Магнит для ангелов

– Не может быть, – Сева всё никак не мог поверить, – я не знал… я думал… что ты…

– Сева, прости, – вдруг сказала Маша. – Я же не знала, что я тебя тут встречу. Ах… – тут она вдруг вздрогнула всем телом и, уронив поводок, закрыла рот рукой. Глаза её заблестели. Она с изумлением смотрела на Севу.

Сева и сам будто оцепенел. Он продолжал держать Машу за руку, и она не отнимала руки. Прошла ещё одна долгая-предолгая минута.

– Слушай, а поедем со мной, сейчас. Мне нужно на Патриаршие пруды. Меня там ждут. Люди. Наши люди. Они и тебе будут рады. Мне скоро уходить…

– Не нужно, – Машин голос слегка дрожал. – Не нужно мне туда ехать. Зачем? Это ничего не изменит. У меня семья, работа… Я не могу это всё разрушить…

– Маша!.. – внутри у Севы все сжалось, он был на грани истерики, и только страх показаться ей «слабаком» останавливал его от того, чтобы разрыдаться. Осознание неизбежной – скорой – разлуки жгло его изнутри. – Маша… Неужели нам надо будет сейчас расстаться? Я так искал тебя. Везде. С тех пор, как я первый раз тебя увидел тогда… – тут Сева осёкся. Он со всей очевидностью вдруг осознал, что не сможет объяснить сейчас, как и когда он увидел Машу в первый раз, и во второй раз… Он не мог объяснить этого теперь даже себе. Последовательность событий, которые происходили с ним в последние несколько дней – или недель – сбилась в один странный ком, и единственное, что было в них по-настоящему ценное, весь смысл и содержание этих событий была она, Маша.

– Слушай, Сева. – Маша, казалось, полностью овладела ситуацией, – это какая-то мистика. Но я знаю точно, что я знаю тебя, хотя я не понимаю, как такое может быть. Мне кажется, я тебя давно уже знаю, но я совсем забыла, что ты есть на свете, что ты был. Знаешь… Я всегда знала, что я должна встретить кого-то, и когда… Когда мы познакомились в Андреем, я думала, что это он, что именно его я ждала. А теперь я понимаю, что нет. Но… но теперь… уже ничего не изменить.

И вдруг она обняла Севу за шею, и прижалась к нему всем телом. Сева ощутил её запах, он аккуратно погладил её пышные волосы, обнял её за талию. Всё остальное перестало существовать для него, он ничего не помнил в этот миг, не понимал, что происходит. Они просто стояли, обнявшись, может быть минуту, две.

– Знаешь, Севочка, – не выпуская его из своих объятий тихо проговорила Маша, – мне кажется, что наша жизнь – это череда каких-то странных снов. В каждом из этих снов мы стараемся совершить что-то, иногда совершаем, иногда – нет. Но все эти сны они связаны с какой-то неуничтожимой частью нас самих, и всё, что мы совершаем, мы совершаем этой самой внутренней частью нас самих. А весь внешний мир, вся эта вот наша повседневность, все эти наши страсти, наши проблемы – это продолжение нас же самих. Мы сами порождаем весь свой мир и все свои препятствия. Просто мы не знаем, как ещё оправдать свою неготовность принять то, что назначено нам, нашу… судьбу…

– Да, да, да, – горячо согласился Сева. – Я тоже это понимаю. Но только… я всё время ищу тебя, и… никак не могу найти. Если всё так, как ты говоришь, то почему я не могу просто быть с тобой. Ведь я только этого хочу. И ты… ведь ты же тоже этого хочешь? Разве нет?

– Значит, мы не готовы, – пожала плечами Маша. – Пока не готовы. Но придёт время, когда…

– Но почему мы не можем просто быть вместе прямо сейчас? Ведь мы любим друг друга, почему нужно и дальше продолжать бороться с нашими препятствиями? – резонно озадачился Сева.

– Сейчас это никак не возможно. У меня муж, дети… и я… живу в мире, который не могу оставить прямо сейчас. И может быть никогда в этой жизни уже не смогу. Это будет нечестно, неправильно. Наверное, мне зачем-то нужен и этот опыт тоже.

– Это значит… – Сева глубоко вздохнул, и сердце его сжалось от необходимости признать неизбежное, – что мы теперь должны расстаться?..

– Севочка, дорогой мой, пойми, – вдруг с каким-то надрывом заговорила Маша. – Я люблю тебя так сильно, что ничто не может разрушить эту связь. Моя любовь к тебе вечна и совершенна. Но это не значит, что я не могу любить других людей. Наоборот, моя любовь ко всему, что меня окружает, наполнена моей любовью к тебе. И везде, где я не могу любить – там и тебя нет. И я вижу своё собственное несовершенство, свою неготовность любить всё, и я снова и снова прохожу этот урок любви, пока моя любовь ко всему не станет такой же совершенной, как и любовь к тебе.

– Господи, да неужели об этом можно говорить? – взгляд Севы вдруг остановился. Эти слова Маши произвели в нём странное движение, и он погрузился куда-то в себя, глубоко-глубоко. – Да, я понимаю, но… Неужели можно выразить всю эту глубину! Ты не можешь, ты не должна так говорить. Разве ты можешь любить меня больше… чем Бога?

– Бога?! Да я ведь вовсе не о том сейчас. Я понимаю тебя, но это всего лишь твоя новая уловка. Бог тут ни при чём. Та любовь, о которой я говорю, это то же самое, что и твоя любовь к Богу. Потому что ты – моё собственное продолжение, ты есть, потому что есть я. И в этом моя любовь к тебе, понимаешь? Мы – одно…

– Очень даже хорошо понимаю, – признался Сева. – Но послушай, ведь мы могли бы столько всего успеть сделать, если бы были вместе…

– А разве мы – не вместе? Нас, может быть, разделяют миры и века, но ведь души наши – они всегда соединены. Ну, а вот сейчас, посмотри: вот они – наши тела. Разве они не разделяют нас? И всё равно мы – одно. Что может сделать нас ещё ближе, чем мы уже есть?

– Значит, мы снова должны будем расстаться, – снова с задумчивой грустью проговорил Сева.

– Севочка, милый, да пойми же ты, наконец, что наша с тобой судьба находится вне времени и пространства. Здесь, в этом мире мы можем открывать самих себя, мы можем рождаться и умирать и в каждой новой ситуации снова и снова любить, и наполнять всё вокруг светом нашей любви.

– Но, когда мы рядом – смотри что с нами сейчас происходит! Не знаю, всегда ли ты испытываешь эти чувства, всю эту глубину… Знаешь… Для меня это только что впервые так вот открылось, и это именно с тобой; только потому, что ты – рядом. И я чувствую, что, если тебя не будет рядом, всё это снова куда-то уйдёт, забудется.

– Кончено, и я тоже сейчас вижу всё совсем иначе. Просто мы с тобой сейчас находимся в другом мире, откуда мы никогда и не уходили, там, где мы едины всегда. Но нам пока не нужно туда возвращаться насовсем. Есть много разных дел, которые нам нужно доделать здесь. Потому-то мы и отделяемся пространством и временем. Может быть, нас к чему-то готовят… вернее… мы сами к чему-то готовимся… Нам с тобой предстоит что-то сделать вместе. Сейчас я понимаю это. И мы обязательно будем вместе. Я знаю…

– Смотри, что у меня есть, – Сева ласково посмотрел на Машу, достал из внутреннего кармана пальто рисунок и протянул ей. – Вот!

Маша развернула листок и долго всматривалась в карандашный набросок. Наконец, она улыбнулась и покачала головой.

– Этого не может быть. Если бы это сейчас всё не происходило со мной, я ни за что бы не поверила, что так бывает. Откуда у тебя это?

– Это Дима, один знакомый художник, нарисовал мне вчера. Я его попросил. Он однажды видел тебя в метро, и запомнил. А вот ещё, – и Сева протянул Маше фото, которую подарил ему Тарас.

– Боже! Как она похожа на меня, – удивилась Маша. – Но этой фотографии, наверное, лет 100. Это же не я.

– Ты, конечно, ты. Маша! Это ты! Посмотри! Кто же ещё?..

Маша взяла фотографию и с улыбкой долго её рассматривала.

– Ты знаешь, – задумчиво произнесла она наконец, – я сейчас вижу много дивных снов. В одном из этих снов я могу быть такой, как тут.

– А в этих снах ты видишь меня?

– Очень часто.

– А в том, который похож на это фото, ты меня помнишь?

– Да, вот сейчас я как раз его и вспомнила. Бал. Ты – молодой офицер. Приглашаешь меня на танец, и мы танцуем, мы кружимся, смеёмся. Потом подходит Император и жмёт нам руки. Его взгляд добрый и грустный. Объявляют о нашей помолвке. Тебе нужно ехать в свой полк, но скоро начинается война…

– Да, я тоже помню этот бал. И войну. Но всё это как-то смутно, это даже не сон, а какое-то воспоминание о сне.

– Наверное, когда мы вместе, мы помним, мы знаем всё. А все эти события не так уж важны. В конце концов, мы обязательно будем вместе, и ничто уже не сможет нас разлучить. Но мы должны быть готовы к этому, именно от нас самих это и зависит. Ты же знаешь всё это и сам.

– Да, конечно, – грустно кивнул головой Сева. – Я чувствую, что мне многое ещё предстоит, прежде чем я смогу освободиться от всех своих… предрассудков.

– Не суди себя слишком строго, – ласково попросила Маша, – ты же понимаешь, что это ничего не изменит.

Они замолчали. Маша положила голову Севе на плечо, и они тихо стояли, обнявшись. Вихрь воспоминаний закружил их; за эти несколько бесконечно долгих минут они пережили и вспомнили то, что, казалось, даже никогда и не знали.

Наконец, Маша положила свои руки Севе на плечи и отстранилась, не поднимая на него взгляд. Сева не удерживал её. Он понимал, что всё уже решено.

– Пойдем, – предложила вдруг Маша, – я провожу тебя до метро.

Она наклонилась, и подобрала Тайкин поводок. Собака, которая все это время вела себя смирно, подскочила, завиляла хвостом. Маша взяла Севу под руку и повела его по тротуару вдоль очередной пятиэтажки.

– Сегодня одна тётка в метро разбила авоську, в которой было вино, – голос Маши-Жени вернул Севу в реальность, – это всё разлилось по всей станции, такая ужасная вонь! А я вдруг почему-то подумала, что сегодня что-то должно произойти…

– Маша! – признался Сева. – Это я разбил её авоську. Я приехал сюда, чтобы… найти тебя… Понимаешь?

– Нет! Не может быть! Ты?! Правда?! – Маша вдруг рассмеялась. – Ты специально приехал за мной?! Сюда?! И ты разбил вино?!

Сева остановился и пристально посмотрел Маше прямо в глаза.

– Ты единственное, что есть в моей жизни, – признался он. – Если бы я мог рассказать тебе, как вообще я сюда попал, чтобы тут с тобой встретиться! Ты мне не поверишь. Да, и теперь… Ты права… Сейчас это всё уже не имеет значения. Мы ничего уже не сможем изменить. Тут…

Маша снова обняла его за шею и – нежно и как-то очень просто, как будто она много раз уже так делала раньше – поцеловала в щёку. Потом снова она взяла его под руку, и они продолжили путь к метро, до которого оставалось всего метров 200.

Около входа в подземный переход они остановились.

– Севочка, – вдруг сказала она. – Знаешь… я очень хотела бы быть с тобой. Я это знаю. Но я не могу… Теперь не могу… Прости меня…

– Это ты меня прости. Глупо было это всё. Зачем я искал тебя здесь? Ведь я должен был понимать, что ничего не может быть теперь… теперь… Я совершенно… Но это было выше моих сил. Ведь я всё время ищу тебя, везде. И я снова буду искать. Там, потом, когда… Когда вернусь… Туда…

– А я буду ждать тебя. Там. В следующий раз, – прошептала Маша. – Я обязательно буду ждать. Обещаю…

И, не говоря больше ни слова, она развернулась и почти побежала вслед за своей Тайкой назад вглубь пятиэтажек.

Сева проводил её взглядом. Потом он развернулся и спустился в метро. На часах было 23:44.

Испытания продолжаются

Хотя мысли его постоянно путались, до «Площади Ногина» Сева доехал без особых проблем. Он уже успел разобраться в нехитрой карте метро и вышел, чтобы сделать пересадку. На станции почти никого не было. Одна полная женщина в сером спецкостюме толкала перед собой огромную серую машину, издававшую гулкое урчание.

Сева перешёл платформу и остановился в ожидании поезда. Тут он приметил двух парней, которые двигались вдоль края платформы в его направлении. Они были одеты не так, как подавляющее большинство здешних жителей. На одном из была красивая короткая коричневая кожаная куртка, ярко-синие брюки и высокие ботинки с круглыми носами. У второго были коричневые штаны с большим количеством пришитых к ним карманов, высокие белые кожаные спортивные ботинки с чёрной загогулиной и пухлая разноцветная куртка. На головах обоих парней были кепки с длинными козырьками. Они явно были навеселе и отчаянно жестикулировали. До Севы донеслись обрывки их разговора:

– Короче, там была группа стейцов, втюхали им командиры по 40 баксов, и наченджили кучу кишек, но потом подвалили Серёгинцы и стали наезжать, типа мы их пасли всю дорогу, сливайте весь товар…

– Ну и вы чо?

– Ну чо, мы свалили. Короче, я с Коляном прыгнули в бас, а Витька они успели подкосить, но у него почти ничего не было, по ходу, только какой-то битый шузняк и пара тишотов. Один тишот, конечно, клёвый, ну… короче, они его там мутузили всем гуртом. Не знаю, чо как в итоге.

– Ну ясно. А мы в тот раз как раз стояли на Краске у Базилей, приехало три баса с бундесами, ну мы, короче, впарили им картинки по 10-20 баксов. И довольные, такие, пошли на мост, а там опера. Идите сюда, типа ксивы несите. Ну, мы ломанулись через мост, а у них там тачка. И мы такие, ломимся, а они обогнали нас и впереди тормазнули, один опер выскакивает и на нас, а у меня на кармане 200 грина, ну, жаба душит, скидывать. Я короче выскакиваю на дорогу и на тот сайд ломлюсь, там машины все по тормозам, один меня чуть зацепил, я через капот и, короче, валить. А Пухлый лоханулся, он развернулся, и хотел назад, а там еще трое оперов. Ну, они его и повязали, давай шманать, у него, понятно, на кармане зелень, в сумке «ракеты», кавьяр, все дела. Короче, я свалил, а его, по ходу, повязали. Ну, прессанули его жёстко, он, короче, сдал Косого, сдал Лешего, там сразу опера поехали по адресам. Хорошо, что их никого дома не было… А я нырнул к Маринке, отвисал там два дня, а потом мы с ней рванули на юга, отвисали вместе ещё месяц почти, оторвались…

Парни поравнялись с Севой. В этот момент подошел поезд и все вместе они вошли в вагон, в котором кроме них было ещё три человека. Один спал в углу, а бабушка с дедушкой сидели в центре вагона. Ребята долго присматривались к Севе, кивали головами и о чём-то переговаривались. На «Кузнецком мосту» они не сошли.

Сева почувствовал с их стороны странный, нездоровый интерес к своей персоне. Когда он вышел на «Пушкинской», они вышли вслед за ним. Сева пытался сориентироваться, как ему теперь нужно выходить на поверхность и остановился возле свисающей с потолка вывески. В этот момент ребята подошли к нему:

– Слыш, чувак, – сказал тот, что был повыше, в кожаной куртке. – Ты сам-то откуда?

– Я? – этот вопрос поставил Севу в тупик. Он не знал, как лучше на него ответить даже себе самому, не то, что каким-то посторонним людям. – Я оттуда, – и он показал пальцем вверх.

– В смысле, оттуда? Ты где живёшь-то? С какого района?

– Я – тут… – Сева развёл руками, – Мне нужны Патриаршие пруды.

– С Партриков что ли? Чё-то я тебя не помню. Я всех знаю на Патриках. А ты кого знаешь?

– Виталия… Я к нему иду. Ещё Анженлу…

– Чё за Виталий? Не знаю я никакую Анжелу, кто они такие? – парень посерьёзнел, – а Гошу Хромого ты знаешь? Пашу Толстого? Андрюху «Три-рубля»?..

– Нет, – признался Сева. – А вам зачем?

Парни переглянулись.

– Ладно, чувак, не ссы, – предложил второй, стоявший всё это время чуть позади, – пошли, проводим тебя. Ты, похоже, не местный?

– Да, я тут недавно, – обрадовался Сева. – Благодарю вас!

– Оно и видно. – Ребята обступили его с обеих сторон и повлекли в сторону эскалатора. Поднимались в тишине. Наверху они свернули налево и, пройдя болтающиеся на петлях стеклянные двери, выбрались по лестнице на улицу.

– Тут арка, давай сюда, – предложил длинный. Он взял Севу под руку.

– Слыш, чувак. А ты где такой шузняк оторвал?

– Что оторвал? – не понял Сева.

– Кроссовки откуда у тебя такие, обувь?

– Ах, это… – Ну, купил их.

– У кого?

– В «Просто Филе»?

– Чё? – не понял длинный. – У простофили! – оба они залились громким смехом, все время повторяя, «простофиля, простофиля»…

Между тем они свернули в арку и пошли вниз по тёмному переулку. Вокруг не было ни души.

– Слышь, а дай померить, – попросил, вдруг, второй, в штанах с карманами. – Шузняк твой. Давай махнёмся, а? А я тебе свой «найк»? Смотри! Такого нигде не возьмешь. Они брэндовые, я только на той неделе поднял, из коробки…

– Зачем вам? – удивился Сева. – Да, нет, мне не надо, спасибо. Простите, я тороплюсь, мне надо идти…

– Ты чё, не понял? Совсем тупой? Снимай давай, – он остановил Севу, крепко схватив за рукав пальто левой рукой, в правой его руке что-то щёлкнуло и Сева увидел нож.

– Простите… – начал было Сева, и в этот момент получил сильный удар в челюсть. Он не удержался на ногах и упал на колени. Из разбитой губы потекла кровь, весь рот моментально наполнился солоноватым привкусом. Севе вдруг сделалось очень обидно и страшно. Он не знал, что следует делать в подобных случаях, но понимал, что нужно как-то спасаться. Изловчившись, он бросился в ноги длинному и повалил его на землю. Вскочил и бросился бежать. Но второй, у которого был нож, кинулся за ним и ловко подсек его. Сева с разбегу снова упал на мёрзлый асфальт.

– Сука, – подскочил длинный, – ты чё, брыкаться? – С этими словами он сильно ударил Севу в живот ногой. – Я те дам, гнида! – и он еще раз ударил лежащего Севу ногой.

– Ладно, Андрюха, хватит, снимаем! – они наклонились и резко сдёрнули по одному ботинку с ног Севы, который даже не успел, толком, понять, что происходит. Затем тот, что был с ножом, постукал его по пальто и сунул руку в карман, где лежала фотография Маши и сложенный в несколько раз рисунок. Он посмотрел на это, плюнул и бросил на землю.

– Лажа какая-то. Он пустой…

– Ладно, хрен с ним, валим, Кока, – сказал Андрюха, хулиганы бросились бежать и исчезли в арке, из которой пришли.

Сева попытался встать. Когда ему это удалось, нападавших уже и след простыл. Он стоял один босяком в незнакомом тёмном переулке. Что дальше делать, было непонятно. Первым делом, он наклонился и поднял фото и скомканный рисунок. Убегая, один из бандитов наступил на фотокарточку, и на ней отпечатался грязный след его ботинка. Сева стёр грязь рукавом пальто:

– Гады, – закричал было он, но при этом из его полного крови рта вырвалась одна предательская капля и упала на середину фото, прямо на Машино платье. Сева застыл в оцепенении. На глазах его навернулись слёзы. Обида, злоба, горечь, чувство какой-то безысходной обречённости вдруг овладели им. Он заплакал.

И тут вдруг он ясно услышал внутри себя фразу, сказанную дядей Стёпой: «Кто я? Кто принимает решение?». Он перестал всхлипывать и осмотрелся. И вдруг, рассмеялся. Вся эта ситуация вдруг представилась ему с другой стороны, «сверху». Вот он – идёт на встречу с неизвестным, и вдруг какие-то бандиты снимают с него обувь. Вся ситуация вдруг представилась ему настолько забавной, что он засмеялся.

Но ноги мёрзли, нужно было двигаться. Сева смазал рукавом пальто слёзы и сопли и легкой трусцой побежал вниз по переулку, там он машинально свернул свернул направо, потом налево…

И тут он увидел троих людей, которые шли по другой стороне переулка ему на встречу. Сева, обрадовавшись было, бросился им на встречу. Но потом резко остановился. Он уже не вполне понимал, можно ли тут теперь вообще доверять людям в столь поздний час.

Но люди эти, увидев Севу, вдруг оживились и, ускорив шаг, поспешили ему на встречу. Сева узнал среди них Джебраила.

– Что случилось? – спросил Он, подходя. – Та-ак… Где все было? Сколько человек, имена, приметы, что-то запомнил.

Сева кивнул головой назад.

– Там, в переулке, где арка… Один повыше, вроде Андрей, а второй с ножом, Кока. В куртке, и белых спортивках. Кепки у них с козырьками… – объяснил Сева.

– Арсэн, Жора, посмотрите, – скомандовал Джебраил.

– Коку я знаю, – сообщил Арсэн. – Щас найдём… – они с Жорой быстрым шагом двинулись в сторону места преступления.

– Та-ак, – Джебраил оглядел Севу. – Пойдем-ка, Виталий ждёт тебя уже… Нас просили тебя встретить, но мы, видишь, чуть-чуть не успели… Это – шпана местная, фарца. Разберемся, не боись…

– Ударили меня, – Сева языком потрогал распухшую губу.

– Ну, а что ж ты хотел, не без этого. Бывает. Ладно. Заживёт. Давай, давай, быстрее, а то ноги замерзнут…

Они быстрым шагом прошли до следующего угла и свернули в знакомый уже Севе переулок. Неподалёку чернела заветная арка.

– А Миша где? – поинтересовался Джебраил. – Он должен был с тобой быть, я же всё ему объяснил…

– Он остался у Вадика. А мы поехали к Тарасу с Таракановым…

– Ясно. – Джебраил сплюнул. – Никому нельзя доверять. Я ведь предупреждал его. А у Магистра-то ты был? Впрочем, вижу, что был… Все ясно. Так, пришли, заходим…

Они вошли в подъезд и поднялись по лестнице. Дверь в квартиру Виталия была не заперта. Сева вошёл внутрь первым, постоял немного у входа, пытаясь понять, что теперь делать. Вошедший следом за ним Джебраил подтолкнул его к кухне, откуда доносилось пение.

Учитесь плавать, учитесь плавать,

Учитесь водку пить из горла…

Пел Виталий. Сева, держась рукой за стенку, открыл дверь и остановился в дверном проёме. Внутри на своих обычных местах сидели Виталий, Анжела и Арсений. В углу, где обычно спал Поручик, никого не было.

Увидев Севу, Анжела ахнула и вскочила на ноги. Арсений оглядел его снизу вверх и сказал только: «Хорош!..» Виталий же, не обращая на него никакого внимания продолжал петь:

…И рано-рано из Мопассана

Читайте только рассказ «Орля»…

Анжела подошла к Севе и аккуратно потрогала его разбитую губу. Не говоря ни слова, она помогла ему снять пальто и буквально впихнула в ванную.

И перед вами как злая прихоть

Взорвется знаний трухлявый гриб…

Она заткнула слив какой-то чёрной пробкой, и открыла горячую воду.

– Залезай, – скомандовала она и вышла.

Учитесь плавать, учитесь прыгать,

На перламутре летучих рыб…

От теплой воды, наполнявшей ванную, Севе сразу сделалось лучше. Он окончательно пришёл в себя и, усевшись на бортик ванной, стянул с себя мокрые носки и сунул ноги под струю горячей воды. Анжела вернулась с куском ваты и пузырьком какой-то жидкости.

– Ну-ка, давай-ка, – с этими словами она обильно полила ватку жидкостью и принялась протирать Севину губу. Жидкость сильно шипела и пузырилась, Сева поморщился было от боли, но вытерпел. Затем он умылся. Ноги совсем отогрелись. Анжела принесла ему старые мягкие тапочки. Сева вытерся полотенцем, одел тапочки и вернулся на кухню.

Тут Виталий вдруг встал, отставил гитару и протянул Севе руку:

– Поздравляю вас, молодой человек, Севастьян Спрыгин, – сказал он уверенно и очень уважительно. – Сегодня вы, наконец-то, получили самую главную доктрину и поднялись над собой на целых две ступеньки. Я предлагаю выпить за ваше боевое крещение!

Сева пожал руку Виталия, впервые за всё это время глядя ему прямо в глаза. В них горел какой-то очень жёсткий огонь, казалось, что оттуда, изнутри Виталия на него, Севу, смотрит какой-то древний, могучий и безжалостный дух. Сева почувствовал, что только что он стал своим в этом узком эзотерическом кругу, по-настоящему.

Арсений протянул Севе стакан, в котором была налита прозрачная жидкость. Сева выпил залпом и закашлялся. Жидкость оказалась значительно крепче, чем обычно. Он приложил к носу рукав и сделал глубокий вдох и почувствовал тепло внутри; и боль в губе сразу перестала его беспокоить. Он улыбнулся.

Все собравшиеся с любопытством наблюдали за ним.

– Ну, проходи, садись, – перешёл вдруг на «ты» Виталий.

Сева сел к столу на свое прежнее место.

– Вот, теперь ты, можно сказать, Наш Человек. С тобой теперь и выпить не стыдно. Ну-ка, – он сам взял со стола бутылку с надписью «Столичная» и разлил всем по трети стакана. – За Севастьяна!

Выпили. Сева молчал. Наконец, он глубоко вдохнул и сделал долгий выдох.

– Я… сегодня… видел Машу… – сказал он, и вспомнив вдруг все детали произошедшего меньше часа назад свидания, чуть не заплакал снова.

Все молчали и внимательно наблюдали за Севой.

Виталий докурил свою сигарету, взял в руки гитару и провел пару раз по струнам.

– Ну что ж, – задумчиво сказал он, – ради такого дела можно спеть песню.

И он запел:

Вот, перед нами лежит Голубой Эльдорадо,

И всего только надо

Опустить паруса…

В этот момент в дверном проёме показалась сгорбленная фигура Джебраила. Не решаясь прервать песню, он почтительно остановился и кивнул Анжеле.

Здесь наконец мы в блаженной истоме

Утонем,

Подставляя ладони

Золотому дождю…

Анжела и Арсений встали из-за стола и вышли в коридор. Виталий, не обращая на них внимания, продолжал петь.

Здесь можно петь и смеяться,

И пальцы купать в жемчугах,