bannerbanner
Магнит для ангелов
Магнит для ангелов

Полная версия

Магнит для ангелов

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
19 из 40

– Не говори глупостей, – возмутился Олег, – эта сила никому не может принадлежать. Всякий, кто способен ею завладеть, может ею распоряжаться. У меня есть формулы, и я уже чётко знаю всё, что нужно сделать. Здесь нет никакой ошибки, всё проверено. Я поставил себе цель и добьюсь её чего бы мне это ни стоило; а все твои размышления – это удел слабых и сомневающихся…

– Ну-ну, – снисходительно заметил Сева, – смотри, только, не перестарайся…

– Да ты что, Сева, – Олег возмущённо ударил кулаком по столу, – на что ты намекаешь? Я не понимаю тебя… Что ты меня запугиваешь, что ты из меня дурака делаешь?

– Да нет же, – успокоил Сева товарища, – всё правильно. Самое главное, что ты выбрал свой путь и ему следуешь. Только знаешь, я хочу тебе сказать одну вещь. Есть более «простой» способ, вернее сказать, более естественный. Я могу тебя заверить, что все мы уже бессмертны, по природе своей, изначально. Но как бы в потенции. Чтобы эту потенцию реализовать, необходимо просто понять, зачем тебе это нужно. Требуется правильная мотивация… как бы. Конечно, я не имею ввиду бессмертия тела…

– Вот именно, – язвительно заметил Олег, – а я хочу, чтобы всё… чтобы и тело, и душа… и я этого добьюсь.

– …да это и не нужно, – продолжал Сева, игнорируя замечания товарища. – Тело нужно лишь для того, чтобы быть в этом конкретном мире. А потом, в другом мире – будет и другое тело. Важна суть. Зачем ты есть? Зачем ты пришёл в это тело, в этот мир?..

– Да? – Олег пронзительно посмотрел на Севу, сверкнув глазами, – Ну вот ты, например, зачем?

– Я?.. Ну, чтобы спеть песню… Чтобы сделать жест… Чтобы… – тут Сева призадумался и отпил вина, – понимаешь, Олежка, в наш век свобода стала мифом, профанацией, бессмыслицей. Оживить этот миф в себе, собой – чем не задача?..

– Ну, конечно, – скептически покачал головой Олег, – звучит красиво, только для чего всё это? По-моему, это какой-то самообман, нелепая романтика, бесполезное и бессмысленное заблуждение. Во всём этом нет достижения, нет реализации…

– Но какое может быть достижение в бесконечности, Олег? – возбуждённо парировал Сева, – Ведь любой конечный результат уже несёт в себе смерть. Помнишь, ты ведь сам мне об этом говорил когда-то. Допустим, ты хочешь получить что-то конкретное, пусть даже очень трудно достижимое, ну, вот этот твой «камень», например. И, наконец, его получаешь! Но тогда та часть тебя самого, твоего Я, которая этого хотела, которая была связана с этим желанием, попросту умирает. В руках своих ты держишь материализованный Камень, а внутри, в душе у тебя, появляется и остаётся труп от того желания, которое вело тебя к его обретению. Жизнь наша потому-то и короткая такая, что душа быстро зашлаковывается регулярными трупами реализованных нами желаний. И вот так, постепенно, душа превращается в кладбище.

– Мда… – задумчиво произнес Олег, – глубоко тебя занесло… Ну-ну, посмотрим.

– А ведь твой Камень – это гипер-цель! – не унимался Сева. – Чтобы получить его, ты должен будешь всю свою душу отдать, продать, променять на него…

– Ну ладно, ладно, всё, хватит, – напрягся Олег, – достаточно. Давай оставим эту тему. Похоже, ты сейчас совсем меня не слышишь, не понимаешь. Ты думаешь, это моё тщеславие, моя гордыня… Да я ведь хочу как лучше, чтобы всем, понимаешь, от этого польза была, и тебе, в том числе…

– Спасибо, конечно, – кивнул Сева, – но меня из списка, пожалуйста, вычеркни. Мне этот твой Камень – не нужен…

– Вот и поговорили, – после некоторого молчания констатировал Олег. Он ещё немного посидел, потом решительно поднялся и сказал: – Может быть, мы ещё вернёмся к этому разговору. Потом. А пока – прощай. Желаю тебе успехов и… свободы.

– Спасибо… – начал было Сева, но он не успел даже встать из-за стола, как Олег ровным быстрым шагом отмаршировал к двери и вышел на улицу.

Состояние друга погрузило Севу в созерцательные рассуждения о природе своего безвозмездного порыва в отношении безразличных к собственной судьбе особей, населяющих раскинувшуюся вокруг него бесконечность крайне однообразного по форме и сути своей макробытия. Погружённый в эти раздумья, он доел свой обед и решил еще немного прогуляться. Он снова сел в троллейбус и отправился взглянуть на закат в отдалённый район города. Это было одно из его любимейших мест, которое он принял себе за правило посещать в полном одиночестве в периоды задумчивого самососредоточения, которые порой обрушивались на него и прежде, и которые он всегда очень ценил.

Это место всегда встречало его с тёплым приветливым гостеприимством. Прогулявшись по пустынным дорожкам парка, он добрался до обособленно расположенной скамейки, установленной тут, по всей вероятности, во времена, предшествовавшие дореволюционным.

Мысли Севы, если посмотреть на них в отрыве от него самого и его текущей ситуации, показались бы стороннему наблюдателю какой-нибудь изощрённой игрой в поддавки с самим собой. Тонкая нить абстракций и аналогий скрепляла это затейливое кружево едва заметными стежками; сами по себе возникавшие в его внутреннем пространстве образы были до того умильны и радужны, что искать между ними какую-то особенную логическую последовательность было бы просто преступно, если не сказать – губительно. Севу несло.

«Господи, – глядя на красновато-бежевое солнце, исчезающее в отверстом чреве города, осклабившемся ломаными зубъями крыш небоскрёбов подобно гигантским челюстям крокодилообразного монстра, отрешённо обагрённым жертвенной кровью нисходящего в них огненного божества, – до чего же удивительна жизнь прыщей и их друзей насекомых, влекомых к ним самой потенцией собственного возникновения. Подумать только, каждый пупырышек на моем таинственно-загадочном теле мечтает о своей собственной независимости и с нетерпением жаждет появления откуда ни возьмись бравого принца-комара в строгой призрачно-воздушной униформе и с крылышками за спиной. Он грезит о своём грядущем величии и только и ждёт того часа, когда приведённый в действие метким уколом кровососа иммунный механизм вызовет его из небытия на бескрайних просторах принадлежащего мне организма. Конечно, неизмеримо мала вероятность реализации скрытой потенции именно этого участка моей нежной кожи, но вот, о чудо! свершается мистическая связь членистоногого паразита с моими полнокровными капиллярами и в интимном уголке меня самого, из невнятного покраснения пробуждается к жизни молодой, ещё не окрепший, но совершенно независимый и самостоятельный прыщ. «Эге-ге-гей, – кричит он первым делом всем соседним прыщам, пупырышкам и волосикам, – я есть, я существую, вот он я!» И тут начинается зуд. Я – человек нетерпеливый, да ещё в таком месте – обязательно хочется почесаться, поскрести этот чуждый моему самобытию эксцесс. Я лезу туда, и с некоторым мазохистским наслаждением начинаю судорожно растирать это злополучное место рукой или даже ногтем. «Эге-ге-гей, – кричит тогда возбудитель моего спокойствия, – а вот и самый верховный, самый главный из сущих, самая суть моей жизни, цвет моего тела, плоть от плоти, вот он сам обратил на меня внимание. Значит, я избранный! Я, выведенный из небытия всесильной рукой великого Ангела Жизни, рождён для того, чтобы быть избранным! Хвалите же меня, пойте мне дифирамбы, возбуждайтесь, о вы, низкие духом и телом недо-прыщи!» Ну что ты будешь делать, ведь чешется. Пытаюсь сдержаться, знаю ведь, что чем больше обращаешь на него внимания, тем дольше пребудет необходимость выносить этот гадостный зуд. Может быть, смазать его мазью? Как раз под рукой есть какое-то современное средство. Выдавливаю немного из тюбика и растираю пальцем затвердевший пупырь. «Эге-ге-гей, – пуще прежнего надрывается стремящийся эволюционировать прыщ, – Вот это благодать! Сам всемогущий даритель всех благ и радостей сподобился снизойти до моего личного бытия и сдобрить меня этим чудодейственным елеем. Явно благоволит мне высшая сила небес!» И вот он, пока я сплю, начинает самоуглублённо поглощать эту мазь, перерабатывать её где-то в скрытых резервуарах моего подкожного пространства и жиреет прямо на глазах, выделяя при этом какие-то мерзостные отходы прямо под себя. Просыпаюсь утром. Что это там такое? О ужас, какая гадость! Огромный жирный фурункул вызрел за ночь и нагло таращится на меня своим циклопическим затуманенным взглядом. Фу, как я не люблю всю эту дрянь! Но ведь так просто тут уже не отделаешься. Что же – идти к врачу? Да вроде неудобно, во-первых, место уж больно интимное, а во-вторых, ну что, из-за каждой ерунды бегать к здравоохранителям… «Гм… гм… – важно урчит между тем разжиревший парадокс моего собственного организма, – жизнь – это великое благо. Воздадим же хвалу Творцу и иже с ним за сие великое благоволение, которым пожелал он соизволить наше существование. И теперь, помолясь, приступим смиренно к главной задаче нашего существования – к изготовлению Камня!..» Между тем очень мешает мне эта распухшая гадина. Да что я с ней церемонюсь. По-моему, уже вполне она созрела. Надо её ногтём… Раз, два, ой как больно! Ничего, ничего, ещё немного… Ну вот и всё. Ох. И лосьончиком протереть… Вот так. И теперь йодом помазать. Ух. Слава Богу! Господи, за что мне такое наказание?!.»

В этих прыщавых размышлениях время пролетело незаметно, стеклянные челюсти домов на горизонте окончательно поглотили светило, и красное закатное сияние сменилось неоновым заревом разноцветных излучателей, наполнившее ночное пространство города радужными переливами искусственного света. Заметно похолодало, Сева уютнее закутался в свой спецкостюм и увеличил температуру обогрева. Через пятнадцать минут монотрековых виражей он вернулся в центр города, вышел в районе Больших прудов и без труда отыскал арку с таинственной черной калиткой. Повернул ручку. Дверь, скрипнув, отворилась, пропуская Севу внутрь аккуратного чистого дворика. Обогнув стоящий внутри двора дом, Сева подошёл к другой арке с кипящей у входа кастрюлей. Крышка её то и дело подпрыгивала, выпуская наружу облако неестественно плотного дыма.

Сева остановился и призадумался. Перед ним была дверь, вход в которую, он знал это наверняка, означал теперь для него всё.

Пока он в задумчивости стоял перед этим входом в вечность, дверь вдруг открылась сама и наружу из неё вышел Михеич.

– А, лопушок, – бородато ухмыльнулся он, – как раз поспел. Нонче у нас прямой тунель, так што я тибе вот што скажу. Ты щас впярвой сходи направо. Тама тибе таку доктрину дадуть, что вовек не забудешь… Передашь привет, скажешь, Михеич прислал, оне тама знають мяня, разбярутьси… А спосля ужо и потолкуем. Ну… – и с этими словами он похлопал Севу по спине, – бувай…

Сева улыбнулся и кивнул Михеичу, а затем не без трепета прошёл внутрь. Когда дверь за ним закрылась, он разглядел вокруг три дверных контура, подсвеченных бледными огоньками. Раздался странный шипящий звук и женский голос произнёс:

– Приветствуем вас в Бюро Радикальных Развлечений. Пожалуйста, сделайте выбор интересующего вас направления радикальных развлечений. За левой дверью вам приоткроется блаженство сладчайшего безумия. За правой дверью вы ощутите глубины непостижимой тайны. За центральной дверью вас ожидает ужас безграничной любви. Дверь, через которую вы вошли, ведёт к верной смерти. Пожалуйста, делайте свой выбор! Проходите и чувствуйте себя как дома!

– Направо, – спокойно сообщил в темноту Сева.

Часть 3. Петля восприятия

Вся подсветка моментально потухла, и на минуту всё замерло. Сева покрутил головой, но вокруг было совершенно темно и тихо. Ему подумалось, что эта тишина как будто несёт его куда-то, но тело не испытывало ничего похожего на движение. Наконец, справа что-то тихонько скрипнуло, и Сева увидел слегка приоткрытую дверь. Осторожно он толкнул её и вошёл внутрь. Тут было две закрытых двери – прямо и направо. А чуть левее вёл небольшой проход, в конце которого была ещё одна дверь с матовым стеклом посредине, за которой угадывалось чьё-то присутствие. Аккуратно приоткрыв её, Сева заглянул внутрь.

За дверью обнаружилось странное помещение, похожее на кухню, но очень-очень древнюю. Посредине стоял замызганный стол, за которым на табуретках сидели два человека. Вернее «сидели» можно было сказать с полной уверенностью только про одного из них, щетинистого длинноволосого мужчину лет срока пяти или пятидесяти с красивым шёлковым платком на шее. Второй человек спал, положив обе руки на стол. Одна из них служила подушкой для его тяжелой головы с огромной лысиной на макушке, а вторая крепко сжимала стакан, до половины наполненный желтоватой жидкостью. Такой же точно стакан был в руках первого мужчины.

Обстановка была крайне обшарпанная. В углу стоял грязный белый металлический шкаф, рядом с ним – какая-то тумбочка с тремя чёрными «блинами» на крышке, а рядом с ней – рукомойник. Назвать это устройство как-то иначе было бы невозможно. Из крана в рукомойник беспрестанно тонкой струйкой текла вода, от чего на дне его образовалось огромное ржавое пятно. На белой тумбочке стояло несколько грязных посудин, из которых торчали ложки и вилки. На противоположной стене было окно, за которым было темно. «Странно, – успел подумать Сева, – откуда в подвале – окно…»

– Ну, чего стоишь, – спокойным голосом прервал его размышления бодрствующий. – Проходи, садись. – Кивком головы он указал Севе на единственную пустующую табуретку. Сева сделал шаг и чуть не споткнулся. Озадаченно посмотрев себе под ноги, он обнаружил лежащего на полу третьего человека, также крепко спящего, как и второй за столом. Видимо он до этого сидел на той самой табуретке, которую теперь предложили Севе. На столе как раз стоял третий стакан, и он был пуст.

Сева подхватил полы своего спецкостюма и аккуратно переступил через ноги спящего третьего. Сев на табуретку он ещё раз огляделся. Весь пол был буквально завален бутылками, кое-где блестели липкие жирные пятна. Повсюду валялись какие-то скомканные рыжеватые штучки с обгорелыми кончиками. На столе обнаружилась целая ваза с такими штучками. В помещении стоял кисловато-прогорклый тухловатый запах.

– Меня зовут Виталий, – представился бодрствующий и протянул руку.

– Сева, – представился Сева.

– Ну, допустим, – Виталий исподлобья смерил Севу взглядом своих глубоко посаженных глаз. – У тебя курить есть?

– Курить нет, – признался Сева. – Я не курю…

Виталий пододвинул вазу к себе, внимательно поковырялся в ней пальцами и, выудив оттуда самую длинную штучку, всунул её себе необгорелым концом в рот. Покопавшись в карманах безрукавки, он достал оттуда коробочку, из коробочки достал маленькую деревяшечку, чиркнув которой по коробочке, извлёк огонь.

– Ух ты, – удивился Сева такому небывалому зрелищу, – здорово!

Виталий многозначительно кивнул, дунул на деревяшку, и бросил её, обгоревшую, в вазу. А сам затянулся и выпустил густое облако терпкого синеватого дыма. Затем он взял стоящую на столе бутылку, посмотрел сквозь неё на свет, одним махом вылил всё её содержимое в стакан, стоящий перед Севой, и сунул её куда-то под стол. У Севы получилось ровно полстакана.

– Ну, давай, – сказал он ещё пару раз затянувшись, – за знакомство!

С этими словами он чокнулся с Севой и опрокинул содержимое своего стакана себе в рот.

– А что это? – поинтересовался Сева на всякий случай.

– Портвешок, – убедительно сообщил Виталий и ещё раз затянулся, – нормальный. У Вальки взяли, утром…

Сева задумчиво глянул на это желтоватое пойло, зажмурился и выпил всё одним глотком. Сладковатый вкус был не очень противным, но от едких испарений у Севы слегка перехватило дыхание. Из глаз потеки слёзы. Впрочем, он достаточно быстро справился с собой и успокоился.

– Нормально, –констатировал Виталий, внимательно наблюдавший за Севой. Лицо его при этом не выражало никаких эмоций.

Он снова принялся копаться в вазе. От портвейна Сева немного расслабился и взглянул вокруг уже заметно трезвее. С потолка над столом свисала на проводке одинокая лампочка. Из открытой створки окна сквозило морозцем. Он поудобнее закутался в свой спецкостюм и аккуратно облокотился на стол локтями. Молчали. Мужик в углу вдруг отрывисто захрапел, сделав несколько мощных рулад, дернулся всем телом и перевернулся на другой бок, лицом к стене.

В этот момент за дверью послышалось движение, и внутрь протиснулась бородатая голова в странной трёхцветной шапочке, на которой были вышиты цифры «80». Осторожно оглядев пространство, вслед за головой в кухню втянулось грузное тело молодого мужчины. Вытаращив глаза, он остановился у входа, ожидая указаний, одна его рука при этом осталась за дверью.

– Принёс? – равнодушно спросил Виталий.

– Так точно! – ответил молодец.

– Сколько?

– Семь, как просили.

– А сигареты?

– Четыре.

– Молодец, – удовлетворенно кивнул Виталий, – доставай, а сам подожди там, – и он сделал небрежный жест рукой, – у нас тут видишь, – он кивнул головой на Севу, – гости…

– Понятно, – кивнул молодой мужчина и втянул внутрь находившуюся за дверью руку. В руке этой была сетка, а в ней – семь зелёных бутылок. Он достал из них две и поставил на стол, а из кармана достал две небольших упаковки с надписью «Ява». После этого он, поставил сетку с оставшимися бутылками в угол и без лишних слов исчез за дверью.

– Ну вот, – сказал Виталий, взял одну из бутылок и принялся ковырять пробку ножом, – теперь поговорим. Спрашивай, чего хотел. – С этими словами он разлил из бутылки по полстакана вина, достал из свежей пачки сигарету и прикурил. Лицо его по-прежнему не выражало ни единой эмоции, только руки с красивыми длинными пальцами слегка подрагивали.

– Меня к вам Михеич прислал, – начал Сева, – он сказал, что здесь я узнаю доктрину.

– Ну, ясно, – кивнул Виталий, – и как там Михеич?

– Порядок, – улыбнулся Сева, – сегодня утром кормили с ним рыбу, а вот сейчас он сказал, что мне обязательно нужно к вам зайти. Я собираюсь ехать на север…

– Ясно, – снова кивнул Виталий. – Ну, давай что ли тогда, за вечный Норд!

Они чокнулись и выпили. Второй стакан прошёл значительно легче, и в голове Севы немедленно что-то зашевелилось. В этот момент мужчина, спящий за столом, дернулся, и стакан в его руке вывалился и опрокинулся. По столу разлилась лужица липкой жижи.

– Значит доктрину, – равнодушно пронаблюдав за струйками портвейна, стекающими со стола на пол, проговорил Виталий. – Ну, смотри. Вот это, – и он кивнул на разлитую по столу лужу, – всё. Всё, что есть. Понимаешь?

– Пока не очень, – признался Сева, – и что?

– А вот это, – Виталий со всего размаха поставил свой пустой стакан прямо в середину лужи, обрызгав Севу портвейном, – Я. – Потушив докуренную сигарету в вазе с окурками, он достал очередную сигарету, прикурил и медленно выпустил клуб дыма. – В мире существует два модуса экзистенции: Я и всё остальное. Вот и весь дуализм.

– А Бог? – поинтересовался Сева.

– А Бог, – тут Виталий снова со всего размаху поставил в лужу открытую им бутылку портвейна, ещё раз обдав Севу брызгами, – это перпендикуляр к любой точке бытия.

– То есть Он и есть это всё? – заинтересовался Сева.

– Он, – в свою очередь уточнил Виталий, – перпендикуляр к этому всему.

– Понимаю, – кивнул Сева, – но ведь та точка, которая есть Я – к ней тоже можно построить перпендикуляр? – тут он тоже поставил свой стакан в лужу.

– Молодец, – холодно похвалил Виталий и налил из бутылки сначала в его стакан, потом в свой. – Если через тебя проходит этот перпендикуляр – ты есть. Давай выпьем за самобытие.

– А если не проходит? – поинтересовался Сева, ещё основательнее протрезвев после очередной порции портвейна. – Пер-пен-дикуляр…

– Значит ты – говно. И тебя нет, – отрезал Виталий.

– А дьявол? – поинтересовался Сева.

– Это всё там, – и Виталий небрежно провёл пальцем по луже. – Там всякого говна – навалом.

– Понятно, – немедленно просветлел Сева. – Я так и думал раньше, но не был до конца уверен… А теперь… Спасибо…

– Да ладно, оставь, старик, – как-то странно взмахнул рукой Виталий, – Тебе этой доктрины надолго хватит. Поживи с ней пока. А там посмотрим…

В этот момент спящий за столом мужик снова дёрнулся, выпрямился и продрал глаза. Он некоторое время искал равновесия, раскачиваясь на табуретке и держась за стол руками, и мутно осматривался по сторонам. На лице его топорщилась густая всклокоченная седеющая борода. Одет он был в чёрный весьма засаленный пиджак, под которым виднелась мятая серая рубашка в клеточку, расстёгнутая до середины. На его волосатой груди на толстой цепи висел большой крест. Виталий, не говоря ни слова, поставил перед ним его стакан и налил туда вина. Тот молча выпил и угрюмо взглянул на Севу.

– Это хто? – спросил, наконец, он хриплым усталым голосом, кивнув на углубившегося в свой спецкостюм гостя.

– Да вот, – равнодушно пожал плечами Виталий, – Михеич прислал.

– Михеич? – подозрительно рассмотрев Севу хмуро сощуренным сине-красным взглядом, изумился бородатый и тряхнул головой, – ну ясно… И чего надо?

Последний вопрос был вроде бы обращён к Виталию. Но тот, внимательно рассматривая Севу из глубины своих пронзительных глаз, молчал. Бородатый тоже уставился на гостя, как бы ожидая внятного объяснения его присутствия на этой, безусловно мистической, хотя и весьма неприглядной кухне.

– Я… – начал было Сева и призадумался, пытаясь внутренне сформулировать причину своего тут появления. В стремительном потоке мелькавших перед внутренним взором картин своей собственной жизни он пытался выловить и выразить то самое настроение, то чувство, которое могло бы и ему самому объяснить столь неожиданное изменение его жизненной ситуации. Под перекрёстным огнём двух сфокусированных на нём пар глаз ему стало жарко изнутри. Мысли тщетно искали точку опоры, но напряжение значительности момента было столь плотным, что отступление казалось полным и безоговорочным провалом не только будущей, но даже и всей прошлой, и настоящей жизни. В молчании пространства послышался нарастающий гул, в глазах у Севы слегка помутилось, и он закачался.

– Хорош! – заключил, наконец, бородатый мужик. Подавшись вперёд, он опёрся на стол локтями и сурово двинул густыми бровями. – Ну а сам-то ты – кто будешь?

– Знаете, – Сева смахнул выступившие на лбу капельки пота, – я сам в последнее время много размышлял об этом. Ещё совсем недавно я занимал значительный пост на телетрансляторе, и тогда мне это было вполне очевидно, но теперь… Я не знаю…

– Так. Понятно. – Мужик внимательно посмотрел на Виталия, а тот, не говоря ни слова, кивком указал на стоящую на столе закрытую бутылку. Ловким молниеносным движением ножа бородатый сковырнул пробку и разлил вино по стаканам. Несмотря, а, может быть, и благодаря употреблённому количеству этого горячительного напитка, Сева ощущал в себе потрясающую ясность рассудка. Однако тело его явно утратило необходимую подвижность и координацию. Поднося свой стакан к губам, он вдруг с удивлением обнаружил, что рука его совершенно не слушается. Ему потребовалось значительное усилие воли, чтобы доставить содержимое стакана внутрь тела.

– Меня зовут Арсений, – выпив и отерев рот кулаком, заявил бородатый. – Ну, так и что там тебе наговорил про нас Михеич?

– Говорил, что здесь мне дадут… доктрину, – признался Сева.

– А какую не говорил? – снова, пошевелив бровями, поинтересовался Арсений.

– Понимаете, – покачиваясь на своей табуретке, Сева не отрываясь глядел в лицо Арсения, – очень многое изменилось в моей жизни. И теперь, я знаю, я чувствую, всё только начинается. Поэтому я не уточнял, я ему верю, Михеичу-то… А Виталий, вот, уже пояснил мне кое-что на примере, правда я не до конца, может быть, его понял, о Боге и… обо всём остальном.

– Ага, понятно, – Арсений внимательно посмотрел на Виталия, – значит, ты ему уже всё объяснил, так получается?

– Видишь ли, – индифферентно сообщил тот, – я полагаю, что тут придётся немного повозиться. Для начала, надо бы его малость приобщить… так сказать…

– Так. А что у вас там, – Арсений повернулся к Севе и сделал неопределённый жест рукой, – В Бога верят? Церковь есть?

– Церковь есть, – кивнул Сева, – я туда хожу. Иногда. Вернее – ходил… Раньше…

– И что ты там делал?

– Молился, – после некоторого размышления задумчиво признался Сева, – только теперь я уже не совсем понимаю, кому именно я молился, и зачем. По-моему, это неправильный бог был, наверно, которому я молился там, какой-то не тот…

– Вот те на! – ухмыльнулся Арсений, – и что же это был за бог-то такой?

– Понимаете, – Сева облокотил потяжелевшую голову на руку, – по сути говоря, я всегда раньше считал, я так думал раньше, да вот и в книгах тоже читал… короче, что бог – это деньги…

– Вот именно, – живо отреагировал на это Виталий, – это совершенно релевантно… Мда… А что, лично мне нравится такая концепция бога для масс. По крайней мере, это вполне откровенно, ибо точно соответствует сути данного типа мировоззрения. А чего ещё можно было бы ожидать от этой вырождающейся цивилизации?..

На страницу:
19 из 40