День Гнева

Действия Вольфа запустили цепную реакцию по всему континенту. В то время как на Востоке его железная рука сжимала кулак, на Западе империя OSIRIS рассыпалась в прах. В Париже, Риме, Мадриде командиры, лишенные связи и приказов, начали действовать на свой страх и риск. Кто-то пытался удержать власть, превращая свои сектора в личные феодальные владения. Кто-то заключал сделки с местными бандами, деля ресурсы. Кто-то просто бросал пост и бежал с награбленным. Западная Европа погружалась в анархию.

Вольф смотрел на свою бумажную карту. За первые сутки ему удалось взять под контроль ключевые командные центры и самые лояльные гарнизоны, создав костяк своей новой империи. Но это был лишь костяк. Из Праги и Будапешта доносились сообщения о стычках между лоялистами и сторонниками "старого порядка". "Чистка" только началась, и на полное подавление очагов сопротивления в его новой империи уйдут недели. Но он уже заложил фундамент. Восточная часть горела его багрово-красным цветом – это была его новая, компактная и жестокая империя. Западная часть представляла собой мозаику из серых, черных и спорных зон, которые его больше не интересовали. Он позволил им сгнить.

Система не рухнула. Она раскололась. И на ее руинах вырос наследник, который был страшнее своего предшественника, потому что он был лишен его утопических иллюзий и верил только в силу организованного насилия.

Он посмотрел на свою новую империю, и впервые за этот долгий, полный событий день, позволил себе слабую, холодную улыбку. Он захватил скелет, нервную систему. Но плоть – города и люди – еще сопротивлялась. Предстояла грязная работа по подавлению, и он наслаждался этой мыслью. Его железный кулак был еще хрупок, и его предстояло закалить в крови.

Вольф спустился в подземную лабораторию своего комплекса. Там, в крио-капсулах, хранились образцы, вывезенные из второстепенных лабораторий "Проекта Феникс". Он посмотрел на спящие детские лица.

– Из этого выйдут идеальные солдаты, – тихо сказал он своему адъютанту. – Солдаты моей "Химеры.

Глава 109. Шепот в Сети

22 сентября 2026 г.

Охотничья хижина, Альпы

На следующий день хрупкое перемирие в хижине держалось на общей, молчаливой цели. Внутренний конфликт затих, вытесненный более насущным вопросом: что происходит там, за пределами их снежной тюрьмы?

Всю первую половину дня Дювалье, чьи пальцы, несмотря на ранение, сохранили ювелирную точность, колдовал над трофейным коммуникатором. Это была кропотливая, нервная работа. Он разобрал устройство, используя лезвие ножа Гюнтера как отвертку, и напрямую замкнул несколько контактов, чтобы обойти протоколы аутентификации OSIRIS. Затем, используя кусок медной проволоки из стены хижины, он соорудил импровизированную антенну и, высунув ее в щель между бревен, попытался запитать прибор от нескольких соединенных вместе батарей из их фонарей.

Остальные наблюдали за ним в напряженном молчании. Для них этот маленький черный прибор был не просто куском пластика и металла. Это была их единственная ниточка, связывающая их с внешним миром. В его тусклом экране мерцала вся их надежда.

– Есть, – наконец прохрипел Дювалье после нескольких часов работы. Экран коммуникатора ожил, показав стандартный интерфейс командной строки. – Я в эфире. Правда, эфир больше похож на кладбище. Почти все их частоты мертвы.

Маркус сел рядом с ним на пол. Он тщательно обдумал каждое слово. Сообщение должно было быть коротким, ясным и использовать старые коды Сопротивления, которые могли пережить апокалипсис Осириса. Он взял коммуникатор и медленно, одним пальцем, набрал текст, который, как он верил, должен был изменить все.

Всем узлам "Прометея". Говорит "Призрак". Повторяю, говорит "Призрак". Ковчег пал. Титан мертв. Подтверждаю: Титан мертв. Жду ответа.

«Прометей» – старое кодовое название сети Сопротивления, символ украденного у богов огня. «Призрак» – его позывной времен парижского подполья. «Титан» – так они между собой называли Осириса.

– Готово, – сказал он, возвращая прибор Дювалье.

Тот нажал кнопку отправки. Сообщение, преобразованное в зашифрованный пакет данных, ушло в холодный альпийский воздух, веером рассылаясь по всем известным им частотам.

Наступила самая мучительная часть. Ожидание. Они сидели и смотрели на экран, на котором монотонно мигал курсор. Минута. Две. Десять. В хижине стояла такая тишина, что было слышно, как падает на пол пепел от догоревших в очаге поленьев. Надежда, такая яркая всего несколько минут назад, начала медленно таять, сменяясь липким, холодным разочарованием.

И вдруг коммуникатор ожил. Из динамика раздался треск, а затем – голос. Но это был не ответ им. Дювалье, сканируя эфир, поймал несколько случайных, незащищенных трансляций.

Первый голос был испуганным, с отчетливым французским акцентом, он кричал, захлебываясь словами:

…повторяю, они сражаются друг с другом! Преторианцы из Третьего батальона против Четвертого! Они просто делят сектор! Боже, они стреляют по гражданским! Помощи не будет! Мы одни…

Раздались звуки выстрелов, короткий, оборвавшийся крик, и связь прервалась.

Почти сразу же эфир прорезал другой голос – жесткий, властный, говорящий на безупречном немецком.

…приказ штурмбаннфюрера Вольфа! Все, кто не подчиняется новому порядку, объявляются предателями и пособниками хаоса. В десять ноль-ноль на городской площади состоится публичная казнь…

Третья трансляция была самой жуткой. Это был не плач, а сухой, деловой отчет местного администратора где-то под Ганновером.

…повторяю, основной зерновой склад захвачен группировкой "Свободные Сыны". Они требуют выкуп. Продовольствия в городе осталось на двое суток. Начинаются голодные бунты. Запрашиваю силовую поддержку. Повторяю, запрашиваю…

Связь оборвалась помехами.

Герои слушали эти отголоски мертвого мира, и их лица мрачнели. Картина становилась ясна с ужасающей четкостью. Они не принесли мир. Они обезглавили змею, и теперь ее тело билось в конвульсиях, пожирая само себя. Они не освободили континент, они просто сняли с него узду, и теперь обезумевший зверь несся вскачь, втаптывая в грязь все на своем пути.

Дювалье протянул руку и выключил коммуникатор. Треск и крики прекратились. В хижине снова воцарилась тишина, но теперь она была не просто гнетущей. Она была наполнена осознанием их чудовищной ошибки.

– Мы победили, – тихо, почти беззвучно произнесла Лейла. В ее голосе не было иронии. Только констатация абсурда.

– Мы просто сменили одного тирана на сотню мелких, – хрипло ответил Дювалье. – И одного узурпатора на другого, который, похоже, еще хуже.

Маркус встал и отошел к единственному маленькому окну. Он смотрел на бескрайний, безразличный снежный пейзаж, который казался ему теперь насмешкой над их суетливой, кровавой борьбой. Он чувствовал себя абсолютно, безгранично одиноким. Он крикнул миру о своей победе, о величайшей жертве, но мир его не услышал. Или не захотел услышать. Мир был слишком занят, сгорая в огне, который они сами и разожгли.

Их великая победа, стоившая десятков жизней, оказалась лишь шепотом в сети. Криком в пустоту. И теперь они были одни, запертые в горах, с леденящим душу осознанием того, что их жертва, возможно, была совершенно напрасной.

Глава 110. Завещание Солдата

22 сентября 2026 г.

Охотничья хижина, Альпы

Вторая ночь в хижине была еще холоднее и тише первой. Разочарование после неудачной попытки связаться с миром легло на их маленький отряд тяжелым, удушающим одеялом. Они были победителями, о которых никто не знал, и беглецами, которых искал весь мир.

Каэль сидел в стороне от остальных, у погасшего, холодного очага. Огонь догорел, и никто не позаботился о том, чтобы подбросить дров. В тусклом свете, пробивающемся сквозь щели в стенах, он достал из подсумка тактический коммуникатор Джамала. До этого момента он не решался его включить. Это было бы слишком больно, слишком окончательно. Он провел пальцем по потертому металлическому корпусу, по глубокой царапине, оставленной осколком в последнем бою его командира.

Он открыл папку с личными файлами. Несколько фотографий: Джамал и его смеющийся брат Кайоде на фоне выжженной солнцем кенийской саванны; их отряд до штурма – сорок два живых, уверенных в себе лица. Каэль медленно пролистал их, его собственное лицо оставалось непроницаемым, но в глазах стояла глубокая, немая скорбь. Это был его безмолвный ритуал прощания.

Наконец, он нашел то, что искал. Один-единственный аудиофайл, созданный за несколько минут до взрыва. Имя файла: Приказ_77_ФИНАЛ.

«Послушаешь, когда будете в безопасности», – прозвучал в его памяти голос Джамала. Они не были в безопасности, но ждать дольше он не мог.

Собравшись с духом, он подключил к коммуникатору единственный уцелевший наушник и вставил его в ухо.

Он ожидал услышать прощание, слова о долге, о семье. Но вместо этого в ухо ударил треск помех, а затем – сухой, деловой, слегка запыхавшийся голос его командира. На фоне были слышны звуки ожесточенной перестрелки и далекие, глухие взрывы.

– (Треск)… Каэль, если ты это слушаешь, значит, у меня закончилось время. Забудь о лирике. Слушай и запоминай.

Каэль замер. Его скорбь начала медленно отступать, сменяясь шоком, а затем – холодным, кристальным пониманием. Джамал в свои последние минуты не думал о смерти. Он вел разведку боем, анализировал врага и оставлял им оружие.

– Первое, – продолжал голос Джамала. – Их локальные сети в секторах "Восток" имеют уязвимость в протоколах ручного управления. Пароль администратора для экстренной перезагрузки систем жизнеобеспечения не менялся со времен их развертывания. Я проверил. Пароль: "Лодзь_1944_Гетто". Ирония, да? Используй это, чтобы отключать камеры, сенсоры и замки.

– Второе. Штурмбаннфюрер Вольф. Я изучил его профиль, пока был в их сети. Он не фанатик, он прагматик. Он будет бить не по площадям, а по головам. Искать лидеров. Он не станет восстанавливать глобальную сеть Осириса – это слишком сложно. Он построит свою, более жестокую.

– Третье. Их преторианцы используют стандартные тактические построения "Альфа" и "Гамма". Они эффективны, но предсказуемы. Я загрузил в этот коммуникатор их схемы и контрмеры. Используй их против них.

Тактический брифинг из могилы закончился, и голос Джамала на мгновение изменился, стал тише, личнее.

– …Это все по тактике. А теперь личное, Каэль. Я знаю, что ты думаешь обо всем этом. О детях. О девушке… Марьям. Но сейчас это неважно. Важно, чтобы вы выжили. Маркус – хороший мужик, но он полицейский, а не солдат. Он не знает, как вести войну с такими, как Вольф. Ему нужна твоя помощь. Твои навыки. Не дай ему умереть из-за какой-нибудь глупой тактической ошибки.

На фоне раздался особенно близкий, оглушительный взрыв. Джамал тяжело, прерывисто вздохнул.

– И Кайоде… мой брат. Если Вольф победит, он до него доберется. Рано или поздно. Он не оставит свидетелей. Так что… доведите это дело до конца. Для меня. Для всех, кто остался в этой горе. Это мой последний приказ.

Наступила короткая пауза.

– Все. Прощай, брат.

Щелчок. Запись оборвалась.

Каэль медленно вынул наушник. Его лицо изменилось. Усталость и скорбь исчезли, уступив место чему-то новому – мрачной, ледяной ярости. Он встал и подошел к остальным, которые с молчаливым любопытством смотрели на него. Он, не говоря ни слова, подключил коммуникатор к небольшому портативному динамику, который они забрали из «Ковчега».

– Вы должны это услышать.

Он включил запись с самого начала. Теперь все – Маркус, Лейла, Дювалье, Гюнтер – слушали сухой, деловой голос Джамала, доносящийся из могилы.

Они слушали в абсолютной тишине. Жертва Джамала перестала быть просто героическим актом самопожертвования. Она обрела холодный, практический, смертоносный смысл. Это было не просто завещание. Это был план войны. Оружие, которое он им оставил.

Когда запись закончилась, никто не произнес ни слова. Но что-то в атмосфере хижины изменилось. Отчаяние ушло. На лицах выживших появилось новое выражение – выражение мрачной, тяжелой решимости. У них снова была цель. У них снова был враг. И теперь у них было знание, как с ним бороться.

Наследие солдата было принято.

Глава 111. Разные Дороги

23 сентября 2026 г.

Охотничья хижина, Альпы

На следующее утро воздух в хижине был тяжелым от невысказанных слов и принятых решений. Они собрались вокруг единственного луча света, падавшего на земляной пол – все, что осталось от ночного огня, превратилось в серый пепел. В центре лежала старая туристическая карта, найденная Гюнтером. Она была их миром, их шахматной доской, их приговором.

Маркус первым нарушил молчание. Его палец лег на точку, обозначавшую Берлин.

– Вольф в Берлине, – сказал он ровным, лишенным эмоций голосом. – Голос Джамала это подтвердил. И моя дочь – там. Я должен идти туда.

Каэль, сидевший напротив и методично собиравший свою винтовку, медленно поднял голову.

– Берлин – это крепость. Логово зверя. – Он говорил так же спокойно, но его слова были холодны, как сталь. – Идти туда сейчас – самоубийство. Джамал сказал: Вольф будет бить по головам. Он не будет гоняться за призраками по всей Европе. Он будет ждать тебя там, где ты наиболее уязвим. У твоей дочери. Это ловушка.

– Возможно, – согласился Маркус. – Но это ловушка, в которую я все равно пойду.

После того как Маркус подтвердил свое решение, Дювалье, до этого молчавший, усмехнулся своей кривой, циничной усмешкой.

– Если этот упрямый коп собрался штурмовать ад в одиночку, ему понадобится кто-то, кто сможет вскрыть ворота. Я в деле. В конце концов, я тоже ставил на эту лошадь. Надо же посмотреть, чем закончится забег.

Гюнтер просто положил свою широкую ладонь Маркусу на плечо.

– Мой отец говорил: не бросай командира, который вывел тебя из пекла. Куда ты, туда и я.

Лейла, до этого молча сидевшая в углу и наблюдавшая за спящей Марьям, подала голос. Она указала на другой конец карты, на едва заметный кружок, сделанный выцветшими чернилами, с подписью: «Бункер "Асклепий". Аварийный вход».

– А нам нужно убежище, – сказала она. – Марьям нестабильна. После того нейроблокатора она больше не говорит во сне, но ее лихорадит, пульс едва прощупывается. Мы вкололи ей последнюю дозу обезболивающего. Еще один такой припадок или просто ночь в горах – и мы ее потеряем. Ей нужны врачи. Если эта сеть «Асклепий» реальна, это наш единственный шанс.

Стало очевидно то, что каждый из них уже понял про себя. Их цели разошлись. Оставаться вместе – значило тащить друг друга на дно. Для Маркуса группа с раненой была обузой, замедляющей его. Для Лейлы и Каэля отчаянная миссия Маркуса была верной смертью для девушки, которую они должны были защищать.

Решение было принято без дальнейших споров. Они начали делить свои скудные припасы. Это был не эмоциональный, а деловой, почти военный процесс.

Маркус, Гюнтер, как опытный солдат, и Дювалье, как техник, – их группа должна была быть быстрой, мобильной и незаметной. Их цель – разведка и проникновение.

Лейла, Каэль и его трое бойцов – им оставалась огневая мощь и оборонительная тактика. Их цель – защита Марьям и поиск союзников.

– Ты был прав, – сказал Маркус Каэлю, передавая ему половину оставшихся патронов. – Идти в Берлин ввосьмером – безумие. Но втроем… мы можем стать призраками.

– А мы станем ее щитом, – ответил Каэль, кивнув на Марьям. – И найдем тех, кто сможет нам помочь. Если найдем, мы свяжемся. Но это безумие. Тащить ее через горы в таком состоянии. Она может умереть в любой момент.

Маркус:

– Это ее единственный шанс. И ваш тоже. Удачи, Каэль.

Каэль (коротко кивает):

– И тебе, Призрак.

Гюнтер отдал Лейле почти все их обезболивающее. Дювалье несколько минут объяснял Каэлю, как пользоваться взломанным коммуникатором и какие частоты сканировать в первую очередь. Это молчаливое, деловое взаимодействие подчеркивало их профессионализм и взаимное уважение, рожденное в бою.

Когда все было поделено, Маркус подошел к Лейле. Она стояла у входа, глядя на серое, затянутое туманом небо.

– Береги ее, – тихо сказал он.

– Ты тоже, – ответила она, не поворачиваясь. – Свою дочь.

– Если я найду ее… если все это закончится… – начал он.

– Не надо, – прервала его Лейла и, наконец, посмотрела ему в глаза. В ее взгляде не было ни тепла, ни холода. Только бесконечная усталость. – Не говори "если". В нашем мире не осталось "если". Есть только следующий шаг.

Она протянула ему одну из двух оставшихся у нее обойм для пистолета.

– У тебя их почти не осталось. В Берлине пригодятся.

Маркус молча взял тяжелую, холодную обойму. Их пальцы на мгновение соприкоснулись. Это был не романтический жест. Это был жест боевого товарищества, окончательное признание друг друга. Они больше не были полицейским и террористкой, врагами по разные стороны баррикад. Они были солдатами одной проигранной войны, которые выбрали разные дороги к ее завершению.

Они вышли из хижины на холодный, промозглый рассвет. Не было больше ни слов, ни рукопожатий. Лишь короткие, молчаливые кивки. Прощание людей, которые не знали, увидятся ли они снова.

Группа Маркуса повернула на север, в сторону далеких равнин, ведущих к Берлину. Их три фигуры, ссутулившись от холода, быстро растворились в утреннем тумане.

Группа Лейлы, с Каэлем и еще одним бойцом, несущими импровизированные носилки с Марьям, ушла на запад, глубже в горы, к месту, отмеченному на старой карте.

Их следы на свежем снегу разошлись, образовав четкую развилку. Две дороги, ведущие в неизвестность. Их союз, рожденный в огне «Ковчега», распался, чтобы у них появился шанс однажды воссоединиться. Если им повезет.

Глава 112. Дорога в Берлин

Конец сентября 2026 г.

Германия

Германия, которую помнил Маркус, умерла. Вместо аккуратных городов и ухоженных полей перед ними расстилалось лоскутное одеяло из страха и распада. Их путешествие на север превратилось в одиссею по руинам цивилизации.

Первые несколько дней они шли по территориям, которые Вольф стремительно брал под свой железный контроль. Они обходили крупные города, держась лесов и заброшенных проселочных дорог. Однажды, лежа в канаве у автобана, они наблюдали за блокпостом нового образца. Это был уже не безликий патруль OSIRIS. Солдаты в черной форме без знаков различия, но с яркими, багрово-красными повязками на рукавах, действовали с показательной жестокостью.

На их глазах они остановили старый фургон, в котором ехала семья. После короткого, резкого разговора о новых бумажных аусвайсах с фотографией и печатью, которые ввели люди Вольфа, солдаты без дальнейших разбирательств вытащили мужчину, женщину и их сына-подростка из машины и расстреляли на обочине. QR-коды, символ безличной цифровой тирании Осириса, исчезли. Вольф предпочитал более прямой, личный контроль – чтобы люди смотрели в глаза своим палачам. На высоком столбе у блокпоста уже висело тело в форме преторианца OSIRIS с прибитой к груди табличкой: "Изменник".

– Я видел такое в Югославии, – прошептал Гюнтер, его лицо было серым. – Когда закон умирает, первыми приходят такие вот псы. Они не служат идее. Они служат силе.

Маркус сжал зубы так, что заходили желваки. Это больше не была безликая система, которую можно было ненавидеть абстрактно. Это было персонифицированное, наглое зло, и оно носило имя Вольфа. Они поняли, что прямая дорога отрезана. Путь в Берлин лежал через серую зону, через земли, которые не контролировал никто.

Эти земли оказались еще страшнее. Они вошли в небольшой промышленный городок, который, казалось, должен был вздохнуть свободно после падения OSIRIS. Но вместо свободы здесь царила анархия. Власть поделили между собой две банды: озлобленные бывшие рабочие местного металлургического завода и группа дезертиров, сохранивших оружие и жестокость старого режима.

Пытаясь незаметно пересечь город, они наткнулись на импровизированный рынок на центральной площади. Здесь торговали всем: ворованными из больниц медикаментами, оружием, ржавыми консервами. Валютой служили патроны и канистры с бензином. Маркус с отвращением смотрел, как изможденная женщина протягивала главарю одной из банд свое обручальное кольцо, пытаясь выменять его на банку тушенки для ребенка. Тот, хохотнув, просто вырвал кольцо у нее из пальцев и пинком прогнал прочь.

– Может, попробуем что-то выменять? – прошептал Дювалье, прагматично оценивая их скудные запасы. – У нас есть нож Гюнтера. За него дадут еды на пару дней.

– Нет, – отрезал Маркус. Его нутро, нутро полицейского, бунтовало против этого зрелища. Это было не выживание. Это было мародерство, закон джунглей. Он не мог в этом участвовать, не мог стать частью этой стаи гиен. Они ушли из города голодными, но сохранив остатки принципов, которые в этом новом мире казались неуместной роскошью.

Ночью они нашли убежище в заброшенном фермерском доме, где еще теплилась жизнь. Там жили старик и его внучка-подросток, лет пятнадцати. Их глаза были полны загнанного, недоверчивого страха. Они спрятались при появлении незнакомцев, и лишь Гюнтеру, который заговорил с ними на простом, деревенском немецком, удалось их успокоить.

Они разделили с героями свой ужин – несколько вареных картофелин и кружку мутной воды. Сидя за шатким столом при свете коптилки, старик рассказал им свою историю.

– Сначала пришли люди Осириса. Они были вежливы. У них был порядок. Они забрали молодых, включая моего сына, на "общественные работы", и больше мы их не видели. Потом они исчезли так же внезапно, как и появились. Мы думали, пришла свобода. – Старик поднял на Маркуса тяжелый, выцветший взгляд. – Но вместо них пришли бандиты с большой дороги. Они забирают то, что осталось. Они хуже людей Осириса. У тех хотя бы был какой-то закон. У этих – нет ничего. Скажи мне, незнакомец, – его голос был тихим, но каждое слово било наотмашь, – вы сражались за это? Чтобы одни волки сменили других?

Маркус не смог найти ответа. В глазах старика и его напуганной внучки он увидел горькое отражение своего провала. Он помог разрушить мир, но не смог предложить ничего взамен. Этой ночью он долго не мог уснуть, глядя в потолок и слушая, как за стеной плачет девочка. Чувство вины было почти физическим, тяжелым, как камень на груди.

Их путь лежал через долину, где раньше располагалось несколько небольших, процветающих деревень. Первая, которую они увидели, встретила их звенящей тишиной. Ни дыма из труб, ни лая собак. Только ветер гонял по пустым улицам мусор. На дверях домов были грубо нарисованы красной краской кресты и одно слово: "Чума".

– Не холера, не тиф, а именно "чума", как в средние века, – пробормотал Дювалье, брезгливо отступая. – Паника – лучший друг эпидемии.

Они обошли деревню по широкой дуге. Во второй деревне картина повторилась. В окне одного из домов они увидели бледное, исхудавшее лицо, которое тут же скрылось в темноте. OSIRIS контролировал не только мысли, но и санитарию, систему здравоохранения, поставки лекарств. С его падением рухнуло все. Мир умирал не только от пуль и взрывов, но и от тихих, невидимых врагов – бактерий и вирусов, вырвавшихся на свободу в мире без порядка. Этот молчаливый, вымирающий пейзаж был страшнее любого поля боя. Он показывал, насколько хрупкой была их цивилизация.

Через несколько дней они, наконец, добрались. С поросшего лесом холма им открылся вид на окраины Берлина. Город выглядел как огромное, израненное животное. Над некоторыми районами к серому осеннему небу поднимались столбы черного дыма. Даже отсюда до них доносились далекие, глухие звуки перестрелок. В небе, словно стервятники, кружили патрульные дроны Вольфа.  В отличие от остальной Европы, где инфраструктура OSIRIS рухнула, Вольф, захватив ключевые командные центры и энергоузлы в своем секторе, сумел сохранить работоспособность локальной сети управления. Эти дроны, простые и надежные модели для наблюдения, больше не были частью глобального "разума" Осириса, а подчинялись напрямую штабу в Берлине, как сторожевые псы на коротком поводке.  Город был опоясан несколькими кольцами блокпостов, ощетинившихся пулеметами и противотанковыми ежами.

– Это не город. Это укрепрайон, – констатировал Дювалье, глядя в бинокль. – Пробраться туда будет почти невозможно.

– А выбраться – тем более, – добавил Гюнтер.

Маркус молчал. Он смотрел на этот ад на земле, зная, что где-то там, в его кипящем от насилия сердце, находится его дочь. Его путешествие через Германию, превратившуюся в лоскутное одеяло из страха и отчаяния, закончилось. Но его настоящая война только начиналась. Он пришел не в освобожденную страну, а на землю без закона, и его единственная цель была в самом ее центре.