
Полная версия
Магнит для ангелов
– Ты сам должен найти Бога в себе, – пояснил Арсений, – и в этом – твоя свобода и твое спасение. И в этом-то всё дело. Они убили Бога в душах своих, Бог умер в них самих, а вместе с Ним умерло и всё остальное в их жизни. Они распяли человека, думая, что Он просто человек, но на самом деле они убили Бога в себе. Он воскрес, потому что бессмертен, потому что Он и есть самоё жизнь, и нет иной жизни, иначе как через Него, в Нём. Те люди, которые утратили веру, которые отреклись от Бога, они мёртвые. Их души мертвы ещё пока тело живо; т.е. тело вроде есть, а внутри пустота, вот как ты сейчас нам рассказывал про своих современников. И потому они не могут вместить Бога в себя – им просто не во что вмещать. Как ты сам давеча справедливо заметил, – ходячие полумёртвые биороботы… Но раз уж они появились в этом мире, значит и им дарован шанс, значит, они имеют возможность пробудить собственные души, чтобы в них вошёл Бог и оживил их своим присутствием…
– Дались тебе эти люди, – пренебрежительно пожал плечами Виталий, – подумаешь, шваль, насекомые… Да хоть бы они все и вымерли, в вечности от этого не убудет…
– Да они, похоже, все уже и того… – Анжела резво оглядела Севу. – Слушай, касатик, а сколько там у вас народу-то на земле осталось? Населения по статистике по вашей сколько?..
– Миллиард с небольшим по данным прошлого месяца… – озадаченно проинформировал Сева.
– Видал! – Анжела возбуждённо замахала кулаком над головой, – вот так-то!
– Мда, Алоизыч был прозорлив, – кивнул Виталий, – и дело его, как мы теперь видим, живо в веках!
– Алоизыч твой отдыхает! Они сами, понимаешь, сами! Сами себя сократили! И это ещё не предел, можете мне поверить. Пока будет, кого резать, они будут резать… – разошлась Анжела. – Вот он сам и будет резать, своими руками, вот увидите!..
– Да успокойтесь вы, – стукнул кулаком по столу Арсений, – чего завелись-то… Как говорится, всех не перевешают. А этот, – он кивнул на Севу, – всё-таки ещё не совсем мёртвый. Может ещё придёт в себя, образумится и… спасётся. Опят же, Михеич прислал…
– Так что же мне делать-то теперь, скажите? – взмолился Сева. Он не успел вникнуть в суть этого короткого диалога, но понял, что дело не шуточное. Ему вдруг очень-очень срочно захотелось спастись.
– Крестить надо, – предложил Арсений, – сегодня же.
Все трое молча посмотрели на Севу.
– Крёстной будешь? – Арсений с серьёзной выразительностью взглянул на Анжелу.
– Ну, а что ж делать… – Анжела ласково смерила Севу взглядом и глубоко вздохнула, – придётся. С этим касатиком нужно поаккуратней. Все же метафизика – дело тонкое…
– Только нужно его переодеть, – заявил Виталий, – а то представляете, если его, такого красавчика, менты скрутят… Михеич расстроится…
– Так я и говорю, – ухмыльнулся Арсений. – Потомки нас не поймут…
– Да ты не дрейфь, Севка, – Анжела нежно похлопала Севу по спине, – прорвёмся… а пальтишко твое и в самом деле лучше бы тут оставить.
– Честно сказать, – глубоко вздохнув, уверенно высказался Сева, – мне и самому надоел уже этот нелепый спецкостюм, все эти кнопки… Свободы хочется… Да и потом, – признался он, – тут всё равно не работает ничего. Подключения нет…
– Свободы тебе будет столько, сколько сможешь вместить, – заверил его Арсений, – но прежде всего, надобно приобщить тебя к нашей вере, заложить, так сказать, основание.
– Я понимаю, – кивнул резко посерьёзневший Сева, – я готов.
С этими словами все встали из-за стола. Виталий с Арсением отправились в комнату и принялись изучать содержимое стоявшего там шкафа. Анжела ласково посмотрела на Севу и посоветовала:
– А ты бы, касатик, сходил в душ… Не помешает перед таинством-то… – и принялась убирать со стола.
Сева с удовольствием воспользовался образовавшейся паузой, чтобы хоть немного прийти в себя, и отправился в ванную. Как и прочие детали обстановки этой немыслимой квартиры, ванная имела вид крайне странный: в малюсенькой комнатёнке была установлена большая эмалированная бадья, в которую из длинного железного крана тонкой струйкой сочилась вода. Централизованное управление отсутствовало, даже элементарного датчика температуры Сева не обнаружил. Он обречённо стоял и осматривался, не зная, как правильно воспользоваться этим нехитрым хозяйством. На помощь ему снова пришла Анжела. Снабдив Севу полотенцем, она в двух словах объяснила нехитрый принцип работы местной сантехники, а потом, ласково смерив его взглядом, кокетливо вздохнула и вышла, оставив парня наедине.
Манипулируя кранами, Сева долго пыхтел, пытаясь установить равномерную температуру воды, но, в конце концов, плюнул на это дело. Неуверенная прохладная струя воды периодически превращалась в нестерпимейший кипяток. Кое-как приноровившись к подобной изменчивости, Сева всё же умудрился один раз намылить тело и ополоснуться. Вылезая из ванной, он с удовольствием ощутил, что его утреннее мутное состояние совершенно рассеялось, и шум в голове почти совсем исчез. Пока он в задумчивости рассматривал своё небритое лицо в запотевшем зеркале, дверь приоткрылась, и Арсений передал ему стопку одежды. Тут были носки, весьма странного вида и большого размера синие трусы-шорты, мятая коричневая рубашка в клеточку, штаны из грубой шерстяной материи и немного дырявый, но мягкий и уютный свитер. Облачившись во всё это, Сева почувствовал себя совершенно иным человеком. Аккуратно собрав свои прежние вещи, он завернул их все в свой бесполезный спецкостюм и вышел с этим тюком на кухню.
Тут его уже поджидали. Без лишних слов Арсений с Анжелой встали и принялись одеваться. Взамен спецкостюма Севе выдали старенькое пальтишко. Однако, подходящей обуви для него не нашлось, и он остался в своих привычных ботинках. Виталий стоял, прислонившись к косяку кухонной двери, и молча курил.
– Хороши! – только и сказал он на прощанье, окинув их своим безучастно-проницательным взглядом и, повернувшись, ушёл на кухню.
Новые грани реальности
Компания и в самом деле выглядела лихо. Высоченный Арсений в огромных сапогах, телогрейке и чёрной широкополой шляпе; маленькая Анжела в изящной беленькой дублёнке и элегантных сапожках на высоком каблуке; и застёгнутый на все пуговицы Сева в шапке ушанке и нездешних, отливающих неоновым блеском зеленоватых штиблетах…
Спустившись по подъездной лестнице, они вышли на улицу, где светило солнышко, весело щебетали воробьи, и отовсюду капала вода.
Пройдя несколько шагов, Сева остановился в нерешительности. Всё вокруг было каким-то непривычным. Первое, что бросилось ему в глаза – это огромные кучи грязного снега повсюду и жуткая слякоть на дороге. Перепрыгнув пару огромных луж, он буквально уткнулся носом в помойку, всю заваленную вонючими отходами. Пока он в полном изумлении разглядывал это вопиющее бесчинство антисанитарии, из-за поворота, поскрипывая и подпрыгивая, выкатился подржавленный «Запорожец» и с разгона обдал Севу мощной волной грязной жижи. Оторопев от такой суровой реальности жизни, бедняга остановился, как вкопанный. Арсений, убежавший было вперед, вовремя сориентировался. Своим решительным широким шагом он вернулся, подхватил Севу и, нимало не смущаясь глубиной водных преград, выволок его на безопасное место тротуара.
– Надо касатику немного пообвыкнуть, – весело предложила Анжела, которую вся эта ситуация, похоже, немало забавляла, – а то ведь он там привык, видать, чтобы всё было цивильно…
– Ты уж не серчай, братушка, но мы тебя на тачке не повезём, – извинился Арсений. – По-простому поедем, как все люди, на общественном транспорте…
– Скажите, – к Севе, наконец, вернулся дар речи, – где мы? И – что это? – он неуверенно посмотрел по сторонам и взгляд его остановился на помойке.
– Это – совок, – авторитетно заявила Анжела, – вернее то, что от него осталось. А это – помойка, туда люди выбрасывают мусор.
– Как это – «совок»? – недоумевал Сева, – что это значит?
– Вот это всё и есть совок, – вздохнул Арсений, оглядываясь, – и это только начало. Ты главное особо не пугайся и не реагируй так-то уж очень… Особенно при людях…
– Слушай, касатик, – поинтересовалась Анжела, когда они снова двинулись в путь, – а вы там у себя куда мусор деваете?
– В аннигилятор, – пожал плечами Сева. – У всех дома есть.
– Ого! – обрадовалась Анжела, – и что с ним там происходит?
– Ничего, он там уничтожается.
– То есть просто исчезает?
– Ну да. Распадается на атомы. Система аннигилирования включена в цепь энергоснабжения зданий. При аннигиляции выделяется определённое количество энергии, которая затем используется. Для обогрева или охлаждения помещений.
– Вот это да! – присвистнул Арсений, – до чего дошёл прогресс… А начиналось всё с паровоза…
Пройдя двор, они вышли на улицу через арку, показавшуюся Севе знакомой. Однако он не успел как следует об этом подумать: едва они вышли из арки, перед ними открылась очередная сцена запредельной реальности. Прямо посреди тротуара два крепких парня в чёрных кожаных куртках методично колотили ногами какого-то третьего, который, валяясь в грязном мокром снегу, старательно закрывал лицо руками. Увидев такое дело, Сева машинально сунул руки в карманы пальто, пытаясь нащупать там кнопку вызова службы безопасности. Один из парней оторвался от своего занятия и подозрительно посмотрел на него исподлобья. Сева весь сжался в комок, и отпрянул было назад, но тот вдруг остановился, посмотрел на скорчившегося на земле мужика и сказал:
– Смотри, завтра всё привезешь, понял? – он ещё раз пнул лежащего ногой и, вместе с напарником, они исчезли в стоявшем неподалёку огромном чёрном автомобиле. Через секунду это чудо техники с визгом скрылось за углом дома.
Сева опустил руки и стоял в нерешительности, глядя на побитого, который делал отчаянные попытки подняться. Тут из арки выскочила какая-то старушёнка и, шустро подскочив к нему, ловко и без всякого стеснения принялась шарить в его карманах. За ней прискакала ещё одна, подобрала лежащую неподалёку меховую шапку, и сунула её в свою сумку. Через несколько минут целая толпа сочувствующих граждан обступила пострадавшего со всех сторон. Арсений деловито распихал собравшихся, и исчез в гуще толпы. Послышался его деловой бас:
– Скорую, скорую вызывайте!..
– Не в скорую, а в милицию надо звонить, – завопила первая старушка. – Ворюга это, я вам говорю, хачьё, палаточник. Так ему и надо!..
Сева удивлённо посмотрел на Анжелу, которая спокойно достала сигарету и прикурила. Арсений вырвался из гущи беснующегося народа и, отряхнувшись, кивнул головой. Вместе с Анжелой они подхватили Севу под руки и поспешили прочь.
– Безобразие. Почему не работает служба безопасности? – возмущался Сева. – Как они допускают такое?
– Ишь ты, – сурово ухмыльнулся Арсений. – Не всё так просто. Это ж – бандиты, и у них – свои разборки. К ним лезть – без толку. А менты, как известно, бывают только там, где они никому не нужны…
– Но это же – насилие! – возмущался Сева. – Это недопустимо!
– А что у вас обычно бывает в таких ситуациях, – поинтересовалась Анжела.
– Да их за это – в аннигилятор! Это же вопиющее нарушение прав человека!
– То есть – как мусор? – изумилась Анжела. – На атомы? Для отопления?
– Конечно, – развёл руками Сева, – ведь это неслыханно, чтобы человека били… ногами…
– Ты хочешь сказать, – что у вас в таких случаях людей просто уничтожают? – не поверил своим ушам Арсений.
– Да у нас такого просто не бывает… Физическое насилие – это просто из ряда вон!..
– А если люди хотят, например, подраться. Ведь нельзя же отказать людям и в таком праве?
– Для этого существуют виртуальные клубы, дерись себе, сколько хочешь, с кем угодно… – Сева возбуждённо размахивал руками.
– Так, стало быть, аннигилятор у вас – повседневная штука, – вдруг резко вставила Анжела. – И людей у вас туда тоже сбагривают?..
– Ну, конечно, – пожал плечами Сева, – а как же?! Если какой-то человек становится причиной вопиющих антисоциальных проявлений, что же с ним ещё делать? Ведь нельзя перекладывать свои проблемы на чужие плечи. Таким образом, осуществляется естественная ротация кадров. Этот процесс полностью контролируется службой общественного планирования. Да вы посудите сами, кому захочется жить вместе с ублюдками или истеричками? Общаться с ними в своём круге… Да, кроме того, и производственный процесс ведь от этого может пострадать…
Тут Арсений присвистнул и нахлобучил свою шляпу на самые брови.
– Энергетическая революция, говоришь… – задумчиво произнесла Анжела. – Мда… Ротация кадров?.. Ну а если тебя сунуть в аннигилятор, ты что на это скажешь?
– А меня-то за что? – изумился Сева. – Разве только…
– Да-да, вот хотя бы за это, – язвительно сощурилась Анжела. – Небось не охота! А?
– Нет, нет, – затряс головой Сева, – меня не надо. Мне ещё рано…
– Рано? – не унималась Анжела, – а кому не рано? Кто имеет право решать, кому рано, а кому нет?
– Но ведь это всё из соображений гуманизма, – принялся было оправдываться Сева, – ну, а как же быть? Если человек от рождения имеет психические дефекты, они рано или поздно всё равно обязательно проявятся. Есть, конечно, определённые технологии лечения, но в большинстве случаев это совершенно не выгодно экономически. Да и потом – а где их содержать? Не знаю, мне всегда казалось, что это как-то естественно…
– Естественно? – звонкий голос Анжелы срывался на визг, – гуманизм? Экономически не выгодно?..
– Ну ладно, ладно, Анжелка, не кипятись, – принялся успокаивать её Арсений. Они остановились на углу какой-то улицы, не очень обращая внимания на окружающее их пространство. Между тем, их компания явно привлекала к себе повышенное внимание прохожих. Оглядевшись, Анжела утихомирилась, но по всему чувствовалось, что она вся прямо-таки кипит от возмущения.
Сева снова принялся оглядываться и рассматривать городские картины, и с каждой минутой удивление его росло всё сильнее. Элементы окружающего мира вызывали в нём неподдельный интерес: он пристально вглядывался во всех встречавшихся на их пути людей, пытаясь заглянуть каждому в лицо, и вздрагивал всем телом всякий раз, когда мимо проезжал какой-нибудь автомобиль. Пройдя ещё с квартал, Арсений с Анжелой переглянулись и решили зайти в близлежащий дворик, дабы перевести дух.
– Я теперь понимаю, зачем его Михеич к нам прислал, – вдруг заявила Анжела, – похоже, они дошли там уже до окончательной степени автоматизации. Его не крестить надо, а просто, чтобы он жизни хлебнул, вот нашей, обычной, русской… Давай лучше знаешь, чего, – обращаясь вроде бы к Арсению, она грозно посмотрела на Севу, – поехали, лучше, на кладбище. Может там маленько попустит касатика…
– Да, вот и я думаю, – почесал бороду Арсений, – ну как его такого сейчас крестить. Ведь там ему отрекаться придётся, и всё такое… Ведь после этого с ним всякое может случиться… А нам отвечать. Что, мол, не уберегли. Хотя чего тут беречь? Слушай, Севастьян, так и что у вас там все такие, как бы это сказать… застенчиво-агрессивные?..
– Вы меня не понимаете, – обиделся Сева, – вы так рассуждаете, потому что живёте тут в своей бесконечной антисанитарии и даже представить себе не можете, что такое настоящая цивилизация…
– Ого, – подняла брови Анжела, – видал! Ну-ка, касатик, просвети нас; расскажи нам про настоящую-то цивилизацию. Как оно на самом деле должно быть-то, а?
– Да что вы, Анжела… – чуть не закричал Сева, – всё язвите! Что я вам сделал-то? Почему вы так со мной говорите, как будто я… хуже вас?
– Анжела, спокойно, – вмешался Арсений, и вовремя, потому что Анжела уже набрала полную грудь воздуха, чтобы высказать Севе своё критическое мнение. – И ты успокойся, – обратился он затем к Севе, – никто тебя тут обижать не собирается. Ты просто пойми: то, что ты нам рассказываешь, для нас – дикость. Да, у нас тут грязно, это правда, и людей могут побить прямо на улице или обрызгать из лужи. Но это ж неспроста – на всё есть свои причины. Давай лучше вот как поступим. Ты нам расскажешь про свою жизнь, а мы тебе – про свою. И покажем. Идёт?
– Я вам всё, что хотите, могу рассказать, – обиженно потупился Сева, – только не надо меня обвинять в том, о чём я вам рассказываю. Я это всё не придумал, и самое главное, я сам не очень с этим согласен. Просто так уж сложилось, и все к этому привыкли, и так было всегда, никто и представить себе не может, что когда-то было по-другому. Ведь вы вот сейчас живёте себе и не думаете, что всё может измениться. Вернее сказать, вы думаете, но ведь не можете сказать точно, как оно всё будет через год, через пять.
– Я одно могу точно про себя сказать, – Анжела гордо уперлась кулаками в бока, – что бы ни происходило, я всегда буду собой, тем, кто я есть. Независимо от внешних обстоятельств. Моё отношение к происходящему – это другое дело. Однако, – тут она на мгновение задумалась, – ты прав, касатик. Ты не виноват, что родился в таком идиотском мире, где всем заправляют роботы. Лично я бы ни за что не хотела в таком мире жить…
– Ну ладно, – резюмировал Арсений. – Вроде успокоились. Давайте по глоточку тяпнем и решим, что дальше делать. Может и в самом деле, на кладбище? Или всё-таки в храм?
– Тогда предлагаю совместить! – предложила Анжела, – Давай рванём в «Девочку» на троллике. Может там просветлеет взор у нашего «гостя из будущего». А там уж посмотрим, как сложится…
Они выпили по глотку какой-то гремучей настойки, которую Арсений бережно достал из внутреннего кармана, молча выкурили по сигарете и отправились в сторону остановки. Севины штиблеты всё-таки были предназначены для иных погодных условий. Преодолевая наваленные около дороги сугробы, он мысленно представлял себе сухие прогретые дорожки привычного ему мегаполиса и размышлял о том, можно ли уравновесить комфорт жизни и свободу.
Когда они вышли на бульвар к остановке, Сева вдруг, оглядевшись, присвистнул и восторженно замахал руками.
– Вот тут, вот тут стоит наше здание, в котором я живу, – показывал он пальцем в сторону Генштаба, – и этот бульвар у нас такой же. Вот это да! Так вот, значит, где я… Интересно. Но насколько тут всё другое! Весь этот, как вы говорите, совок… – он кивнул на столпившиеся на дороге автомобили.
– Интересненько было бы посмотреть, что там у вас за жизнь, – задумчиво улыбнулся Арсений, – как там у вас и что.
– А мне – нет, – отрезала Анжела. – Никак не хочется. А что там может быть хорошего? Исходя из повествований касатика, там уже полный бардак. Еще немного, и они станут пачками уходить в аннигилятор, сами, без всяких видимых причин. Или перелупят друг друга так, для разнообразия. Не-ет. Совок – это уже, конечно, отрыжка цивилизации, но тут ещё есть красота, тут ещё люди остались, души! А там?.. Наденут на тебя пальто с кнопками, и будешь ходить всю жизнь по одной и той же тропинке: от телевизора – в туалет, из туалета – к телевизору. И больше никуда не сунешься. Потому что пуговицы у тебя на пальто – не той системы…
– А я считаю, что в любой ситуации можно найти способ существования. Там же есть, наверняка, заведения, клубы, рестораны… Завёл себе лавчонку, и сиди. Да по сторонам поглядывай… Во все времена человеку нужно было расслабляться после работы. Конечно, работа у них в основном весьма поганая, ну, так а нам-то что? Вообще, всё, чем занимаются люди, весьма скучно и даже противно. Но это ведь их дело, в конечном счёте… Каждый сам себе решает, как ему быть и зачем.
– Скажите, – поинтересовался Сева, – а вот вы как это себе решили – для чего вы, и зачем?
– Я-то? – Арсений хитро сощурился, – я, если можно так выразиться – исследователь.
– Наш Сенечка изучает способности двуногих существ к высшим формам бытия… – начала было пояснять Анжела, но тут подошёл троллейбус, и они были вынуждены немного поработать локтями, чтобы отвоевать себе место в толпе обезумевших пассажиров общественного транспорта.
Севе ещё никогда не приходилось быть так близко с людьми. Пассажиры обжали его со всех сторон так, что он едва мог дышать. Они стояли вокруг и как будто чего-то ждали, молча и тоскливо. Большой железный ящик медленно тащился по заваленным грязными сугробами улицам, часто надолго останавливаясь. Пытаясь заглядывать в окружающие его лица, Сева поражался странной надрывной напряжённости их взглядов, какой-то их невыразимой запредельной безысходности. При этом все они вели себя так, как будто вокруг них никого не было, вернее, как будто всё происходящее не имеет к ним никакого отношения.
Через полчаса этой напряжённой поездки, в течение которой народу в и без того набитом до предела троллейбусе становилось всё больше и больше, они втроём, наконец, вывалились на улицу. Пройдя немного, они остановились в скверике среди уныло торчащих из земли голых замёрзших деревьев. Арсений снова достал из кармана бутыль с настойкой.
– Ну вот, гляди, – взмахнула рукой Анжела, – это – православный монастырь. Колокольня, храм… Знакомо тебе это место?
– Вроде бы да… – признался Сева, внимательно оглядывая окрестности, – но у нас всё это выглядит совершенно иначе. Вот тут, – он нарисовал большую дугу над монастырём и прудом позади него, – стоит «купол», а того, что там под ним, внутри, совсем не видно. Там находится Институт Гуманизма. Но я там никогда не был, у меня допуска нет.
– Ну, ясно, – констатировала Анжела и повернулась к Арсению, – понял ты теперь – «Институт гуманизма»! Это ж надо…
– А вообще-то ты видел где-нибудь что-нибудь похожее? – Арсений кивнул в сторону монастыря. – Купола, кресты на них?..
– В городе нет. – Сева задумался. – Да и вообще наш город совсем не похож на это… Там у нас везде большие такие, – он сделал плавное движение рукой, обрисовывая невидимый, но замысловатый контур, – здания, а между ними – площади. Есть, конечно, на окраинах районы малоформатной застройки, с маленькими домиками, но они все такие… чистенькие, энергоэффективные, и отделаны совсем не так, как у вас… Вообще всё это выглядит смутно знакомым, вот там, надо полагать, должна быть река. Вон там – Университет. Но внешне – ничего общего. Не знаю, как вам это передать…
– Короче, прогресс унёс человечество вперёд, – вздохнула Анжела. – Ну что ж. Туда ему и дорога… Ну а мы своей дорогой пойдём, в храм…
– Но однажды, – продолжал, между тем, Сева, – недавно, я был в командировке. И там мне показали, но только издалека, нечто похожее. Там на горизонте были такие вот купола. Очень похоже на это. Только очень-очень далеко, там, куда не ходят КПП… На севере…
– Понятное дело, – улыбнулся Арсений, – вера не может погибнуть, как бы они ни старались… Это ж, дорогой Севастьян, Небо! Не может низшее победить высшее, как его ни крути. Погибнуть и исчезнуть без следа – это ему запросто, но победить, или хотя бы даже постичь – никогда.
– А что такое – высшее? – поинтересовался Сева, – что вы имеете в виду?
– Ну как тебе сказать, – задумался Арсений, – понимаешь… Ведь всё это – кем-то создано. То есть у всего этого есть своя причина и своё назначение. И те силы, которые всё это сотворили, непостижимы для тех, кто является результатом, так сказать, следствием этого творчества. Поэтому очень многие считают, что этих, с позволения сказать, сил, и вовсе не существуют. Но они есть, и это факт.
– Но тогда, – Сева задумчиво посмотрел на небо, – тогда получается, и свободы никакой нет. Каждому – своё, и как ни рыпайся, всё равно будешь делать то, что тебе назначат «сверху» тот, который тебя создал.
– Да разве ж в этом свобода? – резанула Анжела, – да если б свобода была в том, чтобы всякая тварь могла лезть в любую дыру, они бы и до самого Творца уже бы добрались и Его бы прикончили. Потому что… Эх… Да что говорить… Если этой сволочи дать такую свободу, о которой ты говоришь, они уничтожат всё, понимаешь?..
– Но почему, почему? – недоумевал Сева, – почему нельзя употребить свободу на созидание?
– Не знаю, – призналась Анжела, – не могу тебе сказать, почему, но всякий раз, из века в век они только рушат и уничтожают. Ну, вообще-то… Есть, действительно есть такие, которые творят. И те поистине свободны. Вот в чём свобода-то – в творчестве! Творец наделил нас всем, дал нам самоё жизнь, лишь бы мы преумножали и благословляли, и через это – возносились бы вверх, к новым уровням творчества. Вот она – свобода.
– То есть вы хотите сказать, – загорелся Сева, – что свобода – это путь к Богу?!
– Ну, конечно! – горячо продолжала Анжела, – а какая ещё свобода может быть? А все эти лозунги, дескать, «свободу мандавошкам», это ж простое надувательство, борьба за власть, но не за реальную, потому что реальной властью обладает только Всевышний, а за земную. Здесь, на одной только Земле, столько всякой сволочи, которая хочет захапать себе побольше, что они уж и не знают, как бы ещё извернуться, чтобы этих несчастных, обездоленных двуногих существ заставить крутить свою бесконечную мясорубку. Для них свобода – это право делать так, как им выгодно. Но для Творца-то они ничуть не лучше, чем все остальные, понимаешь…