
Полная версия
Магнит для ангелов
Ибелис долго молча рассматривал Севу своими жгучими черным глазами и вдруг захохотал. Хохот его был одновременно заразительным и в то же время дико страшным. Сева почувствовал ледяной холод внутри, как было уже однажды, когда он в первый раз услышал этот хохот… когда Маша превратилась в Ибелиса под дубом.
– Вы, Севастьян, слишком примитивно о нас думаете, – проговорил Анастас Ибелис нахохотавшись вдоволь. —Вы думаете, что у нас тут сатанинский притон, и мы станем требовать от вас подписывать кровавью договор и забирать вашу душу взамен. Так ведь?
Сева вдруг почувствовал, что Ибелис буквально видит его насквозь, и ему стало жутко от того, что он никуда не может скрыться от его всепроникающего взгляда. Он ощутил себя полностью открытым и беззащитным. Всё внутри него сжалось.
– Не бойтесь, милейший. Все эти сказки про дьявола – это, конечно, имеет к нам некоторое отношение. Скажем так, всё это – тоже наших рук дело. Но это для совсем уж впечатлительных идиотов. Вы не из их числа. С вами у нас разговор серьёзный. Вы заслужили это отношение. Ибо вы обладаете особым свойством… У вас внутри есть особый… магнит. И в этом ваше бесконечное преимущество над всей этой… шушерой. – Ибелис небрежно махнул рукой. – Мы выбрали вас не случайно, мы давно за вами наблюдаем. С юных лет. С рождения. Мы знаем всё о ваших родителях, о тех обстоятельствах, при которых вы появились на свет, мы знаем о вас всё. Поверьте мне, мы знаем о вас больше, чем вы сами знаете о себе или о чём-либо ещё… Мда… – Он замолчал и, казалось, ушёл куда-то глубоко внутрь себя. Сева не решался прервать эту затянувшуюся паузу.
– Так вот, – Анастас ещё раз разлил кагор по стаканчикам, поднял свой и задумчиво сделал небольшой глоток. – Скажем так: нам с вами предстоит сотрудничество. Долгое и плодотворное. У нас есть все основания полагать, что мы поладим, и что те цели, которых мы надеемся достичь с вашей помощью, будут достигнуты. И при этом, – тут он картинно улыбнулся своим большим ртом, – безо всякого насилия с нашей стороны над вашей свободной волей. Никто не станет вас ни к чему принуждать. Никогда. Это против наших правил. Вы, кажется, уже имели шанс убедиться в этом лично, но я еще раз хочу вас заверить. Мы слишком хорошо понимаем все тонкости… скажем так… нашего предстоящего взаимодействия…
Он замолчал и снова на некоторое время воцарилась гулкая тишина, в которой разноцветными огоньками мерцали окружающие их со всех сторон кристаллы, отражавшие свет свечей, расставленных на подносах.
– Помните ли вы, как к вам приходили… с чашей? В самом начале вашего… эм-м… приключения? После того, как у вас только закончился процесс «акклиматизации», к вам явились три существа, вы могли их и не видеть, но вы должны были запомнить чашу…
– Да-а-а, – тут Сева отчётливо вспомнил этот момент, который, казалось, был всё это время вытеснен куда-то в потаённый уголок его памяти. Он вспомнил этих невидимых «духов», как он тогда определил их сам для себя, и тот странный предмет, который они, как ему показалось, вылепили, и «вложили» в него, и в который в то же время поместили его самого. – Я помню, – признался он.
– Это важно, – резюмировал Ибелис. – Остальное вам объяснят. Потом. Скоро.
С этими словами он встал и направился куда-то в темноту.
– Скажите, а дальше что? – решился уточнить Сева.
– Отдыхайте пока, – сказал Ибелис не оборачиваясь, – можете даже вздремнуть. Если что, девочки о вас позаботятся. – С этим словами он исчез в темноте.
Ещё некоторое время Сева закусывал. Все блюда, которые ему принесли, были настолько изысканными, что остановиться было практически невозможно. Однако, в какой-то момент Сева понял, что больше в него не влезает. Он допил свой кагор, повалился навзничь. Глаза сами собой закрылись, дремота овладела им. Между тем он не терял ориентации и отчётливо ощутил, когда снова появились девочки и унесли все подносы с остатками еды, а вместо них оставили только графин с водой.
Через некоторое время он ощутил необходимость посетить уборную. Он открыл глаза, сел, и, оглядевшись, проговорил в темноту:
– Простите, а где вас тут санузел?
В ответ в глубине темноты что-то щёлкнуло и Сева увидел на некотором расстоянии от своего подиума приоткрытую дверь. Из-за двери внутрь тёмного пространства проникал приглушённый жёлтый свет. Он встал и отправился в этом направлении практически наощупь.
Уборная поразила Севу своим размером. Это была вытянутая комната площадью метров 40, одна из длинных стен была закруглена, а другая, в которой располагалась дверь, была полностью зеркальной, отчего размер комнаты визуально удваивался. Пол её был выложен большими чёрно-белыми квадратами, с потолка свисали грандиозных размеров кристаллы. В одном из углов был устроен собственно санузел, который представлял из себя отделанную мягким плюшем тумбу. Сделав свои дела, Сева встал и тут взгляд его привлекло какое-то движение. Он внимательно вгляделся в зеркальную стену и ему показалось, что там кто-то есть. Он отчётливо видел своё отражение и не было сомнений, что в уборной никого кроме него нет, и тем не менее в отражённом пространстве комнате происходило что ещё, как будто кто-то там копошился.
Стараясь не обращать на это внимание, он направился к двери, чтобы вернуться на свой уютный подиум с коврами, к которому успел уже даже привыкнуть, но вдруг со всей очевидностью осознал, что не знает, где находится дверь, через которую он попал внутрь.
Сева понял, что заблудился.
Некоторое время он стоял в нерешительности посреди уборной и оглядывался, затем принялся тщательно исследовать стеклянную стену, ощупывая её на предмет хоть каких-то щелей, которые могли бы обозначать дверь. Ничего подобного он не обнаружил. Вместо этого, дойдя до угла, где ещё 5 минут назад располагался унитаз, он обнаружил, что теперь его там нет.
– Чертовщина какая-то, – высказался Сева вслух, и звук этих слов эхом отозвался изо всех углов. А затем ему показалось, что кто-то захихикал.
– Простите, – сказал Сева, – а могу я выйти?
– Можете, – ответил какой-то голос, но ничего не произошло.
– Так выпустите меня!
– Куда вы хотите попасть? – этот вопрос вдруг озадачил Севу.
– А куда можно?
– Куда хотите. Вам виднее, – прозвучал ответ, сопровождаемый хихиканьем.
Сева задумался. Ему пришло в голову, что неплохо бы немного пройтись. У него не было никаких особых планов на ближайшее будущее, не говоря уж об отдалённом. Он понимал только, что в какой-то момент его ожидает встреча с Михеичем. Сева вдруг осознал, что ему нужно только захотеть, и произойдет, вероятно, всё, чего он пожелает, но чего именно хотеть, сейчас он не знал.
– Я бы хотел посмотреть наружу, – после некоторого раздумья сказал он в пустоту уборной. – Где тут у вас окна?
Немедленно что-то щёлкнуло и Сева увидел приоткрытую дверь в левой части закруглённой стены. Он вышел наружу и обнаружил себя на площадке шириной в несколько метров. Перед ним была стеклянная стена башни. Он подошёл практически вплотную к ней и посмотрел вниз.
Земля находилась где-то далеко-далеко внизу. Он вспомнил, что находится на 222 уровне из чего можно было предположить, что это где-то по меньшей мере порядка 1000 метров над поверхностью. Нижнюю купольную часть отсюда было почти не видно. Только подойдя к стеклянной стене башни практически вплотную, он сумел разглядеть внешний её контур.
С высоты, на которой он находился, все окружающее казалось каким-то нарисованным пейзажем. В некотором отдалении, извиваясь, протекала река. Надо полагать, это была какая-то значимая водная артерия, широкая, полноводная. Тут и там проглядывали островки лесов, между которыми раскинулись поля, разделённые на прямоугольники ровными рядами лесопосадок. Некоторые из этих прямоугольников уже зеленели, прочие были темными. Сева находился выше облаков, сверху они выглядели как пушистые комки ваты, и тени от них быстро скользили по окружающему пейзажу.
Вокруг башни была устроена парковая зона, разделённая на несколько концентрических секторов дорогами и лесопосадками. Вглядываясь в них, Сева обнаружил, что башня представляет собой гигантские солнечные часы. Её окружали три овальных концентрических линии: пространство между самой ближней из них и башней представляло из себя несколько ярусов, шириной, вероятно метров в 50-70, спускающихся от башни в сторону периферии. Следующая за ней располагалась примерно в три раза дальше от башни, чем первая, а третья – раза в три дальше второй.
Полуденная линия представляла собой широкую дорогу, которая начиналась по всей видимости у самого основания башни и уходила далеко на север до самого последнего круга. На перекрестках этой полуденной дороги и концентрических кругов были устроены большие площади. В центре первой, ближайшей к башне площади, имевшей форму восьмигранника, была выстроена огромная квадратная в основании девятиуровневая пирамида. Она была обращена к башне одной из своих граней, в середине которой была устроена лестница до самого верха, где располагалось некое подобие мавзолея. В центре второй – круглой по форме – площади был устроен круглый же фонтан, а третья площадь вдалеке представляла собой многоуровневую шестигранную воронку дна которой отсюда было не видно. Все эти участки полуденной дороги были вымощены разноцветными плитами.
В центре «часовых» линий, расходящихся от башни лучами на восток и на запад, а также в центре среднего круга были устроены каналы. На всех пересечениях этих линий были устроены площади поменьше.
В некоторых местах этого масштабного архитектурного комплекса были организованы ассиметричные «островки» в виде сравнительно небольших (как казалось сверху) площадок и различного размера строений: башенок, пирамид, «колизеев». Хотя Сева не вполне понимал техническое назначение всех этих построек, по всему было ясно, что они имеют какой-то практический смысл, может быть даже ритуальный.
Сева быстро сориентировался и понял, что он находится в восточной части башни, тень от неё как раз пересекла шестой луч после средней полуденной линии и яйцеобразная оконечность ее – узкая тень от шпиля, увенчанного сферой – почти достигала среднего концентрического круга.
Восхищаясь масштабом замысла архитекторов этого «чуда света», он решил немного пройтись в сторону движения тени, т.е. далее на юг, и через несколько минут обнаружил зону, где начиналась тень. Область эта медленно смещалась и Сева некоторое время забавлялся тем, что останавливался, дожидался момента, когда снова попадет в зону освещенности, а потом делал несколько шагов, чтобы опять оказаться в полутени.
Затем он побежал вперёд, чтобы полностью погрузиться в тень, и оказался на южной стороне. Когда он посмотрел отсюда вниз, он обнаружил, что концентрических линий там не было. Они заканчивались слева и справа радиальными лучами, соединёнными между собой хордами лестниц. Все эти линии образовывали большую площадь у подножия башни. В середине её, строго на юг от башни, располагался купол высотой метров в 150, между ним и башней был устроен переход. Купол и переход, а также пространство рядом с ними были ярко подсвечены разноцветными излучателями, в сумерках всё это выглядело завораживающе. Тени от различных построек, которые располагались тут и там, образовывали причудливые контуры какого-то не очевидного, но безусловно чётко просчитанного силуэта.
Вдали, у самого горизонта на юг от башни, виднелись сверкающие зубцы зданий гигантского мегаполиса, в котором Сева распознал свой родной город, в котором он прожил практически всю свою сознательную жизнь.
«Интересно, – думал он, пытаясь отгадать среди многочисленных вертикальных строений свой бывший блок, – что там сейчас происходит? Ведь я, получается, только вчера уехал оттуда, а сколько всего уже произошло! Если всё, что говорит Ибелис – правда, за эти сутки я успел прожить почти… месяц! И где только меня не носило!..»
Картины недавно пережитого прошлого проносились в памяти Севы. Все мысли его подобно планетам на солнечной орбите вертелись вокруг свидания с Машей. Он снова и снова возвращался в памяти в те несколько коротких минут, когда они шли с ней и её собачкой в сторону метро, как она держала его под руку, и как поцеловала его в щёку. Неужели всё это было во сне?! Не может этого быть, ведь он помнит каждую деталь этой встречи, ощущения тепла Машиных рук, её запах, блеск её глаз…
Между тем вспоминались и другие события: как еще недавно они с Олегом пили вино в «Зове души» у Хрусталёва, поездку в Ярославск и первый взгляд оттуда на север…
Тут Сева вгляделся пристальнее в окружающие его просторы. Он сканировал пространство между башней и линией горизонта, стараясь обнаружить какие-то следы «потусторонней» действительности, но ничего необычного нигде не было видно. Тут и там в сумерках заходящего солнца блестели голубоватым светом излучателей привычные ему архитектурные формы городов-спутников, некоторые из которых он даже когда-то посещал. Жить там ему никогда не хотелось. В основном там обитал контингент рабочих и средних служащих, занятых в сфере производства и обслуживания. Хотя Сева всегда понимал, что это те самые зрители, которые обеспечивают его телерейтинг, он всегда ясно ощущал себя отделённым от них каким-то непреодолимым барьером бытия. Встречаться с ними лично у него никогда не было не то, что желания, но даже и повода.
Кто они, все эти люди? Зачем они живут? Как они живут? – эти вопросы не беспокоили его никогда. И лишь сейчас – вдруг – ему захотелось посмотреть на них, побывать в их домах, у них на работе. Смог бы я жить, как они, озадачился Сева? Был бы я тем же, кто я есть, самим собой, если бы жил там?
Тут ему вспомнился Михеич. По всей видимости он происходил как раз из этой среды. Его манера одеваться, говорить, его всклокоченная борода выдавали в нём представителя самых простых, самых нижних слоёв общества. И между тем… именно он сделался его проводником в совершенно новый мир, о существовании которого Сева никогда прежде и не подозревал; в параллельную реальность, даже вступить в контакт с которой всего ещё пару месяцев назад для него было делом совершенно немыслимым.
В его мыслях всплыли слова Ибелиса о том, что «они» давно наблюдали за ним и что сама его персона имела для «них» какое-то важное, решающее значение. С одной стороны, мысль о собственной исключительности наполняла Севу чувством гордого достоинства, но с другой – ему это было совершенно безразлично. За годы службы в телеиндустрии он настолько привык к своему «высокому» рейтингу, что сам по себе этот факт не значил для него практически ничего. Он всегда ясно осознавал, и в последние пару недель имел возможность многократно убедиться в этом, что качество человека не зависит от общественного признания, скорее наоборот. Он вспомнил тут Виталия, который находился по всем внешним понятиям на самом дне общественной иерархии и при этом обладал какой-то небывалой незримой и невыразимой силой, делавшей его выше и больше любых начальников и политиков, которых Сева повидал сотни на своём веку. «Есть Я – и всё остальное, – вспомнилась Севе доктрина, которую Виталий поведал ему в самый первый день их знакомства, – а Бог – это перпендикуляр к этому всему»…
Затем Сева вспомнил своё крещение. Он ясно увидел себя стоящим в храме, в тазу, и буквально ощутил, как Арсений аккуратно выливает на него воду из ведра. И тут в его мыслях вдруг всплыл вопрос, который задал ему Анастас Ибелис перед тем, как скрыться в темноте, вопрос о чаше. Сева вздрогнул. Не было сомнений, что всё это суть элементы единого плана.
Со всей очевидностью он ощутил в этот миг всю многоуровневую глубину и серьёзность тех событий, непосредственным участником которых он сделался. Предчувствие какого-то высокого предназначения озаряло его душу невыносимой радостью и в то же время заставляло его трепетать от собственной ничтожности. Сева попятился назад от стеклянной стены, опустился на пол и охватил голову руками. Им овладело ощущение бесконечного величия мироздания, он ясно увидел, что все в мире связано со всем остальным, нет и не может быть никаких случайностей, ничто не отдаётся на волю случая, все обусловлено всем остальным и эпицентр этого всего – это он сам, его личное бытие. Глубина этого переживания была настолько немыслимой, настолько беспредельной, что Сева даже завыл.
– Ах, воныть ты хде, – услышал он вдруг знакомый говор, и, подняв голову, понял, что не ошибся, – ишь ты, лопушок, ха-ха, кудыть запрятылси. Ну-кась, вставай, вставай. Времичко вишь подходит, двигать надыть, на север, на север, милок ты мой, иттить нама надыть. А енто путь нелёхкай, ох и непрастой…
– Михеич, – Сева вскочил на ноги, скинув с себя в один миг всю глубину и груз запредельности, – Михеич, дорогой! Как я рад тебя видеть!.. – он хотел было его обнять, но тот сделал предупредительный жест рукой.
– Ты ента, не кипиши особо, ещё набалуисси, потом. А щас надо поспокойнее, давай-кась, в сибя-то приходь. Говорю тибе, дело не шутошное…
Тут Севе передалась вся серьёзность момента, и он как мог взял себя в руки.
– Да, понимаю, – сказал он Михеичу. – Едем?
Михеич кивнул, развернулся и, пройдя всего шагов пятнадцать-двадцать, нажал какую-то кнопку на внутренней стене. Немедленно перед ними распахнулась дверь, за которой царил знакомый уже Севе полумрак. Они вошли внутрь. Пройдя какой-то одному ему понятной тропинкой между расставленных на полу и свисающих с потолка кристаллов, очень скоро они оказались у огромного светящегося кристаллического шара, с которого в прошлый раз началось Севино «путешествие». Михеич приостановился, многозначительно кивнул на него Севе и уточнил:
– Мощщ.
Затем они еще некоторое время шли по тропинке в зияющую темноту кристаллического офиса фирмы «Хопа», пока не добрались до знакомого уже Севе подиума. Там их поджидал горбатый хозяин местных «достопримечательностей», Анастас Ибелис.
– Ну, что, милейший Севастьян Спрыгин, – прокартавил он сухо, безо всяких эмоций. – Я вижу, вы немного пришли в себя. Прэлэсно. Теперь – к делу.
Путь на север лежит через юг
– Сообщение с «севером» у нас налажено неплохо, но это всегда контрабандная сделка, – начал свой инструктаж Анастас Ибелис. – Не потому, что мы кого-то боимся, но для того, чтобы соблюсти определённые правила, нами же самими и установленные. Если «тут», – он многозначительно приподнял свои мохнатые брови, —люди узнают, что есть «там», то, как мы полагаем, они снесут всё это «тут» к чёртовой бабушке. А затем снесут и все, что есть «там», потому что если то, что есть «тут» они еще хоть как-то понимают, то всё, что есть «там» для них совершенно запредельно. Скоро вы это сами поймёте.
– Я всегда считал, что мы живём в единой планетарной цивилизации, – признался Сева. – Честно говоря, мне пока совершенно не понятно, почему она оказалась разделена на две части…
– Это хорошо, что не понятно; это значит, – резюмировал Ибелис, – что мы неплохо справляемся со своими задачами. Мда. Но дело не в этом. Дело в другом. Всё дело в том, что вам также придётся потрудиться. Я не хочу сказать, что вам нужно будет неделю идти заснеженными тропами через дремучую тайгу, однако, путь предстоит неблизкий. Хотя «север» начинается уже буквально в 200 км отсюда, просто так взять и попасть туда невозможно. Для начала вы отправитесь на юг, в центр профпереориентации, куда вас определила служба общественного планирования, это часа три с небольшим отсюда на КПП. Там вы пройдёте регистрацию, оставите свой спецкостюм, и вам взамен дадут другой, временный. В нём вы отправитесь на пункт пропуска, где вас будет ждать Зураб, это наш проводник туда, на север. Он объяснит вам, как попасть в «карантин».
– Скажите, – решился уточнить пару деталей Сева, – а зачем нужно ехать на юг? Зачем им мой спецкостюм?
– Так, а вы что же, хотите, чтобы вас аннигилировали?
– Нет, конечно! – испугался Сева. – Не хочу…
– Ну, так значит нужно сохранить ваш статус. Пока вы будете на севере, ваш спекостюм будет «тут» проходить переориентацию. Что тут не понятно?
– Как это? – удивился Сева. – Спецкостюм?
– Ну, конечно. Мы полагаем, что через какое-то время вам предстоит сюда вернуться. К тому времени ваш спекостюм уже пройдёт апгрейд.
– Погодите, так получается, что когда кого-то аннигилируют, то это только касается спецкостюма?
– Ну, разумеется. Что же, вы хотите, чтобы мы людей уничтожали? Люди – это ценный ресурс. Их всегда можно переподготовить, дать им новый спецкостюм и они будут выполнять новую функцию. Некоторые вообще уезжают «на север». Там из них сделают новых людей…
– Не понимаю. Вот у меня на телетрансляторе была подружка, Юля. Её вроде как аннигилировали. Выходит, она жива?
– Конечно! Аннигилируют только чипы из спецкостюмов. Людей-то зачем? Люди всегда пригодятся. Юлю вашу, например, отправили в репродуктивный центр, у неё неплохой генетический профиль, и уже через год она станет мамой. А как вы думаете, откуда у нас тут берутся дети?
– Ну, я всегда считал, что их рожают семьи, которые…
– Которые «приняли решение»?! – Ибелис многозначительно посмотрел на Михеича и вдруг расхохотался. – Какие же вы все наивные… Мда. Впрочем, это лишний раз подтверждает, что всё работает, как задумано, как часы…
– А откуда же тогда? – не унимался Сева. – Из инкубатора?
– Инкубатор – это сказка, которую выдумали у вас на телетрансляторе. Видите ли, друг мой, – Анастас окинул Севу снисходительным взглядом. – Душу человек может получить только там, – он указал пальцем вверх. – Мы бы с радостью плодили вас миллионами, но не всё в этом мире находится в нашей власти. Увы… А может и к счастью… Но дело не в этом. Дело в том, что самый простой и малоресурсный способ производить детей – это женский организм. Если бы детей рожали только те, кто «принял решение», у нас тут людей уже, пожалуй, никого бы и не осталось. Вернее, остались бы одни «птеродактили» вроде меня, ровесники ВЭР… Мда. Если бы не глобальная система репродуктивных центров… Но, впрочем, оставим это. Сейчас у нас другая задача. Итак.
– Тах што здаш одёжу сваю в Растове, она там у них повисит покамест, пройдёш тама исканир, они тобя запишуть, и тада ужо поедишь абаратныть, сюды, и тутычки тибя ужо спровадим…
– А что будет с моим спецкостюмом?
– Ну, как что. Он пройдёт переподготовку, получит новые компетенции…
– Простите, но ведь меня же в нём не будет. Кто же будет получать компетенции.
– Так, а вы-то ему зачем? Он и без вас отлично справится. Можно подумать, от вас что-то зависит…
– Выходит, что если мой спецкостюм одеть на кого-то другого, то он станет мной?
– А что вас удивляет? Разве вы этого не знали? Конечно, нужно будет его перепрошить, поменять биометрию, прописать в базе, то да сё. Но это всё не сложно, занимает всего 15 минут, ну, максимум, пару часов.
– А если я одену ваш спецкостюм, – Сева ухмыльнулся, – я стану… вами?
– Можете попробовать, – расхохотался Ибелис, – но – не рекомендую. Кстати сказать, вы знаете, какой спецкостюм у Михеича?
– Так у вас тоже спецкостюм? – удивился Сева. – Я думал вы это… того… не в системе…
– Да ентош как-жить? Тут-ыть и шагу не ступиш без яво. Канеш, и хнопки имеюца, и шип.
– У него полный допуск, – уточнил Ибелис. – Его спецкостюм был раньше у одного руководителя тайной службы. Когда тот навсегда уехал на север, его отдали Михеичу.
– А что, даже такие люди уезжают? Я думал, что это… не для всех. Что они, там, наверху… что у них свои порядки, и они всем управляют.
– Во-первых, руководитель тайной службы – это совсем не «все». Это далеко не «все». Во-вторых, они там действительно управляют, и делают это неплохо. Только то, что они делают, и то, что вы об этом думаете – это две большие разницы. И в-третьих, давайте оставим этот бесполезный разговор. Когда вы попадёте на север, вам всё станет ясно и без лишних слов…
– Ты, лапушок, хе-хе, ты эта – таво – не суятиси. Ищо маненька, и уся тоби расталкують.
– Вот именно. Благодарю, Михеич. А то лично меня уже начинает утомлять весь этот балаган… Так вот. Последнее… Всё это время вы строго следуете указаниям работников Центра ППО. У вас есть официальное предписание на переподготовку. Вы проходите строго положенные вам процедуры. Затем вас отправляют в зону релаксации во временном спецкостюме с соответствующим допуском. Делайте только то, что вам скажут. Ничего лишнего. Только это и больше ничего. Никаких разговоров ни с кем ни про какой «север», даже если вам кажется, что те, с кем вы коммуницируете, имеют в виду нечто большее, чем им положено. Это понятно?
– А что будет, если… – начал было Сева.
– Аннигилируем, – отрезал Ибелис. Тут он вдруг замолчал. Некоторое время он сидел в задумчивости, как будто решая какую-то сложную задачу. – Я должен идти, – сказал он вдруг. – Обстоятельства требуют моего срочного личного присутствия в другом месте. Михеич вас проводит…