Темнота

Мы подъезжаем к парковке у школы Ривербридж Хай. Я делаю глубокий вдох, но воздух будто не проходит – грудь сдавлена. Толпа учеников направляется к старому кирпичному зданию, а я мечтаю просто раствориться в густых деревьях позади школы.

Интересно, сколько из них я должна знать? Кто из них когда-то был мне другом?

После консультации с доктором Эллис Эвелин решила, что пока мне лучше не вступать в контакт с «посторонними».

– Готова? – спрашивает она, поправляя воротник своего тёмно-серого пиджака.

Нет.

– Думаю, да.

Её выражение лица почти не меняется последние пару недель: внешне спокойное, но под этой маской прячется тревога, сдержанная боль, которую она так старательно скрывает.

Эвелин открывает дверь и выходит. Каблуки её туфель чётко цокают по асфальту. Я с трудом выравниваю дыхание и выхожу следом. Люди на парковке оборачиваются. Они сбились в небольшие группы – и судя по взглядам, меня узнают. Эти взгляды ощущаются, как прикосновения к коже. Я стараюсь их не замечать, упрямо глядя только вперёд – на здание школы.

Мы входим внутрь. Свет, пробивающийся сквозь стеклянный потолок атриума, окрашивает всё вокруг в тусклые, синевато-серые оттенки. Будто и люди, и стены, и даже воздух внутри – выцветшие, как старая фотография.

Шёпот начинается сразу, как только за нами захлопываются двери. Сначала в одном углу – едва слышный, но быстро разрастается, как пожар, перекидываясь от группы к группе. София мягко кладёт ладонь на мою руку, направляя меня в сторону приёмной, но тут же замирает, почувствовав, как я напряглась.

Я стараюсь не слушать. Стараюсь отсечь фон, как мешающий шум. Но один обрывок всё-таки прорывается сквозь щель приоткрытой двери:

– Говорят, у неё амнезия. Ты думаешь, она притворяется? Это так на неё похоже…

К тому моменту, как мы подходим к стойке, челюсть у меня ноет от того, как сильно я сжимала зубы. За стойкой сидит полноватая женщина с огненно-рыжими волосами, собранными в тугой пучок. На табличке: Миссис Галлахер.

– Далия! – говорит она приветливо, одаривая меня натянутой улыбкой. Она у неё сочувственная, растерянная – такая же, как у всех взрослых, которых я вижу в последнее время. – Очень рада тебя видеть.

Эвелин едва заметно подталкивает меня локтем.

– Спасибо, – отвечаю я.

– Мы сделаем всё возможное, чтобы помочь тебе адаптироваться, – обещает она. – Нам важно, чтобы ты чувствовала себя здесь в безопасности и комфорте. Если тебе что-то понадобится – в любой момент – просто скажи. Мы рядом.

Её показная забота почему-то вызывает во мне странное раздражение. Интересно, долго ли ещё взрослые будут вести себя так, будто я сделана из стекла? Вся эта «поддержка» вроде бы должна вернуть чувство нормальности. Но с каких это пор нормальность – это когда на тебя смотрят так, будто ты можешь рассыпаться в любую секунду?

Пока миссис Галлахер копается в бумагах, вытаскивая моё расписание, я машинально смотрю в окно, выходящее в коридор. За стеклом снуют ученики. Некоторые бросают взгляды в сторону офиса, притворяясь, будто просто проходят мимо.

И вдруг один взгляд цепляет меня. Парень с тёмно-каштановыми волосами и чётко очерченной линией подбородка. Он как раз что-то достаёт из шкафчика, и кажется, что я застала его словно в кадре, выхваченном из фильма.

Он замечает, что я смотрю, и отвечает взглядом – холодным, оценивающим. В нём нет ни удивления, ни смущения. Только лёд и напряжение.

Сознание будто на секунду гаснет – пустота и тишина. Он отворачивается, как будто ничего не произошло, и исчезает в коридоре. Что-то в этой короткой встрече заставляет сердце биться быстрее. Я отвожу взгляд и снова стараюсь сосредоточиться на миссис Галлахер.

– Кабинет английского – за углом, – говорит она, протягивая мне расписание и бумажку с комбинацией от шкафчика. Я перекидываю лямку рюкзака на другое плечо. – Не волнуйся, я сейчас попрошу кого-нибудь всё тебе показать.

Она встаёт и выходит в коридор, оставляя дверь приоткрытой. Эвелин тут же наклоняется ко мне, понижая голос:

– Всё в порядке?

– Пока – да, – отвечаю я, хотя в голове всё ещё витает образ того парня.

А день, по сути, даже не начался.

– Вот она, – говорит миссис Галлахер, возвращаясь с кем-то ещё. – Прошу.

В комнату входит высокая, стройная блондинка и весело машет пальцами. Я узнаю её сразу – её лицо есть на нескольких фотографиях у меня в комнате. На ней клетчатая юбка и рубашка с аккуратным воротником, дополненная ободком в тон. Странно видеть её «вживую», после того как она долго существовала для меня только как застывшее изображение на стене.

– Это Лили Маршалл, – поясняет миссис Галлахер. – Она покажет тебе школу. Одна из наших лучших учениц.

– Ну… не знаю насчёт «лучших», – кокетливо отзывается она Лили, но в голосе слышится явная гордость. Затем она оборачивается к Эвелин:

– Рада вас видеть, миссис Марлоу.

– Спасибо, что согласилась, Лили, – отвечает Эвелин. Она бросает взгляд на часы, а потом смотрит на меня с лёгкой виноватой улыбкой. – Мне пора. У меня встреча с клиентом.

– А, – только и успеваю вымолвить, охваченная внезапной паникой от мысли, что она уходит. – Ладно.

– Помни, ты всегда можешь мне позвонить, – добавляет она. – Ты очень смелая.

Я едва сдерживаюсь, чтобы не фыркнуть.

Смелая?

Эти слова звучат так, будто это было моё решение. Если бы от меня хоть что-то зависело, меня бы здесь не было вовсе.

Эвелин бросает мне напоследок пару ободряющих слов и исчезает за дверью. Лили молча кивает в сторону коридора, приглашая выйти. Между нами тут же повисает неловкая тишина.

Она широким жестом обводит пространство – линолеумный пол, ряды тёмно-синих шкафчиков вдоль стен:

– Добро пожаловать в Ривербридж Хай, – говорит она без особого энтузиазма. – Также известную как Место, которое я ненавижу больше всего на свете. Население – около пятисот.

Я непроизвольно усмехаюсь. Впервые с утра становится хоть немного легче – как будто напряжение на мгновение отпускает.

– Начнём экскурсию с твоего шкафчика, – говорит она, поворачивая за угол. Я поспешно иду следом. – Заберём всё, что нужно к английскому. Мисс Уоррен – лучший учитель в школе.

Пока мы идём по коридору, я чувствую себя словно куклой, к которой привязаны десятки нитей. Каждый взгляд – будто кто-то чуть тянет за одну из них. Незнакомцы кивают, кто-то желает удачи. Я киваю в ответ, неуклюже одёргивая свитер – тот самый, который позаимствовала у Кэссиди. Почему-то надеть его казалось менее странным, чем рыться в собственном шкафу.

– Мы же с тобой были близки, да? – неожиданно срывается с моих губ.

Лили оборачивается, слегка удивлённая, и замедляет шаг. У меня вспыхивают щёки, и я тут же пытаюсь объяснить:

– Просто… у меня в комнате столько фотографий с тобой.

– Да, – тихо отвечает она. – Я не хотела ставить тебя в неловкое положение, поэтому и не начинала разговор. Но… мы были лучшими подругами с тех пор, как учились в средней школе.

– Всё в порядке, – говорю я, напоминая себе, что ни в чём не виновата. – Лучше знать, чем оставаться в неведении.

– Логично. Это твой, – кивает она, останавливаясь у одного из шкафчиков.

Я протягиваю ей бумажку с комбинацией. Она набирает цифры – замок щёлкает, и дверь открывается. На внутренней стороне – ещё одна наша фотография. Я сразу узнаю несколько снимков – точно такие же висели у меня в комнате.

– Тебе понадобятся красная тетрадь и «Макбет» – к первому уроку, – говорит она.

На фото мы смеёмся. Я обнимаю её за плечи, мы словно не замечаем никого вокруг – только друг друга. И вдруг – вспышка.

Комната, полная людей. Громкие басы. Ощущение тревоги. Чьи-то лица – до боли знакомые, и в то же время совсем чужие. Я не успеваю уловить подробности – и всё исчезает, оставляя тупую боль в виске.

Это было на самом деле? Или всего лишь плод воображения?

– Прости… за всё это, – бормочу я, перебирая книги в руках.

– Тебе не за что извиняться, – твёрдо говорит она. – И я не позволю тебе говорить такие вещи.

– Хорошо…

– К тому же, может, тебе всё вспомнится, как только ты увидишь Эзру, – добавляет она, хитро прищурившись. – Кстати, вот и он.

Я оборачиваюсь – и сразу узнаю его. Тот самый парень с фотографий: он обнимал меня за талию, прижимался щекой, улыбался.

Он идёт по коридору уверенно, как будто знает, что его ждут. Кудри мягкого кофейного оттенка стали длиннее, кожа – тёплая, загорелая. Рядом с ним – другой парень: крупный, внушительный, но с выражением лица, будто он на пороге чуда – как ребёнок на Рождество.

– Далия! – восклицает Эзра, крепко прижимая меня к себе в медвежьих объятиях. Я замираю, ошеломлённая, с приоткрытым ртом. Он сжимает меня слишком сильно, его губы едва касаются моего уха, а книги в руках больно вжимаются в грудь. Я не могу ни ответить, ни пошевелиться. – Слава Богу, ты вернулась, – шепчет он.

– Эзра! – одёргивает его Лили, кладя руку ему на плечо и оттаскивая назад, давая мне перевести дыхание. – Полегче. Ты сейчас для неё почти незнакомец.

– Чёрт, извини. – Он растерянно смотрит на меня широко раскрытыми глазами. – Просто я очень рад тебя видеть. Когда ты очнулась, нам запретили приходить. Говорили, тебе может быть тяжело. Теперь я понимаю почему.

– Всё в порядке, – отвечаю я, отводя взгляд и заправляя за ухо выбившуюся прядь. Сердце колотится так, что кажется, слышно всем вокруг. – Я понимаю.

– Не обращай внимания, – с улыбкой вмешивается второй парень, шутливо толкая Эзру плечом. – У него и так едва ли две рабочие клетки в мозгу остались.

Эзра хмурится и толкает его в ответ:

– Заткнись.

Я растерянно смотрю на Лили в поисках помощи. Она кивает в сторону второго парня и поясняет:

– Это Джеймс. – Тот дружелюбно мне подмигивает. – Но не обольщайся: мозгов у него примерно столько же, сколько у Эзры.

– Эй! – возмущённо выкрикивают парни.

Звонок раздаётся как раз вовремя, спасая меня от слишком бурного начала дня. Я искренне рада этой передышке.

– Увидимся в столовой, – говорит Лили, отступая по коридору. – Надеюсь, вы к тому моменту научитесь вести себя прилично.

Эзра театрально прикладывает руку к груди и склоняет голову:

– Уже считаю минуты.

Я стараюсь держаться поближе к Лили, пока мы идём в кабинет английского. Мне совсем не хочется, чтобы меня снова застали врасплох.

– Они всегда такие? – спрашиваю я.

– К сожалению, да, – отвечает она и, понизив голос, добавляет: – Эзра так в тебя влюблён, что ведёт себя как полный идиот. Ты сама только что видела.

Я и без того догадывалась, что у нас с ним были какие-то романтические отношения, но услышать это вслух – ещё больнее. Особенно если учитывать, что между мной и Логаном, похоже, тоже уже что-то произошло.

Мне неприятно оттого, что я чувствую себя посторонней в собственной жизни. Странно осознавать, что ты была близка сразу с двумя парнями, которых даже не помнишь. И что одного, возможно, предала с другим. Хотя никто из них в этом не виноват.

– Всё будет хорошо, – тихо произносит Лили, явно угадав мои чувства по лицу.

– Спасибо, – отвечаю я.

Когда мы входим в класс, разговоры сразу стихают. Лили занимает место ближе к доске и смотрит на меня с виноватым выражением лица, будто чувствует себя неуютно из-за того, что оставляет меня одну.

– У нас здесь рассадка, – с сожалением объясняет она. – Твоё место вон там, сзади.

– Понятно, – киваю я, чувствуя, как внутри всё сжимается от волнения.

Я направляюсь к свободному месту у стены – и сразу вижу его. Парень из коридора. Он сидит рядом, наклонившись над тетрадью и что-то быстро записывает. Меня снова накрывает тревога – я молюсь про себя, чтобы моё место оказалось где угодно, только не рядом с ним.

Он поднимает голову, когда я подхожу, и ручка в его руке замирает. Я осторожно опускаюсь на стул, стараясь не смотреть в его сторону, и притворяясь, будто ничего необычного не происходит. Выкладываю на парту тетрадь и книгу, когда в класс входит молодая женщина с шоколадной кожей и множеством тонких косичек, которые она тут же собирает в аккуратный пучок.

– Доброе утро, – говорит она, садясь на край стола. – Думаю, вы уже заметили, что к нам вернулась наша знакомая, живая и здоровая. Давайте поприветствуем Далию и пожелаем ей удачи.

Весь класс снова поворачивается ко мне. Начинают неуверенно аплодировать, будто поздравляя просто с тем, что я всё ещё жива. Я опускаю голову, мечтая провалиться сквозь землю, лишь бы пережить это неловкое мгновение. Парень рядом со мной не хлопает.

– А теперь продолжим с того места, где остановились в прошлый раз, – объявляет мисс Уоррен. – Второй акт.

Класс начинает листать страницы, отыскивая нужный фрагмент. А я… я понятия не имею, где именно мы остановились. Когда учительница начинает читать вслух, слова сливаются в нечто бессвязное. Без контекста текст кажется бессмысленным потоком звуков.

Парень рядом замечает, что я растерялась и не могу найти нужную страницу. Теперь, находясь так близко, я вдруг замечаю необычную деталь: у него разные глаза. Один – ярко-зелёный, другой – глубокого синего оттенка. Контраст настолько завораживает, что я невольно задерживаю на нём взгляд.

– Тридцать четвёртая, – тихо подсказывает он, не поднимая головы от своей тетради.

Я благодарно киваю и быстро нахожу нужную страницу, но мысли всё равно разлетаются в разные стороны.

– Ты меня знаешь? – наконец шепчу я.

– Тебя все знают.

– Я не об этом.

– Я понял, – спокойно отвечает он, затем снова поворачивается к своему учебнику и больше не произносит ни слова до конца урока.

ГЛАВА III

Конец учебного дня наступает мучительно медленно, но когда он, наконец, приходит, меня накрывает осознание: мне придётся возвращаться сюда снова.

И снова. И снова.

С каждой минутой мысль о том, чтобы всё бросить и запереться в своей комнате до конца времён, кажется всё более заманчивой. Моё тело было бы только «за».

После аварии я чудом отделалась лишь лёгкими травмами – если не считать полной потери памяти, конечно. Кома позади, но её последствия дают о себе знать до сих пор. Я уже не та, какой была. И точно не такая сильная, какой мне, возможно, стоило бы быть.

Во второй половине дня солнце, наконец, пробивается сквозь облака, заливая школьный двор тёплым светом. Я стою снаружи, ожидая Кэссиди. Щурюсь, глядя на дорогу в поисках её старенькой «Короллы», и прислоняюсь к кирпичной стене возле приподнятой клумбы, пытаясь не думать о том, как сильно я устала.

Быть выброшенной в середину собственной жизни – странное чувство. Будто кто-то столкнул меня за борт, а теперь все стоят на берегу и ждут, что я сама выплыву. Хотя я никогда не умела плавать.

Большую часть времени люди держатся от меня подальше, а я, как потерянный щенок, тащусь по школе следом за Лили. Трудно поверить, что когда-то я могла идти по этим коридорам с уверенностью в каждом шаге. Возможно, завтра я хотя бы смогу найти туалет без чьей-то помощи. А может, исчезнет и этот напряжённый шок от моего возвращения, и на меня перестанут смотреть так, будто я только что свалилась с Марса.

Голос вырывает меня из раздумий – это Эзра. Он приближается, медленно возникая в поле зрения.

– Привет, – говорит он.

На нём школьная спортивная куртка и неуверенная улыбка. Я не видела его с обеда – даже тогда, кажется, он почувствовал, что мне нужно побыть одной.

– Прости за утро, – говорит он. – Знаю, я уже извинялся, но… кажется, должен сделать это ещё раз.

– О, – я отмахиваюсь, стараясь выглядеть спокойно, хотя внутри только и думаю о том, как бы сменить тему. – Всё в порядке. Правда.

– В школе без тебя было так пусто, – добавляет он и тянется к моей руке.

Я тут же перехватываю лямку рюкзака, переступая с ноги на ногу.

– Я правда рад, что ты вернулась, Далия.

– Да… – неуверенно отвечаю я.

Кусаю внутреннюю сторону щеки. Несколько секунд колеблюсь – и всё же решаюсь:

– Эзра… ты хороший, правда. Просто мне нужно время. Всё происходит слишком быстро, и я пока не готова.

На его лице появляется тень – словно внутри что-то надломилось.

– Конечно, – спокойно говорит он.

– Ты не против, если мы просто… притормозим?

Я понятия не имею, как вообще попросить «бойфренда», которого не помнишь, дать тебе немного пространства.

– Я готов ждать, – говорит он.

– Спасибо, – выдыхаю я. Напряжение в плечах чуть ослабевает.

– Только… не заставляй меня ждать вечно.

У меня сжимается сердце. С учётом того, сколько времени мне нужно, чтобы просто привыкнуть к мысли, что мы вообще встречались – вечность может оказаться слишком короткой. Разве не жестоко – давать ему хотя бы каплю надежды?

Он бросает взгляд в сторону стоянки и кивает туда:

– Слушай, тебя подвезти?

– Нет, спасибо. Кэссиди скоро подъедет.

– Ты уверена?

– Уверена.

– Ну… тогда до завтра, – говорит он.

В голосе – лёгкая тень сожаления. Он разворачивается и направляется к стоянке, не оглядываясь.

Мысль о том, что всё это придётся пережить снова, вызывает вспышку головной боли. Я закрываю глаза и осторожно массирую виски. Кажется, чтобы освоиться в новой реальности и хоть как-то вернуться к самой себе, понадобится целая вечность. Хотя… кто такая «я» – я до сих пор не понимаю.

Передо мной останавливается машина, и я выпрямляюсь, щурясь от яркого солнца. У тротуара стоит серебристая «Королла» Кэссиди. Меня накрывает волна облегчения – наконец-то домой. Пусть и в дом, который до сих пор кажется чужим.

Я открываю дверь, забираюсь внутрь, тяжело выдыхаю и укладываю рюкзак на колени.

– Спасибо, что заехала, – говорю, нащупывая ремень безопасности.

– Всегда пожалуйста.

Я замираю. Этот голос точно не принадлежит моей сестре. К моему ужасу, за рулём сидит Логан – в бейсболке, красной фланелевой рубашке и с виноватой гримасой на лице.

– Что ты тут делаешь? – вырывается у меня.

Он – последний человек, с которым мне сейчас хочется остаться наедине.

– Кэссиди вызвали на подмену в ресторан. В самый последний момент, – поясняет он. – Клянусь, это была не моя идея. Просто… я оказался единственным, кто мог тебя забрать.

Я почти тянусь к ручке двери, но вовремя вспоминаю: я не помню дорогу домой, а идти пешком далеко. С тяжёлым вздохом откидываюсь на спинку сиденья и отвожу взгляд в окно, нервно перебирая пальцами.

– Ладно.

Получив моё неохотное согласие, он отъезжает от школы. Мы едем молча. Шины мягко шуршат по асфальту, но внутри всё звенит от напряжения. Проходит несколько минут, и я начинаю замечать: улицы – незнакомые. Мы свернули не туда.

Я резко выпрямляюсь – по спине пробегает холодок.

– Куда мы едем?

Он бросает на меня короткий взгляд:

– Хотел показать тебе одно место. Твоё любимое. Вдруг поможет вспомнить.

– Не уверена, что это хорошая идея, – бурчу я, но ремень не отстёгиваю. – Только недолго.

– Обещаю. Тебе понравится. Поверь.

Получив моё молчаливое «разрешение», Логан нажимает на газ. Я тянусь к радио – просто чтобы хоть как-то заполнить тишину. За окном пейзаж проносится лентой: оттенки зелёного, коричневого и голубого сливаются в мягкое, размытое полотно. Если вдуматься… из всех возможных жизней, в которые я могла бы очнуться, эта хотя бы красивая.

Ривербридж утопает в горах. Леса, озёра, до океана – рукой подать. Ко всему остальному остаются вопросы, но сам город будто сошёл с открытки. Мы проезжаем через центр: винтажные лавки, крошечные кафе, пекарни – всё как из другого времени.

Я стараюсь отогнать неловкость, представляя, что я – часть этой жизни. Что гуляю по этим улицам, солнце пробивается сквозь кроны дубов, а я заглядываю в витрины и беру кофе на вынос. Но представить это – всё равно что натянуть чужую одежду. Она не по мне. Иногда мне кажется: а была ли я вообще частью этого места? Принадлежала ли ему хоть когда-нибудь?

Когда молчание становится невыносимым, я поворачиваюсь к нему:

– Ты всегда жил в Ривербридж?

– Да, – отвечает он. – Я здесь вырос. Город хороший. Но… он маленький. А в маленьких городах люди любят болтать.

– Я уже заметила, – мрачно говорю я.

В голосе – невольная горечь. Я вспоминаю, как сегодня из каждого угла доносились шепотки и обсуждения.

Логан кривится, будто сам чувствует вину, а затем включает поворотник, сворачивая с главной дороги. В боковом зеркале я наблюдаю, как знакомые улицы и люди остаются позади.

– Прости, – говорит он искренне. – Но… их тоже можно понять. Такое ведь не каждый день происходит. Твоя история… ну, скажем так, уникальная.

– Я же не инопланетянка, – бурчу я.

– Конечно, нет. Просто… дай немного времени. Всё утихнет. Появится кто-то, кто облажается посильнее, и внимание переключится.

Он делает паузу, потом слегка понижает голос:

– А пока у меня есть кое-что, что, возможно, отвлечёт тебя от всего этого.

– Ты уже заинтриговал, – фыркаю я, но чуть-чуть оживляюсь.

– Увидишь сама, – отвечает он с лёгкой, тёплой усмешкой.

Спустя некоторое время мы добираемся до окраины Ривербриджа. Машина грохочет по гравийной дороге, окружённой густым лесом. Солнечный свет с трудом пробивается сквозь листву, и вокруг становится так темно, будто уже вечер.

Мы паркуемся у старого деревянного щита с выцветшей надписью «Тропа Шепчущих Сосен». Логан глушит мотор и откидывается на спинку сиденья, ожидая моей реакции.

– Приехали, – объявляет он.

– Поход? – поднимаю бровь.

– Скорее, лёгкая прогулка. Обещаю, ничего сложного. – Он протягивает мне ярко-жёлтый дождевик. Я принимаю его, мельком взглянув на небо – от утренней серой хмари не осталось и следа. Над головой – чистое, пронзительно голубое полотно.

Его губы трогает полуулыбка:

– Просто надень и иди за мной.

Мы выходим из машины. Я натягиваю дождевик, поправляю ворот и выбрасываю волосы на плечи. Логан, сунув руки в карманы, кивает на тропинку, уводящую в лесную тень.

Мы идём медленно, и я внимательно смотрю под ноги, чтобы не зацепиться за корни – к счастью, на мне удобные кожаные ботинки.

– Ты собираешься рассказать, куда мы идём? – спрашиваю я, глядя вперёд.

– Нет, – отвечает он сразу, будто ему и правда нравится держать интригу. Он не торопится, уверенно подстраиваясь под мой шаг.

Вокруг царит тишина, нарушаемая лишь треском веток под ногами, шорохом земли и редким пением птиц. Воздух наполнен ароматом хвои и сырости, и я вдруг понимаю, как постепенно начинаю расслабляться – впервые за весь день. Природа будто смывает с меня остатки школьной суеты.

– Ты в порядке? – спрашивает он спустя пару минут.

– Да. – Щёки предательски вспыхивают. – Прости, что так плетусь.

Он наклоняется, чтобы пригнуть ветку, и придерживает её, пока я прохожу.

– Всё нормально. Природу нужно уметь проживать медленно.

– Так… – начинаю я, стараясь говорить непринуждённо. – Как давно вы с Кэссиди работаете в «Антонио»?

Тропа становится шире, и мимо нас быстро проносится велосипедист. Теперь мы можем идти рядом, и я встаю с ним вровень.

– Уже месяцев семь. Там мы и познакомились.

– А встречаться когда начали?

– Примерно через месяц после знакомства.

– А когда ты переехал к нам?

Он усмехается:

– Это допрос?

– У меня память как у рыбки, – пожимаю плечами. – Прости, что собираю кусочки хоть какой-то информации.

Он хрипло смеётся – и слышно, что смех искренний. И в этот момент мне становится чуть легче: похоже, он не собирается снова делать глупостей, как в тот день, когда я вернулась из больницы.

– Ладно, твоя взяла, – кивает он. – Почти два месяца назад.

– Уже прилично, – замечаю я.

– Дольше, чем я предполагал, – соглашается он.

И хотя я забрасываю его вопросами, ответов всё равно недостаточно. Ощущение, будто всё важное по-прежнему остаётся за кадром.

– Ты расскажешь, что на самом деле произошло между нами? – спрашиваю я неуверенно. – Я ведь имею право знать.

– Я не был уверен, захочешь ли ты это услышать, – признаётся он.

Он вздыхает, кивает в сторону поваленного дерева неподалёку и опускается на него. Я с облегчением присаживаюсь рядом – ноги уже гудят от усталости, но оставляю между нами небольшую дистанцию.

– Сначала Кэссиди была просто коллегой, – начинает он. – Мне нравилось работать с ней в одну смену, но ничего серьёзного между нами не было. Пока однажды она не призналась, что я ей нравлюсь, – он опускает взгляд. – Я тогда сам не знал, что чувствую. Но подумал: почему бы не попробовать?

Он на мгновение замолкает, пропуская вперёд группу туристов. Мы всё ещё на тропе, в людном месте. Возможно, не лучшее время для подобных разговоров, но отступать уже поздно.