Магнит для ангелов

– Ну, братец! – улыбнулся дядя Стёпа, – это не так-то просто. Прежде всего, необходимо иметь рыцарское достоинство. Затем нужно пройти серьёзную подготовку и доказать свою готовность к служению, то есть нужно всячески развивать заложенные в тебе благородные качества. Основным полем битвы рыцаря является он сам. Он должен стремиться изо всех сил изжить в себе такие низкие качества, как трусость, подлость, лицемерие, гордыню, а вместо них взращивать в себе благородство, самообладание, искренность и смирение. Это очень трудный и ответственный путь, ибо всё, что совершает рыцарь, он совершает перед лицом Господа, и Он Один является его истинным судьёй и наставником.

Наступила тишина. Все присутствующие погрузились в глубокое созерцательное состояние. Выдержав паузу, дядя Стёпа продолжал:

– В наши дни, как, впрочем, и в былые времена, одним из путей рыцарского служения может стать Искусство.

– Ведь что такое Искусство, – подхватил Костя. – Настоящее Искусство – это время, вложенное в форму каждого конкретного произведения. Когда зритель смотрит, например, на картину, он видит некое законченное произведение. Но мало кто задумывается о том, как была написана эта картина. А ведь художник потратил на неё определённое время и силы. Он сидел и рисовал, рисовал, рисовал её. Сколько там мазков? Тысячи! И каждый отдельный мазок надо продумать, прежде чем нанести. А ещё прежде даже чем сесть за холст, художник должен увидеть образ того, что выйдет в итоге. И всему этому предшествуют годы тренировок, эскизов, других картин. Молитвы, медитации, беседы с друзьями и наставниками, изучение книг и картин других художников. Нужно огромную работу проделать, чтобы в итоге получилась такая работа.

– Я согласен, – осторожно высказался Дима, – что картина – это в некотором смысле конденсированное время. И это не просто какое-то абстрактное время. Это конкретное время жизни конкретного человека. Но качество работы зависит прежде всего от состояния самого художника. Он всю свою душу вкладывает, всего себя… Картины – они как дети…

– И всё же в каждом творческом произведении содержится нечто большее, чем личность автора, – задумчиво произнёс дядя Стёпа. – Автор – художник, писатель, музыкант – лишь проводник, посредник. Таинственная сила, которая одухотворяет автора, наделяет его жизнью – именно она является самой сутью всякого творчества. В настоящих шедеврах личность автора как бы растворяется, и на первый план выходит вот эта духовная составляющая. Они потому и становятся шедеврами. Или не становятся.

– Всякое Творчество имеет божественную природу! – раздался уверенный голос неожиданно появившейся в дверях Анжелы. – Без присутствия Всевышнего любое Творчество – это ничто. А посему, касатики мои, приглашаю вас отведать моего Творчества в виде гречневой каши с жаренным лучком!

Все присутствующие заметно оживились и загудели. Илюха отправился на кухню вслед за Анжелой, откуда они появились через минуту с большим казанком, стопкой тарелок и кучей ложек. Немедленно были откупорены новые бутылки, и вино полилось в стаканы и кружки. Дядя Стёпа поднял свой бокал и вдохновенно сообщил:

– Наша современность отличается поразительным отсутствием Духа. Сегодня существует масса так называемых «творцов», которые что-то там сочиняют и изображают. Но подавляющее большинство их «творений» не содержат в себе самого главного. И потому они в массе своей – бесплодны, они ничего не несут ни уму, ни сердцу. Тайна витает где-то над нами, но она лишь изредка проникает в нас своим незримым дыханием. И мы сами тому виной. Мы слишком привязаны к физическому миру, мы живём механически, инстинктивно; Тайне просто не находится места в нашей жизни. Мы оказываемся неспособны принять её в себя и выразить в своём творчестве. И поэтому нужно учиться проявлять особую чуткость, взращивать в себе состояние возвышенной отрешённости, чтобы Тайна могла через нас приходить в этот мир. Я предлагаю этот тост за чистое и неуловимое присутствие Духа в каждом из нас, за то, чтобы мы всегда помнили и никогда не забывали о том, кто мы есть и зачем мы живём!

С громким «эгх» все присутствующие чокнулись своими стаканами и кружками. И принялись с удовольствием закусывать. Общее настроение было благостным и возвышенным. После ужина вся посуда была собрана, унесена, и помыта. Вся компания, за исключением Виталия и всё ещё крепко спавшего на кухне Поручика разместилась в комнате.

– По-моему, – трепетала нежная и грациозная Леночка, – материализм – это какое-то дьявольское наваждение.

– Люди настолько утратили веру в Бога, – поддержал её Дима, – что просто не в силах противостоять маховику современной цивилизации, который все глубже затягивает их в рабство материи…

– Теоретики материализма, – ответствовал дядя Стёпа, – пытаются заставить нас поверить в чудовищную нелепость: что жизнь ограничена существованием биологического объекта. Как будто этот объект может существовать сам по себе! Очень хочется оправдать этот материализм вмешательством неких потусторонних сил, дескать, они сделали нас рабами. Это очень выгодная позиция, поскольку она как бы снимает ответственность с человека за его собственное бытие. Однако, если взглянуть на свою жизнь с предельной искренностью, мы не можем оправдать своего бездействия по отношению к своему же собственному несовершенству.

– Материализм, – с жаром включилась Анжела, – это философия трупов. На нашей планете обретается сегодня несколько миллиардов трупов, занятых обслуживанием своего унылого кладбища, которое они называют «обществом». Эти пиявки присосались к телу планеты и яростно тянут из него соки, воюют за право присосаться получше, и делят между собой квоты на доступ к тому, на что не имеют ни малейшего права. Отнимите у современной цивилизации её материальную составляющую, и от неё ничего не останется.

– Это, конечно, да, – аргументировал Костя, – но проблема в другом. Куда девать всю эту мертвечину? Её же нельзя взять и просто так куда-то выкинуть, нет нигде такой метафизической помойки, куда можно было бы свалить этот гиблый груз, всю эту накопленную веками отрицательную карму человеческой цивилизации? Нам срочно нужна технология очищения планеты от этого шлака!

– Не случайно ведь святые и подвижники совершали и совершают настоящий подвиг, молясь за всех нас, грешных и недостойных, – уверенно вставил Илюха. – По-моему, только их молитвами весь этот мир всё ещё хоть как-то существует…

– Вся надежда на планетарный катаклизм, – не очень уверенно предположила Катя. – Хорошо бы, чтобы всю эту грязь просто смыло в море…

– Да, но грех-то, грех куда девать! – не унимался Костя. – Кто будет его изживать, если всех смоет?..

– А что, слабо тебе, Костя, взять на себя ответственность за судьбу планеты? – вдруг резко повысил градус беседы дядя Стёпа. – Хотя бы частично?

– Да куда ему, Стёпушка, – констатировала Анжела. – У него одни бабы на уме… Придётся нам с тобой самим как-нибудь…

– Ну, Анжела, ты уж погоди ставить на Косте крест, дай ему шанс, – вдруг поменял риторику дядя Стёпа. – Что толку нам одним тянуть эту лямку, если больше никому это не нужно? Нет уж! Надо приобщать молодёжь…

Постепенно люди как-то сами собой разбрелись кто куда, и Сева даже не успел заметить, как снова оказался на кухне в узком кругу «старших». Виталий по-прежнему восседал на своём месте, курил и попивал вино. Анжела поручила Косте перемыть всю оставшуюся посуду, и сама тоже уселась за стол. Дядя Стёпа сидел у стены на табуретке. Илюха курил в окошко. В углу храпел пьяный Поручик.

После весьма продолжительной паузы, заполненной шумом струящейся воды и звякающих тарелок, молчание вдруг прервал Виталий. Он заговорил так, как будто продолжал начатый ранее разговор. Это произвело странное впечатление на Севу: ему показалось, что он помнит и хорошо осознаёт начало этого разговора, хотя никаких слов на этот счёт и не было сказано.

– А то, что вы нам рассказываете про свою революцию энергетическую, это всё уже вон – лет через пятьдесят наступит.

– Через пятьдесят лет? – оживился Сева, немедленно втягиваясь в разговор, которого уже долго ждал, – интересно!

В принципе, он уже внутренне смирился с невозможностью понять куда именно он попал и как с ним это произошло. Объяснение, что он просто пришёл сюда через дверь, его вполне устраивало, хотя невероятность происходящего и была для него очевидна. Напряжение по этому поводу снималось какой-то внутренней цензурой, которая помогала Севе удерживаться в состоянии пусть шаткого, но равновесия. Между тем ему не терпелось как-то соотнести то «будущее», в котором жил он, с тем «прошлым», в котором он сейчас оказался.

– Расскажите нам лучше вот что: как вы сами понимаете суть энергетической революции? Что там у вас говорят на данный счёт? – Виталий пронзительно взглянул на Севу, но тут же перевёл взгляд на содержимое стакана, который в данный момент подносил ко рту.

– Тут всё очень просто. Раньше – ну, то есть вот сейчас, у вас – был дефицит энергии. И её на всех не хватало. А мы научились производить её столько, сколько нужно. У нас больше нет никакого дефицита. И поэтому у нас сложилась новая общественная формация. Мы называем её «развитой коммунизм»… – но уже говоря это, Сева вдруг понял, что с некоторых пор сам он в это утверждение верит не вполне.

– Ух ты! – развеселилась Анжела, – это откуда ж такая халява, милый мой?! Где же вы её берете в таком количестве?

– Ну, мы научились получать её от Солнца, от разных планет. Там работают ретрансляторы, которые фокусируют различные лучи космические и трансформируют их в те виды энергии, которые необходимы для дальнейшего развития нашей цивилизации, – Сева продолжал излагать известную ему общепринятую энергетическую доктрину.

– Любопытно… – с недоверием покачал головой Виталий. – И дальше что? Что вы делаете с этой энергией?

– Мы хотим использовать её, чтобы… получить ещё больше энергии.

– И как же вы планируете это реализовать?

– Мы хотим отправить зонд за пределы солнечной системы, и получать оттуда направленный поток энергии… – на последних словах Сева вдруг пришёл в глубокую задумчивость. Им овладело странное тревожное чувство, как будто из-под него медленно-медленно убирают стул. Инстинктивно одной рукой он ухватился за сиденье своей табуретки.

– То есть вы собираете энергию, – настаивал Виталий, – чтобы получить доступ к ещё большей энергии. Звучит заманчиво. Но всё равно не понятно, я не могу пока уяснить, что вы намерены делать с этими безграничными ресурсами? Какова ваша дальнейшая цель?

– Да вот ведь, собственно, сама эта программа по освоению новых ресурсов – это как бы и есть наша цель… Мы все вместе, вся наша планетарная цивилизация, мы стремимся к тому, чтобы практически осваивать просторы галактики. Мы собираемся отправить зонды в различные участки вселенной и таким образом открываем новые возможности для самих себя.

– Ишь ты, – Анжела, подперев кулаком подбородок, сделала умильное выражение лица. – Вот ведь какие молодцы, а! Просто очаровательно…

– И всё-таки я хочу услышать от него, – Виталий немного нагнулся вперёд, – И что же такое, этот ваш зонд, что он из себя представляет?

– Ну, это такой прибор, который транслирует к нам поток энергии…

– Прямо из космоса?

– Ну как вам сказать. Есть, конечно, ближние зоны, планетарные. Луна вот вполне освоена в этом смысле, или Марс. Туда есть даже рейсы регулярные, хотя просто так, конечно, никто не перемещается. Только по работе…

– А курорты на Марсе есть, – поинтересовалась Анжела, – или отели?

– Я не знаю точно, что вы имеете в виду, но там есть всё, что нужно, чтобы жить.

– А ты сам был? – с завистью поинтересовался Костя, закончивший мыть посуду.

– Конечно. Но перемещаться, нет, я не перемещался. Я в виртуане был. В виртуане я был практически везде. Репортажи делал, интервью разные…

– В виртуане? – все присутствующие выразительно переглянись. – Это как?

– Ну, у нас есть специальные устройства, которые позволяют нам отправлять свое виртуальное тело практически в любое пространство.

– И в гости можно ходить друг к другу?

– Ну, конечно, многие так делают, особенно если люди далеко друг от друга.

– То есть, прям вот так, конкретно? – удивился Костя, доедая оставшуюся гречневую с луком кашу прямо из кастрюли. – Наяву? Взять и пойти?

– Ну, да, только в вирутане… Я вот, лично, был недавно на Амазонке. Мы с одним другом моим отправлялись на экскурсию.

– И вы вместе туда отправлялись? – ещё больше удивился Костя. – Из дома?

– Ну, почти. Пришли в кафе на Площади Независимости и оттуда и отправились, вместе. Но вообще, можно и из дома…

– И что вы там делали? – не унимался Костя.

– Да ничего особенного, просто были. Походили, поговорили, посмотрели на природу…

– В смысле, виртуаны ваши друг с другом поговорили? – уточнил Виталий.

– Так тоже можно сказать. Но… вы мне, похоже, не верите? Вы думаете, что я выдумываю это всё? – вдруг, сам того не ожидая, снова напрягся Сева. – Почему вы меня всё время спрашиваете об этом?

– Тише, тише, молодой человек, – Виталий запрокинул голову и, прищурившись, тонко посмотрел на Севу. – Вам не стоит беспокоиться в отношении нашего понимания или непонимания. То, что вы говорите, лично мне очень интересно. Меня смущает лишь ваше к этому отношение. Вернее, оно меня, если позволите, обескураживает.

– Как это? – Сева вытянулся в струнку и тщательно оглядел лица присутствующих. – Что именно вы имеете в виду?

– Я хочу сказать, – Виталий опёрся локтями на стол, – что из всего, что вы нам поведали, я могу сделать только один вывод. И вывод этот приблизительно можно было бы озвучить вот как: мы строили, строили и, наконец, построили.

– Да ладно, не глумись над Севкой, – вдруг ополчилась Анжела на Виталия. – Что ты ему мозги крутишь, он и так весь видишь какой перекрученный.

– Ну нет, почему же? – в глазах Севы вдруг засияло упрямство. – Я хочу понять, объясните мне… – тут он приостановился, выдохнул и добавил, – пожалуйста.

– Давайте я попробую выразить свою версию, – вдруг включился в беседу Илюха, пристроившийся на подоконнике около батареи. – Халявной энергии нигде нет, ни на Земле, ни в космосе. Скорее всего все ваши зонды – это выдумка. Просто вам голову морочат, чтобы вы послушно делали то, что вам скажут. А вы и рады стараться! И вас совершенно устраивает идея о том, что можно где-то что-то стянуть и присвоить себе, и за это вам ничего не будет. Все эти твои виртуаны, поездки, отправки, посылки – это всё игры разума, в вашем случае, предельно компьютеризированного. На самом деле нет этого ничего. Вы создали сверхбыстрые проводники и разные эффективные технологи, сократили население и поэтому у вас энергии как бы стало больше. Но при этом всей вашей фантазии хватает только на то, чтобы всё время искать, где бы ещё чего урвать.

– Мне кажется, вы либо преувеличиваете, либо недооцениваете, – погрустнел Сева, – Но ведь я-то живу так, всё это – моя реальность! И мне кажется, что у нас возможностей творческого выражения значительно больше… во всяком случае не меньше…

Тут Сева вспомнил о своем увлечении генетикой, но решил, что пока не стоит об этом рассказывать.

– Ну ещё бы! – согласился дядя Стёпа, – в этом никто и не сомневается. Но ты ведь и здесь сейчас живёшь, разве нет?

– Ну, да…

– А ведь тут нету этого ничего, и ты всё равно же – живешь.

– Живу. Хотя, конечно, мне тут много чего не хватает…

– Это что это тебе тут не хватает? – изумилась Анжела. – Жрать тебе не дают, в туалет не пускают? Да чего же тебе ещё надо?

– Я только в том смысле, – присмирел Сева, – что у вас тут нет большого количества очень полезных вещей, которые могли бы сделать наше с вами общение значительно разнообразнее.

– Ни фига себе, – покачал головой Илюха, – во даёт! Разнообразнее!..

– Ну, а что же в этом плохого, – искренне недоумевал Сева, – разве плохо, когда всё вокруг… удобно, комфортно?

– Лично меня всё устраивает, – уверенно заявила Анжела.

– Мы тут вообще-то люди не очень требовательные, – улыбнулся дядя Стёпа, – в плане комфорта.

– А мне вот интересно было бы, – сознался Костя, – я бы хотел попробовать разнообразия и комфорта…

– А тебе только дай халяву, – улыбнулась Анжела, – да ты бы так навечно там и остался бы.

– А что значит халява? – поинтересовался Сева, – вы всё время это слово говорите, но я его не понимаю.

– Это значит, что без труда не выловишь и рыбку из пруда, – вздохнул Костя, – то есть даром бывает только шишь с маслом…

– Это значит, – Илюха упорно вёл свою линию, – что не было никакой энергетической революции и быть не могло. Всё, что могли придумать ваши хозяева – это вырезать девяносто процентов народу, а для остальных построили концлагерь, в котором вы и варитесь в собственном соку. Вы существуете в своём виртуальном мире и вам кажется, что вам там хорошо. Но на самом деле вы рабы своих спецкостюмов…

– Ну ладно, ладно Илюша, –вступилась Анжела, – да пусть себе кайфуют как им кайфуется. Какое твоё-то дело? Тебе самому просто завидно…

– Ну хорошо, ладно, – согласился Илюха, – но ведь не только в этом дело. Ведь нужно же, чтоб он понял.

– Нужно, чтобы он почувствовал, – предложила Анжела, – он понимает столько, что может быть побольше нашего с тобой, в плане всяких там устройств и приспособлений. Но в его жизни тепла нет, любви нет.

– Да, кстати, – поинтересовался Костя, – а вы там вообще «телесно» общаетесь? В смысле мальчики с девочками, например?

– Ну разумеется, – пожал плечами Сева, – мы часто встречаемся, в кругу и после. Регулярный секс у всех.

– Понял! – обрадовалась Анжела. – Секс регулярный! А круг большой у вас?

– Человек 150. Весь наш коллектив. Вернее… – тут Сева вдруг замялся, – вернее теперь уже не совсем «наш». Теперь меня освободили – для профессиональной переориентации.

– Так вот как тебя к нам занесло! – кивнул головой дядя Стёпа. – На переориентацию!

– Вы знаете, – вдруг сознался Сева, – я ведь в принципе понимаю, что вы имеете в виду. Конечно, вы правы. И я понял, уже некоторое время назад, что я больше так не могу. Там есть какая-то ложь всё время, вы правильно это говорите. Такое ощущение, как будто всё время тебе кто-то подмигивает хитро, как если бы ты с ним заранее обо всём договорился. Хотя ведь в принципе я никогда, ни с кем, ни о чём таком не договаривался. То есть, я даже и не знаю, по сути, правил игры. Вернее, всё что я об этом знаю, это то, как я всегда делал и поступал, как с детства учили. Но тут, сейчас, я понимаю, что есть совершенно другие правила, значительно более правильные и эффективные.

– Да выключи ты свои мозги, наконец, – добродушно посмотрела на Севу Анжела, – оставь в покое все свои «правила» и «эффективность». Нету никаких других правил, кроме того, что есть жизнь и есть смерть. Жизнь – это когда ты есть, когда ты себя осознаешь, как отдельное существо, как личность, как индивидуальность. А смерть – это когда тебя нет. Пока ты живёшь, пока ты есть – ты и есть. А когда ты не чувствуешь себя самого – тебя нет. Ходячий ты тогда труп, «кал потустороннего»…

– Но я же есть! – уверенно заявил Сева, – в этом то уж я точно уверен. Вот же я!

– Дело в том, что твоя уверенность тут мало значит. Речь совсем не об этом…

– Но скажите, ведь пусть даже я отправляюсь в виртуане, но ведь это же я сам отправляюсь. На тот же Марс, или на Амазонку. Пусть я и в виртуальном теле, но это ведь – я.

– Ну, допустим, – пыхнул сигаретой Виталий. – И вы правда верите, что, когда вы в своём виртуане отправляетесь на Марс, вы действительно попадаете на Марс?

– Думаю, да. А куда же?

– Только ведь вы попадаете на виртуальный Марс, не так ли?

– Ну… да, – Сева вдруг опять сильно напрягся и ухватился за стул. – Вы опять хотите сказать, что всего этого нет на самом деле?

– Всё это, – заверил Виталий, – без сомнения существует. Но я хочу вас уверить, что всё это к вам никакого отношения не имеет.

– Я вас не понимаю, – Севу как будто парализовало. Он выпрямился и напряжённо смотрел на Виталия.

– Расслабьтесь, молодой человек, – предложил Виталий. – Я хочу сказать, что Марс без сомнения существует, но вы настоящего Марса никогда не знали. Я вполне допускаю, что вы могли додуматься до того, чтобы отправить туда какой-нибудь пылесос, и он там насосал вам разных камушков. Но истинная суть Марса вам от этого не открылась. Ваше намерение изначально нацелено лишь на то, чтобы хапнуть и урвать, побольше и пожирнее. Но с таким подходом галактику вы не освоите, и даже Марс.

– Дело в том, – прокомментировал дядя Стёпа, – что там, – он указал пальцем в небо, – таких хищников, как вы – целые толпы. Летают там разные безумные чёрные дыры, или я бы даже сказал – «дуры» – в поисках лёгкой или тяжёлой поживы. «Ага, говорят! Вот, смотри-ка, ещё одна планетка с идиотами. Так-так. А давай-ка мы и тут тоже сейчас поработаем! Причешем маленько этих двуногих…»

– Ну ладно, ребята, – снова принялась успокаивать ситуацию Анжела. – Парень-то ведь в этом никак не виноват. Он ведь наоборот, хочет к истине приобщиться. Смотрите, какой касатик!

– Я хочу, правда, я очень хочу, – закивал Сева. – Мне кажется, что я уже кое-что понимаю, но мне кажется…

– Да всё не то тебе кажется, – уверенно качнул головой Илюха, – Вы создали шикарный суррогат реальности и мастерски его освоили. В целом, не так уж плохо, но всё равно в конечном итоге это всё ведёт только к самовырождению.

– Да?! – ухмыльнулась Анжела, – а совок? Это, по-твоему, не суррогат. Да кто ты такой, чтобы рассуждать, что суррогат, а что нет? Разве в этом дело?

– Совок тоже идёт к самовырождению, – отстаивал свою мысль Илюха, – уже фактически пришёл.

– Да ты посмотри, – возмутилась Анжела. – То, что они там построили – это в тысячу раз ещё больший совок, можно сказать, совок в кубе! И ты говоришь о вырождении? Совок бессмертен, так же как бессмертно стремление к халяве. Чтобы что-то получить ни за что.

– Простите, а что конкретно вы называете словом «совок»? – заинтересовался Сева.

– Совок – это принцип жизни такой, когда хотят всё получить на халяву.

– То есть даром?

– Да нет, не даром. А именно, что на халяву.

– Ну, почему же на халяву? Ведь мы все работаем, каждый из нас и все вместе.

– Так это как раз совок и есть. Собраться в кучу, и никто ни за что не отвечает. Все винтики и всем вроде бы даже хорошо. Все при деле. А что? Плохо разве?

– Может, мы, как вы говорите, винтики, но мы много чего достигли. Почему так?

– Это вас «папашка» надоумил? – прокмментировал Виталий, но еще до того, как он это сказал, Сева вздрогнул.

Наступила тишина. Только Поручик посапывал в углу.

– Виталик хочет сказать, – принялся, наконец, пояснять дядя Стёпа, – что есть силы, которые вами управляют. Они дают вам конфетку в виде комфорта, и за это они полностью вами владеют. У нас тут сейчас такая же ситуация, в общих чертах. Но у нас есть возможность как бы вывалиться из системы и не служить ей. Скорее всего и у вас должна быть такая возможность.

– Есть, – признался Сева. – Есть. Я недавно узнал. Она называется – «на север». И я туда хочу попасть. Я не знаю точно, что там и как, но я точно знаю, что там всё другое…

– Вот то-то и оно, – согласился дядя Стёпа. – А мы тут, – он обвёл взглядом присутствующих, – как раз и заняты тем, чтобы у вас там был «север». Понимаешь?

– То есть вы… вы… – Сева запнулся. Его вдруг поразила идея грандиозного замысла, который охватывает, может быть, сотни лет жизни человечества, и сам он, Сева, является его вольным или невольным участником.

– А ты думаешь, зачем тебя к нам Михеич прислал? – улыбнулась Анжела.

– Он думает, что мы тут только курим, пьём и разговоры разговариваем, – уточнил Виталий.

– Дело в том, – резюмировал дядя Стёпа, – что на нашей планете давно уже идёт борьба. Эта борьба – за души людей. Некоторые утверждают, что человек ни на что не способен, и что свобода ему вредна. И что единственное, для чего он может пригодиться – это чтобы быть батарейкой. Но мы думаем иначе. И у нас есть все основания полагать, что мы правы.

В этот момент всё как-то странно стихло. И тут Виталий вдруг медленно и с очень странной интонацией продекламировал:

Когда нас спросят, кто такой Гоген,

И почему на свете много зла,

Ответим: как таинственный рентген

На холмах Грузии лежит ночная мгла… —

Все присутствующие снова хором замолчали. Сева вдруг почувствовал сильное головокружение, и ему показалось, что в этот момент через кухню, где они сидели, промчался какой-то странный ветер. Всех участников этой кухонной посиделки словно бы окутала какая-то плотная пелена и они все будто замерли, замёрзли на мгновение. Но мгновение это длилось и длилось, и Сева даже успел испугаться, что этому длению не будет конца.