Ночные

– Как повезет. Но скорее нет.

– Вот-вот. Миры ведут себя так же. Тем более подобные нашему.

– Ладно. Но раз Мишку прочно затащило, там всё равно опасно. Тебе что, жить надоело?

– Может, и так. Меньше знаешь – лучше спишь.¡Hasta pronto!

Не дослушав очередную порцию уговоров, Серая хлопнула дверью.

***

Сперва выход попадался почти в каждом коридоре, потом через этаж, после – ещё реже. Так называемые «смены», циклы, в которые менялось взаимодействие пространства с соседними мирами, вообще не отличались стабильностью, а в подобных пакостных местах могли вести себя и вовсе совершенно непредсказуемо.

Офисы, этажи, близнецы-коридоры, мигающие слепящие лампы, делающие землистые лица скелетоподобных работников ещё жутче… К тому моменту, как Серой удалось обнаружить беглеца, выход открывался раз в час или два.

Обыкновенно веселый и легкий на подъем, бывший студент сгорбился в кресле захудалого офиса. Перед ним на дешевом офисном столе, будто из антирекламы ну очень неуспешного предприятия, немым укором лежали три высокие стопки бумаг.

– Три на три – девять пачек, – бормотал Михаил, – минус пять отказов, и того…

– Допрыгался? В клерка играем? Вставай, идем. По расчетам, всего две смены осталось: эта мерзкая реальность имеет привычку становиться всё более убедительной.

Парень поднял глаза на подругу и грустно улыбнулся.

– Ой, как смешно. Меня предупреждали о галлюцинациях от переработки. Ну да это пройдет.

– Тебе вентилятором мозги продуло? Бери шинель, марш в универ.

– Универ? А-а, это тот сон. Я почти и забыл. Интересный был. Ты мне, кстати, тоже там снилась. Весь университет, все эти приключения. Жизнь на самом деле такая: офисы, бумаги, безвыходный беспроглядный быт и равнодушные люди.

– Это бред!

– Это правда. Жизнь.

– Жизнь не означает унылое болото! Очнись, дурак! Это то, что ты сам решишь.

– Нет-нет, что ты. Я тут занят очень, очень важной работой. Мы помогаем людям перестать заниматься детскими глупостями и найти свое место в мире. Я веду учет. Погляди-ка, приятельница из сна, – он указал пальцем на очередную бумагу, – вот анкета. Тут мы видим мотив анкетирования. Тут – реакцию соискателя. А тут – результат. Последние пару веков мы нанимаем всё больше персонала. Это настоящий успех.

Серая наклонилась над бумагами. В них можно было различить следующее:

А. Н. Дроздова, 2005 г.р., Псков.

Развод родителей. Смерть бабушки.

Отказ от мечты стать художницей. Поступление на бухгалтера.

Ю. П. Михайлов, 2002 г.р., Рига.

Обзывательства в школе. Давление отца.

Прекращение посещения кружка юного биолога. Перевод в техникум.

Бонус: склонил ещё двух одноклассников бросить учебу. Один пристрастился к алкоголю.

И. Н. Юнцева., 1996 г.р., Санкт-Петербург.

Скандал в театральной студии.

Решение стать домохозяйкой вместо актрисы театра кукол.

Бонус: воспитание троих детей с профилактикой глупых мечтаний.

Бонус: брак без «любви».

Бонус: разрешение мечты мужа о семейном счастье.

Э. С. Котова., 1972 г. р., Пушкин.

Изнасилование в токсичных отношениях.

Разочарование в мужчинах. Мизантропия. Цинизм. Возврат к работе уборщицей после фриланса в качестве педагога фортепиано. Продажа инструмента.

Бонус: пропаганда одинокого образа жизни посредством соцсетей.

Бонус: культивирование ненависти и обиды в дочери.

Бонус: трое передумавших заниматься музыкой учеников.

– Они думают, что подписывают трудовой, брачный или какой-тоещё договор, а на самом деле поступают к нам до конца дней, сами этого не замечая. Бродят тут как сомнамбулы. Очень удобно и гуманно, никого не пугает. Давай я, кстати, всё покажу, всё равно хотел ноги размять. Коллеги этого крыла сейчас по большей части в делегациях для найма, никто не засмеёт за разговор с самим собой, ха-ха.

Взяв под руку растерявшуюся девушку, он повел её на экскурсию по канцелярскому аду. Осмотрели архив с досье почивших «соискателей» и данными об их подавляющем влиянии на следующие поколения; прошлись по системе поиска новых кадров; разобрали критерии, определяющие «перспективность» человека – их оказалось пугающе много.

– А там у нас отдел маркетинга, воображаемая мадам, – не без гордости пояснил Михаил, вводя Серую в зал без какой-либо мебели. – Смотри, как талантливо. Кому нужно, может прийти, вдохновиться и использовать лозунги для найма соискателей.

На стенах в черных рамках висели изречения такого толка:

«Работа должна быть хлебной».

«Не молодая уже, часики тикают, пока остепениться».

«Плохой, но мой».

«Лучше синица в рукаве, чем журавль в небе».

«Выше головы не прыгнешь».

«Не жили хорошо, нечего и начинать».

– И часто действует?

– Часто, их принимают за очень мудрые мысли.

– И тебе это тоже кажется мудрым?

– Конечно. Меня, кстати, скоро повысят до маркетингового директора.

– Ясно. Глубоко же вам тут в мозги лезут. Тогда у меня к тебе есть одно предложение, вернее, беспрекословное требование.

Она железной хваткой вцепилась в плечи однокашника, развернула его к себе, заставив выронить бумаги, и, зло уставившись прямо в глаза, шепотом продолжила:

– Сейчас ты сравнишь про себя, от чего больше счастья – от мечты, даже с виду нереальной, или от безмозглого ползания в собственных слезах. Потом ты вспомнишь своих друзей с факультета физо- и зоонюктологии. Вспомнишь маленькую уютную комнату, напоминающую средневековую, где вы всей компанией так раздражительно ржете до самого полудня, и странную историю с призраком Гофмана. Вспомнишь, с какой тщательностью ты готовишься к занятиям по специальности – в равной степени из любознательности и из уважения к нашему чудаковатому Бояну. Пересчитаешь, сколько редчайших древнеславянских ругательств узнал, когда решил подарить ему на день рождения шоколадные гусли, уж не знаю где добытые. А конце ты подумаешь, хочешь ли вернуться в университет. И если нет, останешься здесь. Навсегда.

Не ожидавший таких нападок Мишка буквально за минуту сменил несколько выражений лица:

Раздраженная растерянность.

Легкое сомнение.

Неловкая улыбка.

Наконец, панический ужас.

– П-пойдем. Пойдем быстрее. Хотя стой, скажи:ещё есть выход? Какой это цикл? Сколько я здесь нахожусь?!

– Судя по этим безвкусным пластиковым часам, скоро будет двое суток. Я искала тебя около восьми часов. Но я ещё видела двери.

– Чего ждем тогда?!

Решить проблему – хорошо, но решить её вовремя – лучше. Проплутав по коридорным лабиринтам целую вечность, неисправимый оптимист Михаил начал подозревать, что, похоже, в мире нет ничего неисправимого. Хладнокровная Серая так и шагала вперед, но дверей из офисного кошмара больше не попадалось.

– Ни одного выхода. Пиши пропало. Ещё и тебя подставил. Ты, случайно, не знакома с каким-нибудь особенным видом сновидческого сэппуку для восстановления чести?

Не дав подруге отреагировать, он схватил её за рукав и принялся трясти, жалобно причитая:

– Это я во всём виноват, я знаю, я виноват, я! Вы это, вы всё что угодно со мной делайте потом. Накачайте этими микстурами для кошмаров, четырьмя разом, чтобы я помер от страха. Отдайте на корм вóронам мадам Мумут. Только сперва вытащи меня, а. Пожалуйста! Ну хоть как-нибудь! Я не хочу тут превращаться в унылого брюзгу, портящего чужие жизни! Пожалуйста, ну, можно же хоть как-то!

– Миша, значит так. Прекрати паниковать: мысль одна есть. Сосредоточься. Расскажи, как ты к нам попал, как ты пришел в университет. Вне его стен вспомниться должно лучше. Тебя что-то должно было на это сподвигнуть, верно?

– А меня обратно не того?

– Всё лучше, чем здесь.

– Согласен. Сейчас.

Михаил на секунду закрыл глаза руками, а потом уставился в угол очередного ободранного коридора, словно надеясь увидеть там прошлую жизнь.

– Для начала, мне было сорок лет, и был я наполовину облысевшим блондином туберкулезной внешности.

Серая не смогла не осмотреть с головы до ног молодого человека, производящего впечатление типичного балбеса-студента или даже старшеклассника с лисьими чертами.

– Смешно сказать, я всегда хотел стать филологом или историком, желательно, со специализацией на античности. Первым, что прочитал в детстве, была «Одиссея» гекзаметром. В восемнадцать почти поступил, не помню уже, на филфак или истфак; совсем немного не дотянул. Учился я прям хорошо, стыдиться нечего, но был большой конкурс: все стремились попасть к важному профессору, что ежеминутно грозился отойти от дел. Конечно, я расстроился, но решил попробовать в следующем году, а пока поработать репетитором для детей. И тогда начались проблемы в семье. Вот уже четыре года как наметившиеся упреки и скандалы переросли в настоящие разборки – с драками, швырянием посуды, резней битыми бутылками и прочей поломкой имущества и плоти. Идиотизм, конечно, если сейчас подумать: здоровый лоб был, развернулся бы и ушел куда-нибудь, – усмехнулся парень.

– Ничего, в восемнадцать лет никто особо думать не умеет. Дальше давай.

– Отец на всё плюнул и однажды ночью просто исчез – понятия не имею, куда. Потом я видел его только на похоронах: их общий с мамой одноклассник рассказал про какую-то криминальную компанию. Мать сначала сдружилась с бутылкой, никого не слушала, меня посылала, но когда пригрозили уволить – а она преподавала в школе математику – кое-как выкарабкалась. Сама она не справлялась с работой, так что « в черную» устроила и меня. Сейчас это не получилось бы, но в девяностые и не такое вытворяли, к тому же – я не сказал – жили мы не в крупном городе, а в Ревде.

– Где?

– Ревда – городок такой в Мурманской области. Очень, кстати, хороший, но забытый. Там ещё Бажанов родился, классный дядька был, почитай его. Ну вот. Одновременно учиться и полноценно работать я бы просто не успел: всё-таки спать и есть когда-то надо, а ещё желательно мыться и хотя бы раз в неделю высовывать нос в парк. Мать же, не преувеличивая, выходила из себя, когда я просто поворачивался к окну, а не проверял чьи-то тетради. Так протянули до моих двадцати шести, когда мама где-то откопала ухажера с мутной репутацией. Не знаю, что ему от неё понадобилось: из-за наплевательского к себе отношения и постоянной усталости привлекательность у неё была сомнительная. Зато, чтобы отделаться от меня, он взялся оплатить ВУЗ в Мурманске, где, для сравнения, население раз в сорок больше ревденского. Об интересах моих никто не спрашивал: мама искренне считала всех гуманитариев «мелкопакостной интеллигенцией» – даже сейчас помню её тон! – и велела поступать на физмат. А я, как собачка, послушался, лишь бы отделаться – не столько от городка, он мне скорее нравился – сколько от тяжелого общества депрессивной и равнодушной мамаши в комнатушке коммуналки. Видок у меня был ожидаемо зачуханный, на свой возраст не тянул, вот и вопросов никто не задавал, а я держался в стороне ото всех компаний: стеснялся. Получив бакалавра, сразу же, по привычке, устроился в школу. С местом не повезло: взаимоотношения преподавательского состава, администрации, родителей и детей, как вектор не проведи, резюмировалась фразой «как же я вас всех ненавижу». Там даже не ругались: никому ни до кого не было дела. Но я тихо себе работал ещё девять лет. Поэтому я так быстро и поверил в это… В ТУТ, понимаешь?

Серая кивнула.

– А дальше?

– Рассказываю. У подобных будней есть единственное преимущество: все мечты и фантазии стараешься вложить во сны, даже если прежде не слишком в них преуспевал. Вот и я тоже воображал себя студентом то одного маститого заведения, то второго, всеобщим другом, первым парнем на факультете – и в учебе, и в романтических делах. Получалось так себе. Сейчас я бы назвал эти сны банальным самовнушением на границе первого уровня и засыпания. Зато однажды получилось ого-го как. Это был чудесный сон, его и описать сложно. Представь поляну, залитую утренним светом, только из водопадов.

– Поляну с водопадом?

– Нет, ИЗ. Вся местность состояла из раноуровневых потоков воды, причём разных оттенков. Ходить можно было по узким мосткам, окружённых нежными, красивыми кувшинками. Над головой летали какие-то небольшие милые тварюшки, ближе всего к миниатюрным крылатым слоникам. А потом я очутился в лодке с девушкой, рыженькой, с веснушками, очень милой. Не думай ничего такого, никакого разврата, мы просто беседовали о том о сем: про литературу, кино, философию… Никогда я не видел такого умного, воспитанного и доброго человека. Я смотрел на неё как на чудо и видел так же явно, как сейчас этот дурацкий коридор. Я уже немного разбирался в этом деле и спросил, могу ли встретить её наяву. Она молча улыбнулась. Потом один из водопадов раскрылся, впуская лодку. Проснулся я в университете. Рыжим, наверно, стал в подражание.

Несмотря на общий печальный тон повествования, глаза у Михаила загорелись. Он как будто даже поцветнел на фоне окружающей офисной скуки.

– Разве это не повод вернуться?

– Всё остальное – тоже ещё какой повод! Но она… Но я её так и не встретил. Да даже лица её толком не помню, только общий образ и впечатление. Может, она, как и я, совсем иначе выглядит? А вдруг это всё просто самообман? Вдруг её не существует нигде?

– Такие хорошие сны – никогда не «просто самообман». Где-то есть эта твоя девушка, не в одном мире, так в другом. Но я могу болтать что угодно. Вопрос: ты сам в это веришь? Даже здесь?

– Верю.

Соседняя стена пошла трещинами и раздвинулась.

***

Когда на площади перед воротами что-то страшно загремело, а каменная кладка вместе с окружающим ночным воздухом пошли волнами, мы подумали было, что перечитали «Прорицание Вёльвы» и хором приснили на свои дурные головы внеочередной Рагнарёк. Пара особенно храбрых школяров, преодолев общий суеверный страх покидать стены университета, выбежали за ворота. Им посчастливилось стать первыми свидетелями необычайного даже по местным меркам зрелища: волнистая аномалия, крутившись совсем уж эшеровским манером, разошлась, как по шву, сверкнула не находимым в RAL цветом и с оглушительным хлопком выпустила человеческую фигуру.

Серую шваркнуло о камень так, что стоило бы ожидать хруста костей и луж крови. На площади тем не менее осталась только блеклая каменная крошка. Наша хладнокровная героиня, к счастью и удивлению очевидцев, казалась жутко усталой, но невредимой.

– Ловите репатрианта.

Догадливые товарищи подошли ближе к аномалии и действительно успели вовремя схватить Михаила, не дав ему поцеловаться с мостовой. Осознав, где он теперь, бедный парень принялся обниматься со всеми подряд и в конце концов, увидев ткнувшуюся в статую в нише Серую, снова упал на землю, обняв ногу спасительницы.

– Совсем сдурел?

– Всё. Наказывайте меня, как хотите. Задавайте мне, что угодно. Но я не встану! – объяснился Миша, вызвав приступ хохота у собравшихся.

– Вставай, придурок. Ты решил, что это я из дружеских чувств?– проскрипела девушка. – Зря. Мне на тебя наплевать. Я вообще ничего не чувствую, если на то пошло. Зато помню, как можно исковеркать себе жизнь, и злюсь, когда вижу подобное. И вы все – сгиньте, оставьте меня здесь. Быстро.

***

Серая вернулась на занятия только спустя неделю – без синяков или шрамов. Справившись с трусостью, я пару раз выходила на площадь с целью изучения остатков белой крошки и поисков гипотетических следов ранения. Ничего. Я пробовала даже постоять рядом с прекрасной «книжной» статуей из черного оникса, но по неясной причине это вызывало сильную тревогу и дискомфорт. Единственная деталь, на которую можно было обратить внимание, заключалась в появлении на фасаде новой статуи, какого-то фантастического гибридного создания из светлого камня. Но и здесь, поразмыслив, я поняла, что просто никогда особенно не рассматривала скульптурные группы.

6.Сон об авторском произволе и хладнокровных манипуляциях

Предвестники будущей катастрофы наметились на последней паре у Мумут.

Обсуждали образ сновидений в литературе Средневековья и Возрождения; слушатели напрягли мозги до максимума, а потому не заметили, как малолетняя студентка, знаменитая нестабильной психикой, подозрительно всхлипывала на протяжении всех двух часов. К концу же лекции она не выдержала и разрыдалась в голос.

– Туве, тебя так растрогал сон Данте? Может, в нужном настрое расскажешь нам про La Vita nuova? Нет? Тогда по какому праву ты тут воешь?

Вместо ответа несчастная девочка выложила на стол книгу, на которой нечитаемое издалека название затмевалось кричащим принтом «Новый бестселлер от Николая Весёлова! Тираж 200 млн!»

– А, этот латунский, знаю его. Бумагомаратель. Мракобес. Запретить бы. Итак, к следующему уроку…

Если бы маска это позволяла, случайный свидетель наверняка увидел бы, как мастер онейрологии раскрыла рот от возмущения: впервые за многие годы студенты не внимали ей с трепетным вниманием. Вместо того они, игнорируя все приличия, стопились вокруг Туве, расспрашивая о сюжете новинки.

– Надо же, как много у нас чтецов без литературного вкуса. Вам же хуже: доклад я всё равно потребую, догадывайтесь теперь, какой! – отчитала их Мумут, прежде чем в оскорблённых чувствах хлопнуть дверью кабинета.

Из аудитории расспрашивающие выходили в необыкновенно подавленном настроении, вполголоса переговариваясь. Бедный библиотекарь стал первой жертвой: свободное время учащиеся посвятили добыванию такого же бестселлера. Ради книги они готовы были простоять многочасовую очередь.

На следующий день половина из поклонников романа пропустила занятия без каких-либо объяснений. Через день лекции посещали считаные особо совестливые индивиды, но потом исчезли и они.

Как выяснилось на преподавательском совещании, вышеозначенный новоиспечённый англичанин – конечно, иммигрант – Николай Весёлов являлся автором крайне популярной и необъятной по количеству томов серии тёмного фэнтези, последовательно завоевавшей умы его соотечественников, англоязычной публики, Европы и, наконец, практически всех любителей жанра – а заодно с миллион бывших нелюбителей. Сам сюжет, равно как многие персонажи и клишированные поучения, не представляли особой ценности Главную скрипку играл центральный персонаж, накрепко засевший в сердцах обычных читателей, а истинным сновидцам ещё и кого-то смутно напоминавший. Кого, никто так и не додумался.

До поры до времени сие пагубное увлечение жизни университета не вредило, но вот, силясь выдать всё новые части, автор сбрендил и убил собственного центрального героя – читай, срезал сук, на котором сидел и он, и вся его репутация. Судя пр всему, именно событие, пусть и вымышленное, привело к упадку духа универсантов.

Так и не разобравшиеся в причине такого воздействия и не имеющие лишнего времени на чтение попсы деканы делегировали Серой расследование этого поветрия.

Немного поворчав для проформы, она разумно решила начать с комнаты той новенькой, вечно впутывающейся во все неприятности. В комнате никого не оказалось. Михаил тоже отсутствовал. Как и Дайюй, как и вся их весёлая компания. Подозревая очередные гибельные инициативы по призыву кого-то не того, Серая чисто на всякий случай приоткрыла маленькую дверку кладовки, что притаилась в пролёте между третьим и четвёртым этажом.

Обнаружилась там отнюдь не семья крыс. С десяток студенток в полностью чёрных нарядах скучковались на полу в причитающий и всхлипывающий кружок. За последние дни девчонки сильно похудели, под глазами их красовались чёрно-багровые синяки – он недосыпа и постоянных рыданий.

– Это что за запоздалый Día de Muertos?

– Тут мест нет, иди на четвёртый этаж, – выдала Дайюй, еле подняв голову.

– Что делается-то?

– У нас траур, не заметно?

– По персонажу?!

– Ты что, вообще железная? Это не просто персонаж, – подвывая и давясь вновь нахлынувшими слезами, объяснила девушка. – Это смысл жизни – нашей и автора. А он его… а он… вот на триста пятой странице…

– Дай сюда.

Серая выхватила книгу из трясущихся рук однокашницы и пролистала лакированные страницы до конца.

– Так он вроде не совсем умер, просто радикально изменился. Что глупо, согласна – дурацкий сюжетный ход, роман коту под хвост. Хотя вот тут… хм… Да, тут и не поймёшь. В любом случае, ерунда какая-то.

– Вот! Это ещё хуже. Так мы просто тоже умерли бы с горя. Всё ужасно, но однозначно. А тут… а тут…

– Не нравится – просто не обращайте внимания на эту последнюю часть.

– Две последние!

– Ну две. Кто знает, что этому автору в голову взбрело. Вдохновение кончилось или ерунды какой-нибудь поэтической начитался с плохим концом.

Несмотря на уговоры и вразумления, вскоре всё заведение погрузилось в беспросветную печаль, действительно достойную античной трагедии или средневековой поэмы. Хуже того, литературно-эмоциональный мор затронул и молодых людей, и мужчин, что выходило уже за любые рамки. Университетская братия с каждым днём всё глубже увязала в безнадёге и самой настоящей депрессии, продолжая при этом молиться на своего таинственного персонажа, с которым Серая благоразумно предпочла не знакомиться. Занятия прекратились, какая-либо жизнь в коридорах тоже: все сидели траурными группками и загибались от тоски, периодически порываясь что-то с собой сделать.

Мумут, второй и последний человек, сохранивший здравый смысл, отреагировала на доклад презрительным смешком. Вероятно, порадовалась, что широкая публика наконец разделит чувства, подобные мучащим её постоянно.

– Это твои студенты, тебе вообще пофиг, что ли? – кричала на неё Серая. – Они там башкой бьются о стены, я уже устала ссадины замазывать! И ножи отбирать! Их миллионы, а я одна! И они не каменные, в отличие от некоторых! Слышишь? Это ты на меня их повесила! ¡Puta madre! Ты где там?!

Тщетно. Можно было сколько угодно колотить в двери кабинета: мегера в парике удалилась на террасу кормить вороньё с компанией и злорадствовать.

Помыкавшись ещё двое суток среди скорбящих и страждущих, Серая осознала, что от этого последнего дня Помпеи существовало единственное средство. И прибегать к нему придётся ей.

Опять.

– Не подскажете, который час в Лондоне? – поинтересовалась девушка у библиотекаря, что, к счастью, был занят собственным литературным творчеством и общему порыву не поддался. – Спят уже?

– Отстают на два часа. Я бы выждал ещё час, на всякий случай. У Вас встреча? Адрес нужен?

– Пригодился бы. Это некий автор по имени Николай Весёлов. Искать вручную будет сложновато.

Чуток порывшись в архивах, библиотекарь вернулся с досье.

– На всякий случай запишу Вам, вот. По моим данным, он обычно ложится около полуночи по своему времени и спит крепко.

– Отлично. Приятно было пообщаться с соотечественником. Gracias. Хотя минуту. Нельзя ли мне это… нельзя ли посмотреть раздел с юридической литературой? Одной.

– Боюсь, вы не сможете ничего там найти. Только я могу ориентироваться в Библиотеке.

– Знаю-знаю, да, но это несколько личный вопрос. Ничего рискованного, я просто стесняюсь.

– Вы хотели посмотреть трактаты о взаимодействии с Древними?

Реплика библиотекаря застала врасплох давно, казалось бы, разучившуюся удивляться Серую.

– Мадам онейролог не раз искала информацию по Вашему прецеденту,

– предвосхитил вопросы мужчина. – На самом деле она заходит за этим раз в пару лет, а то и чаще. Увы, пока ни одного нового труда не появилось. Её собственные исследования тоже не увенчались успехом.

– Неожиданно. Ясно. Но я всё-таки попрошу кое-что. Потом. Дела не ждут.

***

Находиться в Пределах само по себе занятие не из приятных даже для обладающих своеобразной «страховкой», а уж пытки попасть в поток снов определённого человека до неразличения приближены к пытке. Понятно, почему: нужно приложить немало усилий, чтобы сперва намеренно дестабилизировать любезно предлагаемую тебе туманную и относительно спокойную картинку, потом не чокнуться от результатов, визуализировать худо-бедно пригодное для путешествий отображение потока снов, затем не позволить ему унести тебя, как мелкую рыбёшку, а так, слегка, тонкой струйкой пропустить в свои мысли, чтобы дать понять, к кому тебя черти несут. Дальнейшая интеграция тоже требует особых знаний и отработанных навыков – а то куковать тебе на правах декорации в чужом сне, пока заботливые коллеги не заберут. Ах да, ещё хорошо бы вернуться. Если повезёт, в сравнительно здравом уме и твёрдой памяти.

Первая попытка завернула совсем уж не туда – в видения некоего начинающего и полного энтузиазма режиссёра, надеющегося поразить будущих фанатов первой успешной экранизацией «Зова Ктулху», гениальной по всех отношениях. Вовремя вырулив, сгусток сознания, недавно бывший Серой, отметил про себя необходимость вдоволь поржать над этим самонадеянным дилетантом.

Второй поток чуть не закинул её в сон смотрителя лондонских вóронов, раздумывающего над новой автобиографической книгой. Краем – глаза ли, сознания? – ей удалось увидеть его выступление перед подопечными: в ответ на очередную идею, высказываемую бифитером, расположившиеся в зрительном зале вороны подняли клювами таблички с цифрой «десять».