День Гнева. Щепки

Телефон завибрировал. Голос командира Фаланги:

– Ты видел задание? Если не выполнишь, следующий в списке – твоя сестра в Момбасе. Её данные уже в системе. Она – потенциальный актив для будущего. Не вынуждай нас пересмотреть её статус из-за твоей нерешительности.

21:00. Тайник за палаткой, запах пороха и масла.

Джамал зарядил пистолет с глушителем. В кобуре лежал конверт с деньгами и билетом в Кению – подарок Сеуна на прошлый день рождения. Он набрал знакомый номер:

– Сеун, это я. Встретимся в старом месте. Срочно.

На другом конце провода повисла долгая, тяжелая пауза, наполненная треском помех.

– Слышал, ты стал псом Фаланги, – голос друга звучал ледяно, без тени былой теплоты. – Ты понимаешь, что я должен убить тебя на месте?

– Я знаю, – голос Джамала дрогнул. – Но это касается… детей. И твоей семьи.

Снова молчание. Джамал знал, на что идет. Это был их старый, еще со времен Сомали, код на самый крайний случай. Фраза "касается детей" означала смертельную опасность, которая требовала встречи, даже если один из них считал другого предателем. Это была их последняя, самая рискованная договоренность.

– Приходи один, – наконец, отрезал Сеун. – И если это ловушка, я заберу тебя с собой.

Амстердам, кафе «Мвензе». 3 апреля. 08:00.

Олувасеун сидел у окна, пальцы машинально касались шрама на плече. Джамал сел напротив, чувствуя холод стали под курткой.

– Ты знаешь, зачем я здесь? – спросил он, пряча дрожь в голосе.

– Чтобы убить меня. – Сеун улыбнулся, доставая фотографию: они с мальчиком из Дадааба. – Его звали Али. Фаланга взорвала его школу в Гариссе… вчера.

Браслет OSIRIS вспыхнул: «Осталось 10 минут».

08:09.

– Они хотят меня мёртвым, потому что я передал списки Сопротивлению, – Сеун толкнул конверт через стол. – Здесь дети, которых Фаланга увезла в Европу. Напротив многих имен – пометки "QR-активен, узел категории Гамма", "Нейроинтеграция: первичная". Они не просто пленники, Джамал, они часть его машины! Твоя сестра Акира… её имя тоже там.

Выстрел грянул с улицы. Пуля пробила стекло, вонзившись в грудь Олувасеуна. Джамал рванулся к нему, но его собственный чип взорвался острой болью, заставив его согнуться пополам:

Задача провалена. Координаты сестры переданы в активный протокол наблюдения.

Глава 10: Цена верности

Лагерь Фаланги, Вогезы, 5 апреля 2026 года

Лесной лагерь напоминал руины Бейрута. Дети с изможденными лицами тупо повторяли лозунги за жестоким инструктором. Лейла наблюдала за этим с растущим внутренним дискомфортом. В последние дни в лагере царило напряжение. Ходили слухи о "чистке", о предателях из старой гвардии, которые не принимали методы Осириса. Ястреб, командир Фаланги, собрал офицеров на короткий инструктаж.

– У нас крыса, – его голос был холоден, как сталь. – Кто-то сливает информацию старым друзьям из "Хезболлы". Они считают наши методы… "бесчестными". Они цепляются за прошлое. Но мы поймали его. Старого волка, который думал, что может играть против системы.

Он зло усмехнулся.

– Сегодня мы покажем всем, что бывает с теми, кто смотрит назад.

Позже, в сыром подземелье, освещенном тусклой лампой, перед ней поставили человека в мешке на голове.

– Предатель, – сказал Ястреб, разжигая ненависть у присутствующих бойцов. – Передавал данные о наших складах врагу. Твоя честь – устранить его.

Лейла сорвала мешок. Ее рука с пистолетом опустилась. Шок был физическим, как удар. Под мешком было лицо, которое она ненавидела и боготворила. Дядя Али.

Воздух в подземелье внезапно стал густым и тяжелым, словно она снова оказалась в том подвале в Бейруте. Она видела не сырые стены лагеря, а трещины в бетоне, сквозь которые просачивалась пыль. Она слышала не молчание бойцов, а далекий, затихающий гул бомбардировщиков.

Вспышки воспоминаний: он учит ее стрелять, он смеется, он ругает ее за промах.

– Дядя Али? – ее голос дрогнул.

Он плюнул ей в ноги.

– Ты стала ими. Ты воюешь за тех, кто бомбил Бейрут.

«Нет! – кричала она про себя. – Я мщу за Марьям! За тебя!»

Ее рука с пистолетом дрожала. Она посмотрела в его глаза. Там не было мольбы. Там был приказ старого солдата: «Сделай это быстро. Не заставляй меня страдать». Она нажала на спуск, рефлекторно, сквозь слезы, которые обожгли ей щеки.

Дядя Али рухнул. Наступила оглушительная тишина, нарушаемая лишь звоном в ее ушах. Мир сузился до одной точки – его падающего тела. Она видела не предателя, не врага, а человека, который учил ее стрелять, который прятал для нее сладости. Запах пороха смешался с фантомным запахом его табака. На мгновение она перестала дышать, парализованная осознанием того, что только что собственными руками уничтожила последний живой осколок своего прошлого.

Из-за пазухи у него выпал амулет. Лейла подняла его. Под кулоном была спрятана ее фотография. Она, четырнадцатилетняя, гордая, с винтовкой, которая была больше ее самой. На обороте – два слова, написанные почерком дяди: «Прости меня».

Ястреб, с лицом удовлетворенного палача, прикрепил ей на рукав нашивку Фаланги.

– Осирис доволен. Он предсказал твои колебания с вероятностью 92%. Но также предсказал, что верность приказу пересилит. Алгоритм не ошибается. Ты прошла проверку. Теперь ты – одна из нас.

Слова прозвучали как кощунство. Лейла сжала амулет так, что его острые края впились в ладонь. Снаружи дети пели свой гимн: «Мы – щепки, что сожгут ваш лес». Это звучало как похоронный марш.

Часть 2: Правила Игры

Глава 11: «Уроки кисти и свинца»

(Лейла Насралла)

Заброшенный город под Вроцлавом, Польша. 7 апреля 2026 года. 07:30.

Два дня. Два дня после того, как она убила дядю Али. Два дня, которые она провела в безмолвной, ледяной ярости. Она не спала. Она чистила оружие до тех пор, пока пальцы не начинали кровоточить. Она разбирала и собирала свою СВД с закрытыми глазами, пока движения не стали единым, бессознательным ритуалом. Это был ее способ не сойти с ума. Она переплавляла боль в механическую точность, горе – в холодную сталь. Когда пришел приказ возглавить инструктаж для новобранцев, она почувствовала облегчение. Учить других убивать было проще, чем оставаться наедине со своими мыслями.

Лейла стояла на колокольне, её пальцы сжимали ржавые перила. Туман клубился над руинами хрущёвок, словно дым после бомбёжки. Внизу шестеро новобранцев Фаланги копошились у ящиков с оружием. Она включила мегафон, и её голос, холодный и резкий, разорвал тишину:

– Вы не стрелки. Вы – художники. А пуля – ваша кисть.

Ветер донёс запах гари. Как в Бейруте, – мелькнуло в голове.

08:15. Площадь с памятником Ленину, покрытым граффити.

– Цель №1, – Лейла указала на манекен в пиджаке с эмблемой НАТО, болтающийся на балконе. – Сердце или голова?

– Голова! – выкрикнул курдский подросток, едва держа винтовку.

– Ошибаешься. – Она прицелилась. Выстрел разорвал галстук, оставив дыру в районе солнечного сплетения. – Сердце носит бронежилет. Холст надо чувствовать.

Ее взгляд на мгновение зацепился за одно из граффити на постаменте. Среди грубых политических лозунгов кто-то с почти каллиграфической точностью нарисовал сложный спиральный узор. Он был неуместен здесь, но притягивал взгляд своей странной, гипнотической симметрией.

Воспоминание: Бейрут, 2008 год. Подвал с трещинами от взрывов.

14-летняя Лейла дрожала, держа «Сайгу» с надпиленной прикладом. Дядя Али, пахнущий табаком и порохом, водил её рукой вдоль прицела:

– Видишь того ублюдка у киоска? Он курит – сердце колотится как сумасшедшее. Дай ему три затяжки… Выдохни. Теперь – касание кисти.

Выстрел. Солдат рухнул, сигарета укатилась в сточную канаву.

– Идеальный мазок, – дядя хрипло засмеялся. – Ты родилась для этого.

09:45. Макет Рейхстага из фанеры и ржавых труб.

Сомалийский новобранец выстрелил. Пуля ударила манекену в пах.

– Ты рисуешь похабные граффити! – Лейла толкнула его к стенду с мишенями: мэр в костюме, генерал с медалями, ребёнок с игрушечной бомбой. На груди манекена-ребенка кто-то грубо нацарапал подобие QR-кода. – Выбирай, что закрасишь.

Он выстрелил в ребёнка. Лейла сглотнула, словно в горле застрял осколок прошлого: Так начинала и я…