Темнота

– Почти. Но ещё мне недавно приснился очень странный сон.

– Что за сон? – Лили подаётся вперёд, в голосе появляется напряжение.

– Маленький мальчик на детской площадке. Я уверена, это был Мэддокс. У него были те же глаза.

Лили замирает, перестаёт перебирать одежду и смотрит на меня, будто я только что заговорила на китайском. Атмосфера резко меняется.

– Мэддокс Бейн? Серьёзно? Почему ты вообще о нём мечтаешь?

– Я не знаю! – оправдываюсь я, чувствуя, как к щекам приливает кровь.

– Мэддокс Бейн, – повторяет она с усмешкой. – Боже, Далия… Он же дно.

Она оборачивается.

– Ты хоть раз видела, чтобы он вообще с кем-то разговаривал? Он просто какой-то странный изгой, который бродит по коридорам. Это… жутко.

Я вдруг чувствую странную защитную реакцию. Отпускаю одежду и скрещиваю руки. Не знаю, откуда это взялось – но внутри всё сжимается. Я тоже заметила, что он держится особняком. Но это ещё ничего не значит.

– Я ведь теперь такая же.

– Это другое, – отмахивается она. – Ты пережила травму.

– Может, Мэддокс тоже… кто знает.

Лили закатывает глаза и резко поднимает руку:

– Далия, вот это, – она машет где-то на уровне плеч, – это мы. А Мэддокс – вот здесь, – она опускает ладонь почти до пола.

– Почему?

– Мы сами добились всего, что у нас есть. Я – лучшая в классе. Ты – самая талантливая актриса. Эзра – капитан футбольной команды. Джеймс – обаятельный и тень Эзры.

Я криво усмехаюсь:

– Ты только что описала нас, как будто мы рекламная брошюра школы.

– Так и есть. Это старшая школа. Здесь побеждают те, у кого есть талант, связи и деньги. Мы просто играем по правилам.

– То есть такие, как Мэддокс, всегда на дне? Это ты хочешь сказать?

Лили снова пожимает плечами, подносит блузку к себе, смотрится в зеркало и вешает обратно.

– Не я это придумала. Так всё устроено.

– Как скажешь, – вздыхаю я.

– Кстати, только не говори Эзре, что тебе снятся другие парни, – щебечет она, толкая меня локтем. – Он будет ревновать.

Он бы удивился, если бы знал хотя бы половину.

– Не скажу, – отвечаю я.

Она тут же меняет тему, и я решаю промолчать – и о том, как чья-то машина едва не сбила меня, и о странной руке, тянущейся из толпы на фестивале.

– Я примерю это, – говорит она, поднимая чёрное платье. – Пошли со мной в примерочную. Мне нужно твоё мнение.

– Конечно, – говорю я с натянутой улыбкой.

Мы направляемся к примерочным. Я присаживаюсь на мягкую подушку в зоне ожидания, пока Лили переодевается. Через несколько минут она выходит, собирает волосы в хвост, поворачивается к зеркалу и внимательно разглядывает себя со всех сторон.

– Ну как?

– На тебе смотрится потрясающе, – отвечаю я.

Но, наблюдая за ней, чувствую, как моё самоуважение падает. У меня нет проблем со своей внешностью, но я завидую её уверенности. Ей комфортно в собственном теле, а я будто в гостях в своём.

– Что-то не так, – замечает она, ставит руки на бёдра и хмурится. – Кажется, проблема в талии. Жаль, мне оно правда понравилось.

– Нет, Лили, оно тебе идеально подходит, – настаиваю я. Но её лицо остаётся неподвижным. – Честно.

Сотрудница примерочной, складывая одежду, бросает на нас взгляд и вдруг говорит:

– А почему бы вашей подруге тоже не примерить это платье?

– Мне?

– Да, вам.

Лили поворачивается ко мне.

– Хочешь попробовать?

– Эм… ну… а почему бы и нет?

Лили уходит переодеваться, а через пару минут возвращается в своей обычной одежде и с натянутой улыбкой протягивает мне платье.

– Держи.

Я бережно принимаю платье, захожу в примерочную, снимаю джинсы и водолазку – ту самую, что одолжила у Кэссиди, надеваю платье. Оно сидит идеально, словно сшито по мне. Я провожу рукой по кружевной юбке.

Слегка смущаясь, выхожу из кабинки. Служащая восхищённо ахает, а у Лили от удивления буквально отвисает челюсть. Я неловко смеюсь, бросаю взгляд в зеркало и начинаю теребить торчащую нитку.

Они обе подходят ко мне.

– Это платье будто создано для тебя, – улыбается продавщица с неподдельным восторгом.

– Она права, – тихо добавляет Лили. В её голосе уже нет прежнего веселья. – Ты просто обязана его взять.

Я задумываюсь. Несмотря на слова Лили о том, что моя жизнь принадлежит мне, я всё равно ощущаю, будто смотрю на кого-то другого. Красивая одежда не помогает чувствовать себя собой.

Наоборот, я словно та девочка с фотографии на стене моей комнаты. Та, что была на вершине школьной иерархии. Смотрела на всех свысока. Та, которой я больше не хочу быть.

– Может, в другой раз, – говорю я наконец.

Лили выпрямляется, её лицо становится непроницаемым.

– Ты уверена?

– Угу, – киваю, бросая последний взгляд в зеркало, прежде чем вернуться в кабинку и снять платье.

Когда я выхожу, Лили не отрывает взгляда от платья. Будто пытается прожечь в нём дыру. Продавщица уже аккуратно вешает его обратно. И только спустя долгое время после того, как Лили высадит меня у дома, я пойму: в том взгляде не было ни восхищения, ни растерянности. Только яростная, обжигающая зависть.

ГЛАВА VI

На следующее утро у меня назначена встреча с доктором Эллисом.

Эвелин берёт отгул – это даёт мне вполне уважительную причину пропустить школу. Я собираюсь в своей комнате: выбираю одну из своих чёрных блузок, причёсываю волосы. Вскоре раздаётся стук в дверь, и Эвелин заходит в комнату.

– Почти готова? – спрашивает она, оценивающе оглядывая меня.

– Да, – отвечаю я, накидывая сумку на плечо.

– У меня кое-что для тебя, – говорит она, и только тогда я замечаю коробку в её руках. Эвелин протягивает её мне.

Внутри – совершенно новый смартфон. Я аккуратно достаю гладкий гаджет и рассматриваю его.

– Мы так и не нашли твой телефон после аварии, – объясняет она, сцепив пальцы. – Я просто хотела, чтобы ты могла легко связываться с нами. В любое время. После приёма мы всё настроим.

Я изучаю её, тронутая этим жестом. Её тело напряжено, движения скованы, но видно, что так она проявляет заботу. Наши отношения всегда были непростыми, и теперь особенно трудно понять, как к этому относиться. Но, наверное, важно то, что мы обе хотя бы стараемся.

– Спасибо, – говорю я с теплотой.

Эвелин садится на край кровати, аккуратно расправляя покрывало, и смотрит на меня со всей серьёзностью.

– Далия, – начинает она. – Я знаю, что ты вчера не была в школе. Твоя учительница звонила.

– Оу, – говорю я, стараясь не скривиться.

Смотрит строго, но выражение лица остаётся мягким.

– Ты не в беде, – говорит она. – Но тебе стоит относиться к учёбе серьёзнее. Школа пошла тебе навстречу после всего, что случилось.

Я верчу в руках телефон.

– Я знаю. Прости.

– Тебе было тяжело? – тихо спрашивает она. – Почему не позвонила?

– Наверное, мне просто нужен был перерыв.

Эвелин вздыхает и встаёт.

– В следующий раз скажи мне, и мы что-нибудь придумаем. Я не хочу, чтобы ты снова возвращалась к старым привычкам. Ты часто так делала раньше, и мне бы не хотелось, чтобы это повторилось.

Я бормочу в ответ что-то нечленораздельное. Она кивает и кладёт руку мне на спину.

– Ладно, пойдём.

***

Кабинет доктора Эллиса ничуть не изменился. Всё по-прежнему на своих местах, что и в прошлый раз: горшок с Монстерой в углу, фотографии его семьи на столе, настенные часы, неустанно тикающие в тишине. Само возвращение в больницу вызывает у меня тревогу. Трудно не вспоминать, каким ужасом было очнуться здесь впервые, даже если теперь это кажется почти другим жизненным этапом.

Я сижу в кресле напротив доктора, вцепившись в подлокотники так крепко, что побелели костяшки пальцев, и нервно подёргиваю коленом. С тех пор, как мы пришли, я не могу усидеть на месте, и, похоже, это раздражало медсестру, когда она измеряла мои показатели и тестировала память. Доктор Эллис оценивает мои тревожные движения, делает пометки на планшете, а затем откладывает его в сторону.

– Расскажи, – начинает он, аккуратно складывая руки. – Как тебе удаётся адаптироваться к жизни дома?

– Думаю, нормально, – отвечаю я, глядя в окно на внутренний дворик. Мир за стеклом всегда кажется тусклее, когда я сижу в этом кабинете. – Всё ещё пытаюсь понять, как с этим справляться.

– Конечно. Это займёт время, – говорит он, бегло проверяя что-то в планшете. – Как у тебя с учёбой?

– В целом я схватываю довольно быстро. Информация кажется одновременно новой и знакомой.

– Отлично, – кивает он. – Как я уже говорил, многое из этого по-прежнему хранится в твоей голове. Осталось только научиться доставать это оттуда.

– Но это не те воспоминания, к которым я хочу получить доступ, – говорю я. – Умение делить дроби и разбирать метафоры едва ли поможет мне.

– Были ли у тебя ещё какие-нибудь изменения, связанные с памятью?

Я задумываюсь, не зная, с чего начать. Всплывает образ вечеринки, которую я будто увидела в свой первый день в школе: тёмная рука, из-за которой я едва не сорвалась с колеса обозрения, странный сон, связанный с Мэддоксом, и галлюцинации в машине Лили.

А ещё – вопрос, который не даёт покоя: имеет ли всё это вообще хоть какой-то смысл?

– Я всё время вижу эти картинки, – объясняю я. – Что-то происходит в реальности, и тут же в голове вспыхивают какие-то образы – как те, о которых я вам рассказывала. Они словно обрывки времени. Я вижу их на долю секунды, а потом они исчезают. И я уже не уверена, были ли они вообще настоящими.

– Какие это картинки? – спрашивает он, наклоняясь вперёд.

– Первая была как фотография с вечеринки, – говорю я, вспоминая. – Думаю, это могла быть та самая вечеринка, где я была той ночью. А может, мой мозг просто хочет, чтобы я так думала.

– Есть большая вероятность, что это было на самом деле, – успокаивает он меня. – А остальные?

– Мне приснился сон. Я пыталась заговорить с маленьким мальчиком в парке, но он молчал. Потом он указал через моё плечо, и вдруг из ниоткуда выехала машина – прямо на меня. Я едва успела отскочить в сторону, и тут же проснулась.

Доктор на мгновение задумывается, а в кабинете отчётливо слышно, как тикают часы на его столе.

– Это вполне может быть искажённое отражение событий той ночи, – говорит он. – Травма, особенно вытесненная, часто проявляется в снах или образах.

– Искажённое?

Страшно подумать, что тот ослепляющий свет фар в ту ночь был настоящим.

– Верно, – кивает он. – Иногда наш мозг искажает воспоминания о травмирующих событиях. Часть увиденного может быть реальной, а остальное – плод воображения, защитная реакция.

Я замолкаю, пытаясь осмыслить его слова. Что это значит для моей памяти? Делает ли это мои видения более правдоподобными или наоборот? И как мне теперь отличать реальность от вымысла?

– Далия, – говорит он, внимательно глядя на меня. – Сегодня мы попробуем кое-что новое. Ты когда-нибудь слышала о гипнотерапии?

У меня сжимается грудь.

– Смутно.

– Здесь ты в полной безопасности, – спокойно говорит он, разводя руки. – Мы просто введём тебя в состояние, в котором будет легче восстановить воспоминания. Ты всё равно будешь полностью контролировать ситуацию.

– Я не уверена… Многие из этих видений – пугающие.

– Возможно, сначала будет страшно. Но помни: ты сейчас в моём кабинете, – мягко напоминает он. – Здесь с тобой ничего не случится. Это безопасное место.

– Вы правда думаете, что это поможет?

– Попробовать стоит.

Я прикусываю внутреннюю сторону губы.

– Хорошо.

– Отлично! – восклицает он, вставая со своего места и подходя ко мне.

Одним нажатием кнопки он запускает механизм кресла. Оно медленно отклоняется назад, и я оказываюсь лицом к холодному кафельному потолку. Чувствую себя так, будто лежу на столе для осмотра. Складываю руки на живот, стараясь удержать их от дрожи. Слышу, как удаляются шаги доктора, а потом – характерный скрип кожи: он снова опустился в кресло.

– А теперь, – его голос становится мягче, спокойнее, – тебе нужно просто расслабиться. Закрой глаза, когда будешь готова.

Я делаю ещё один вдох, позволяю мыслям осесть, как пыль, и, наконец, опускаю веки. Устраиваюсь чуть удобнее.

– Замедли дыхание. Отпусти напряжение. Глубокий вдох… и такой же глубокий выдох.

Я заставляю плечи расслабиться, а конечности – стать тяжёлыми, стараясь очистить голову от всех мыслей.

Доктор Эллис мягко касается моего колена, словно прося перестать его подёргивать.

– Представь, что ты абсолютно невесома, – бормочет он. – Плывёшь… паришь… но тебе ничего не угрожает. Ты в безопасности.

После нескольких минут глубокого дыхания и сосредоточенности материал кресла подо мной будто исчезает – я словно зависаю в воздухе. Эта мысль почему-то успокаивает. Веки сомкнуты так крепко, что кажется, я физически не могу их открыть.

Голос доктора всё ещё доносится до меня, но с каждой фразой отдаляется, пока не превращается в слабое эхо. Я будто под водой. Одна.

Я выдыхаю, и в воздухе передо мной всплывает поток пузырьков. Тянусь, чтобы дотронуться до одного, но всё меняется. И вот я уже в комнате. Передо мной – мужчина с бронзовой кожей и знакомой улыбкой. Он сидит на корточках, протягивая ко мне руки.

– Дорогая, – говорит он, расплываясь в улыбке, и по моему телу разливается чувство комфорта.

Картинка исчезает, не дав мне дотянуться до него. Одна сцена сменяется другой: заливистый смех за ужином, жар камина, обжигающий кожу, страницы сказки, мелькающие сквозь полуприкрытые веки. И вот он исчезает окончательно. Я чувствую холод в его отсутствии.

Появляется мальчик из моего сна, но теперь его лицо не серьёзное, как раньше, а озарено улыбкой. Он бежит по цветочному полю, оглядываясь на меня, а я будто парю за ним, словно ветер. Между нами порхают бабочки, и в груди рождается трепет.

Он смеётся. Я дотрагиваюсь до его рубашки – едва касаюсь пальцами. Он резко останавливается.

– Эй! – хмурится он. – Нечестно! Я тебя достану!

Он разворачивается, тянет ко мне руки, и мир снова переворачивается.

Теперь я посреди шумной вечеринки, окружённая знакомыми лишь по лицам людьми. Всё расплывается по краям, словно я смотрю сквозь запотевшее стекло. В этой сцене нет тепла – только холод, пронзающий до костей. Всё пропитано тревогой, как будто здесь никому нельзя доверять.

Я пробираюсь через толпу в гостиной, уворачиваясь от громких голосов и пьяных разговоров. Мне нужно выбраться. Кто-то кричит, чтобы я осталась, но это лишь заставляет меня двигаться быстрее. Внутри всё тянет наружу – прочь, куда угодно, только не здесь.

– Оставьте меня в покое! – кричу я, и голос звучит как мой собственный.

Меня зовут снова, прямо за спиной, пока я иду по дому.

Наконец я добираюсь до входной двери, распахиваю её, и всё, что вижу – это темнота, мир рушится под ногами на тысячи осколков. Я слышу визг шин, вижу, как ослепляющий свет фар стремительно приближается. На этот раз я не успеваю отойти в сторону.

Я замираю. И готовлюсь к удару.

Но я ничего не чувствую. Картинки из прошлого мелькают в сознании слишком быстро, чтобы зацепиться хотя бы за одну. Всё исчезает, и меня накрывает тьма – густой лес.

Ужас сжимает грудь. Я хочу закричать, каждая тень кажется угрозой. Дыхание сбивается, и когда я опускаю взгляд, вижу: мои пальцы в крови. Зрение расплывается.

– Когда услышишь мой голос, ты вернёшься в настоящее, – доносится голос доктора Эллиса сквозь шум.

Я хватаюсь за этот звук, как за спасение. Деревья исчезают одно за другим. Я снова ощущаю кресло под собой – связь с реальностью.

– Вот так, – мягко говорит он. – Можешь открыть глаза, когда будешь готова.

Я резко вдыхаю. Глаза распахиваются. Щёки мокрые от слёз. Всё тело онемело. Я смотрю в потолок и пытаюсь выровнять дыхание. Где-то рядом тикают часы. Сердце понемногу успокаивается.

Доктор Эллис молчит, давая мне время прийти в себя.

– Как ты себя чувствуешь, Далия?

– Я… – голос дрожит. Я стараюсь удержать в памяти всё, что видела, прежде чем оно исчезнет. Поднимаю руки, почти ожидая увидеть на них кровь.

Нереально.

– Не спеши.

Вес только что пережитого давит на грудь, и я тяжело выдыхаю.

– Я не хочу больше это повторять.

– Можешь рассказать, что ты видела?

Я медленно приподнимаюсь. Голова кружится, пока нащупываю кнопку, чтобы вернуть кресло в вертикальное положение.

– Всё, – говорю я. – Я хочу домой.

– Но нам нужно обсудить —

– Я сказала, всё, – повторяю, на этот раз твёрже, хоть голос и дрожит.

Он замолкает.

– Конечно, – спокойно отвечает он. – Мы сделаем только то, к чему ты готова. Помни, ты в безопасности.

– Правда? Потому что после того, что только что произошло, я совсем не чувствую себя в безопасности.

Всё, чего я хочу сейчас, – уйти из этого кабинета.

– Прости, Далия, – говорит он. – Это не было целью упражнения.

Я встаю, обнимая себя за плечи. Он молча сопровождает меня к двери. В коридоре уже ждёт Эвелин. Не давая им сказать ни слова, я почти вырываюсь к выходу. Она спешит за мной.

– Что случилось там внутри? – спрашивает она, догоняя меня.

Я качаю головой:

– Я не знаю.

– Далия…

Эвелин хватает меня за руку, заставляя остановиться и посмотреть на неё. Я чувствую, как дрожат губы, и упрямо сжимаю их.

– Поговори со мной.

– Он пытался помочь мне добраться до старых воспоминаний, – говорю я, сбавляя шаг, чтобы она могла идти рядом. – Это было… травматично.

Мы молча садимся в машину. Эвелин тянется, чтобы завести двигатель, но пауза затягивается, и по лобовому стеклу начинают падать первые капли дождя, переходящие в настоящий ливень.

– Ты ведь так и не рассказала, что случилось той ночью, – говорю я.

Эвелин выглядит растерянной. Я замечаю, как она пристально следит за моей реакцией.

– Я не хотела перегрузить тебя. Подумала, будет достаточно рассказать самое простое. Ты и так каждый день узнаёшь слишком много, – объясняет она.

– Я хочу… Мне нужно знать всё.

Эвелин тяжело вздыхает, откидывается на спинку кресла и убавляет громкость радио.

– Я много о чём сожалею в ту ночь, – признаётся она почти шёпотом. – И вообще… обо всём, что было до неё. Мы постоянно ссорились.

– Из-за чего? – спрашиваю я, поворачиваясь к ней.

– Тогда конкретно – из-за того, что я не хотела, чтобы ты шла на ту вечеринку, – говорит она с усталой улыбкой. – Ты всегда попадала в неприятности: воровство, прогулы, алкоголь, драки… Мне казалось, что моя единственная роль – подчищать за тобой. Даже когда ты была наказана, всё равно находила способ делать по-своему.

– Я говорила, что не хочу, чтобы ты проводила время с этими друзьями, но ты не слушала. Упрямство и вспыльчивость у тебя от меня, – добавляет она с коротким, грустным смешком. Потом её лицо меняется. – Мы наговорили друг другу много лишнего. А когда ты не вернулась той ночью, я решила, что ты просто злишься на меня. Такое уже бывало.

Её голос срывается на последнем предложении, и у меня сжимается горло. Я хочу утешить её, но не знаю, как.

– Тебя нашли утром. Бегун… – заканчивает она и прочищает горло. – Спасибо Богу за него. Я не была идеальной матерью, Далия. Но хочу измениться. – Она вскидывает голову и пристёгивает ремень. – Нам нужно больше общаться. Я хочу, чтобы ты знала: можешь говорить со мной о чём угодно.

– Спасибо, – шепчу я и беру её за руку. Она удивляется, но мягко сжимает мою ладонь в ответ. – И прости… за всё, через что тебе пришлось пройти из-за меня.

– Мне тоже жаль, – отвечает она. – То, что с тобой произошло, было ужасно. Даже если ты этого не помнишь. Может, в каком-то смысле… это даже к лучшему.

Когда Эвелин выезжает с парковки, я молча перевариваю всё, что она только что сказала. И всё, что я увидела во время сессии с доктором Эллисом. В виске пульсирует головная боль.

Последнее видение, где я была в лесу, пугающе напоминает то, что я раньше считала воспоминанием об аварии. Но это не имеет смысла.

По рассказу, той ночью я врезалась в дерево и ударилась головой о руль, потеряв сознание.

Тогда почему в голове снова и снова всплывает этот лес? Почему я вижу себя блуждающей в темноте с окровавленными руками?

Сдерживая слёзы, я мысленно умоляю всё это исчезнуть. Я не просила об этом. Но если бы можно было отменить аварию и амнезию… тогда я вернулась бы в ту самую жизнь, где изменяю своему парню с партнёром сестры, вечно ругаюсь с матерью и думаю, что лучше всех. Хотя, возможно, на деле я была худшей. Такая реальность меня тоже не устраивает.

Не успеваю опомниться, как мы уже въезжаем на подъездную дорожку перед домом.

– Эвелин, – говорю я, когда она глушит мотор. – У нас остались старые фотоальбомы?

– Где-то в коробке, – отвечает она.

– Можно я посмотрю?

К моему облегчению она не задаёт лишних вопросов – просто кивает и уходит внутрь. Я жду на кухне, пока она роется где-то в спальне, и через несколько минут Эвелин возвращается с охапкой потрёпанных альбомов и протягивает их мне.

Я благодарю её и иду к себе в комнату, сажусь на пол и раскладываю их перед собой. Все они подписаны по годам и именам, и я выбираю тот, на котором написано моё.

Открываю. Листаю страницы. Вот меня держат на руках в роддоме. Вот Эвелин улыбается. Маленькая Кэссиди гордо позирует с новорождённой сестрой. Я медленно провожу пальцем по пластиковому покрытию.

На следующей странице – мужчина из моего воспоминания, подтверждая мои догадки. Мой отец.

Дорогая… – слышу я его голос в голове.

В груди поднимается тёплая волна, откликаясь на фотографию, где я сижу у него на плечах. У меня сжимается горло. Чувства переполняют, но я не могу понять – это грусть или предчувствие предательства.

Я продолжаю листать. Смотрю, как расту – как будто через чужие глаза. Это моя жизнь, но в ней нет меня. Вижу себя, но не чувствую и не помню. Словно старая Далия исчезла, а теперь я просто живу её жизнью, не прилагая усилий, чтобы она снова стала моей. Странно видеть знакомые лица, другие версии людей, которых я знаю сейчас. И всё равно кажется, будто я смотрю на них извне, как на персонажей из книги, которую кто-то начал за меня.

Так много моментов, разговоров и событий исчезли в одно мгновение. Я не знаю, должна ли чувствовать вину за измену… или, как сказала Эвелин, забыть всё – это подарок судьбы.

Я закрываю альбом. Когда откладываю его в сторону, из-под обложки выпадает фотография.

Сердце замирает.

На меня смотрит лицо, которое я узнала бы среди тысячи. Мальчик из моего сна. Та же сияющая улыбка. Его рука лежит на плече моей юной версии – совсем маленькой девочки.

Я осторожно поднимаю фото и переворачиваю его. На обратной стороне аккуратным почерком выведено: Мэддокс и Далия, 2011.

ГЛАВА VII

Проходит несколько дней, прежде чем я снова начинаю чувств