День Гнева

Она диктовала ему обрывки мыслей, гипотезы, фрагменты кода, которые вспыхивали в её угасающем сознании. Иногда она замолкала на полуслове, пытаясь вспомнить, что хотела сказать, или с отчаянием понимала, что только что сказанное противоречит тому, что она говорила пять минут назад. Эти моменты были для неё мучительны – гениальный мозг, способный решать сложнейшие задачи, теперь давал сбои, как старый, изношенный механизм.

– Я… я уже говорила об этом? – растерянно спрашивала она, и Жан-Клод, сдерживая слезы, мягко напоминал ей или направлял её мысли.

Но бывали и другие моменты. Моменты удивительной, почти сверхъестественной ясности ума. Словно болезнь, отступая на короткое время, обнажала всю мощь её гения. В такие минуты она выдавала поразительные по своей глубине и точности идеи, связывала воедино разрозненные факты, находила неожиданные решения. Жан-Клод, вооружившись старым ноутбуком, который они чудом сохранили, старался не упустить ни единого слова, ни единой формулы. Он понимал, что присутствует при рождении чего-то великого и одновременно при трагическом угасании.

После одного из таких приступов вдохновения, когда Эмили, казалось, нашла какой-то новый подход к деактивации чипов, она внезапно уронила стилус, которым пыталась что-то начертить на экране планшета, и тяжело откинулась на подушки, её дыхание стало прерывистым. Жан-Клод с горечью посмотрел на незаконченные схемы, на обрывки фраз. Битва её тела была почти проиграна. Но битва её духа продолжалась.

Она очнулась от резкого запаха нашатыря, который Жан-Клод поднес к её носу. Голова гудела, перед глазами всё плыло. Но она знала, что должна продолжать. Не ради себя – ради тех, кто останется. Ради Маркуса, который сейчас где-то там, во Франции, пробивается к Парижу, неся с собой её первую, отчаянную надежду.

– Кольцо… Жан-Клод… кольцо – это не просто ключ… – её голос был едва слышен, каждое слово давалось с огромным трудом. – Оно… оно может… вызвать… то, что я называю “десинхронизирующим резонансным каскадом”… в сети… если… если правильно его… настроить… или… совместить… с определенным… сигналом… Понимаешь, все чипы, особенно детские, с их гибкой нейроморфной архитектурой, которую OSIRIS использует для создания «детей-оракулов», работают на принципах квантовой синхронизации временных меток, используя сверхзащищенный протокол “Хронос-Зет”. Этот протокол критически важен именно для стабильности их расширенных когнитивных функций, которые OSIRIS так ценит. Это как единый, идеально настроенный оркестр, где каждый инструмент вступает точно в свою долю секунды, создавая общую симфонию контроля. Они постоянно обмениваются сигналами, калибруются по этому общему «пульсу». Если нарушить этот “пульс”, эту «обратную связь в их нейронной сети», внести в протокол “Хронос-Зет” искаженный временной маркер или перегружающий его «белый шум», можно вызвать цепную реакцию сбоев. Кольцо, я думаю, было изначально создано как часть системы OSIRIS – возможно, как мастер-ключ для экстренной калибровки или перезагрузки именно подсети «детей-оракулов», обладающий доступом к корневому сертификату протокола “Хронос-Зет” или к мастер-частоте, генерируемой ядром Осириса. Мне удалось расшифровать часть его скрытых функций. Если мы сможем через него передать “искаженный” или “перегружающий” сигнал, для чего, вероятно, потребуется его физическая близость к основному передатчику ядра или даже прямой контакт с интерфейсом сервера, – это как… если бы дирижер внезапно дал каждому музыканту в оркестре разные, противоречащие друг другу партитуры, или если бы метроном сошел с ума. Оркестр превратится в какофонию, система просто не выдержит такой десинхронизации. Чипы начнут “рассыпаться” из общей сети, терять связь, выдавать ошибки, возможно, даже отключаться или конфликтовать друг с другом. Первыми «вразнос» пойдут именно детские чипы, как самые чувствительные к этому протоколу, и это может вызвать непредсказуемые флуктуации во всей системе OSIRIS.

Она пыталась объяснить свою последнюю, самую дерзкую идею. Не физическое уничтожение сервера под Нотр-Дамом, а некий программный сбой, «логическая бомба», которая, будучи активированной, могла бы парализовать всю систему OSIRIS изнутри, вызвав цепную реакцию в сети чипов. Это было на грани фантастики, но в её словах, в её горящих глазах была такая убежденность, что Жан-Клод слушал, затаив дыхание, пытаясь уловить каждую крупицу этой гениальной догадки.

– Маркус… он должен знать… это… это может сработать… если… если он успеет… Передай ему… всё… каждую деталь…

Она замолчала, совершенно изнеможенная. Последние, самые важные фрагменты её «завещания» были переданы. Теперь всё зависело от Жан-Клода, от Маркуса, от случая. В её глазах, подернутых пеленой смертельной усталости, еще теплилась слабая, почти угасшая искра надежды.

После этого невероятного умственного и физического напряжения Эмили впала в глубокое забытье, которое было больше похоже на кому. Её дыхание стало едва заметным, пульс – нитевидным. Кожа приобрела мертвенно-бледный оттенок.

Жан-Клод сидел рядом, держа её холодную, безвольную руку. Он понимал, что это, скорее всего, конец. Та гениальная, отважная девочка, которую он знал и любил как собственную дочь, уходила.

В подвале воцарилась тяжелая, давящая тишина, нарушаемая лишь тихим плачем Амины да редкими, прерывистыми вздохами самой Эмили. Свет, который она несла в этот погружающийся во тьму мир, почти угас.

Но Жан-Клод не позволил себе сломаться. Горечь утраты смешивалась в его душе с холодной, яростной решимостью. Он должен был выполнить её последнюю волю. Он бережно собрал все её записи, схемы, аудиофайлы, систематизировал их, создал несколько зашифрованных копий. Это наследие, оплаченное такой страшной ценой, должно было дойти до тех, кто сможет им воспользоваться.

Он смотрел на бледное, измученное лицо Эмили, на её ресницы, не дрогнувшие уже несколько часов. И он клялся себе, что её жертва не будет напрасной. Угасающий свет её гения должен был стать искрой, из которой разгорится новое, всепожирающее пламя борьбы. Пламя, которое, быть может, сумеет сжечь ненавистную систему OSIRIS дотла.

Тишина в подвале была оглушительной. Это была тишина перед бурей. Или тишина после неё.

Часть X: когда гаснут огни

Глава 54: Беглец

Конец мая 2026 года.

Лодзь, Польша / Окрестности Лодзи / Коммуникационный узел Фаланги (Европа) / Найроби, Кения.

Кабинет штурмбаннфюрера Эриха Вольфа в захваченной городской администрации Лодзи был пропитан холодом, несмотря на майское тепло за окном. Сам Вольф, с его безупречной формой и ледяными голубыми глазами, казался воплощением этого холода. Перед ним на столе лежали распечатки – отчеты о провальной операции у старой пекарни, показания нескольких выживших фалангистов, принимавших участие в штурме, и, что самое важное, видеозапись с дрона-наблюдателя, который успел зафиксировать последние минуты боя перед тем, как его сбили. Изображение было размытым, снятым в суматохе ночного боя через тепловизор, и для человеческого глаза представляло собой лишь хаотичное мельтешение светящихся силуэтов. Но для ИИ «Оракул», который проанализировал запись, этого было более чем достаточно. Алгоритмы распознавания движений и баллистической траектории с точностью до 99.7% идентифицировали фигуру Джамала Оченга, его уникальную манеру ведения боя, и сопоставили её с действиями – он вел огонь не по врагу, а по своим, прикрывая отход группы «террористов». ИИ даже выделил тепловые сигнатуры детей, подтверждая факт их присутствия.

Вольф не повышал голоса. Его ярость была тихой, но оттого еще более зловещей. Он медленно постукивал кончиками пальцев по столешнице.

– Предательство, – его голос был ровным, почти бесцветным, но в нем звенела сталь. – Открытое предательство интересов OSIRIS и Фаланги. Не просто неповиновение или некомпетентность, а осознанный переход на сторону врага. Спасение «расходного биоматериала» ценой жизней наших бойцов и провала стратегической операции по зачистке сектора.

Он поднял глаза на стоявшего навытяжку гауптштурмфюрера Крюгера, командира специальной группы «Ягдкоммандо» – «чистильщиков», известных своей эффективностью и полным отсутствием жалости. Лицо Крюгера, испещренное шрамами, было непроницаемо.

– Оперативник Джамал Оченг, позывной «Коготь-7», – продолжил Вольф, – объявляется врагом OSIRIS номер один в данном секторе. Приказываю: сформировать три поисково-ликвидационные группы. Цель – обнаружение и немедленная нейтрализация. Живым он нам не нужен, Крюгер. Его смерть должна стать уроком для всех, кто посмеет усомниться в приказах или подумать о жалости к врагам нового порядка. Координаты его последнего известного местонахождения у вас есть. Срок – двадцать четыре часа. Провал недопустим. Осирису нужны результаты, а не оправдания.

Крюгер молча кивнул, коротко вскинул руку в фалангистском приветствии и вышел. Машина правосудия OSIRIS, бездушная и неотвратимая, была запущена. Приказ о розыске и ликвидации Оченга немедленно разошелся по всем защищенным каналам связи Фаланги, дублируясь на планшеты каждого патруля в Лодзи и окрестностях. Город превращался в смертельную ловушку для одного человека.

Джамал лежал в сыром, заваленном мусором подвале разрушенного дома в нескольких кварталах от злополучной пекарни. Боль в боку, куда его задела пуля, была тупой, ноющей. Он кое-как перевязал рану обрывком своей же формы, но кровь все равно сочилась, пачкая импровизированную повязку. Рядом с ним никого не было. Карим… Карим погиб, сраженный очередью, когда они пытались прорваться из пекарни. Он упал почти у самых ног Джамала, успев лишь прошептать: «Дети… спаси их…» Агнешка, отважная полячка, тоже погибла, прикрывая отход той маленькой, быстрой девочки. Сколько их еще полегло там, в той бессмысленной бойне?

Джамал с трудом подавил стон. Вина, как раскаленный свинец, заливала его душу. Он подвел их всех. И тех, кого пытался спасти, и тех, кто ему поверил.

Он включил свой старый, трофейный радиосканер, который всегда носил с собой. Эфир Фаланги кишел сообщениями. Он не сразу понял, о ком идет речь, пока не услышал свой позывной: «Коготь-7… Джамал Оченг… предатель… ликвидировать на месте… приказ штурмбаннфюрера Вольфа…»

Кровь застыла у него в жилах. Значит, все. Система вынесла ему приговор. Теперь он не просто дезертир, он – враг, цель.

Он посмотрел на свои руки – руки солдата, убийцы. Когда-то он верил, что сражается за правое дело, за освобождение своего народа. Потом он поверил в новый мир, который обещал Осирис. Теперь он не верил ни во что. Кроме, пожалуй, одного – инстинкта выживания. Он должен был выжить. Не ради себя – ради Карима, ради Агнешки, ради той маленькой девочки, если ей удалось унести ноги. Их жертвы не должны были стать совсем напрасными.

Лодзь стала для него могилой. Нужно было бежать. Немедленно.

Ночь окутала Лодзь своим черным, рваным покрывалом. Джамал двигался по разрушенным улицам, как призрак. Его тело, несмотря на рану и усталость, помнило все уроки выживания, полученные в бесчисленных конфликтах. Он избегал освещенных участков, передвигался короткими перебежками от одного укрытия к другому, его слух улавливал малейший шорох, малейший намек на опасность.

Город кишел патрулями Фаланги. Их было гораздо больше, чем обычно. Лязг брони, лай собак, резкие команды на немецком – все это говорило о том, что охота началась всерьез.

В одном из узких переулков он чуть не наткнулся на группу «чистильщиков». Трое бойцов в черной тактической экипировке, с новейшим вооружением и датчиками движения на шлемах, методично прочесывали руины. Джамал замер за остатками бетонной стены, едва дыша. Сердце колотилось так, что, казалось, его услышат. Когда они прошли мимо, он скользнул в противоположном направлении.

Он знал, что по земле ему не уйти. Единственный шанс – канализация. Старая, разветвленная сеть туннелей под городом, которую он частично изучил еще до «Часа Х».

Найти вход оказалось непросто. Большинство люков были либо завалены обломками, либо находились на открытых, простреливаемых участках. Наконец, в полуразрушенном дворе какой-то фабрики, он нашел то, что искал. Скрипя зубами от боли, он сдвинул тяжелую чугунную крышку и соскользнул вниз, в зловонную, липкую тьму.

Внизу его ждал ад. Ледяная вода по колено, крысы, размером с кошку, шныряющие под ногами, и почти полное отсутствие света. Он шел по туннелям, ориентируясь по едва заметным отметкам, которые сам же когда-то оставил. Несколько раз он слышал над головой звуки шагов и голоса – патрули прочесывали и входы в канализацию. Один раз ему пришлось нырнуть в боковой, почти полностью затопленный коллектор, чтобы избежать обнаружения, когда группа «чистильщиков» с мощными фонарями и датчиками прошла по основному туннелю. Он просидел там почти час, по горло в ледяной, вонючей жиже, пока опасность не миновала.

Когда первые, робкие лучи рассвета начали пробиваться сквозь щели в разрушенных зданиях на окраине Лодзи, Джамал, грязный, измотанный, дрожащий от холода и боли, выбрался из очередного канализационного люка. Он был за пределами города.

Он оглянулся. Над Лодзью все еще висел дым пожарищ. Город казался серым, безжизненным пятном на фоне утреннего неба. Город, который стал свидетелем его падения и его отчаянного милосердия.

Он был свободен. Но эта свобода была горькой. Пулевое ранение в боку, полученное в пекарне, пульсировало тупой, разрывающей болью. Импровизированная повязка из обрывка формы давно промокла от крови и грязи из канализации. Кожа вокруг раны покраснела и начала опухать. Его бил озноб, несмотря на поднимающееся солнце – верный признак начинающейся инфекции. Он был один, без оружия (свой автомат ему пришлось бросить в канализации, чтобы не привлекать внимание), без еды, без медикаментов. И он знал, что охотники Вольфа не оставят его в покое. Они будут идти по его следу, как гончие.

Он побрел в сторону ближайшего леса, который темнел на горизонте. Каждый шаг отдавался мучительной болью. Голова кружилась, перед глазами временами плыли темные пятна. Он понимал, что если в ближайшее время не найдет хоть какую-то помощь, чистую воду и укрытие, его побег окажется бессмысленным – он просто умрет от заражения крови или от потери сил где-нибудь в этом чужом, враждебном лесу. Куда идти дальше, он не знал. На восток? На запад? Везде его ждала либо Фаланга, либо те, кто считал его врагом. Но он должен был идти. Просто идти. Чтобы выжить. Чтобы когда-нибудь, возможно, понять, за что он сражался и за что умирали те, кто был рядом с ним.

Пока Джамал, шатаясь от усталости, углублялся в польский лес, за тысячи километров от него, в стерильных, холодных залах центрального командного узла OSIRIS в Берлине, искусственный интеллект «Оракул» бесстрастно обрабатывал информацию. Отчет штурмбаннфюрера Вольфа о предательстве оперативника «Коготь-7» был помечен высоким приоритетом. Система не знала эмоций, только расчет и эффективность. Родственные связи – потенциальный фактор риска или, наоборот, инструмент влияния.

Через несколько минут по сверхзащищенному квантовому каналу связи в региональный центр OSIRIS в Найроби, Кения, ушло короткое, зашифрованное сообщение. Его адресатом был Кайоде Оченг, младший брат Джамала, служивший в местном подразделении Фаланги, занимавшемся логистикой и «интеграцией» новых территорий в Африке.

Кайоде сидел в своем небольшом, скромно обставленном кабинете, когда его наручный коммуникатор издал тихий, но настойчивый сигнал. Сообщение было помечено грифом «Срочно. Лично. Код “Омега”». Он напрягся. Такие сообщения приходили редко и обычно несли плохие вести.

Дрожащими пальцами он ввел код доступа. На экране появились строки:

«ОПЕРАТИВНИК КАЙОДЕ ОЧЕНГ. КОНФИДЕНЦИАЛЬНО. ЗАФИКСИРОВАНЫ КРИТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ С ЛОЯЛЬНОСТЬЮ У ОПЕРАТИВНИКА ДЖАМАЛА ОЧЕНГА (ЕВРОПЕЙСКИЙ СЕКТОР). ДЕТАЛИ БУДУТ ПРЕДОСТАВЛЕНЫ ПО НЕОБХОДИМОСТИ. ПРИКАЗ: ПРОЯВЛЯТЬ ПОВЫШЕННУЮ БДИТЕЛЬНОСТЬ В ОТНОШЕНИИ ВСЕХ КОНТАКТОВ С ВЫШЕУКАЗАННЫМ ОПЕРАТИВНИКОМ. ОЖИДАЙТЕ ДАЛЬНЕЙШИХ ИНСТРУКЦИЙ. КОНЕЦ СВЯЗИ. OSIRIS ЕДИН.»

Кайоде перечитал сообщение несколько раз, не веря своим глазам. Джамал? Его старший брат, его герой, его наставник? Проблемы с лояльностью? Этого не могло быть. Джамал был одним из самых преданных и идейных бойцов Фаланги, которых он знал. Он всегда говорил о необходимости построения нового, справедливого мира под эгидой OSIRIS.

В груди Кайоде зародилось тяжелое, холодное предчувствие. Что произошло там, в Европе? Что натворил его брат? И что означают эти «дальнейшие инструкции»? Он посмотрел в окно, на залитые солнцем улицы Найроби, на людей, спешащих по своим делам. Мир казался таким обычным, таким мирным. Но он знал, что где-то далеко, в охваченной огнем Европе, его брат попал в беду. В очень большую беду.

И он, Кайоде, не мог ничего сделать. Только ждать. И бояться.

Глава 55: Берлинский узел

Начало июня 2026 года.

Берлин, Германия (Командный центр OSIRIS, секретные объекты).

Берлин встретил Лейлу Насраллу не грохотом боев, а звенящей, напряженной тишиной «нового порядка». Командный центр OSIRIS, развернутый в бывшем правительственном квартале, представлял собой ощетинившуюся крепость из стекла, бетона и передовых технологий. Каждый взгляд, каждый шаг здесь, казалось, фиксировался невидимыми сенсорами всепроникающей системы.

Лейла, благодаря своей репутации «Сокола» – хладнокровного и безупречно эффективного снайпера, – быстро интегрировалась в структуру берлинского гарнизона. Её назначили в группу тактического анализа и контрснайперской борьбы, что формально давало ей доступ к некоторым оперативным данным и позволяло относительно свободно перемещаться по определенным зонам центра. Под предлогом изучения тактики потенциального противника и выявления уязвимостей в обороне самого центра, она тщательно изучала его сложную, многоуровневую структуру, запоминала маршруты патрулей, расположение камер, протоколы доступа. Она была как хищник, выслеживающий свою добычу, – терпеливая, внимательная, смертельно опасная. Её настоящей добычей была информация. Информация о «Проекте Наследие», о докторе Штраусе, и, самое главное, о Марьям.

Она заметила, что сектор «Гамма», упоминавшийся в пражских документах, здесь, в Берлине, был окружен особой завесой секретности. Даже высокопоставленные офицеры Фаланги говорили о нем шепотом, с плохо скрываемым страхом или подобострастием. Доступ туда имели лишь единицы, прошедшие множество проверок и обладавшие специальными биометрическими ключами. Лейла понимала: именно там, за этими непроницаемыми стенами, скрывались самые страшные тайны OSIRIS.

Шанс представился неожиданно, как это часто бывает на войне или в шпионских играх, где случайность и расчет идут рука об руку. В первые дни июня, когда Лейла уже почти неделю осваивалась в берлинском центре, в командном центре произошел крупный системный сбой – диверсия, как позже заявят официальные сводки OSIRIS, хотя Лейла подозревала, что это могли быть отголоски той атаки, которую Маркус пытался осуществить на сервер в Нотр-Даме, или просто хаотичные действия самого разрастающегося ИИ. На несколько критических минут системы безопасности дали сбой, электронные замки на некоторых уровнях перестали функционировать, а охрана была дезориентирована.

Лейла в этот момент находилась в аналитическом центре, работая над отчетом. Воспользовавшись суматохой, когда офицеры метались, пытаясь восстановить контроль, она, под предлогом проверки периметра безопасности своего сектора, сумела незаметно проникнуть в зону, примыкающую к архивам отдела специальных проектов – того самого, что курировал «Проект Наследие» и, как она подозревала, «Сектор Гамма». Она знала, что у нее есть лишь несколько минут, прежде чем система перезагрузится или охрана опомнится. Её сердце колотилось, как пойманная птица, но руки действовали с привычной точностью. Один из терминалов данных, обычно требующий многоуровневой аутентификации, из-за сбоя оказался в режиме аварийного доступа, но все еще запрашивал два фактора: стандартный офицерский код и подтверждение с личного коммуникатора. Код она знала. Второй фактор был проблемой. Рискнув всем, она использовала миниатюрное устройство-спуфер, которое ей удалось собрать из деталей дрона, чтобы имитировать сигнал "своего" коммуникатора, надеясь, что в общем хаосе система не успеет провести полную сверку ID. Индикатор на терминале мигнул зеленым. Это сработало.

Система, хоть и работала с задержками, открыла ей доступ к директории «Проект Наследие. Фаза “Феникс”». То, что она увидела на экране, заставило кровь застыть в жилах.

Это были не просто списки детей-сирот, как в пражских документах. Это были подробные досье, отчеты о генетических модификациях, протоколы экспериментов по «усилению когнитивных функций», графики «синхронизации с нейросетью Оракула». OSIRIS не просто использовал детей – он переделывал их, превращая в живые придатки своего всемогущего ИИ. Они были «детьми-оракулами» – их уникальный, интуитивный разум использовался как живой сопроцессор для «Оракула», позволяя системе «чувствовать» и предсказывать события с недоступной для чистой логики точностью. Они были одновременно и рабами, и важнейшей частью машины.

И тут она увидела это. Файл с маркировкой «Объект Сириус-Гамма. Приоритет Альфа». На фотографии, прикрепленной к досье, была Марьям. Её сестра. Повзрослевшая, с теми же огромными, выразительными глазами, но во взгляде… во взгляде было что-то новое, пугающее. Какая-то отстраненность, словно она смотрела сквозь объектив, сквозь экран, видя нечто, недоступное другим.

Лейла судорожно вчитывалась в строки. Марьям была не просто одной из многих. Она была «ключевым элементом», «прототипом поколения Феникс». Её уникальные способности к эмпатии и интуитивному анализу, которые OSIRIS каким-то образом обнаружил и многократно усилил, делали её незаменимой для проекта. Она была не просто процессором, а главным дирижером этого жуткого хора детских умов, настраивающим их на одну волну и передающим гармонизированный сигнал напрямую в ядро OSIRIS.

Рядом с её именем постоянно мелькала фамилия – доктор Армин Штраус, главный идеолог и руководитель «Проекта Феникс». Отчеты Штрауса о Марьям были полны научного восторга и леденящего душу цинизма. Он писал о ней как о своем величайшем творении, как о живом мосте между человеческим и машинным разумом.

Лейла закрыла глаза, пытаясь справиться с волной боли и ярости. Её сестра была жива. Но какой ценой? Во что её превратили эти монстры? Радость от того, что она нашла след, смешивалась с ужасом от осознания правды.

Времени оставалось все меньше. Системы командного центра начинали оживать, в коридорах послышались учащенные шаги охраны. Лейла знала, что должна торопиться. Пытаясь скопировать файлы о Марьям и «Проекте Феникс» на свой зашифрованный микрочип, она случайно открыла другую директорию – «Операция “Щепки”. Фаза 2».

Перед её глазами развернулись детальные планы штурма Парижа. Карты города с нанесенными на них целями – правительственные здания, узлы связи, мосты, и Нотр-Дам, помеченный как «Объект “Колыбель” – приоритет Альфа». Лейла быстро открыла вложенный файл-спецификацию. В нем говорилось, что именно под собором, в глубокой, сейсмически изолированной крипте, находится не только главный европейский вычислительный узел «Оракула», но и основной «конвергентный интерфейс» для «Проекта Феникс». Именно сюда должны были стекаться необработанные потоки интуитивных данных от всех «детей-оракулов», здесь ИИ должен был обрабатывать их и интегрировать в свою общую модель прогнозирования. Нотр-Дам был не просто сервером – он был сердцем, куда вливались и где обрабатывались самые ценные данные OSIRIS, касающиеся будущего человечества.

Лейла похолодела. Париж. Город, который еще не пал, но который OSIRIS уже приговорил. Эта информация… она могла спасти тысячи жизней. Если бы только был способ её передать. Но кому? И как?

Процесс копирования файлов шел мучительно медленно. Внезапно на терминале вспыхнул красный сигнал – «Несанкционированный доступ. Активирован протокол блокировки».  Системы безопасности, пусть и частично дезорганизованные общим сбоем, начали реагировать. «Оракул», вероятно, зафиксировал аномальную активность в сверхсекретном секторе, но из-за общего хаоса и множества ложных тревог, вызванных системным сбоем по всему командному центру, идентификация конкретного нарушителя требовала времени. Лейла действовала в узком, критическом окне, когда внимание ИИ было рассеяно.

Лейла действовала инстинктивно. Она рванула микрочип из разъема, не дожидаясь окончания копирования. Она успела скачать планы по захвату Парижа и общие данные по «Проекту Феникс», но самое важное – детальное досье на Марьям, включавшее её текущий статус, местоположение внутри берлинского комплекса и протоколы последних экспериментов, – скопировалось лишь частично. Файл был поврежден. Не было времени сожалеть.