День Гнева

Он чувствовал себя опустошенным, выжатым до последней капли. Данные на флешке, обжигавшие карман, – это был приговор не только инспектору Дювалю или коррумпированной верхушке брюссельской полиции. Это был приговор всей той системе, которая позволила этому чудовищному плану зародиться и разрастись.

Маркус подошел к окну и отодвинул штору. Внизу, на улице, мусоровоз с грохотом собирал баки. Обыденность этой сцены резко контрастировала с тем знанием, которое он теперь нес. Списки "на перевоспитание" были новым, страшным оружием в его руках, но одновременно и невыносимой ношей ответственности. Он должен был их использовать, чтобы попытаться предупредить, спасти хоть кого-то. Но как? Кому можно было верить в этом мире, где герои становились предателями, а спасители – палачами?

Он достал из запыленного рюкзака почти пустую бутылку дешевого ирландского виски, которую таскал с собой еще из Берлина. Плеснул янтарную жидкость в щербатый стакан. Обычно он не пил по утрам, но сейчас это казалось единственным способом приглушить ледяной вой отчаяния, поднимавшийся из глубины души. Глядя на безрадостное, серое небо Брюсселя, он сделал большой глоток. Виски обжег горло, но не принес облегчения. Время стремительно утекало, и он понимал, что его еще меньше, чем он предполагал вчера. Осирис не просто захватывал города. Он методично выкорчевывал любое сопротивление, готовясь построить свой «новый мир» на костях старого. И Маркус должен был найти способ остановить его, даже если для этого придется сгореть самому.

Глава 23: Шёпот из прошлого

(Лейла Насралла)

Польша, конспиративная квартира Фаланги на границе с Чехией. 9-10 мая 2026 года.

Вечер 9 мая 2026 года.

Пыльная, пропахшая соляркой кабина старого грузовика «ИФА», одного из многих неприметных транспортных средств, используемых Фалангой для переброски оперативников по Европе. Грузовик был одним из многих, что курсировали по Европе под видом коммерческих перевозок, с тщательно подделанными документами на груз (часто это были медикаменты или стройматериалы для «зон восстановления») и идеально чистыми бумагами у водителей-оперативников. Логистика Фаланги была безупречна. Грузовик трясся по разбитой проселочной дороге где-то в польском приграничье, направляясь к Чехии.

Лейла сидела на пассажирском сиденье, глядя в заляпанное грязью лобовое стекло на убегающие в сумерках деревья. Водитель, молчаливый боец Фаланги с каменным лицом, полностью сосредоточился на дороге. Почти две недели прошло с операции в Амстердаме, с того дня, когда она ликвидировала Питера ван дер Люка и нашла в его кабинете фотографию, перевернувшую её мир. Образ улыбающейся Марьям, её сестры, которую она считала погибшей двадцать лет назад, не выходил у неё из головы. Он преследовал её во снах, вспыхивал перед глазами в самые неподходящие моменты.

Медальон с гравировкой OSIRIS, который она теперь носила на тонкой цепочке под тактической рубашкой, казался холодным и чужеродным на её коже, словно метка, поставленная на скот. Она пыталась отогнать мысли о Марьям, заставить себя сосредоточиться на предстоящем задании – подготовке новой группы снайперов на секретном полигоне в Чехии. Осирису нужны были свежие «кисти» для его кровавой картины «Часа Х».

Но сомнения, как ядовитые, цепкие семена сорняков, уже были посеяны в её душе. Что, если Осирис солгал ей о Марьям? Что, если вся её тщательно выстроенная месть, её двадцатилетняя ненависть к Западу, её служба Фаланге – всё это было основано на чудовищной лжи?

Лейла незаметно достала из внутреннего кармана куртки старую, потрепанную фотографию Марьям – ту, что она всегда носила с собой, единственное уцелевшее изображение сестры из их разрушенного дома. Маленькая девочка с озорными глазами и копной темных волос, доверчиво улыбающаяся в объектив. Она мысленно сравнила её с той Марьям, что видела на фото из Амстердама – повзрослевшей, но всё такой же узнаваемой. Она пыталась найти хоть какое-то логическое объяснение, зацепиться за любую возможность, что это ошибка, совпадение. Но сердце отказывалось верить в случайности.

23:15, 9 мая 2026 года.

Небольшая комната на втором этаже конспиративной квартиры – захудалого фермерского дома, используемого Фалангой как перевалочный пункт. В комнате пахло сыростью и мышами.

Грузовик наконец добрался до места назначения. Лейлу и еще нескольких бойцов разместили в старом доме, где им предстояло провести ночь перед переходом границы. Пока остальные располагались на ночлег или обсуждали последние новости из сети Фаланги, Лейла нашла уединенный угол. Она достала из потайного отделения своего рюкзака небольшой, плоский коммуникатор – старую, но исключительно надежную модель, защищенную несколькими уровнями шифрования. Это был подарок дяди Али, его последний «привет» из прошлого, канал связи, который он велел ей использовать только в самой крайней, безвыходной ситуации. Канал был связан с его старыми, еще дофаланговскими контактами в Ливане, людьми из подполья, которым он когда-то доверял как самому себе.

После операции в Амстердаме, когда её имя и лицо могли засветиться в определенных кругах, она решилась. Несколько дней назад, используя сложную систему анонимайзеров и узлов связи Фаланги для прикрытия, она отправила по этому каналу очень осторожный, завуалированный запрос. Она спрашивала о любых слухах или информации, касающейся детей, пропавших или считавшихся погибшими в Южном Ливане во время израильской бомбардировки 2006 года, особенно из их родной деревни Аль-Хиям, упомянув некоторые детали, известные только узкому кругу выживших.

Лейла сидела перед коммуникатором, ожидая установления связи. Память вернула её в Бейрут, в полуподвальную мастерскую дяди Али, пахнущую порохом, табаком и машинным маслом. Дядя Али был не просто боевиком «Хезболлы», как думали многие. Он был человеком с разветвленной сетью контактов по всему Ближнему Востоку и даже в Европе – старые друзья по подполью, бывшие соратники, люди, которым он когда-то помог, и которые были обязаны ему. Он всегда говорил Лейле: «В нашей борьбе информация – такое же оружие, как и “калаш”. Иногда даже важнее. Умей слушать, умей находить тех, кто знает, и умей платить им тем, что для них ценно – не всегда это деньги». Он научил её основам конспирации, шифрованию, показал, как пользоваться этими старыми, но надежными каналами связи, которые не отслеживались стандартными средствами. Именно через эти каналы дядя Али иногда получал сведения, которые спасали им жизни или помогали в операциях. И именно такой канал она сейчас пыталась использовать, надеясь, что кто-то из старых теней дяди еще помнит его и его племянницу.

Она не особо надеялась на ответ. Столько лет прошло. Но сегодня, когда она включила коммуникатор, на его тусклом экране, после долгой инициализации и проверки подлинности, замигала иконка входящего сообщения.

Сердце Лейлы пропустило удар. Сигнал был слабым, прерывистым, как дыхание умирающего. На экране медленно, строка за строкой, начали появляться символы зашифрованного текста.

02:40 ночи, 10 мая 2026 года.

Та же комната. Лейла одна, склонившись над коммуникатором. За окном – непроглядная тьма и тишина.

Лейла потратила почти три часа на расшифровку короткого сообщения. Дядя Али научил её сложным мнемоническим кодам, которые не мог взломать ни один компьютер. Текст был обрывочным, полным иносказаний и недомолвок – её контакт, старый друг дяди, явно опасался прослушки и последствий. Но то, что ей удалось прочесть, заставило её кровь похолодеть.

В сообщении говорилось о «странных программах», которые тайно проводились в регионе после войны 2006 года. Якобы под эгидой международных гуманитарных организаций, восстанавливающих разрушенное, но на самом деле с участием «людей в сером» – неизвестных оперативников с передовыми, неопознанными технологиями. Они проявляли особый интерес к детям, пережившим травму, особенно к тем, кто демонстрировал «необычные способности» или «высокий потенциал».

Упоминалось, что некоторых детей, официально считавшихся погибшими под завалами или пропавшими без вести, на самом деле тайно «забирали». Их увозили из страны для каких-то «специальных исследований» или «экспериментов». Имя Марьям прямо не называлось, но описание одного из таких «забранных» детей – девочка, примерно её возраста, из деревни Аль-Хиям, с редким талантом к рисованию и необычайно живым, пытливым умом – слишком точно, до боли в сердце, совпадало с её сестрой.

Лейла снова и снова перечитывала эти строки, пытаясь найти в них ошибку, другое толкование. Но слова были безжалостно точны.

Кроме того первые прототипы технологий нейроинтерфейсов (будущих чипов OSIRIS) активно тестировались в зонах затяжных конфликтов, таких как Ливан и позже Сирия, начиная примерно с 2023 года. Дети-беженцы, сироты, были идеальным «материалом» для этих ранних, часто неудачных, экспериментов, проводимых под прикрытием малоизвестных НКО.

04:55 утра, 10 мая 2026 года.

Та же комната. Первые признаки рассвета едва забрезжили на востоке.

Лейла не сомкнула глаз всю ночь. Расшифрованное сообщение, фотография Марьям из кабинета ван дер Люка, странные слова Осириса об «эксперименте» – все эти разрозненные куски мозаики начали складываться в единую, чудовищную картину.

Её месть, её двадцатилетняя боль, её ненависть к Западу, её безоговорочная вера в правоту Фаланги – всё это было построено на одном фундаментальном предположении: Марьям мертва, убита бомбами тех, кого она теперь безжалостно уничтожала. Но если Марьям жива? Если она все эти годы была не жертвой, а объектом какого-то зловещего, долгоиграющего плана? Если её «смерть» была инсценировкой, а сама она стала частью какой-то программы, связанной с Осирисом и его технологиями?

Тогда кто её настоящий враг? За что она на самом деле сражается? Ради чего она проливала кровь, свою и чужую?

Первые серьезные сомнения, зародившиеся после Амстердама, теперь перерастали в мучительную, леденящую душу уверенность: её обманули. Жестоко, цинично, использовали её боль и её навыки в своих целях.

В сообщении от контакта дяди Али была одна фраза, которая особенно врезалась ей в память: «Некоторых “ангелов” не хоронили в земле нашей, а увозили на “небеса”… но эти небеса были сделаны из стали и проводов, и служили они не Всевышнему, а кому-то другому, кто возомнил себя богом».

Сталь и провода. Осирис. Его нейросети, его чипы, его голограммы.

Лейла посмотрела на свое отражение в темном экране погасшего коммуникатора. Из зеркальной глубины на неё смотрела женщина с глазами, в которых к привычной стальной решимости примешивалась новая, пугающая растерянность и зарождающаяся слепая ярость. Ярость, направленная уже не только на старых, понятных врагов, но и на тех, кому она сейчас служила, на того, кто стоял за всем этим – на призрачного Осириса. Она стиснула кулаки так, что ногти впились в ладони. Медальон OSIRIS на её груди теперь казался не просто символом принадлежности, а клеймом раба, частью всеобъемлющей лжи.

08:30 утра, 10 мая 2026 года.

Заброшенный военный полигон на чешской стороне границы. Утро было солнечным, но холодным.

Через несколько часов, после короткого и напряженного перехода границы по тайным тропам, Лейла и её группа прибыли на тренировочный полигон. Её встретил местный координатор Фаланги, передал инструкции и показал расположение. Её внутренний мир был смятен, перевернут, но внешне она оставалась такой же холодной, собранной и непроницаемой, какой её привыкли видеть. Маска профессионала, отточенная годами войны и потерь, держалась крепко.

Она должна была продолжать выполнять свою роль, готовить новых убийц для Осириса, пока не разберется до конца, что происходит. Но теперь у неё появилась новая, тайная, всепоглощающая цель – узнать правду о Марьям. Узнать, что с ней сделали. И кто такой на самом деле Осирис, этот кукловод, дергающий за ниточки судеб и жизней.

Информация от старого контакта дяди Али стала тем тихим шёпотом из прошлого, который грозил обрушить всё её тщательно выстроенное настоящее и заставить её пересмотреть всё, во что она когда-либо верила.

Встречая первую группу новобранцев, выстроившихся перед ней на плацу, она видела в их глазах обычную смесь страха, неуверенности и той фанатичной надежды, которую так умело культивировала пропаганда Фаланги. Раньше она видела в них лишь безликий инструмент, сырой материал для своих «художественных» замыслов. Теперь, после бессонной ночи, ей на мгновение показалось, что она видит в них таких же обманутых, таких же «щепок», брошенных в чужой костер.

Но её лицо оставалось непроницаемым. Шоу должно было продолжаться. По крайней мере, пока.

Глава 24: Искусство разрушения

(Лейла Насралла)

Чехия, заброшенный военный полигон у границы. 10 мая 2026 года.

09:00 утра.

Полуразрушенный бункер на полигоне, превращенный во временный штаб.

Лейла стояла перед голографической картой, на которой красными маркерами были отмечены ключевые объекты в нескольких европейских городах. Дрезден, Прага, Вроцлав. Рядом – командир её диверсионного крыла Фаланги, человек с пустыми глазами и шрамом через всю щеку.

– Твоя основная группа, «Соколы», готова, – сказал командир, указывая на Прагу. – Но Осирис требует усилить давление на флангах. Эти новобранцы, – он кивнул в сторону схемы полигона, где были отмечены учебные позиции, – должны обеспечить огневую поддержку штурмовым отрядам в малых городах. Твоя задача – за три дня довести их до минимально приемлемого уровня. Они – расходный материал, но даже расходный материал должен быть эффективен.

Лейла кивнула. Она понимала. Это не тонкая снайперская работа, это подготовка пушечного мяса для городского боя.

– Основной акцент, – продолжал командир, – подавление снайперских позиций противника и прикрытие штурмовых групп при захвате административных зданий. Вот данные по типовым укреплениям.

На голограмме появились схемы зданий, маршруты подхода, вероятные точки сопротивления.

Он также упомянул, что логистика переброски основной массы снайперов и штурмовых групп в Чехию и другие приграничные районы уже завершена: использовались десятки грузовиков с поддельными документами на перевозку гуманитарных грузов или стройматериалов, предоставленными коррумпированными чиновниками или компаниями-ширмами OSIRIS Inc.

Во время изучения оперативных планов для Дрездена, Лейла натыкается на зашифрованный раздел, касающийся «пост-конфликтной стабилизации». Там мельком упоминаются «списки приоритетной изоляции» и «центры перевоспитания» для «нелояльных элементов». Она не придает этому большого значения, списывая на стандартные процедуры оккупационных властей, но информация откладывается в её памяти.

09:30 – 12:00.

Стрельбище полигона, имитирующее городскую застройку.

Лейла не тратила время на сантименты. Новобранцы – вчерашние беженцы, мелкие уголовники, идеалисты с промытыми мозгами – должны были стать машинами.

– Забудьте всё, чему вас учили раньше! – её голос, усиленный мегафоном, гремел над полигоном. – В городе нет чистых линий огня, нет времени на расчеты! Ваша цель – не отдельный враг, а зона! Сектор! Вы должны создать огневое преимущество, чтобы штурмовики могли войти!

Она заставляла их стрелять по движущимся мишеням, появляющимся из-за укрытий, вести огонь на подавление, быстро менять позиции. Вместо долгих лекций – короткие, жесткие команды и немедленное исправление ошибок. Она сама демонстрировала приемы, её модифицированная СВД с тяжелым стволом и сложной оптикой в её руках превращалась в инструмент хирургической точности даже на коротких городских дистанциях.

– Пуля – это кисть, – повторяла она слова дяди Али, но вкладывала в них новый, более прагматичный смысл. – Но сейчас ваш холст – это не отдельная цель, а целая улица, целый квартал! Рисуйте широко, рисуйте огнем!

14:00. Перерыв на обед и тактическое занятие.

На бетонном полу Лейла грубо начертила мелом схему типового административного здания.

– Вот здесь, – она ткнула в точку на крыше, – скорее всего, будет их снайпер. Вот здесь, – окна первого этажа, – пулеметные гнезда. Ваша задача – нейтрализовать их за первые две минуты атаки. Две минуты! Иначе штурмовая группа увязнет.

Один из новобранцев, молодой араб, спросил:

– А если там будут гражданские?

Лейла посмотрела на него долгим, холодным взглядом.

– В «Час Х» гражданских не будет. Будут либо цели, либо помехи. Осирис строит новый мир. Старый должен быть разрушен без остатка. И вы – те, кто разгребает этот мусор.

Её слова были эхом приказов, которые она сама получала. Но глядя на наивную меловую схему, так похожую на детские рисунки, которые она видела у Марьям, и которые теперь почему-то всплывали в дизайне голограмм Осириса, она почувствовала укол беспокойства. Эта упрощенная, почти детская эстетика "нового мира" – эти яркие, чистые линии на голограммах, эти схематичные рисунки солнца и спиралей – всё это было фасадом, за которым скрывалась безжалостная и всё более непонятная ей логика.

17:00. Вечер.

Участок полигона, максимально приближенный к условиям городского боя.

«Генеральная репетиция» штурма. Лейла заняла позицию на возвышенности, координируя действия новобранцев по рации, одновременно «отрабатывая» роль вражеского снайпера, стреляя холостыми по тем, кто допускал ошибки, высовывался, демаскировал себя.

– Группа «Альфа», вы зашли слишком кучно! Одна граната – и от вас останутся только щепки! Группа «Бета», почему не подавляете окна второго этажа?! Штурмовики уже должны быть внутри!

Она была безжалостна. Эти люди должны были стать эффективными «щепками» в костре, который разожжет Осирис. И от её подготовки зависело, насколько ярко они вспыхнут, прежде чем сгореть.

Через пять дней она добилась от них слаженности, граничащей с автоматизмом. Они были готовы. Готовы убивать и умирать ради туманных идеалов нового мира, нарисованного для них Осирисом. А она… она была готова направить их огонь. Но вопрос «зачем?» звучал в её голове всё громче.

Глава 25: Лаборатория скорби

(Эмили Леруа)

Роттердам, заброшенный портовый складской комплекс. 14 мая 2026 года.

01:00 ночи.

Полуподвальное помещение подпольной клиники «Асклепий», служащее импровизированным оперативным центром, затем – темные, промозглые улицы портовой зоны Роттердама, окутанные влажным морским туманом.

Прошло шесть дней с тех пор, как Карим исчез, оставив Эмили с кольцом и координатами. Эти дни она провела в лихорадочной работе, пытаясь сопоставить полученную информацию со своими исследованиями чипов. Она почти не спала. Изучение спутниковых снимков фундамента Нотр-Дама, где виднелся загадочный контейнер OSIRIS, лишь усилило её решимость докопаться до сути. Но Париж был далеко, а угроза – здесь, рядом. Информация, полученная ранее от извлеченного чипа, и туманные намеки Карима о «сетях» и «узлах» не давали ей покоя.

Эмили Леруа сидела перед мерцающим экраном старого ноутбука, пытаясь расшифровать очередной блок данных, полученных с чипа OSIRIS. Жан-Клод, её наставник и владелец клиники, в очередной раз пытался убедить её отдохнуть.

– Эмили, ты себя загоняешь! – его голос звучал устало и тревожно. – Ты почти не спишь, не ешь. Эти головные боли становятся всё чаще. Это не просто работа, это одержимость! Эти чипы, эта система – они опасны не только для тех, в ком они находятся, но и для тех, кто пытается их понять!

Она лишь отмахнулась, не отрывая взгляда от строк кода. Её профессиональное любопытство, подстегиваемое ужасом от открывающихся ей масштабов замысла Осириса, давно переросло в лихорадочную одержимость. Информация, полученная от Карима, и данные, извлеченные из импланта мертвого бойца Фаланги, указывали на существование в портовой зоне Роттердама неких «узлов обработки данных» – мест, где система OSIRIS могла напрямую взаимодействовать с «человеческим материалом».

За последние пару дней ей удалось через старые, рискованные каналы получить обрывочные сведения. Один из её редких информаторов в доках, старый портовый рабочий, обязанный ей жизнью своей дочери, сообщил о «странной активности» в одном из давно заброшенных складов на окраине портовой территории. Туда недавно ночью завозили какое-то высокотехнологичное оборудование, и, что самое тревожное, несколько раз видели, как под усиленной охраной туда доставляли группы детей. Официально склад был замаскирован под "Международный центр реабилитации детей-беженцев “Новая Надежда”", финансируемый одним из благотворительных фондов, связанных с OSIRIS Inc. Туда якобы доставляли детей, пострадавших в зонах конфликтов, для "оказания психологической и медицинской помощи".

Ходили слухи, что Фаланга активно вербует или принуждает к сотрудничеству медицинский персонал, особенно в разрушенных войной регионах или лагерях беженцев. OSIRIS Inc. и связанные с ней фонды с 2025 года запустили несколько масштабных «гуманитарных» программ в Европе, якобы направленных на помощь пострадавшим от «миграционного кризиса» и «роста экстремизма». В рамках этих программ проводились обязательные медицинские осмотры и «профилактические вакцинации» для детей из групп риска. Теперь Эмили подозревала, что именно так чипы и QR-коды массово внедрялись в целевые группы. Врачи, согласившиеся на это, получали щедрое вознаграждение и защиту Фаланги; отказавшихся ждали репрессии.

Эта информация стала для Эмили спусковым крючком. Несмотря на усиливающуюся пульсирующую боль в висках, ставшую её почти постоянной спутницей, она решила провести разведку самостоятельно.

Эмили объясняет Жан-Клоду перед уходом:

– Эти чипы, Жан-Клод, это не просто слежка. Это… как бы сказать… способ удаленного воздействия на мозг, на эмоции. Они работают в связке со специальными вышками, которые OSIRIS называет “квантовыми ретрансляторами” – очень мощные передатчики, создающие вокруг себя поле. Вне этого поля чипы почти бесполезны, только данные собирают. Поэтому Осирису так важно захватывать города – чтобы контролировать эти вышки. А в этом “центре”, я уверена, они не просто прячут детей. Они их… подключают.

Она быстро собрала медицинский рюкзак, проверила пистолет "Walther P99" с гравировкой "Veritas", подаренный Каримом, и сунула в карман самодельное устройство – небольшой детектор слабых электромагнитных полей, собранный из деталей старого радиоприемника. Детектор Эмили настроен на утечки излучения от чипов, которые для полноценной работы требуют постоянной, хоть и слабой, связи с ближайшей “квантовой вышкой” OSIRIS. Вне зоны действия этих вышек (обычно несколько километров в городе, меньше на открытой местности) чипы переходят в режим ограниченной функциональности, в основном собирая биометрические данные.

Её лицо было бледным, под глазами залегли глубокие тени, но во взгляде горел решительный, почти безумный огонь.

02:30 ночи.

Огороженная территория заброшенного складского комплекса №12 на западной окраине порта Роттердама. Ржавые заборы, заросшие сорняками железнодорожные пути.

Портовая зона ночью напоминала индустриальный ад – лабиринт из ржавеющих кранов, гор контейнеров и темных, гулких ангаров. Эмили, используя навыки скрытного передвижения, отточенные за годы работы в горячих точках, двигалась вдоль забора, как тень. Редкие патрули Фаланги – по два бойца в черной форме – обходили территорию по строгому графику, который она вычислила, наблюдая за ними в течение последнего часа из укрытия.

Она выбрала момент, когда патруль скрылся за углом одного из складов, и бесшумно перелезла через прореху в сетке-рабице. Складской комплекс №12 выглядел особенно зловеще – огромное, приземистое здание из гофрированного металла, окна которого были либо заколочены, либо зияли черными дырами. Изнутри доносился едва слышный, но отчетливый монотонный гул работающего оборудования.

Её самодельный детектор, зажатый в руке, начал издавать слабое, прерывистое пиликанье, указывая на источник электромагнитного излучения, идущий из глубины склада. На одном из грузовых контейнеров, сиротливо стоящих у стены здания, она заметила свежий, нанесенный через трафарет рисунок – глаз Осириса, заключенный в треугольник. Сердце Эмили учащенно забилось. Она была на верном пути.

Обойдя здание по периметру, она нашла небольшую, неприметную боковую дверь, на удивление не запертую. За ней простирался темный, узкий коридор, пахнущий сыростью и машинным маслом.

03:15 ночи.

Внутренние помещения склада №12, переоборудованные под высокотехнологичную лабораторию.