Оттенки красного

Даша слушала, кивала, даже вставляла короткие «угу», но каждое его слово звучало как фон, как радио, включённое в соседней комнате.Володя говорил что-то – о новом треке, о предложении от клуба, о разборках с арендаторами, которые вдруг начали выёживаться. Всё это касалось их мира. Привычного. Человеческого.

Легко. Пальцами. Почти незаметно.И вдруг – он коснулся её плеча.

Она вздрогнула.

Рефлекторно, будто прикоснулись к обнажённому нерву. Но это было не больно – противно. Точно по коже прошлась липкая ткань, как мокрая вата, как чужая одежда, примеряемая силой. Она сжала зубы, чтобы не отдёрнуться.

«Он же не виноват. Это Вова. Это Володя. Это Воланд, черт возьми. Всё хорошо. Это я – не в порядке.»

Она резко встала, потом снова села, будто забыла, зачем встала.

– Всё нормально? – тихо спросил он, не отводя взгляда.

– Да, – соврала она, выдавив улыбку. – Просто плечо затекло. Душ тёплый, диван мягкий – и вот тебе кривой позвоночник.

И в этот момент она почувствовала: он думает, что это про него. Что она его не хочет. Или боится. Или стесняется. Он усмехнулся, но глаза его уже сузились. Он что-то уловил. А это не так.

Она посмотрела на него и внезапно ощутила желание прикоснуться – стереть это напряжение, это недоверие, этот отголосок стыда. Она потянулась, хотела положить ладонь на его щеку, может быть, даже поцеловать, просто чтобы – успокоить. Чтобы вернуть их.

Но не смогла.

Рука застыла на полпути. Не дрожала, не ломалась. Просто… не шла дальше. Как будто за её плечом стоял кто-то, кто схватил невидимой рукой и держал. Тихо. Без насилия. Просто не пускал.

И с этой неподвижностью пришёл страх. Не на поверхности. А тот, что под кожей. Паника без формы, без причины. Пугающее чувство, что она больше не принадлежит себе. Что её жест – не её.

– Всё ок? – повторил он, теперь уже тише.

– Да, – снова сказала она, но голос сорвался. – Просто… голова гудит. Я, наверное, немного перегрелась. И… всё. Я хочу пройтись. Немного. Проветриться.

Володя приподнялся. В нём проскользнула тревога, но он не стал спорить.

– Ты хочешь, чтобы я…?

– Если… если ты не против, я потом вернусь. Не к себе. Сюда. Просто… мне нужно немного тишины снаружи, чтобы в голове стало тише.– Нет, – перебила она быстро. Слишком быстро. – Спасибо. Мне нужно одной. Просто побыть одной.

Она замялась. Он смотрел на неё. Долго. Потом кивнул.

– Конечно. Я буду тут. Хочешь – ключ возьми. Или просто позвони.

Она слабо кивнула, не глядя ему в глаза.

И пока она собиралась – натягивая кроссовки, застёгивая куртку – в ней нарастало одно-единственное желание: уйти. Быстро. Пока ещё можно держать лицо. Пока он не видит, как дрожат её пальцы. Пока она ещё помнит, как звучит её собственный голос.

Стоило ей выйти из дома как холодный воздух ударил в лицо с неожиданной силой. Не мороз – скорее, свежесть, плотная и липкая, будто влажная вата. Лилиана спустилась с крыльца, оглянулась на окна – в одном из них, за прозрачной занавеской, угадывался силуэт друга. Но она отвернулась, не досматривая. Не хотелось видеть, как он смотрит ей вслед.

На улице было слишком много света. Даже при пасмурном небе он будто резал глаза. Машины мчались по асфальту, всплёскивая лужи. Собаки на поводках нервно дёргались, будто чувствовали что-то под землёй. Люди шли, как обычно – быстро, ссутулившись, в телефонах. И всё же Лилиана ощущала, что всё не так.

Каждое лицо, мелькавшее мимо, будто дёргалось по своим нитям – мимика не совпадала с вибрацией тела. Вот девушка, говорящая по телефону с натянутой улыбкой: «Ну да, конечно, мне всё равно», – а внутри неё как будто горело от обиды, комок жёлчи пульсировал под рёбрами. Мужчина, что шёл с женщиной под руку, смотрел на неё влюблённо, но от него исходила ненависть, почти тошнотворная – будто его костюм натирал душу.

Каждое искажение чувствовалось телом, как дрожь. Как будто все эти эмоции – резонансные волны, а Лилиана стала камертоном. Тонким. Хрупким. И слишком чувствительным.

"Это не должно быть так. Люди – не книги. Я не должна читать их вот так, открыто. Без просьбы. Без фильтра. Что, черт возьми, со мной происходит?!"

Слева на углу раздавался смех – звонкий, девичий. Трое подростков в одинаковых чёрных куртках, громко переговариваясь, ели сладкую вату и обсуждали какого-то блогера. Но как только одна из них отвернулась, вторая мгновенно сжала кулаки в кармане. Ревность. Злость. Ощущение собственной вторичности. Смех – маска. Сахар на вате – прикрытие горечи.

Лилиана свернула в переулок. Хотелось уйти подальше от скоплений людей. Но даже в одиночестве было слишком громко.

Пожилой мужчина, роясь в тележке, думал не о скидках, а повторял про себя одну и ту же фразу: «Никто не ждёт. Никто. Никто. Никто.» – как мантру, от которой мороз пробежал у Лилианы по коже.В супермаркете она взяла корзинку и на автопилоте направилась к молочке. Люди в очереди стояли тихо, но их внутренние вибрации били как гул трансформатора. Женщина в красной шапке, выдавшая в лицо кассиру натянутую улыбку, внутри кипела: «Сдохни уже, задохлик. Я твоё лицо с первого курса терпеть не могу.»

Она выронила пачку творога. Та глухо шлёпнулась на пол.

– Девушка, с вами всё в порядке? – спросила работница, проходившая мимо.

– Да… Просто уронила, – выдавила она.

Руки дрожали. Внутри было ощущение, будто её клетчатка кожи впитывает чужое. Как губка, которая не просила воды. Как тело, к которому подключили чужой нервный шлейф.

На выходе из магазина рекламный зазывала в костюме лисы нараспев кричал в мегафон:

– Приходите в субботу! Маскарад! Шоу для всей семьи!

Он кричал весело – и одновременно плакал внутри. Без звука. Без слёз. Только голосовой дрожью в собственной груди.Но в этот момент Лилиана услышала внутри него: «Бегите. Пожалуйста. Не приходите. Не хочу видеть ваших лиц. Не могу больше улыбаться.»

Она вышла на улицу. Захотелось сесть. Неважно куда. Просто застыть. Остановить поток. Но ноги не слушались – они сами вели её дальше, как в кошмарном сне, где ты идёшь, не имея цели, потому что если остановишься – всё обрушится.

«Что со мной?»

В голове – тишина. Ни паники. Ни ответа. Только вопрос, ставший постоянным шумом. Лилиана двинулась в сторону метро решив погулять на Елагином острове, где ей всегда нравилось. Это место обычно помогало ей успоиться. Поможет ли сегодня? Она не знала.

Метро всегда казалось ей местом, где можно раствориться. Люди – потоком, никто не вглядывается, не слушает, не замечает. Но сегодня всё было иначе. Она все равно продолжала читать и видеть.

Лилиана почувствовала, как мир уплотняется. Стены стали ближе. Воздух – гуще. А люди вокруг – слишком отчётливые, как будто кто-то резко прибавил яркость. Она видела, слышала и ощущала то что не должна была. Не слова. А вибрацию голоса. Мельчайшие напряжения в горле, фальшь на вдохе. Вот – женщина в бежевом пальто стояла на ступеньку ниже. Волосы её были аккуратно убраны в пучок, в руках сумка и пакет с детскими вещами. Она говорила по телефону, голос ровный:

– Да, дорогой, я уже почти доехала. Всё хорошо.

Но Лилиана слышала другое.

«Я не доехала. Я не хочу возвращаться. Я устала врать. Устала улыбаться твоим родителям. Устала быть «мамой».»

Как будто женщина одновременно звучала на двух частотах: одна – для внешнего мира, вторая – для самой себя. Именно так – не мысли, не реплики. А отзвук.

Лилиана отпрыгнула от перил. Сердце заколотилось. Это было слишком ясно.

Подошел поезд. Лилиана вошла. В вагоне народу было немного. Она села в угол у двери. Закрыла глаза, думая, что темнота поможет. Не помогла.

Парень напротив нервно теребил рюкзак. Наушники в ушах, но он всё равно косился на каждого вошедшего. Он боялся. Не кого-то конкретно – всего.

«Если они меня заметят – конец. Не смотреть. Не дышать. Просто сидеть. Невидимка. Ты – никто.»

Девушка рядом с ним читала книгу, но вся её спина дрожала от напряжения. Лилиана уловила внутренний монолог.

«Он сказал, что больше не любит. Нормально. Я выживу. Я сильная. Я никому не скажу. Главное – не заплакать.»

Лилиана вцепилась в поручень. Металл был холодным, но под пальцами как будто пульсировал. Каждый гул рельсов отдавался в позвоночник, как таран. Она ощущала себя не в теле – в сгустке ощущений. Без оболочки. Без границ.

Запах был тошнотворно липким, будто кто-то разлил концентрат искусственного сиропа на батарею. Он проник в ноздри, лёг на язык. Слёзы выступили на глазах. У женщины, стоявшей у двери, был резкий, сладкий аромат духов. Раньше она не обратила бы внимания. Сейчас – её едва вывернуло.

«Она не любит эти духи. Они от мужа. Она носит их, потому что он подарил. Потому что он требует. Она ненавидит этот запах. А теперь и я.»

Поезд резко дёрнулся. Кто-то вскрикнул. Девочка-подросток упала на скамейку и зажала уши. Она не сказала ни слова – но из неё хлынул поток паники. Немой. Плотный. Словно кто-то открыл шлюз.

«Слишком громко. Слишком близко. Слишком много. Все думают, что я странная. Что я псих. Я просто не хочу слышать, как они думают!»

Лилиана стиснула зубы.

«Я тебя слышу. Я тоже не хочу. Я не знаю, как это остановить.»

Поезд въехал на станцию. Она выскочила первой, не глядя на указатели. Просто прочь. На свет. На воздух. На любые частоты, кроме этих.

Она ощущала, как тело сопротивляется реальности. Оно больше не было фильтром. Оно стало проводником. Всего.Наверху, у входа в парк, она остановилась, вцепившись пальцами в перила. Лёгкие горели. Мозг гудел. Всё тело дрожало.

«Я не могу. Не хочу. Верните назад. Верните мне границы.»

Но они не возвращались.

Выйдя из метро она вздохнула. Все же на "Крестовском острове" если это не день футбола всегда было не очень много народа. И до нее почти не долетали эмоции окружающих. Она пошла в сторону Елагина острова. Парк был почти пуст. Ветви деревьев скрипели под ветром, трава ещё не оправилась от ночного дождя, и запах земли бил в нос – пряный, острый, насыщенный, почти… живой.

Лилиана шла по гравию, не разбирая пути. Просто двигалась вперёд, подальше от грохота метро, от вибраций толпы, от чужих голосов в голове. Воздух здесь был легче. Но и плотнее. Словно насыщен чем-то невидимым.

Проходя мимо лавки, она почувствовала странную дрожь в животе – не страх, а словно щекотку изнутри. Там сидел ребёнок. Мальчик лет десяти, с пухлыми щеками и настороженными глазами. Он ел мороженое. На вид – обычный. Но что-то… не совпадало.

Мгновение – и их взгляды встретились. Когда она прошла мимо, он чуть повернул голову. Не испуганно, не дерзко. Просто – зафиксировал. Он знал. И она знала.

Мальчик был не человеком. Или уже не совсем. Возможно – ведьмак в начале пути. Или кто-то, кто только пробудился. От него веяло слабым, но чётким переплетением силы и незнания. Он не улыбнулся. Но кивнул. Чуть заметно. Будто сказал: «Я вижу.»

Она ответила таким же кивком – рефлекторно, прежде чем успела понять, зачем.

«Что за чёрт? Я что, теперь вижу их? Узнаю?»

Дальше – женщина с собакой. Крупный пёс, серый, как тень, шёл строго по пятке. Его шерсть шевелилась против ветра, глаза были золотыми, как у дикого волка. Хозяйка – лет сорока, в тёмном пальто, с сумкой через плечо – выглядела уставшей, но в её движениях была грация зверя.

Оборотень. Старая. Сильная. Усталая.

Они пересеклись взглядами, и женщина чуть сузила глаза. Но вместо агрессии – спокойствие. Признание. Как будто они были участниками одного тайного собрания, и этого взгляда было достаточно, чтобы подтвердить: «Своя.»

«Откуда я это знаю? Почему я чувствую это? Это… знание? Или что-то другое?»

На скамейке у фонтана – пара. Молодой человек в шарфе, чуть сутулый, тёмные волосы. И – девушка с огненно-рыжими волосами, заколотыми в хаотичный пучок. Он смеялся, рассказывал что-то, она слушала, улыбаясь – но на ней была аура, которую невозможно было спутать. Плотная, как пыльца, дрожащая, как пламя свечи.

И ведьма это знала. И он знал. И они были вместе не несмотря, а вопреки. И она знала. Она ведьма. А он – нет. Но не слаб. Просто… рядом. По любви.

Признание. Но с оттенком настороженности. Лилиана прошла мимо. Девушка мельком взглянула на неё – и замерла, словно что-то уловила. Резко подалась вперёд, будто хотела заговорить. Но потом передумала. И лишь слегка улыбнулась. Не поняла.

Дальше, за углом, под соснами – ещё одна пара. Мужчина лет пятидесяти и юноша, совсем мальчишка на вид. Первый – инквизитор. Без сомнений. Его энергия была как лезвие: чистая, ровная, опасная. Второй – скорее всего, только что обращённый ведьмак. Ещё пахнущий страхом. Лилиана ощущала его растрёпанное восприятие, как электрические искры в воздухе. Он учился быть – кем-то. Быть не человеком. А инквизитор видимо следил. Она поняла что он предок этого ведьмака. Не отец и не дед. Скорее всего прадед или может даже роство еще страше.

"А я? Кто я?" – Ей даже захотелось подойти и спроситью Но не стала. Прошла мимо.

Пройдя вглубь парка она села на лавку. Небо над головой было свинцовым, ветви раскачивались, и всё было будто в замедленной съёмке. Люди проходили мимо – обычные. Сумки, пакеты, коляски, собаки. Но между ними – те, кто чувствовались иначе. Не по виду. Не по походке. По сути.

И те, кто были сильнее, старше, опытнее, – все они, проходя мимо, кивали. Легко. Без слов. Без улыбок. Просто признавая её как нечто уже не-человеческое.

Просто новое существо, прошедшее некий порог, которого они – каждый по-своему – боялись и уважали. Не врага. Не угрозу.

«Что же во мне они видят? Почему не отворачиваются? Почему не прячутся? Почему… признают?»

Она обхватила себя руками, ощущая, как её тело больше не хочет участвовать в этом всём. Оно просто носитель, скафандр. Всё важное происходило внутри, в том новом «я», которое проснулось и теперь смотрело на мир изнутри её глаз, но уже – иначе.

Она просидела в парке до вечера. С каждым часом город и парк становился тише.

Её восприятие словно привыкло. Или – приспособилось. Она больше не вздрагивала от чужих эмоций. Теперь она просто слышала. Замечала. Отмечала про себя. Словно наблюдатель на границе невидимого. Отголоски того что случилось с ней все еще оставались, но стали фоном. Как шум улиц, что всё ещё был: троллейбусы гремели, где-то ругались водители, телефоны названивали в карманах прохожих, но который не замечаешь и не фиксируешь. И тот гул внутри – тот, что выжигал с утра, – тоже начал стихать. Что не мешало ей продолжать видеть и фиксировать.

Вот двое – коллеги или друзья, но в их походке, в наклоне плеч – напряжение. Один устал, другой влюблён. Ни один не говорит об этом. Вот женщина, спорящая с мужем по телефону. Говорит, что «всё нормально» – но изнутри пульсирует истерика, как ярость, запертая в стеклянной банке. Вот подросток, идущий мимо с наушниками. Бьётся ритмом, но внутри – тревожный фон: страх быть «недостаточным», стать чужим среди своих.

Теперь она почти машинально подмечала разрывы. Несовпадения. И в какой-то момент поймала себя на том, что ей это… нравится. Не в извращённом смысле, не как власть. Но как доступ к тайне.

«Так вот как оно. Видеть на самом деле. Без фильтра. Без масок.»

Это было отвратительно – и… честно.

Лилиана поднялась и двинулась прочь из парка. У одной из боковых улиц, между магазинами и студией йоги, была уличная кофейня с высоким подоконником и табуретами. Лилиана подошла – тёплый запах зёрен ударил в нос. Хотелось просто почувствовать вкус чего-то простого и реального.

– Латте. На овсяном молоке. Пожалуйста, – сказала она, протянув карту.

Бариста кивнул и начал готовить.

– Извините… – раздалось сзади.

Она обернулась.

Юноша. Лет двадцать. Спортивного телосложения, в тёмно-серой футболке с хорошо знакомым логотипом – логотип их группы. Один из старых тиражей, с концертного сезона прошлого года. Чуть поношенный, но носимый явно с любовью.

– Вы… вы Дарья, да? Лилиана д'Арье?

Было странно – но приятно. Особенно после всего сегодняшнего. Она кивнула. Улыбнулась.

– Я был на вашем выступлении в «Терминале» в прошлом году. Это было… – он замялся, – это было лучшее, что я слышал. У вас такой голос… он как будто… в тебя входит.

Он улыбался. Искренне. Глаза блестели.

– Спасибо, – сказала она. И вдруг поняла, как мало значат эти слова теперь. Они казались чужими. Отработанными.

«Он ещё не знает. Кто я. Что я. Для него я всё ещё Лилиана с вокала. Живая. Привычная.»

Он не видел, что уже видела в нем она.

Под его кожей – жар, почти звериный. В дыхании – вибрация. От него шла мягкая, пушистая энергия. Она не колола, не давила – но излучала потенцию. Природную. Инстинктивную. Возбуждающую. Грацию хищного зверя который в любой момент может пробудиться на сейчас оставаясь добродушным зверьком.

Он, похоже, не понимал, что она что-то заметила. Он просто стоял и говорил. Человеческий. Влюблённый в музыку. Оборотень. Молодой. Свежий. Ещё в балансе с человеческим, но… на границе.

– А вы, – она помолчала, – вы… давно слушаете?

– С первого альбома. «Пророчество» навсегда в моём плейлисте. Это как… как крик души. Знаете?

Она кивнула. И вдруг очень захотела спросить:

«Каково это? Быть… другим? Жить, зная, что ты не только человек?»

Но она сдержалась. Язык почти приподнялся. Слова готовы были вырваться.

Во-первых, он видел в ней обычного человека. Просто вокалистку. А то что она хотела спросить значило – доверие, открытие постороннему человеку. Простое. Настоящее.

"Не хочу разрушать." – подумала она.

Во-вторых – а как она сама могла это объяснить? Что ей теперь можно? Что нельзя? Что уместно, а что вызовет шок?

И в-третьих…

«Я же сама пока не знаю, кто я.»

Бариста подал ей стакан. Она сделала глоток. Парень сжал ремешок сумки и неловко улыбнулся:

– Спасибо, что пообщались. Это много значит. А можно автограф?

– Спасибо, что подошёл, – искренне ответила она, рассмеявшись. – Конечно, куда тебе его поставить?

Приятно, когда тебя ценят за твое творчество. Он ушёл, получив ее автограф в тетрадке. А она осталась с кофе и тенью на губах.

Потом она села в сквере. Отошла от людей. Позвонила родителям – простыми словами, как обычная дочь:

– Привет, мам. Да, всё нормально. Я у Володи, останусь на пару дней. Просто… отдохнуть. Нет, всё хорошо. Правда.

Она не врала. Не совсем. Просто умолчала всё, что больше нельзя назвать словами. Затем – медленно встала. Сделала глоток. Выдохнула.

«Пора домой. Ну… туда, где меня сейчас ждут. Пока это – и есть мой дом.»

До метро оставалось меньше нескольких сотен метров, когда Лилиана заметила их. ни стояли в тени у стены книжного, почти не привлекая внимания. Тот самый парень с футболкой группы, её недавний собеседник у кофе. Сейчас он казался другим – сбитым с толку, сжатым, как пружина.

Перед ним – девушка. Хрупкая, тонкая, с длинными светлыми волосами, в пальто до колен и шарфе, который она сжимала пальцами, как оберег.

Она говорила что-то тихо. Он – отвечал. Почти шепотом. Но Лилиана слышала. Сквозь шум улицы, сквозь городской гул – она ловила не звуки. Суть. Неподдельную, оголённую.

Он говорил ей

– Я не знаю, как сдерживаться. Боюсь навредить. Я хочу быть рядом, но если я обернусь и почуствую агрессию – я не смогу остановиться…

Она отвечала:

– Я не боюсь тебя. Я боюсь, что мы не выдержим. Что кто-то из нас первым скажет: «Хватит».

Это не был просто диалог. Это была отчаянная попытка удержать любовь – ту, что рассыпалась сквозь пальцы, как битое стекло. Он прятался в словах, будто искал в них спасение. А она будто резала ими изнутри – потому что не сказать было бы хуже.

Эти двое не просто чувствовали – они заполнили собой всё пространство. Любовь висела в воздухе, как влага в лёгких. Страх – как соль под кожей. А нежность была такой острой, что от неё хотелось кричать.

Лилиана сделала шаг. Потом ещё один. Её влекло. Не к ним – к тому, что между ними.

Они не замечали её. Замкнулись друг на друге, как раковины, оберегающие боль.

Он сказал:

– Если ты останешься… если ты вдруг сорвёшься… мне придётся…

– Ты не сделаешь мне больно. Никогда. Но я сделаю себе, если увижу, как ты страдаешь рядом со мной.

– Зачем тогда всё это? Мы не можем быть вместе.

– Значит, будем порознь. Хоть это и хуже, чем смерть.

Слова вытекали из них, как кровь из открытой раны. Они оба знали: перевязать – значит признать. А значит – не получится.

В воздухе натянулся ток, будто между их телами был невидимый провод под напряжением.

Любовь. Отчаяние. Страх выбора. Страх правды. Но – ни капли ненависти.

Лилиана знала это чувство. Знала, каково это – стоять на краю, балансируя между «всё» и «никогда». Рядом с Дэмианом она слишком долго молчала. Позволяла себя ломать. Но сейчас…

"Чёрт с ним. Но не с ними", – подумала она. И шагнула вперёд.

– Снова ты, – с лёгкой улыбкой произнесла Лилиана. – Кажется, у нас сегодня одинаковые маршруты.

Парень вздрогнул, но сразу узнал её. Улыбка скользнула по напряжённому лицу, как солнце по льду.

– Лилиана. Привет. Это Алиса… подруга. Она, кстати, первая кто дала мне послушать ваш альбом.

Девушка подняла глаза. Большие, светлые, будто наполненные туманом.

– Приятно познакомиться. Вы… совсем не такая, как на сцене. Я думала – высокомерная рок-звезда.

– Иногда бываю, – усмехнулась Лилиана. – Особенно когда кто-то съедает мой последний круассан. Но сейчас – не та сцена. Сейчас я просто Даша. Или… почти.

Она всмотрелась в них. Чувство – резкое, как вспышка – ударило изнутри.

– Не бойтесь, – сказала она тихо. – Я просто… теперь кое-что вижу. Чувствую. Вы ведь действительно собираетесь расстаться? Только потому, что вы разные?

Он опустил взгляд. Алиса вцепилась в шарф, как в спасательный круг.

– Ты, – сказала Лилиана, – оборотень. Уже стабильный что ли. Я не знаю, как привильно это называть. И как вас… У вас… Вобщем, ты…

– Медведь, – неловко пробормотал он.

Она кивнула и перевела взгляд на девушку.

– А ты – вампир. Стала им совсем недавно. Меньше года, кажется. И это не был твой выбор.

Алиса вздрогнула. Её глаза расширились, пальцы побелели.

– Лейкемия, – прошептала она. Словно крик, уместившийся в одном слове. – Меня было уже не спасти и тогда врач предложил мне выбор.

Парень резко повернулся к ней.

– Ты мне не говорила…

– Когда мы встретились, я уже была такой. Я хотела понять – могу ли жить. С кем-то. Не теряя себя.

Лилиана смотрела на них – и чувствовала, как они вцепились в этот момент. В шанс объясниться. В друг друга.

– Так скажите мне, – мягко, но с силой произнесла она, – что мешает вам быть вместе?

Он пожал плечами. Глаза – куда-то в асфальт, будто там был ответ.

– Мы думали… это невозможно.

Лилиана рассмеялась. Без злости. Устало. Почти тепло.

– А жить – возможно? Особенно вам, особенным? Ты думаешь, медведица решит твои страхи? А ты, Алиса, счастливо закроешься в склепе с древним скучным бессмертным?

Алиса хихикнула. Парень улыбнулся – впервые легко.

– Я вижу, как вы держитесь друг за друга. И как боитесь отпустить. Так не отпускайте. Забудьте о правилах, о природе, о старших. Всё это – шум. Всё важное – уже здесь. Между вами. Если вы сейчас откажетесь – это будет с вами всю жизнь. Как тень. Как шрам.

Они молчали. Алиса прижалась к нему плечом. Он – мягко коснулся её виска губами.

Лилиана уже собиралась уйти, но, вдруг обернувшись, подмигнула:

– И, кстати… вы же не детей собрались делать прямо сейчас?

Оба покраснели. Алиса засмеялась, пряча лицо в шарф. Парень закашлялся.

– Оу, – хохотнула Лилиана. – Неожидала. Но это не суть. Суть в другом. Живите. Пока чувствуете. Пока можете. Если не получится еще успеете разбежаться. Главное не делаейте это ломая себя. Будьте счастливы.

Она развернулась и двинулась прочь. Но сделав несколько шагов, остановилась и сказала, не оборачиваясь:

– И если решите пожениться… позовите. Я вам на ваш первый танец спою. Только без гроула.

За спиной раздался настоящий смех. Тёплый, солнечный, живой.

И Лилиана поняла – всё было не зря. Спускаясь в метро она улыбалась. Прогулка и вправду ей помогла.