дротиками, и Эзра вдруг останавливается, бросая взгляд в мою сторону:

– Хочешь, я выиграю тебе мишку?

– Можешь сыграть, но мишку я не хочу.

– Ну пожалуйста, – дразняще надувает губы. – Это же мило.

– Если я чего-то хочу, стараюсь достичь этого сама. В этом ведь и есть смысл игры.

Я продолжаю идти, но он догоняет, и наши руки ненароком касаются. Я ловлю себя на мысли: насколько же равнодушна к этому жесту. Эзра – симпатичный, заботливый, который, очевидно, влюблён в меня. Мы были вместе когда-то, но теперь… ничего. Ни трепета, ни ожидания, ни даже той самой банальной «бабочки в животе».

Иногда мне хочется на мгновение увидеть ту, прежнюю Далию – понять, какой она была, о чём мечтала, что чувствовала. Но даже если бы я часами вглядывалась в осколки прошлой жизни, этого было бы недостаточно. Всё, что делает нас теми, кто мы есть – пережитое, обстоятельства, принятые решения – исчезло. И вернуть это невозможно. Как же хотелось бы, чтобы окружающие это понимали.