Ночные

– Они что, так спят? – показала Бернардита.

Не удивился бы.

Как бы то ни было, покидать ресторан не хотелось, и мы решили что-нибудь продегустировать. Сесть хотели подальше от окна, но обратили внимание, что все стены были в той или иной мере прозрачными, таким образом делая ресторан человеческим аквариумом – гораздо менее уютным, кстати, чем с рыбками. За стеклом были видны бесчисленные стеклянные небоскрёбы, не отстающие друг от друга и на десяток метров, лестницы, лифты, секундомеры, неведомые механизмы – всё это смешалось в такой хаос бездушно-пластиковых цветов, что невозможно было определить, идёт ли речь просто о плотной застройке или об одном циклопическом здании.

Меню, к обоюдному удивлению, пестрело деликатесами разных стран, а цены нигде указано не было. Я рассудил, что в случае чего разбираться будем постфактум, ну или просто убежим.

Мы заказали сырное ассорти с орехами и грушами. Блюдо довольно быстро подали, и, кивнув официанту, я стал с аппетитом, не в пример окружающим клеркам, поедать свою порцию.

Тем не менее хмурый официант, подав заказ, так и не отошёл.

– Пора учиться, работать, читать меньше и не радоваться ерунде.

– Извините? – я подумал, что ослышался.

– Читать меньше надо и не веселиться зря, это всё ерунда» – с нажимом повторил он.

Доставшаяся мне от обезьяноподобных предков скудная шерсть встала дыбом. Где-то я уже слышал эту фразу! В зале очень не вовремя наступила тишина хуже прежней: затихли даже шаги персонала.

Я оглянулся. Все официанты подозрительно походили друг на друга – и одновременно на университетского врача, только лет на пять моложе. Словно по немому сигналу все они двинулись в нашу сторону, угрожающе размахивая бокалами, ножами и скрученными в тугой жгут полотенцами. Я вскочил, завёл Бернардиту себе за спину и начал медленно отступать к выходу, парируя уколы вилками и бомбардировку бокалами стянутым со стола подносом. Официантоврачи начали скандировать: «Ерунда! Надо быть реалистом! Ерунда!»

Пока я отбивался подносом, в толпе нападающих появились экземпляры, явно изображающие моего папашу в приступе гнева. Эти вопили: «Опять книги! Опять фантастика! Мусор!» – что раззадорило их соратников, которые принялись кидаться кухонной утварью вдвое активнее. Один всё-таки сумел дотянуться до меня вилкой, поцарапав щёку, но не покалечил.

Честно говоря, я чуть не ударился в панику. Куда бежать? Как защитить мою любимую? Для зелёного новичка, каковым я был тогда, это было настоящей проблемой.

В то опасное мгновение я в отдалении углядел отличавшегося от агрессоров человека – того самого, что некогда обратил моё внимание на часы. И вот что – стоило ему кивнуть на циферблат, чудесным образом появляющийся то тут, то там, они глухо зазвонили, отбивая 28:40! Незнакомец картинно – довольно неуместно! – вытянул руку и указал на дверь, чьи очертания практически терялись на металлической стене.

– Сами будьте реалистами, с меня хватит! – закричал я, опрокидывая стол на официантоврача с тесаком и предпринимая отчаянный рывок к двери, – «Фигвам!»

Уж не знаю, закладывали ли Попов и Успенский в свои сказки какое-нибудь мощное заклинание, но армия врачей/официантов/отцов отхлынула и поредела. Мы развернулись и  рванули из ресторана – чтобы приземлиться на спину летающего кита…

***

Я проснулся на полу с сильно ушибленным плечом и расцарапанным лицом. Но в объятиях я держал Бернардиту.

Я попросил отгул якобы по болезни, а как только любимая освоилась в новых реалиях, вторым языком взял испанский, так что довольно скоро мы свободно общались. Она оказалась очень эрудированной и воспитанной… эм… собеседницей. Я устроил её частным преподавателем испанского для продолжающих – у себя дома она как раз училась в педагогическом. Документы помогли оформить друзья, у которых родители работали где нужно, и после этого мы поженились.

На медовый месяц чудом достали недорогую путёвку на Бали, чтобы увидеть море; конечно, ему было далеко до того самого, но сами понимаете, ассоциации. А потом Бернардита предложила мне писать фантастику на основе снов, столько ведь материала зря пропадает. И хорошо пошло! С тех пор и до совершеннолетия детей мы жили в миленькой квартире в центре, правда, деньги предпочитали тратить преимущественно на путешествия. А потом попали сюда – конечно, вместе. Сегодня у нас годовщина начала совместной жизни. То самое ассорти будет с орехами и карамелизованные груши, помнит. Она у меня заботливая. А дочурке я купил плюшевого кита, пусть ей уже лет тридцать. Передам сегодня – пусть удивляется, откуда у неё в квартире приснившийся подарок. Надеюсь, они с братом когда-нибудь тоже переберутся к нам, хотя учить их беспристрастно будет сложновато!

– Благодарю за очередную карамельную, как ваши груши, поэмку, – съязвила Мумут. – Волшебную карту случайно с собой не прихватили? А то у нынешних студентов топографический кретинизм.

– Увы, нет. Бернардита, кстати, сказала, что получила её от того же типа оперно-мрачного имиджа. Ну, это уже ненужные детали, простите – попытался оправдаться Мигель, смотря вслед поспешно удаляющейся коллеге.

8.Сон о тринадцатом боге Баакуля

В начале зимы все студенты – и, стыдно сказать, я в их числе – по неясной причине сделались какими-то нервными, заметно исхудали и ослабли. Деканы, они же преподаватели, так и не смогли объяснить эту внезапную напасть; только «добренькая» мадам Парик как-то многозначительно молчала. Щадя наши уставшие и не способные нормально работать мозги, Мигель решил немного перетасовать программу и начать новую тему сновидений других животных не с древних египетских трактатов, в которых без не пяти кошмаров не разберёшься, а с лёгкой и доступной практики. Я уже предвкушала многие приятнейшие часы, проведенные в компании тёплого дремлющего кота, но получила разнарядку на рукокрылых. Впрочем, это было предсказуемо, учитывая, что именно летучая мышаня привела меня в университет, и стало бы даже приятной неожиданностью, не подразумевай оно ночёвку на террасе Мумут как на единственной открытой площадке в нашем корпусе.

На всякий случай подготовив письменное завещание, распределявшее скудное добро между однокашниками, я в нужное утро заставила себя приплестись в аудиторию онейрологии, дрожа при этом как осиновый лист. Мадам, как всегда, при параде, являла собой полтора метра надменности и презрения: ещё бы, какая-то выскочка занимает балкон, предназначенный для её пернатых любимцев.

– Маску для сна надевай, а вот накрываться не советую, – гордо удаляясь, напутствовала она, – так, ЕСЛИ ЧТО, легче проснёшься. И не приведи тебя высшие силы копаться в моём кабинете. Впрочем, замок английский.

– Ч-что значит «что»? Почему анг…

Мне, конечно, никто не ответил.

Оставшись наедине со спальным мешком на открытом всем декабрьским ветрам балконе, к тому же без путей к отступлению, я честно постаралась не впадать в истерику и припомнить инструкции бионюктолога. «Нужного зверя следует приманивать в пограничном состоянии, иначе в разделённый сон не войти. Вместе с тем не стоит и резко вламываться, чтобы не испугать нового товарища».

Мысленное воспроизведение дружелюбной, мягкой речи Мигеля и холод, естественным образом заставляющий организм задуматься о спячке, сделали своё дело: я быстро отключилась, едва не прозевав пограничье. Вернее, я его именно что прозевала, как зелёный новичок, но, к счастью, предшествовавших засыпанию призывов к каким угодно летучим мышам оказалось достаточно. Успех мероприятия я осознала, только когда одна из них, сев на нос каменного льва, вслух поздоровалась со мной.

– О, это ты!

Повод для радости у меня имелся: именно эта – или очень похожая? – зверюшка необычного сплошь чёрного окраса некогда проводила меня до альма-матер.

– Ни стыда ни совести. Летаешь, значит, по практически сталкерским зонам за недогадливыми абитуриентами, с границами заморачиваешься, являешься по первому требованию, чувствуя ответственность за тех, кого в ВУЗ устроили, детей бросаешь – у меня их двое, и оба по маме скучают! – а тебе тыкают.

– Прости…те, пожалуйста! Мне тут очень хорошо, честно. Очень Вам благодарна. Правда, не совсем понимаю, что мы теперь будем делать. Может, предполагается с Вами полетать?

– Ещё чего, полетать. Я знаю. Мы решили: будешь слушать, – изрекла мышь, повисая на носу льва и поудобнее складывая крылья.

– Опять?!

Лекций и авторитетов и без говорящих рукокрылых было предостаточно.

– Ты студент? Студент. Учись! – оборвала она меня.

– Ладно.

Я тоже устроилась на сложенном мешке, почему-то поменявшем во сне цвет. Окружение мы ради ради экономии сил трансформировать не стали: так и оставили террасу Мумут, разве что затемнили небо, так как обе испытывали дискомфорт от солнечного света.

***

– Потерялись боги, потерялся царь; не украсил он Владык, не принёс он дар йокину Девятого Неба, шестнадцатому йокину, владыке многих поколений. В конце двадцатилетия не принёс он дар Хемналь-Це-Мат-Мувану, – нараспев начала мышь.

***

– Что? Это головоломка, что ли?

Мышь презрительно фыркнула.

– Это начало великого забытого мифа. Могла бы из уважения и послушать без глупых комментариев!

***

– Десятый правитель Баакуля, Муваан-Мат, был избран за провидческий дар: во сне он будто бы мог общаться с богами и видеть будущее. Взойдя на престол в родном столичном городе Лакам-Ха, он взял царское имя Це-Мат-Муван, имея в виду своего легендарного предка.

Новый царь пришёл в тяжёлые времена: за год до того прежде процветавший Баакуль разорил коварный правитель Кануля Укай-Кан. Это было уже не первое нападение, но самое разрушительное. Люди возлагали на Муваан-Мата большие надежды. Он действительно хорошо правил, использовал свой дар умело, восстанавливал государство. Покорение царства Попо, захват всех жрецов и чиновников в их столице, Тонине, и открывшийся таким образом доступ к полноводной Усумасинте должны были значительно поправить дела Баакуля. В довершение, дочь Кинич-Хиш-Чапата, побеждённого правителя Попо, осталась в почётном плену – куда как ни знак покорности. Правда, Муваан-Мат не осмеливался тронуть её.

Но недорого продлилось спокойное правление. Наступила ночь, показалась богиня луны, царь отдал положенную долю крови с помощью костяных ритуальных орудий с насыщенно-зелёным нефритом – и получил пугающее видение.

Кромешный ужас наступает менее, чем через бактун. И Баакуль, и Попо, и вражеский Кануль разрушаются. Храмы забрасываются. Ритуалы забываются. Народ вымирает.

***

– Бактун – это сколько?

– Вот же неучи. Это лет четыреста. Молчи и слушай: забытый эпос на каждом углу не рассказывают.

***

Царь испугался и не захотел знать дальнейшее будущее.

Но кровь была пролита, дары были принесены – видения были получены.

Далее – хуже: через два с четвертью бактуна на опустившие территории Баакуля и к обедневшим соседям приходят злые бледные создания в нелепых одеждах, оседлавшие странного вида оленей. Они убивают мужчин, рушат дома, жгут книги и насилуют женщин.

Снова взмолился Муваан-Мат: он не хотел такого страшного знания.

Но престол был занят, клятвы были произнесены, связи были установлены.

Через три с половиной бактуна, когда народа уже не осталось, а города заселили растения и дикие звери, люди в ещё более странных одеждах, ездящие на монстрах с горящими глазами, разоряют руины столицы и утаскивают её сокровища в монолитное бело-серое хранилище со статуей бога Чока у входа.

Царь посчитал, что ничто не может быть ужаснее. Но он ошибся, так как последним видением стала мёртвая возлюбленная. Кровь её заливала его руки и землю вокруг.

***

– Жуть какая! Не хочу такое слушать!

– Монтесума тоже не хотел – и в историю попал.

***

Проснувшись в холодном поту, Це-Мат-Муван никому не рассказал об увиденном, но тут же приказал отменить намеченные военные походы, торговые экспедиции и пиры, чтобы сосредоточить силы на приношениям богам – кто знает, может, они помогут избежать предрешённого.

Людям не понравилось такое грубое нарушение традиции. Появились даже шепотки, утверждающие, что лучше было выбрать правительницей Иш Сак К’ук; та, говорили они, дочь знатного человека и матери из наследной линии, сестра самого покойного царя Ах-Неоль-Мата. Но заговорщиков казнили или изгнали, до поры до времени восстановив покорность населения.

Итак, правитель несколько дней советовался со жрецами и старыми людьми, в точности не описывая им видение, но намекая на некую опасность. Наконец огромное количество продовольствия, пойманных животных и пленников были принесены в жертву главным богам. Доля кровавых даров официальным приказом увеличивалась вдвое, так что люди ходили усталыми и бледными.

В ночь после ритуала к Муваан-Мату явились вызываемые боги. Первым пришёл

Унен-К’авииль, малыш-ягуар, ипостась гневного К’авииля, мечущего молнии. По такому его доброжелательному облику царь догадался, что тот не ответственен за грядущие разрушения, но на всякий случай спросил об этом. Бог действительно не планировал ничего такого, но помогать отказался.

«Возможно, он не хочет противостоять кому-то ещё».

Вторыми явились Тош и Чак. Царь невольно испугался этих грозных божеств грозы и дождя: чёрная кожа, горбатый нос, ягуаровы вибриссы и страшный оскал Тоша в сочетании с огромным топором Чака произвели бы неизгладимое впечатление на кого угодно. Но и эти боги не признавали за собой ответственности. Они даже пообещали много плодородных лет и комфортной погоды, если царь оставит попытки разобраться в предсказании. Об этом, конечно, не могло быть и речи.

Четвёртым стал звероподобный Болон Йокте, много раз приходящий, зачинщик большинства несчастий.

– Наверняка ты и готовишь погибель наших земель! – воскликнул провидец. – Скажи, чем мы заслужили это и как можем купить твою милость?

Но приносящий беды ни в чём не признался. Он лишь пригрозил многими неприятностями, что непременно обрушатся на Баакуль, если правитель не перестанет лезть куда не следует.

Пятой царя посетила прекрасная богиня И в окружении ластящихся к ней зверей, в том числе обыкновенно кровожадных. Она ласково обратилась к царю, убеждая его не думать о таких далёких временах, а наслаждаться своим веком, что собирался быть богатым и счастливым. В награду она обещала вечную любовь пленённой девушки и долгую жизнь им обоим.

Правитель долго медлил. Не разумно ли дожить своё в радости и богатстве, а разборки с будущими бедами предоставить потомкам, на которых можно будет равнодушно взирать из другого мира? Конечно, может случится и так, что после очищения в загробном мире он переродится каким-нибудь обычным воином, но в любом случае груза ответственности на нём не будет. Просто сбежит куда-нибудь при первый возможности…

– Нет, – тихо ответил Муваан-Мат. – Заняв пост правителя Баакуля, я обязался заботится о царстве любой ценой. Мне очень жаль, но я не могу принять такое щедрое предложение».

Опечаленная, богиня И удалилась, чтобы уступить место последнему посетителю.

Дрожь священного ужаса охватила призывающего, стоило ему увидеть прародителя царской династии, отца и матери богов. В этот раз Хемналь-Це-Мат-Муван появился в мужском обличие, что более подобало случаю. Длинные крупные бусы из самых редких и дорогих камней и раковин густо обвивали его запястья и шею. И набедренная повязка, и накидка представляли собой не какую-нибудь вышитую ткань, а шкуры ягуара, равных по яркости и красоте которым не встретишь в человеческом мире. На голове Хемналь-Це-Мат-Мувана, подчеркивая длинные густые волосы, какие бывают разве что у купающейся в роскоши знати, красовался огромный венец из костей невиданного животного и огромных, роскошных, блестящих в свете луны перьев. На груди его висела тяжёлая подвеска-летучая мышь из лучшего нефрита.

– Я знаю, сын, зачем ты потревожил нас своими ритуалами, – первым обратился он к упавшему на колени потомку. – И зря ты не послушал предупреждений других богов. Послушай хоть бы теперь. Похвально и благородно заботиться о процветании своего народа. Но кроме него в мире есть много государств, и естественно, что сегодня властвуют одни, а завтра – другие. Посмотри же.

Перед внутренним взором нашего героя замелькали картины далёкого будущего. Люди в чудных одеждах бродили по руинам столицы, называя её чужим словом «Паленке». Многие и многие жрецы рассказывали о его величии, демонстрируя толпам молодёжи невероятно реалистичные изображения на громадных плоских табличках. Учёные мужчины и женщины писали длинные истории, вдохновляющие тысячи и миллионы. Появились невообразимые средства передвижения, росписи, на которые нельзя было наглядеться. Люди танцевали и устаивали праздники. Люди ссорились и воевали. Люди любили и радовались.

– На месте этих территорий после больших несчастий появятся новые страны, – продолжал прародитель. – Всякая держава конечна, только боги вечны, хотя даже они иногда забываются почитателями. На время. Пусть же тебя не пугает грядущий закат. Перед ним вас ждёт век величия, что начнётся совсем скоро, уже при следующем правителе.

Больно и горько было слышать эти слова новому властителю.

– Я отрекаюсь от тебя! – закричал он в гневе, пересилившем страх. – От тебя и ото всех прежних богов, отказавшихся от своих людей! Разве мы не питали вас кровью, а больше прочих – я сам? Разве мы не устраивали пиров и праздников в вашу честь? Разве мало у нас храмов и алтарей? Не нужно там таких равнодушных и жестоких покровителей.

Наглые речи Муваан-Мата привели Хемналя в бешенство. Ноздри его затрепетали, глаза налились кровью.

– Как знаешь! Я вижу теперь, что ты капризен, как женщина, а ещё глуп и невежественен, как ребёнок. Должен бы знать, что боги не могут быть добры или злы, пристрастны или равнодушны: они таковы, какие есть и какими будут всегда. За твою же наглость ты и вовсе лишишься всякой поддержки. И не увидишь золотого века Баакуля.

Всё исчезло; обессиленный, провидец вернулся в земную реальность. Зачем же ему послали предупреждение, раз просили сидеть сложа руки?.. Но это его и не волновало: только укрепившись в решимости предотвратить показанные несчастья и страшно рассердившись, Муваан-Мат созвал собрание, на котором прилюдно отказался от своих богов.

Он отложил свои ножи с зелёными камнями и взял давно покинутый инструмент с чёрным лабрадором. Он уведомил чиновников и охрану, что должен отправиться в одиночное паломничество. Он нашёл тайную гробницу своего далёкого прадеда, мудреца и колдуна, жившего около половины бактуна назад. Именно здесь, в густых джунглях, он некогда получил свой дар от таинственного наставника-тени, впервые вступившего в отношения с захоронённым предком.

Зловещий нож в виде черепа неизвестной птицы с чёрным, как дурной сон, камнем пролил ценную кровь правителя. После большого перерыва, с трудом, но вспомнились древние слова призыва. Тень появилась за спиной Муваан-Мата, порядком напугав его, когда тот обернулся.

– Приветствую, наставник и друг моего давнего прадеда, – чуть менее уверенно, чем хотел, произнёс царь. – Я не стал бы беспокоить тебя без важной причины. Боги послали мне видения ужасных разрушений и бедствий, что в конце концов приведут к гибели всех царств, но сами отказались что-либо предпринять.

– Не эти боги.

– Ты?!.

– Возможно, – уклончиво ответил призванный. – Чего же ты хочешь от меня?

Голос тени походил одновременно на шелест листвы, раскаты грома, шипение змеи и рык ягуара.

– Мне нужен твой совет… и твоя помощь. Больше обращаться не к кому, – признался царь.

– Я не властен над материальным миром, но всё же управляю им посредством снов и видений. Как распоряжаться ими – дело человека. Но, как ты знаешь, есть и другие боги помимо тех, от которых ты отказался. Можешь попробовать обратиться к ним. Я расскажу, как.

– Я был бы в вечном долгу перед тобой! Эти боги, они точно помогут?

– Может быть.

Тень исчезла так же, как и появилась – бесследно и бесшумно.

Совершенно не по-царски притащившись в дом неподалёку от главного храма, Муваан-Мат хотел было тут же лечь спать, но не смог сомкнуть глаз и принялся расхаживать по комнате. В таком состоянии его и увидела почётная пленница. Не выдержав груза вины и переживаний, царь наконец всё рассказал дочери захваченного и уже казнённого правителя. И в довершение признался в своих чувствах – пока не исчерпал запас откровенности. Умолчал он только о видении её смерти: ведь что-что, а уж это точно можно предотвратить.

– Я тебе верю, хотя другие, возможно, и усомнятся, – подумав, ответила девушка. – Ты умён и разительно отличаешься от прочих богачей и знати: куда больше времени уделяешь древним текстам и своим трудам, чем чиче и разгулу; ты мог бы силой сделать меня наложницей, но позволил выбирать самой. Хорошо, что ты отказался от тех глупых подкупов. А богине И не пришлось бы утруждаться.

Её реакция невероятно обрадовала Це-Мат-Мувана. Но со свадебными торжествами приходилось подождать; они решили действовать сообща, чтобы отвратить предсказанный конец.

– В своём доме я тоже не теряла времени даром за сплетнями и прихорашиванием, а пыталась изучать астрономию,– поведала дочь царя из Попо. – «И пусть познания мои скудны в сравнении с твоими, я помню, что скоро важная дата, начало нового к’атуна. Если мы принесём жертвы не прежним, а тем, иным богам, им должно это понравиться, даже если они привычны к другому календарю, как думаешь? Тот наставник-тень уже объяснил, как следует поклоняться им?

– Ещё нет, но обещал передать.

Вскоре царь и его возлюбленная уже располагали необходимыми знаниями.

Часть сведений они нашли в самих старых материалах из храмового архива, часть послал во сне покровитель-тень. Так в великий праздник Нового к’атуна были принесены совсем другие жертвы и проведены совсем другие ритуалы.

Люди восприняли резкую реформу с недоверием, тем более что все дорогие товары, ягуарова доля урожая, ценных изделий скульпторов и ювелиров тоже шли на ублажение потенциальных спасителей, в которых особо никто не верил. Но последствия недовольств проявились позже.

Пока что, стоило десятому правителю Баакуля отойти ко сну после многодневных празднеств, он встретился с шестью незнакомыми, пугающими своей чуждостью божествами.

Первым был добродушный, полноватый бог с головой какого-то ушастого животного с хоботом.

Второй – женщина с холодными глазами и седыми волосами, одетая в меха и кожу, будто со страшного мороза.

Третьим – некто смуглый и со щупальцами вместо рук, украшенный раковинами и сложными геометрическими татуировками.

Все они сочувственно выслушали предсказание, но объяснили, что не могут влиять на территории, где нет давней традиции их почитания.

Три других бога держались в отдалении.

Один из них казался и вовсе поджарой помесью человека и птицы с тонким длинным клювом, от которой ему тоже досталась голова; он словно бы никак не мог определиться и временами принимал облик обезьяны с гривой.

Другой был одноглазым могучим старцем, сопровождаемым двумя экзотическими птицами с раскатистым голосом.

Последний же был высоким и очень красивым, с глазами цвета ночного чёрного океана.

Царь-провидец, заметив, что у этих двух кожа такая же бледная, как у жестоких захватчиков из видения, спросил, не управляют ли они, случайно, этим неизвестным народом. Увы: одноглазый объяснил, что их помнят, но уже давно не почитают должным образом даже на их землях, а значит – лишь временно – они обладают ещё меньшей силой, чем трое первых. Зато он рассказал, как эффективнее убивать врагов, заодно способствуя возрождению его культа, с помощью копья и специального посвящения. Птицеголовый предложил на худой конец озаботиться сохранением если не людей, то знаний. Оба получили благодарность за мудрые советы. Последний из призванных, чьи волосы в тон глазам, развиваясь, смешивались с ночным мраком, безмолвствовал. Но именно он остался, когда остальные ушли.

– Я ожидал от них большего, – наконец прошелестел его голос, показавшийся Муваан-Мату знакомым. – Видимо, сильнее признанные и отражённые в материальном мире, они больше зависят от правил.

– Не мой ли ты наставник? – присматриваясь, поинтересовался царь, но не получил ответа и задал новый вопрос. – В конечном счёте я услышал полезные советы, но не решение. Что же делать?

– Есть последний вариант – крайний, но действенный. Ты получишь подсказку. Следовать ей или нет – выбор твой.

Провидец резко проснулся. Снаружи, кажется, где-то перед храмом, слышались крики и шум борьбы. Едва выбежав на улицу, он тут же был схвачен и связан: злостная Иш Сак К’ук, якобы удалившись в добровольное изгнание, подготовила восстание, которое, воспользовавшись разбродом после праздника, сумело-таки взять верх. Как она сама со злорадством призналась побеждённому, неожиданная смерть предыдущего царя, Ах-Неоль-Мата, родственника его матери, тоже была её рук делом. Хитрая бестия прибегла к яду, но не рассчитывала на избрание Муваан-Мата. Зато непопулярные инициативы с новыми богами сыграли ей на руку.