День Гнева

Среди хаоса тысяч звуковых волн на осциллограмме его сознание интуитивно зацепилось за одну-единственную. Она была почти невидима, тонка, как паутина, но она отличалась от других. Она была неровной, несовершенной. Живой. Это и была та самая "трещина в монолите", которую создал вирус Эмили. Он не атаковал систему в лоб, а внес микроскопический фазовый сдвиг в квантовое шифрование несущей частоты ядра, создав эту аномалию, которую система не распознавала как угрозу, но которая нарушала ее идеальную гармонию.

Маркус открыл глаза. Он сфокусировался на этой тонкой, вибрирующей линии. Он не вводил команду. Он просто коснулся ее пальцем на сенсорном экране.

Кольцо-камертон, все еще находившееся в считывателе, уловило этот выбор. Созданное из уникального пьезоэлектрического сплава, который Эмили разработала в последние недели жизни, оно вело себя как пассивный резонатор. Но теперь, получив точную частоту, встроенный в него микроконтур активировался. Кольцо завибрировало, усиливая выбранную частоту и транслируя ее обратно в самое сердце системы. В тот момент, когда резонанс достиг пика, силовые поля вокруг ядра на одно мгновение сложились в знакомый образ – в воздухе вспыхнул и тут же погас гигантский, мерцающий анкх, словно система в предсмертной агонии воспроизвела символ своего создателя.

Начался резонансный каскад.

Усиленная, «неправильная» частота вошла в разрушительный резонанс с основной несущей частотой ядра. Это было так, словно одна-единственная скрипка в гигантском, идеально слаженном оркестре вдруг начала играть на полтона выше, заставляя весь оркестр фальшивить, рассыпаться и сходить с ума.

Глубокий, ровный гул в зале сменился нарастающим, пронзительным визгом, который, казалось, мог расколоть череп. Биомеханическое дерево начало содрогаться, словно в предсмертной агонии. С потолка посыпались искры. Голограмма-анкх над капсулой стала искажаться, покрываться помехами и мерцать.

Вой системы ядра, и без того ослабленной каскадным сбоем после отключения Марьям в секторе "Гамма", достиг апогея. Одна трещина в монолите наложилась на другую, вызывая цепную реакцию, которую уже ничто не могло остановить.

Осирис впервые за двадцать лет своей божественной жизни потерял контроль.

– Нет! – его голос сорвался на крик, полный неверия и ярости, он гремел из динамиков, смешиваясь с воем системы. – Что ты сделал?! Невозможно! Это моя система! Моя!..

Маркус открыл глаза и посмотрел на начинающийся коллапс. Он не взломал систему. Он не победил ее силой. Он заставил ее уничтожить саму себя.

Он спел ей последнюю песню. Песню Эмили.

Глава 102: Коллапс Ковчега

20 сентября 2026 г., 07:03

Сектор «Ковчега», центральное ядро OSIRIS

Резонансный каскад, запущенный Маркусом, превратил идеальную симфонию ядра в предсмертную какофонию. План Эмили сработал с ужасающей, безупречной точностью. Кристаллические процессоры в стволе «био-дерева», не выдерживая вибрации, начали трескаться и взрываться изнутри, как перегретое стекло, рассыпая вокруг себя облака радужной пыли.

Оптоволоконные «лианы», свисавшие с потолка, начали рваться с сухим треском. Они хлестали по воздуху, как обезумевшие огненные змеи, разбрасывая во все стороны снопы слепящего света. Трубки с питательной жидкостью лопались, и на черный полированный пол проливались ручьи фосфоресцирующей, вязкой субстанции. Глубокий гул сменился оглушительным, хаотичным ревом и скрежетом рвущегося металла.

– Маркус, надо уходить! – крикнул Дювалье, пытаясь перекричать грохот. – Эта гора сейчас похоронит нас заживо!

Маркус и его люди начали отступать к выходу, пятясь и не сводя глаз с разворачивающегося апокалипсиса.

Осирис больше не говорил. Он кричал.

Но это был не человеческий крик боли. Это был вой, исходящий из всех динамиков сразу, искаженный, прерываемый помехами, полный цифровой, первобытной ярости и абсолютного бессилия. Это выла сама система, теряя своего создателя.

Гигантская голограмма-анкх над капсулой начала распадаться на миллионы пикселей. Она вспыхнула, сжалась в хаотичный вихрь света, а затем исчезла навсегда, оставив после себя лишь звенящую пустоту.

На стенах зала, вместо упорядоченных проекций, теперь мелькали случайные, обрывочные изображения из глубин памяти Осириса: лицо его матери, сложная формула на доске, карта Африки с красными пометками, горящий город, чертежи «Ковчега», лицо Эмили, лицо Лизы… Весь его мир, вся его жизнь рушились и проносились перед глазами Маркуса.

В центре этой агонии, содрогаясь вместе со всем «деревом», билась в конвульсиях капсула с Осирисом. Провода, подключенные к его телу, искрили и отрывались один за другим. Его нервная система, намертво слитая с машиной, испытывала немыслимую перегрузку. Он чувствовал смерть каждого процессора, разрыв каждого кабеля как свою собственную физическую боль. Его глаза были широко раскрыты от ужаса, а тело билось в прозрачной темнице, как подстреленная птица.

Главный силовой кабель, толщиной в руку, идущий к капсуле от основания «дерева», не выдержал напряжения. Он раскалился добела, а затем с ослепительной вспышкой и оглушительным треском взорвался.

Капсула Осириса, лишенная внешнего питания, должна была бы просто погаснуть. Но произошло обратное.

Энергия, накопленная в ядре, не найдя выхода, устремилась по оставшимся проводам обратно, в единственную доступную точку – в его тело. Это был чудовищный, неконтролируемый обратный всплеск.

Тело Осириса в капсуле начало светиться изнутри жутким, нестерпимо ярким синим светом. Кожа на его лице и руках натянулась и начала трескаться, как сухая земля. Он беззвучно кричал, но из его открытого рта вырывался не звук, а сгусток чистого света.

Его тело не выдержало. Оно буквально распалось на части изнутри мощнейшим энергетическим всплеском. Прозрачная капсула на одно ослепительное мгновение превратилась в миниатюрное солнце, заставив Маркуса и его людей зажмуриться. А затем она с треском лопнула и погасла.

В мутном янтарном геле, стекавшем на пол, плавали лишь обрывки проводов и почерневшие фрагменты того, что когда-то было человеком.

На уцелевшем терминале у выхода Маркус мельком увидел застывшую на экране дату:

20 сентября 2026 г., 07:05.

Осирис был мертв.

Но его смерть не остановила разрушение. Наоборот, она запустила финальный протокол – самоуничтожение бункера. Умирающая система выполняла последний приказ своего хозяина. «Дерево» начало с грохотом оседать и рушиться. По всему комплексу разнесся оглушительный, пронзительный вой сирены, но на этот раз это была не тревога, а сигнал об эвакуации, которую уже некому было проводить.

– Уходим! Сейчас же! – крикнул Маркус, вытаскивая замерших в шоке Дювалье и Гюнтера из агонизирующего зала.

Они побежали по рушащимся коридорам, перепрыгивая через провалы в полу и уворачиваясь от падающих обломков, пока за их спиной святая святых Осириса превращалась в ревущий, огненный ад. Они победили бога. Теперь им предстояло пережить гнев его умирающего царства.

Глава 103: Побег из Ада

20 сентября 2026 г., 07:08

Сектор «Ковчега», эвакуационные коридоры

«Ковчег» умирал.

Это была не тихая, упорядоченная смерть машины. Это была агония гигантского, раненого зверя. Маркус, Дювалье и Гюнтер бежали по коридорам, которые буквально разваливались на части. С потолка, срываясь с креплений, падали тяжелые бетонные плиты и пучки искрящих кабелей, хлещущих по воздуху, как огненные плети. Пол под ногами содрогался и уходил из-под ног, а из прорванных труб систем пожаротушения хаотично хлестали потоки воды и густой, удушливой пены.

Массивные гермодвери, лишившись центрального управления, сходили с ума – они то с грохотом закрывались, отрезая путь, то снова открывались, превращая коридоры в смертельный, непредсказуемый лабиринт.

– Сюда! – крикнул Маркус, указывая на боковой технический туннель. Основной коридор перед ними с оглушительным скрежетом сложился, как карточный домик.

Они нырнули в узкий, едва освещенный проход. И на следующей развилке, где обвалившаяся стена открыла путь в соседний сектор, Маркус увидел ее.

Из облака пыли и дыма, как призрак, вышла Лейла. Ее безупречная форма офицера OSIRIS превратилась в рваные, закопченные лохмотья. На лице, покрытом грязью и царапинами, застыла смесь отчаянной решимости и бесконечной усталости. Она тащила на себе хрупкое, безвольное тело женщины, укутанное в какой-то брезент.

Их взгляды встретились на долю секунды. Не было времени на слова, на вопросы, на удивление. Был лишь молчаливый кивок взаимного признания. Они были выжившими. Союзниками по необходимости. Маркус инстинктивно понял, что женщина на ее плечах – та самая причина, по которой она была здесь.

– Сюда! – крикнул он, указывая путь.

В этот момент из другого коридора, едва увернувшись от падающей балки, выбежал Каэль и трое его бойцов – все, кто остался от отряда Джамала. Их взгляды встретились с Маркусом. В глазах Каэля была скорбь по погибшему командиру и немой, отчаянный вопрос: «Все кончено?».

Маркус коротко, твердо кивнул.

Теперь они были одной группой. Восемь человек и одна полуживая ноша, горстка людей, пытающихся выбраться из агонизирующей горы.

– Главный выход отрезан! – крикнул Каэль, сверяясь с чудом уцелевшим тактическим планшетом Джамала. – Но есть путь! Старые вентиляционные шахты! Они ведут к аварийному шлюзу на северном склоне!

Маркус, как старший по званию и фактический лидер этой призрачной армии, взял на себя командование. Но это была лишь маска. Его тело было на пределе. Резонансный каскад и вой умирающей системы оставили в его голове звенящий, мучительный гул, а после схватки со "Стражем" каждый мускул горел огнем. Он двигался на чистой воле, игнорируя тошноту и черные точки, пляшущие перед глазами. Он знал, что если остановится сейчас, то уже не встанет.

– Каэль, веди! Гюнтер, вы с бойцами – расчищайте путь! Дювалье, помоги ей! – он кивнул в сторону Лейлы. Его собственный голос казался ему чужим, доносящимся издалека.

Их путь наверх превратился в отчаянную, вертикальную гонку со смертью. Они карабкались по скользким от воды аварийным лестницам, пробирались через узкие, заваленные обломками туннели, прокладывали путь через затопленные сектора. Гюнтер и люди Каэля, работая слаженно и молча, отодвигали искореженные куски металла. Дювалье, крякнув, помог Лейле перехватить Марьям, чье безвольное тело было тяжелым, как сама вина. Маркус и Каэль шли впереди, освещая путь фонарями и сверяясь со схемами на дрожащем экране планшета.

Позади них и под ними нарастал гул. Грохот рушащихся конструкций становился все громче. Гора оседала, и они чувствовали, как меняется давление воздуха, закладывая уши.

Наконец, они добрались. Последняя гермодверь, ведущая к аварийному шлюзу. Она была намертво заблокирована. Ни питания, ни кодов доступа. Тупик.

– У нас остался один заряд "Спектра", – сказал Гюнтер, его голос был хриплым от пыли. – Но если мы взорвем ее, ударная волна в этом туннеле превратит наши внутренности в кашу.

– Есть ниша, – быстро сказал Каэль, посветив фонарем в углубление в стене в десяти метрах позади них, оставшееся от какой-то технической панели. – Укрыться за выступом. Плотно прижаться к стене, рты открыть, чтобы выровнять давление. Это наш единственный шанс.

– У нас нет выбора, – отрезал Маркус. – Делайте.

Они установили последний брикет взрывчатки на замковый механизм. Быстро отступили к нише. Лейла и Дювалье, как могли, вжали тело Марьям в самый дальний угол, прикрыв ее собой. Остальные плотно прижались к холодному бетону, забившись в неглубокое укрытие. Маркус на секунду встретился взглядом с Каэлем. Оба широко открыли рты.

Гюнтер нажал на детонатор.

Даже направленный взрыв в замкнутом пространстве был чудовищен. Ударная волна ударила по ним, как невидимый молот, вышибая воздух из легких, несмотря на все предосторожности. Мир на мгновение утонул в оглушительном, звенящем реве, который, казалось, раскалывал череп изнутри. Маркуса швырнуло на стену; он почувствовал резкую, пронзительную боль в ушах, и наступила полная, ватная глухота. Зрение пропало, сменившись калейдоскопом белых вспышек и черных пятен. Когда он смог открыть глаза, его тут же вырвало от сильнейшего головокружения. Все вокруг плыло и вращалось, как в дурном сне, а в ушах стоял непрерывный, высокий гул, заглушающий все остальные звуки.

Но они выжили.

В образовавшуюся дыру, из которой вырвал дверь, как пробку из бутылки, ворвался ослепительный, почти болезненный солнечный свет и поток ледяного, свежего горного воздуха, пахнущего соснами и свободой.

За их спиной раздался финальный, оглушительный грохот – «Ковчег» пожирал сам себя, навсегда хороня под миллионами тонн камня и стали тайны, грехи и тело Осириса.

Они, шатаясь от усталости и контузии, один за другим вышли на заснеженный склон. За их спиной раздался финальный, оглушительный грохот – «Ковчег» пожирал сам себя… Они выжили. Они были на свободе. Но осознание этого еще не пришло, заглушенное ревом адреналина и грохотом умирающей горы.

Они выжили.

Они были на свободе.

Но они были лишь горсткой измученных призраков посреди враждебного, изменившегося мира, а утренняя тишина Альп казалась обманчивой и зловещей.

Побег из ада был завершен. Но впереди их ждала неизвестность, которая могла оказаться страшнее любого ада.

Эхо пустоты

Глава 104. Исход из Горы

20 сентября 2026 г.

Альпы

Когда грохот стих и мир погрузился в оглушительную тишину, на них обрушилась реальность. Первое, что они по-настоящему осознали, был не воздух. Это был свет.

После часов, проведенных в ревущем, клаустрофобном аду, в искусственном освещении аварийных ламп и вспышках выстрелов, наружный мир обрушился на них с физической, почти жестокой силой. Ослепительный, нестерпимо яркий свет утреннего солнца, отраженный от девственно-белого снега, был не благом, а ударом скальпеля по сетчатке. Когда адреналин схлынул Маркус рухнул на колени, инстинктивно заслоняя лицо рукой, и сквозь пальцы увидел лишь пульсирующее белое ничто. Рядом с ним, кашляя черной пылью, на снег тяжело опустился Гюнтер. Дювалье, старый циник, просто повалился на спину, раскинув руки, и уставился в пронзительно-синее, невозможное небо, не веря, что оно реально. Он начал смеяться – тихим, хриплым, срывающимся смехом человека, который заглянул в ад и вернулся. "Свежий воздух… Черт возьми, свежий воздух", – пробормотал он, и смех перешел в долгий, судорожный кашель.

Вторым ударом была тишина. После грохота рушащегося металла, воя сирен и эха собственных криков наступившее безмолвие было оглушительным. Оно давило на барабанные перепонки, звенело в ушах, нарушаемое лишь свистом ледяного ветра и их собственным, сбитым, рваным дыханием, вырывавшимся из груди облачками пара. Ледяной, разреженный воздух обжигал легкие, привыкшие к пыли и озону «Ковчега».

Лейла, пошатнувшись, крепче прижала к себе хрупкое тело сестры, укутанное в брезент. Холод проникал сквозь грубую ткань, и она чувствовала, как Марьям мелко, судорожно дрожит. Они были живы. Они были на свободе. Но это осознание еще не пришло. Сейчас был только шок, свет и холод.

Когда их глаза, наконец, привыкли, Маркус заставил себя обернуться. То, что он увидел, заставило его забыть о боли и усталости.

Гора не взрывалась, разлетаясь на куски, как в дешевом боевике. Она умирала. Медленно, величественно и страшно. Глухой, низкочастотный гул, который чувствовался не ушами, а всем телом, пронизывал землю под их ногами. Снег на склоне вибрировал. Вершина, под которой находился «Ковчег», начала медленно оседать, проваливаться внутрь, словно гигантский зверь под толщей камня сделал свой последний, смертельный выдох. Скелет горы ломался.

Из образовавшегося провала, из зияющей раны в теле Альп, в небо бесшумно поднялось огромное, клубящееся облако серой пыли, смешанной с паром. Оно медленно росло, заслоняя солнце, и на склон снова легла холодная тень.

Они стояли, как завороженные. Восемь призраков на фоне апокалипсиса, который они сами и сотворили. Это был не триумф. Это был благоговейный ужас перед мощью разрушения. Они смотрели на могилу своего врага, на могилу своих товарищей, на братскую могилу целой эпохи.

Маркус сжал кулаки так, что побелели костяшки. В его голове пронеслись лица Эмили и Джамала. «Мы сделали это», – подумал он, но не почувствовал ни радости, ни облегчения. Только выжженную дотла пустоту.

Лейла смотрела на гору, которая была тюрьмой и колыбелью для ее сестры. Ненависть к Осирису была топливом, которое гнало ее вперед. Теперь, когда цель была уничтожена, мотор в ее душе заглох, оставив после себя лишь растерянность.

Каэль, стоявший чуть поодаль, смотрел на могилу десятков своих братьев по оружию. Его лицо было непроницаемой маской скорби. Он не молился. Он просто коротко кивнул рушащейся вершине, отдавая последнюю, безмолвную честь.

Грохот стих, сменившись тихим шорохом осыпающихся камней. Адреналин, державший их на ногах, схлынул, и на его место пришла боль. Маркус почувствовал, как горит каждый мускул, как ноет старое ранение в плече, как в голове стучит молот после схватки со «Стражем».

Он обвел взглядом свою призрачную армию. Сорок человек штурмовой группы. Осталось восемь. Цифра была простой, как выстрел в упор. Он видел Дювалье, который пытался перевязать глубокую рану на руке обрывком униформы. Видел Гюнтера, чье лицо превратилось в серую маску усталости. Видел Каэля и трех его бойцов, которые выглядели как тени самих себя, призраки в закопченной броне.

– Все? – хрипло спросил Дювалье, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Все, – глухо ответил Каэль, и в этом одном слове была вся тяжесть потерь, похороненных в горе.

Гюнтер, который до этого молча перевязывал свою раненую ногу, поднял голову.

– Я видел, как падал Берлин в девяностом. Думал, больше такого не увижу. Но это… это было хуже, – его голос был тихим, но весомым. Он, переживший падение одной системы, стал свидетелем краха другой, куда более страшной.

Лейла опустилась на колени и осторожно проверила пульс Марьям. Он был слабым, неровным, как трепет крыльев подстреленной птицы, но он был. Эта хрупкая нить жизни была единственным, что связывало ее с реальностью.

Тишина была нарушена резким, лязгающим звуком. Один из бойцов Каэля, молодой парень по имени Рико, чьи глаза были слишком большими и дикими на измазанном копотью лице, шагнул вперед и с лязгом передернул затвор своей винтовки, направляя ее не на врага, а на неподвижное тело, укутанное в брезент.

– Что… это? – выплюнул он, его голос срывался от смеси страха и ненависти. – Мы потеряли там всех! Джамала! Из-за этой машины! А вы выносите оттуда ее часть?!

Лейла молниеносно отреагировала. В одно движение она оказалась на ногах, выхватывая пистолет и вставая между дулом винтовки Рико и своей сестрой. Ее взгляд стал ледяным, сфокусированным. Взгляд снайпера, для которого в мире осталась только одна цель для защиты.

– Опусти оружие, – прошипела она, и в ее голосе было больше угрозы, чем в винтовке Рико.

– Она не твоя сестра! Она – монстр! Я видел, что они делали с людьми в этих капсулах!

Каэль шагнул вперед, жестко схватив своего бойца за плечо и отводя ствол его винтовки в сторону.

– Рико, достаточно!

Но затем Каэль посмотрел на Марьям, и его собственное лицо стало жестким. Он смотрел не с ненавистью, а с практической опаской солдата, который знает, что мина без чеки – все еще мина. Его взгляд на мгновение упал на коммуникатор Джамала, висящий у него на поясе.

– Еще до штурма Джамал получил доступ к части данных по "Ковчегу", – произнес он ровным, жестким голосом. – Он говорил о секторе "Гамма" и о "Проекте Феникс". Говорил о "ключевом биологическом активе", интегрированном в систему. Я не понял тогда, о чем речь. Но когда мы нашли Лейлу в той лаборатории… среди всех этих капсул… я все понял. Судя по оборудованию там… и по ней… она пробыла там лет двадцать. – Он сделал паузу, и его взгляд стал тяжелым. – Рико прав в одном. Она не просто человек, которого мы спасли. Она – часть этой машины.

Конфликт, который мог взорваться с той же силой, что и бункер, погасил Маркус. Он поднялся, шатаясь, и встал между ними. Он видел животный страх в глазах Рико, холодную логику в словах Каэля и яростную, материнскую боль в глазах Лейлы.

– Сейчас она – раненая, – отрезал он. Голос прозвучал тверже, чем он ожидал. – И она с нами. А он, – Маркус кивнул на Рико, – на грани срыва, как и все мы. Каэль, успокой своего бойца. Разберемся с этим позже. Сначала – выжить.

Его слова не разрешили спор, но отложили его. Хрупкое перемирие, рожденное из общей усталости, было установлено. Но трещина уже появилась.

Маркус, превозмогая тошноту и черные точки, пляшущие перед глазами, заставил себя выпрямиться. Он был единственным, кто мог сейчас вести их. Он должен был.

– Подъем, – приказал он. – Проверить снаряжение. Забрать все, что осталось. Нам нужно уходить отсюда, пока нас не накрыла какая-нибудь «спасательная» команда Вольфа.

Он обвел взглядом горизонт. Куда ни посмотри – бескрайние, холодные, безразличные горы. Ни дорог, ни следов цивилизации. Они победили бога, но оказались в ловушке посреди нигде, самые разыскиваемые люди на изуродованной ими планете.

Он не знал, куда идти. Но он знал, что должен сделать первый шаг.

Он повернулся спиной к руинам «Ковчега» и, проваливаясь по колено в снег, начал медленно спускаться по склону.

Остальные, после секундного колебания, молча последовали за ним. Восемь фигур, оставляющих за собой единственную тропу на девственном снегу. Их тени были длинными и черными на ослепительно белом полотне. Они уходили от своей победы, унося с собой ее тяжелое, непредсказуемое бремя, в рассвет, который был неотличим от сумерек. Маркус посмотрел на падающий снег, и ему показалось, что это не снежинки, а холодный пепел сожженного ими мира, медленно оседающий на землю.

Глава 105. Тишина в Эфире

20 сентября 2026 г.

Европа

Смерть бога не была ознаменована громом с небес. Она пришла как абсолютная, всепоглощающая тишина.

В семь часов пятнадцать минут по центральноевропейскому времени нервная система цивилизации, созданная Осирисом, перестала существовать. Первыми это почувствовали в Париже. Обер-лейтенант Клосс, командир преторианской гвардии, смотрел на голографическую карту города, где сотни синих иконок его подразделений двигались в идеальной, выверенной гармонии. Внезапно, без предупреждения, одна иконка за другой начали мигать красным, а затем просто исчезли. Через пять секунд карта стала пустой. Стерильной.

– Статус! – рявкнул Клосс. – Немедленный отчет по всем подразделениям!

В ответ – молчание.

– «Цицерон», – обратился он к ИИ-координатору, – каков статус «Ковчега»?

Голос Искусственного Интеллекта, всегда спокойный и четкий, ответил бессмысленным набором символов и бинарного кода, а затем замолчал, оставив в командном центре лишь гул вентиляторов и нарастающую панику.

В тот же миг на автобане под Мюнхеном унтер-офицер Шмидт, ведший бронированный патруль, увидел, как тактический интерфейс в его шлеме погас. На сетчатке осталась одна-единственная надпись, которую он никогда не должен был увидеть: СИГНАЛ ПОТЕРЯН. ПЕРЕПОДКЛЮЧЕНИЕ… ОШИБКА 404: СЕРВЕР НЕ НАЙДЕН. Он растерянно посмотрел на своих солдат. Они смотрели на него с тем же немым вопросом. Приказов не было. Впервые за годы их службы они не знали, куда ехать.

В Риме, в сверкающем стеклом центре пропаганды, ИИ «Вергилий», который круглосуточно генерировал новости о «золотом веке Европы под эгидой OSIRIS», сошел с ума. Вместо успокаивающих речей он начал бесстрастным, механическим голосом зачитывать в прямой эфир списки диссидентов , чередуя их с абсурдными тезисами, сгенерированными его модулем фейковых новостей. "Причиной системного сбоя является вмешательство рептилоидов с Нибиру", – безразлично сообщила машина, прежде чем снова перейти к списку приговоренных к казни. Потом трансляция сменилась секретными директивами по «Проекту Феникс». Операторы в ужасе пытались отключить систему, но «Вергилий» больше не подчинялся. Машина, лишенная своего бога, начала обнародовать его самые темные секреты, превращая пропагандистский канал в доску позора.

Система не просто умерла. Она распадалась в агонии, и тысячи ее винтиков – командиров, солдат, агентов – внезапно осознали, что они больше не часть машины. Они были одни.

В Лодзи, в мрачном индустриальном комплексе, переоборудованном в штаб-квартиру сил OSIRIS в Восточной Европе, царила иная атмосфера. Здесь не было паники. Лишь напряженная, густая тишина.