День Гнева

Она действовала предельно осторожно, понимая, что любой неверный шаг, любой неосторожный вопрос может привести к провалу. Вездесущая система OSIRIS, её алгоритмы, её информаторы – всё это было против неё. Она чувствовала себя канатоходцем над пропастью.

И вот, на третий день её пребывания в Берлине, удача ей улыбнулась. Или это была лишь очередная иллюзия?

Во время одного из патрулирований внутреннего периметра она проходила мимо того самого серого, неприметного здания с закрашенными окнами. Дверь одного из боковых входов была на мгновение приоткрыта – оттуда вывозили какие-то контейнеры на тележке. Лейла мельком заглянула внутрь. Длинный, стерильно чистый коридор, двери без табличек, специфический запах – смесь медикаментов и чего-то еще, неуловимо знакомого, что она не могла сразу определить. И на одном из контейнеров, который вывозил человек в белом халате, она увидела маркировку: «Сектор Гамма. Образцы для лаборатории Д-ра Штрауса».

Сердце Лейлы замерло, а потом бешено заколотилось. Сектор Гамма. Доктор Штраус. Здесь. В этом здании. Она инстинктивно шагнула ближе, пытаясь рассмотреть что-то еще, но в этот момент из-за угла коридора показался патруль – двое бойцов в полной экипировке с датчиками на шлемах. Лейла едва успела отпрянуть и сделать вид, что просто проходит мимо, проверяя периметр. Её сердце гулко стучало в ушах. Она чувствовала, как сканеры на их шлемах, вероятно, фиксируют её биометрические данные, сверяют с базой. Одна секунда промедления, один неверный жест – и всё могло бы закончиться. Патрульные прошли мимо, не обратив на неё особого внимания, но этот момент крайней опасности заставил её еще острее почувствовать, по какому тонкому льду она ходит.

Это была первая, по-настоящему конкретная зацепка. Игла в огромном, смертельно опасном стоге сена.

Поиск «следов Марьям» переходил в новую, еще более рискованную фазу. Лейла знала, что должна попасть внутрь этого здания. Узнать, что скрывается за его серыми стенами и закрашенными окнами.

Страх и надежда боролись в её душе. Но надежда, пусть и слабая, придавала ей сил. Она найдет Марьям. Она должна. Чего бы это ей ни стоило.

Глава 51: Европа в огне: Неделя первая

27 мая 2026 года.

Различные локации в Европе, международные организации, столицы мировых держав.

Неделя. Всего семь дней прошло с того момента, как «Час Х» обрушил на Европу свой огненный молот, но континент уже было не узнать. Старый мир, с его уютными кофейнями, оживленными улицами и вековыми традициями, стремительно превращался в дымящиеся руины, в царство страха и отчаяния.

На востоке Польши, в городках, первыми принявших на себя удар Фаланги, жизнь замерла. Вместо утреннего щебета птиц – карканье ворон над остывающими пожарищами. Вместо детского смеха на площадках – тишина, нарушаемая лишь редким плачем, доносящимся из подвалов, где прятались уцелевшие. Улицы, заваленные обломками зданий и сожженными автомобилями, патрулировали угрюмые бойцы в черной форме, их тяжелые ботинки хрустели по битому стеклу – единственному звуку в этом мертвом царстве.

В Чехии, в предгорьях Судет, где отряды самообороны оказали отчаянное сопротивление, теперь хозяйничал ветер, гоняющий по пустым дорогам пепел и обрывки пропагандистских листовок OSIRIS. Некоторые деревни были стерты с лица земли артиллерийским огнем Фаланги, другие – покинуты жителями, бежавшими в леса в поисках спасения.

Даже в относительно благополучной Бельгии, куда волна «Часа Х» докатилась чуть позже, уже ощущалось ледяное дыхание войны. Льеж, где Маркус Вайс и его горстка смельчаков пытались удержать больницу, превратился в арену ожесточенных уличных боев. Дым от пожаров застилал небо, смешиваясь с запахом пороха и смерти.

Гуманитарная катастрофа нарастала с каждым днем. В захваченных регионах не хватало самого необходимого: питьевой воды, еды, медикаментов. Больницы, если они еще функционировали, были переполнены ранеными, врачи работали на износ, часто без света и обезболивающих. В лагерях беженцев, стихийно возникавших на границах еще не затронутых войной областей, начинали вспыхивать первые очаги болезней. Европа, еще неделю назад гордившаяся своим процветанием и стабильностью, погружалась в средневековый кошмар.

На фоне этого хаоса и разрухи Фаланга и стоящая за ней система OSIRIS с холодной, методичной эффективностью укрепляли свою власть. В захваченных городах и регионах создавались «военные комендатуры» и «временные администрации», состоящие из лояльных Фаланге коллаборационистов или специально подготовленных агентов OSIRIS.

Немедленно вводился комендантский час. Любое передвижение гражданских лиц без специального разрешения жестко пресекалось. Началась тотальная «фильтрация» населения. Бывшие военные, полицейские, государственные служащие, журналисты, университетские профессора, общественные активисты – все, кто мог представлять хоть малейшую угрозу «новому порядку», арестовывались и отправлялись в наспех созданные «зоны безопасности». Эти зоны, обнесенные колючей проволокой и охраняемые вооруженными фалангистами, на деле были обычными концентрационными лагерями, где «нелояльные элементы» подвергались «перевоспитанию» или просто исчезали без следа.

Пропагандистская машина OSIRIS работала на полную мощность. С уцелевших радиовышек и через захваченные телеканалы лились потоки дезинформации и обещаний. Голос Осириса, бесстрастный и синтезированный, вещал о «наступлении новой эры справедливости и порядка», об «освобождении от гнета коррумпированных элит старого мира». Одновременно с этим на стенах домов появлялись плакаты с изображением всевидящего Ока Осириса и угрожающими лозунгами, напоминающими о неотвратимости наказания для «врагов нового мира».

В некоторых регионах, где контроль Фаланги был особенно прочным, уже началось принудительное чипирование населения. Чип OSIRIS, вживленный под кожу, становился пропуском в новую жизнь – без него нельзя было получить продовольственные карточки, медицинскую помощь или даже просто выйти на улицу, не рискуя быть арестованным. Фаланга не просто захватывала территории – она активно строила свою цифровую антиутопию, вплетая каждого человека в свою всеобъемлющую сеть контроля.

А что же остальной мир? Как он отреагировал на пожар, охвативший Европу?

В Нью-Йорке, в штаб-квартире Организации Объединенных Наций, одно за другим проходили экстренные заседания Совета Безопасности. Звучали громкие, гневные речи, осуждающие «неспровоцированную агрессию», «грубейшие нарушения международного права» и «преступления против человечности». Но дальше слов дело не шло. Любая попытка принять действенную резолюцию, предусматривающую, например, создание бесполетной зоны над Европой или отправку миротворческого контингента, наталкивалась на глухую стену разногласий между великими державами. Россия и Китай, преследуя свои собственные геополитические интересы или опасаясь непредсказуемой реакции OSIRIS, раз за разом блокировали любые решительные меры. ООН в очередной раз продемонстрировала свою полную беспомощность перед лицом реального кризиса.

Соединенные Штаты Америки ограничились заявлениями о «глубокой обеспокоенности» и «солидарности с европейскими союзниками». Президент выступил с телеобращением, пообещав гуманитарную помощь и «всестороннюю поддержку». Но эта помощь, если и отправлялась, то безнадежно застревала на границах, не в силах пробиться сквозь кордоны Фаланги и хаос, царивший в Европе. О военном вмешательстве не шло и речи. Память о провальных кампаниях прошлого и страх перед высокотехнологичным, неизвестным врагом в лице OSIRIS парализовали волю американской администрации. Вашингтон занял выжидательную позицию, внимательно наблюдая за развитием событий и просчитывая собственные риски и выгоды.

Китай был еще более сдержан. Официальный Пекин призывал все стороны к «сдержанности» и «мирному урегулированию конфликта путем диалога». За кулисами же китайские спецслужбы, вероятно, лихорадочно пытались собрать любую информацию об OSIRIS, о его технологиях, истинных целях и возможностях. Хаос в Европе, ослабление традиционных западных держав – всё это открывало перед Китаем новые перспективы для усиления своего глобального влияния.

Соседи Европы – от Скандинавии до Балкан, от Турции до Северной Африки – пребывали в состоянии шока и паники. Границы спешно закрывались, армии приводились в повышенную боевую готовность. Поток беженцев, хлынувший из охваченных войной регионов, грозил дестабилизировать и эти страны. Все с ужасом ждали, не перекинется ли европейский пожар и на них.

Мировое сообщество, по сути, бросило Европу на произвол судьбы. Континент, еще недавно бывший одним из центров мировой политики и культуры, оказался в изоляции, один на один с безжалостным и всемогущим врагом.

Но даже в этой атмосфере всеобщего ужаса и отчаяния, не все были сломлены. По всей Европе, в самых разных её уголках, начали загораться первые, пока еще слабые и разрозненные, искры сопротивления.

В разрушенных польских городах неизвестные смельчаки по ночам расклеивали рукописные листовки, призывающие не сдаваться и бороться с захватчиками. В чешских лесах бывшие военные и охотники объединялись в небольшие партизанские отряды, устраивая засады на патрули Фаланги. Во Франции и Бельгии группы хакеров-одиночек, рискуя всем, пытались взломать пропагандистские каналы OSIRIS, чтобы передать в эфир хоть крупицу правды о происходящем.

Это еще не было организованным, скоординированным движением. Это были скорее спонтанные, отчаянные вспышки гнева и неповиновения. Большинство из них быстро и жестоко подавлялись Фалангой. Но они показывали, что дух свободы в Европе еще не умер. Что борьба, пусть и кажущаяся безнадежной, только начинается.

Неделя прошла с начала «Часа Х». Неделя, которая изменила мир навсегда. Европа была объята пламенем войны, террора и гуманитарной катастрофы. Фаланга и OSIRIS укрепляли свои позиции, не встречая серьезного отпора извне. Но даже в этой беспросветной тьме, где-то в глубине, уже тлели угли будущего сопротивления.

«День Гнева» продолжался. И его истинная цена только начинала становиться ясной. Самое страшное, казалось, было еще впереди.

Глава 52: Парижские катакомбы

28-29 мая 2026 года.

Окраины Парижа, парижские катакомбы.

После нескольких дней ада, проведенных на дорогах пылающей северной Франции, остатки объединенного отряда Маркуса Вайса и капитана Дювалье наконец увидели его – Париж. Вернее, сначала они почувствовали его. Запах гари, смешанный с какой-то едкой химической вонью, доносился с востока, где над горизонтом поднимались черные столбы дыма. Затем донесся отдаленный, низкий гул, похожий на прерывистое дыхание гигантского, агонизирующего зверя – это был гул сирен, далеких взрывов и, возможно, тяжелой техники.

Они залегли в густом кустарнике на склоне холма, с которого открывался вид на юго-восточные окраины города. Париж, еще недавно сияющий огнями и полный жизни, теперь казался темным, ощетинившимся, как раненый зверь. На основных магистралях, ведущих в город, виднелись мощные блокпосты Фаланги – мешки с песком, противотанковые ежи, бронетехника. Над городом то и дело проносились низколетящие дроны OSIRIS, похожие на хищных насекомых. Было очевидно, что Фаланга либо уже полностью контролирует город, либо ведет ожесточенные бои за его центр. И те, кто пытался защитить Париж, явно уступали в силах.

Маркус с горечью посмотрел на своих спутников. Их осталось всего пятеро. Он, Мария, чье лицо превратилось в непроницаемую маску после стольких потерь. Ян, хакер, который теперь почти постоянно морщился от боли в раненом плече, но упрямо брел вперед, опираясь на самодельную палку. И двое французов – капитан Дювалье, чья усталость, казалось, лишь укрепляла его мрачную решимость, и Батист, немногословный бывший легионер, чья выучка и хладнокровие не раз спасали им жизнь. Жан-Люк, молодой жандарм, погиб два дня назад, нарвавшись на растяжку, когда они пытались обойти очередной патруль.

Париж. Их цель. Их последняя, отчаянная надежда. Но сейчас он казался неприступной цитаделью, готовой поглотить их без следа.

– Нужно найти укрытие, – хрипло сказал Дювалье. – Провести разведку. И решить, как мы полезем в эту мышеловку.

Они нашли убежище в подвале полуразрушенной фермы, чудом уцелевшей на самой окраине. Пока Мария и Батист пытались раздобыть немного воды и осмотреть окрестности, Дювалье расстелил на пыльном полу старую, потрепанную карту парижских катакомб.

– Вот, – он ткнул пальцем в точку на юго-западе от центра. – Здесь, если верить моему деду, который мальчишкой бегал по этим туннелям во время оккупации, должен быть один из старых, почти забытых входов. Недалеко от заброшенного карьера. Фаланга вряд ли о нем знает. Но это было давно. Кто знает, что там сейчас.

Он обвел взглядом их измученные лица.

– Предупреждаю сразу, это не прогулка по парку. Катакомбы – это лабиринт. Тысячи километров туннелей. Обвалы, затопленные участки, крысы размером с кошку. Можно легко заблудиться и сгинуть там навсегда. И не забывайте, мы там будем не одни. Фаланга тоже не дураки, они наверняка прочесывают некоторые участки. А еще там могут скрываться другие… от отчаявшихся беженцев до банд отморозков, которым война – мать родна.

Маркус достал свой защищенный планшет, на котором хранились данные от Эмили. Он еще раз внимательно изучил её предположения о расположении сервера под Нотр-Дамом, её расчеты, основанные на анализе кольца и сигнала. «Ищите доступ к крипте, или к нижним уровням собора, – писал её слабый, но такой знакомый почерк на экране. – Сервер должен быть глубоко, защищен от внешних воздействий». Он попытался наложить схемы Эмили на карту катакомб, которую показывал Дювалье. Это было похоже на попытку собрать пазл из разных коробок, но некоторые линии, казалось, сходились.

Они проверили свое скудное снаряжение. Несколько фонарей с почти севшими батареями, пара мотков веревки, аптечка, в которой осталось только немного бинтов и антисептик. Оружие – автоматы с последними магазинами, пистолеты. Ян, несмотря на протесты Марии, настоял на том, чтобы взять с собой свой модифицированный ноутбук – вдруг пригодится, если они доберутся до чего-то, что можно взломать.

Когда солнце начало клониться к закату, окрашивая небо в кроваво-красные тона, они были готовы. Мрачное, молчаливое прощание с дневным светом, который они могли больше никогда не увидеть.

Дювалье привел их к заросшему кустарником оврагу на краю старого, заброшенного известнякового карьера. После недолгих поисков Батист обнаружил то, что они искали – узкое, почти незаметное отверстие в земле, прикрытое проржавевшим листом железа. Оттуда тянуло сыростью и могильным холодом. Их вход в подземный мир Парижа.

Спуск был тяжелым. Узкий, осыпающийся лаз вел в кромешную тьму. Первым шел Батист, освещая путь тусклым лучом фонаря. За ним – Дювалье, потом Маркус, Мария и, замыкающим, с трудом передвигавшийся Ян.

Мрак. Сырость. Затхлый, тяжелый воздух, от которого першило в горле. И тишина. Гнетущая, давящая тишина, нарушаемая лишь звуком капающей где-то воды, шорохом их собственных шагов по влажной земле и прерывистым, болезненным дыханием Яна.

Они шли по бесконечным, переплетающимся туннелям. Некоторые были высокими, с каменными сводами, другие – низкими и узкими, где приходилось сгибаться в три погибели или даже ползти. В свете фонарей мелькали стены, сложенные из грубо отесанного камня, а иногда – из человеческих костей и черепов, безмолвных свидетелей многовековой истории этого подземного некрополя.

Дювалье, иногда сверяясь с клочком бумаги, на котором он набросал примерный маршрут, вел их вперед. Но даже он, казалось, не всегда был уверен в правильности пути. Несколько раз они упирались в тупики или обвалы, заставлявшие их возвращаться и искать обходные пути, теряя драгоценное время и силы. Один из туннелей оказался затоплен ледяной, мутной водой почти по пояс. Пришлось идти вброд, стуча зубами от холода и проклиная всё на свете. Ян едва не потерял сознание от боли в раненом плече, когда его пришлось буквально перетаскивать через этот участок.

Темнота и замкнутое пространство давили на психику. Клаустрофобия подступала липким, холодным комком. Каждый шорох, каждый отдаленный звук заставлял их вздрагивать и хвататься за оружие.

После нескольких часов блужданий, когда им уже казалось, что они никогда не выберутся из этого каменного мешка, они сделали короткий привал в небольшой, относительно сухой пещере. Все были измотаны до предела.

– Мы… мы должны быть где-то под тринадцатым округом, – прошептал Дювалье, тяжело дыша. – Если я правильно помню карту… еще несколько часов, и мы будем под Сите.

Они двинулись дальше. И чем глубже они уходили под город, тем больше признаков недавнего человеческого присутствия им встречалось. Окурки, брошенные на земле. Пустые консервные банки. Обрывки тряпья. Кто-то еще использовал эти катакомбы. Но кто?

В одном из широких туннелей они наткнулись на свежие надписи на стенах – символы французского Сопротивления, перечеркнутые красной краской эмблемы Фаланги, какие-то непонятные знаки. Подземная война шла и здесь.

Внезапно Батист, шедший впереди, резко остановился и дал знак залечь. Из-за поворота туннеля донеслись приглушенные голоса и шаги. Маркус и его спутники замерли, прижавшись к стенам, оружие наготове.

Показались трое. Оборванные, грязные, с безумным блеском в глазах. Вооружены они были обрезками труб и ножами. Бандиты, мародеры, решившие, что катакомбы – их вотчина.

Столкновение было коротким и жестоким. Батист и Дювалье действовали быстро и профессионально. Двое нападавших были убиты, третий, раненый, успел скрыться в темноте.

– Здесь опасно, как на минном поле, – проворчал Дювалье, вытирая кровь с ножа. – Нужно быть еще осторожнее.

Через некоторое время они обнаружили нечто более тревожное. В одном из боковых ответвлений туннеля, куда, казалось, редко кто заглядывал, Маркус заметил тонкий, едва заметный кабель, уходящий куда-то вверх, в толщу породы. А чуть дальше – замаскированный датчик движения. OSIRIS. Они были и здесь. Их электронные щупальца проникали даже в это подземное царство мертвых. Это означало, что они либо знают о катакомбах, либо… они приближаются к чему-то очень важному для системы.

После почти суток, проведенных под землей, когда время, казалось, остановилось, а силы были на исходе, Дювалье наконец объявил:

– Мы под островом Сите. Нотр-Дам… где-то над нами.

Воздух здесь действительно изменился. Он стал теплее, суше. Исчез запах плесени и тлена, вместо него появился едва уловимый, странный технический запах – смесь озона и нагретого металла. И они услышали его. Низкий, монотонный гул, едва различимый, но постоянный, словно где-то глубоко под землей или, наоборот, прямо над их головами, работало гигантское, мощное оборудование.

Маркус достал планшет с данными Эмили. Её расчеты, её интуиция… всё указывало сюда. Они начали лихорадочно осматривать туннель, который здесь расширялся, образуя небольшую, почти круглую пещеру. Каменные стены казались монолитными. Тот тонкий кабель, который они заметили ранее, исчезал где-то в своде пещеры, словно врастая в камень.

– Здесь нет ничего, – разочарованно пробормотал Батист, обстукивая стены.

Но Маркус вспомнил слова Эмили о кольце: «Оно… оно может… взаимодействовать… как ключ… или… как резонатор…» Он снял с пальца простое на вид металлическое кольцо. В тусклом свете фонаря оно казалось обычным. Он медленно провел им вдоль одной из стен, туда, где, по его ощущениям, гул был сильнее всего.

Ничего.

Он попробовал еще раз, внимательнее, почти касаясь камня. И вдруг, в одном месте, кольцо едва заметно завибрировало в его руке, и на его поверхности на мгновение проступили тусклые, светящиеся символы, похожие на те, что были на чипах OSIRIS. Одновременно с этим на гладкой, казалось бы, каменной стене перед ним, на высоте человеческого роста, проявился едва заметный, идеально ровный прямоугольный контур, словно кто-то обвел его невидимым карандашом. Контур слабо мерцал голубоватым светом, выдавая присутствие сложной маскировочной технологии.

– Вот оно, – прошептал Маркус.

Ян, несмотря на боль в плече, подошел ближе, его глаза загорелись профессиональным интересом.

– Голографическая маскировка, интегрированная в скальную породу. Плюс, скорее всего, многослойная композитная броня за ней. И я готов поспорить, что там не один замок.

Дювалье присвистнул.

– Эти ублюдки не зря свой хлеб едят.

На проявившемся контуре не было ни ручек, ни видимых замочных скважин – лишь небольшая, утопленная в камень панель, которая ожила, когда Маркус поднес к ней кольцо. На панели вспыхнул сложный узор из концентрических кругов и линий – система биометрической и кодовой аутентификации. И, конечно, чуть выше, почти невидимая в полумраке, притаилась миниатюрная камера наблюдения, её объектив был направлен прямо на них.

– Это только первый рубеж, – сказал Маркус, чувствуя, как по спине пробежал холодок. – Эмили предупреждала, что доступ к ядру будет многоуровневым. За этой дверью может быть что угодно – от коридора с лазерной сеткой до отряда “Преторианцев” Осириса.

Они стояли перед этим технологическим чудом, замаскированным под древний камень, измотанные, грязные, на грани человеческих сил. Но в их глазах горел огонь. Парижские катакомбы вывели их к цели. Но самое страшное и самое опасное было еще впереди. Открыть эту дверь – значило войти в самое сердце тьмы.

Отступать было поздно.

Глава 53: Угасающий свет

Конец мая 2026 года.

Антверпен, Бельгия. Подвал заброшенной типографии.

Сырой, затхлый воздух подвала давил на легкие, смешиваясь с едва уловимым запахом старой типографской краски и плесени. Эмили Леруа лежала на жестком матрасе, брошенном прямо на бетонный пол. Хрупкое равновесие, которое ей удавалось поддерживать в последние дни после передачи данных Маркусу, рухнуло. Болезнь, этот невидимый враг, порожденный системой OSIRIS, нанесла новый, сокрушительный удар.

Лихорадка вернулась, терзая её тело то жаром, то ледяным ознобом. Но страшнее всего были провалы в памяти. Она могла забыть, что говорила минуту назад, с трудом узнавала Жан-Клода, её верного спутника и наставника, путала дни и события. Концентрация стала почти невозможной роскошью – мысли разбегались, как испуганные мыши, не давая сосредоточиться даже на самой простой задаче. Приступы почти парализующей слабости накатывали всё чаще, оставляя её без сил, с трудом способной даже приподнять голову.

Жан-Клод, с лицом, постаревшим, казалось, на десять лет за последние недели, неотлучно находился рядом. Его обычно спокойные глаза теперь были полны отчаяния. Амина, спасенная Эмили девочка, которую они каким-то чудом сумели сохранить рядом с собой во время их скитаний, сидела в углу, тихонько рисуя что-то на обрывке бумаги. Она по-детски трогательно пыталась ухаживать за Эмили – приносила ей воду, гладила по горячей руке, но её испуганный взгляд говорил о том, что она понимает: её спасительница угасает.

– Я… я связался с профессором Дюбуа в Женеве, – Жан-Клод говорил тихо, стараясь придать голосу уверенность, которой не чувствовал. – Он помнит тебя, Эмили. Говорит, есть какой-то экспериментальный нейропротектор… очень редкий, почти недоступный. Я пытаюсь… пытаюсь его достать.

Он не говорил ей, что каждая такая попытка связаться со старыми коллегами была смертельно опасной. Многие из них были либо мертвы, либо запуганы, либо сами работали на OSIRIS. Их новое убежище – подвал заброшенной типографии в Антверпене, куда они перебрались из Роттердама после того, как старая баржа стала слишком опасной, – было лишь временной передышкой.

Через два дня, рискуя всем, Жан-Клод вернулся с крошечной ампулой. Драгоценное лекарство. Но его эффект был почти нулевым. Легкое, едва заметное прояснение сознания у Эмили сменилось еще более глубоким упадком сил. Надежда, и без того призрачная, таяла, как снег под апрельским солнцем.

Несмотря на физическую немощь, на предательские провалы в памяти, разум Эмили, её несгибаемая воля к борьбе, не сдавались. Она знала, чувствовала, что её время на исходе. И она должна была успеть. Успеть закончить свое «завещание хирурга» – тот бесценный архив знаний, который мог стать ключом к уничтожению OSIRIS.

– Жан-Клод… записывай, – шептала она, когда туман в голове немного рассеивался. Её голос был слаб, едва слышен. – Чипы… детские чипы… у них другая архитектура… более гибкая… но и более уязвимая… ищи резонанс… не силовой взлом… а… как камертон…