Ночные

– Спасибо. Удачи Вам, господин Гофман. До встречи.

– Auf Wiedersehen, добрая фройляйн. Благодаря Вам я знаю, что истории свои записывал не зря.

***

Сказать, что это происшествие взбудоражило ученический коллектив – значит не сказать ничего. Воспользовавшись общей сумятицей, я сумела проскользнуть в упомянутый кабинет за занавесом аудитории онейрологии, обычно, по сообщению наиболее смелых, закрытый на четыре замкá.

Хозяйка не слишком удивилась моему вторжению и заговорила первая.

– Интересно, тебя приняли для работы шпионом или, может, профессиональным приключенцем? Ты всегда лезешь во все истории, какие только ни случаются?

– Excusez-moi, madam… э… – тут до меня, и так заикавшейся от волнения, дошло, что никто из деканов не представился сам.

– Да знаю я, как вы меня обзываете. Говори же.

– Скажите, а эти вещества, что, просто… какая-то отрава? Я имею в виду, как всякие вредные, ничего особенного, никого… неземного?

Выговора не последовало.

– Если бы так, как же вы сопроводили бы меня в видения господина писателя? И переводили тексты методой погружения?

– Может, эта наркота высокотоксичная. И тогда на самом деле всё это… всё это…

– Что, иллюзия? Долгий сон? Последствия интоксикации? Смотри.

Она метнулась к этажерке, схватила какую-то колбу и открыла прежде, чем я успела возразить.

– Смотри, – повторила мадам Мумут, – она же далеко, да? И что ты там видишь?

– Жидкость, скорее фиолетовую. Или нет. Пар? Какой-то газ, или дым, он движ… или… какой-то фигуры странной… ой!

В тот момент, когда второй завиток этого «газа» настиг меня, вместо лица – вернее, маски – преподавательницы появилась красная от перепоя или чего похуже физиономия отца. Я поняла, что сейчас он насчет отчитывать меня за плохо помытую сковородку, и сжалась в ожидании пощечины. Но вот его сменила мама с её карикатурной морщиной на лбу, заливающаяся истерическим монологом о моей бесполезности и лености. Подготовив было защитную речь об отличных успехах в учебе, я осознала, что нахожусь в пыльной больничной палате, и на этот раз выпиской через неделю не отделаться, потому что отделались уже от меня…

– Вон отсюда, – раздался уверенный голос посреди всего этого хаоса.

Я снова стояла – уже сидела, скорчившись – в кабинете, а передо мной была всё та же мадам Мумут с пустой склянкой. Дым рассеивался. Заливисто хохоча.

– Только один создаёт сны и кошмары, мы лишь ориентируемся чуть лучше обычного.

– Кто? Один какой-то человек на… толпу? В смысле, мало кто?

– Это не человек.

– А…

– Сдается мне, ты наконец-то решила проявить похвальную тягу к знаниям? Fort bien. Тогда держи тетрадь. Фраза «Я не буду лезть в непостижимые материи ради моего же блага». На любых четырех языках, кроме родного, по сотне раз на каждом. Я жду.

4. Сон о сказках и архетипах

– Похоже, вместо «кто виноват и что делать» каждого местного школяра рано или поздно начинает терзать вопрос «что это, где это и сколько это продлится».

– А ещё «не умер ли я».

– Меня он не терзал: я об изголовье кровати шишек набил в первый день, а их у трупов или призраков не бывает!

Вся наша честная компания полегла со смеху: да уж, Михаил несколько нарушил философский настрой.

– И всё-таки. Миш, ты сколько здесь учишься?

– Думаю, четвертый год.

– И… что потом? С вами говорили о работе или выпуске?

– Нет. Но есть ведь профессоры. -Ы! Так старомоднее… И приглашенные. И родственники, тоже из истинных. Хотя подожди… кажется, третий год. Но на третьем я провалил зачет по латыни. Тогда, может, пятый?..

– А кто когда что ел? – перебила задумавшегося друга та самая любящая четкие определения девочка-азиатка с косичками, звавшаяся Дайюй. – Я не помню. Но не голодная.

– Я недавно ела что-то на завтрак. Но не ручаюсь.

– А тут есть завтраки?

Дальше бытовых тем пойти побоялись: эффект когнитогенного расщепления проходили все ещё в первые дни учебы. Бывало с вами, что от осознания нахождения в сновидении оно рассыпается или просто исчезает? Вот этот самый эффект. Старшие не единожды заверяли, что ничто и никогда не вырвет нас отсюда: все испили чёрных слёз, сгущенного сумрака. К тому же и в обычной ситуации это признак слабоватого сновидца, да и с тем случается не всегда.

Но случается.

Заснули мы с тяжёлыми мыслями.

– Только один создаёт сны и кошмары, мы лишь ориентируемся.

– Что-что? Кто это? – подскочила я и тут же отмахнулась. – Вот дура. Рядовая гипнопомпическая галлюцинация, нашла чего пугаться.

Но прикроватную лампу, редкую вещь, позаимствованную университетом из современного мира с его помешенностью на гаджетах, всё-таки включила.

К моему удивлению, на бесшумных механических часах со львами значилось без десяти восемь вечера. Продрыхла куранты! Потрясающе! А первым уроком проверочная по средневековому символизму, который я вчера замечательно НЕ повторила за всеми этими разговорами. Вот Парик «похвалит». Никаких больше…

Я впопыхах собралась, даже не причесавшись. Дверь еле открылась. Заклинило от ночных холодов, что ли? Коридор тоже выглядел нетипично: куда-то убрали факелы, не было ни одной живой души. Что, все проспали? Абсолютно все?

Тут внимание мое захватила ещё одна странная деталь: по каменному полу струился небольшой ручеек.

– Только один создаёт сны и кошмары.

Так. Циклический первого уровня. Просыпайся уже, опоздаешь. Вот, правильно, и на часах нормальное время: половина шестого вечера, успею. Слава всем.

Неспешно наведя марафет и худо-бедно подготовившись к пытке символизмом, я тихо и спокойно вышла из комнаты. И чуть не ослепла от мерцания невероятного количества свечей. По коридору носились сонмы хохочущего и поющего народу в цветастых костюмах, колпаках, вуалях, перьях…

– Это что, бал Капулетти, позитивная версия? – прокричала я в толпу. – Или фаблио начитались? В честь чего буйствуем?

Ответом меня никто не удостоил. Ладно. Лучшим способом прояснить обстановку, решила я, было последовать за этим безумным сборищем – ибо основной его поток направлялся в аудиторию Мумут. Она принялась за кружок историческом реконструкции, или как?

– Мне кто-нибудь скажет, что творится? – спросила я уже тихо, главным образом для себя.

Спрашивать было о чём: просторная мрачноватая аудитория, обычно наводящая на мысли о заброшенном готическом соборе, или, лучше, о монастыре в эпоху Черной смерти, преобразовалась в ещё более колоссальных размеров зал, украшенный бесчисленными полотнами, гербами, лентами, огромными букетами цветов, роскошными свечными люстрами и статуями «Пигмалион отдыхает». Единственное сходство с прежней обстановкой прослеживалось в стиле окон и в цветах всего этого декора: доминировали черный, ночной синий, темно-фиолетовый и бордо. Статуи тоже выглядели НЕ ТАК, но рассмотреть их из-за полчищ танцующих и просто беснующихся не удавалось. Моя юбка типа «советская училка русского» в сочетании с зализанным хвостом тут была явно некстати. Прошу прощения. На мне тоже красовалось что-то пятнадцатовечное, а на голове – самый настоящий остроконечный эннен. Дожили.

Впрочем, костюмный вопрос поблек, стоило мне разглядеть видовую принадлежность публики. Помимо людей, из которых я не узнала ни одного, на празднике, уверенно отплясывая на двух лапах, веселились львы, леопарды, медведи, мыши, быки, горгульи, вóроны и даже кони с подозрительным рогом на лбу – это лишь в первом приближении; каких только тварей там не резвилось. Сперва меня успокоила было догадка, что всё это искусные маски, но мимика и телосложение «гостей» опровергли сию спасительную гипотезу.

В какой-то момент толпа в дальнем конце зала заметна поредела, зачем-то расступаясь, так что стали видны ступени на фоне темной фрески с неопознанным мифологическим сюжетом. Лев и лис, одетые в бифитерскую форму, только черную с золотым, вели под руки кого-то в белом воздушном платье и с длинной вуалью.

Перебивая мелодию для танцев, раздался оглушающий звук глухого инструмента, который невозможно определить иначе, чем гибрид фанфары и барабана.

– Дорогу белой графине! – зарычали, завизжали и завыли чудища, усаживая этого кого-то на ковер перед возвышением.

Женщина осталась на коленях и с приклоненной головой.

«Это же Мумут» – мелькнула в уме мысль, сразу же отброшенная как абсурдная.

– Дорогу Черному королю! – возвестил ещё более громкий хор.

Лев и лис притащили на возвышение громоздкий, вытянутый метра на три трон из черного металла, украшенный какими-то алыми камнями. Никогда не любила лишней роскоши, но от этого «креслица» невозможно было отвести взгляд.

Снова загремела парадная музыка, на этот раз прервав любые посторонние звуки.

Разумеется, первым порывом было поддаться любопытству и узнать, что это за важная шишка, движением мизинца устаивающая такие празднества. Но вовремя пришло четкое осознание: мне нельзя на него смотреть. Никому нельзя.

Подтверждая это убеждение, вся толпа рухнула наземь, на всякий случай закрывая лица руками.

В мертвой тишине свечи потухли все разом. Зал окутал кромешный мрак.

Я знала, что он крайне нежелателен: придворный лекарь грозил, что даже простые сумерки приближают свершение предсказания. С другой стороны, к его предостережениям относились спустя рукава: во дворце жили отнюдь не дураки, и все прекрасно отдавали себе отчет в неизбежности предвиденного. Тем не менее прямо сейчас я услышала шлепание грубых ботинок и недовольный шепот: старушка-горничная с её верным супругом-пекарем спешили зажечь свечи. Значит, страшное событие отодвигается ещё на один вечер.

Принцесса сама выглянула из покоев, и мы хором успокоили её: сегодня её светлость похищать не будут. Почему-то веселее она не стала – скорее наоборот. Причину выяснить не удалось: подошел мальчик-паж, докладывая, что наследницу ожидают в тронном зале для важной встречи.

Парадные двери дворца распахнулись – на гибель его обитателям.

– Он уже здесь! Это он, Звездочёт! Спасайся кто может!

Пажи, слуги и даже обычно степенные придворные не помня себя принялись улепетывать из дворца всеми доступными путями. Кто-то выпрыгнул в окно хозяйственного двора, удачно приземлившись на тюк с соломой.

Прежде чем последовать их примеру, я успела заметить, как щупальца овеществленный ночи опутали принцессу. Лекарь, верный своему долгу, вышел было на похитителя с мечом, но огромная тень смутных очертаний вытянутой антропоморфной фигуры накрыла его, заставляя сжаться, как трусливого мальчишку. Добрый пекарь тоже замер, раскрыв рот и в испуге вращая глазами. В другое время можно было бы посмеяться над такой карикатурной позой, но нам с горничной было не до того: схватив меня на руку, старушка с несвойственной ей прытью помчалась в подвал и, тяжело дыша, остановилась только у трех тяжелых дверей.

Серой, металлической и скучной.

Деревянной, с резьбой из книг.

И костяной, с черными узорами из цветов, глаз и звезд.

– Беги же, девочка, беги давай!

– Да куда?!

Нарастающий гул в тронном зале не способствовал хладнокровию.

– Это тебе решать, – отстраненно ответила горничная.

Advienne que pourra, вспомнила я недавно пройденную идиому и рванулась в дверь с черными цветами и звездами.

Именно этой дорогой, как говорят, надо идти к дракону. Правда, ещё говорят, что его никто не видел, а если и видел, то не вернулся. Там имеется какое-то испытание или загадка, что никто не может решить. Но и я тоже не стандартный chevalier. Начать с того, что я chevalière, вдобавок chevalière au lion, и lion тут – не соперник или добыча, а друг и средство передвижения. И сейчас он как раз подал голос.

– Ma demoiselle, смотрите: вот ещё странник в этом заброшенном крае. Правила чести обвязывают нас поприветствовать его.

На берегу мутной реки своеобразного серо-молочного цвета сидел, рыбача, лис в темно-коричневом балахоне и этой их характерной накидке с капюшоном, недавно вошедшей в моду среди бедного населения.

– Доброго дня.

Никакой реакции.

– Простите за вопрос: а Вы Ренар или Робин?

– А ты дочь или студент?

– Разумно.

Я спешилась, давая моему товарищу отдых, и попросила разрешения присесть рядом с путником.

– Как клюет?

– Никак. Тут уже давно ничего не плавает и даже не летает, но что только не сделаешь, чтобы угодить жене.

– Тоже верно. А почему ничего?..

– Так всё нарушено. Вот если бы нашелся храбрый, а главное, сообразительный малый, и поставил бы всё на круги своя…

– Не бойтесь, я как раз этим занимаюсь.

Собеседник не особо мне поверил, но и не засмеялся.

– Ну-ну. Дракон, кстати, там, – указан он на высокий мрачный лес на горизонте. Прямо сразу на опушке его логово.

Слишком легко. Слишком быст…

– Благодарю вас.

– Ну-ну, – снова хмыкнул лис с двумя именами. – Удачи.

Логово чудовища действительно располагалось на самом краю темного леса. Как-то слишком…

Сплетни описывали его как ужасное место, залитое кровью и заваленное падалью. Пока никакой расчлененки не наблюдалось.

– Мы лишь ориентируемся.

– Ты что-то говорил, Лев?

– Нет, Ma Demoiselle. Должно быть, эхо из пещеры.

В этот момент я увидела пленницу дракона: прекрасную и мудрую даму, за которой мы и пришли. Я открыла было рот, чтобы окликнуть её и сообщить о скором спасении, но рык чудовища и звук его исполинских крыльев мигом остудил мой пыл. Сперва полагался поединок. Не знаю точно как, но как-нибудь да я одолею этого…

Какое-то несоответствие привлекло мое внимание.

«Пленница» не кричала и не боялась. Она с довольной полуулыбкой шла навстречу дракону.

Да, самого змия я так и не увидела, зато поняла, в чём заключалась загадка.

Оставить ему даму и бросить меч

к лапам моих провожатых-волков. Могучие звери на миг склонили головы, будто одобряя мои действия, и сорвались с места, велев ждать. Они скоро вернулись.

Перебросившись парой слов с волчицей, серый положил передо мной притащенные в пасти предметы.

– Ну, что?

– ?!

– Что тебе нынче больше нужно? – рявкнул волк. – Он ждать не будет. Выбирай.

Я присмотрелась к предметам. Кукла в простой технике, яблоко и моток ниток.

– Нитку, пожалуйста.

– Пр-рекрасно, – буркнул волк и был таков.

Нить, разворачиваясь в бесконечность, вела меня через леса, в которых деревья с острыми ветвями рости вплотную друг к другу, через пустоши с колючими кустами и густые поля, не видавшие серпа уже много лет. Вся эта растительность цеплялась за сарафан, порядком затрудняя продвижение. Последовавшее за ними болото настроение не улучшило. Но нить вела дальше. В конце концов красоты природы сомнительной комфортности уступили место более приятной картине – чистому круглому озеру посреди темно-изумрудных кустов алых роз. В тихой воде отражалось ночное небо, создавая иллюзию бесконечного зеркала. Нить замерла.

– Вот это я понимаю пейзаж. Нет, прямо декорация Чуковского, – исправилась я, заметив величественного обитателя озера – белого лебедя как с открытки.

Любоваться долго не пришлось: озеро и птицу заслонила тень исполинского ворона, черного, как уголь, с клювом и когтями острыми, как лезвия, и сверкающими глазами. Что-то прекрасное было в этой охоте.

Почему я ничего не могу сделать? Почему всё время как водоворот, всё быстрее…

Мысль ускользнула.

– Только один.

Нить завертелась дальше. Нить вывела меня

на край переливающегося в лунном свете поля черно-фиолетовых маков. Цветы неординарного оттенка росли сплошным ковром, шелестя и колыхаясь… от ветра? Никакого ветра. Они шептали и двигались сами. Завороженная чудесным зрелищем, я направилась к макам. Края туники уже коснулись лепестков, как вдруг дорогу мне преградила тучная, красивая корова с широкими рогами и глубокими, нежными глазами. Я была уверена, что она хочет мне только добра, и послушно остановилась. Вовремя. Привлеченный ли цветами или испуганный чем-то, на поле выбежал златорогий олень, чья белая шкура соперничала по чистоте с лунным светом. Море маков дернулось, обернулось обволакивающей тьмой, схлопнулось вокруг оленя.

На месте волшебного, но коварного поля осталась лишь поглотившая свет всех звезд шкатулка. Никто не помешал мне. Я открыла её, конечно, открыла, хотя не должна была. Как и всегда. На секунду эта история со шкатулкой показалась мне знакомой, но потом

все это стало совершенно неважно: единственный вопрос, что занимал меня – как добыть огонь и сберечь его. Не до рассвета. Здесь нет рассвета. О, насколько ты был прав, Адольфус Петер Элькин, наглый в своей любознательности антрополог. Прав больше, чем думал сам. Alcheringa, tiempo del sueño, temps du rêve – не только время создания мира во сне: оно темное, настолько, что людям, что живут после, и не представить.

Шкура с последней добычи осталась в зубах последнего хищника, но тепло и еда меня тоже не волновали. Огонь, где взять огонь в этих джунглях вечной ночи, где взять огонь, пока не явился Байяме в одной из тысячи форм с десятками имен для каждой?

Наконец я увидела слабый огонек на хвостах птиц, что всегда летают парами. Рванувшись к птицам в небольшую пещеру, где они имели обычай прятаться, я выдернула перо, стараясь раздуть огонь, закрыть его, сберечь как можно дольше. Не только я искала здесь убежище: золотистая пума зарычала на меня, тем не менее

не решаясь напасть.

– Сны и кошмары.

Обе мы вели себя трусливо и наивно. Как можно скрыться от космического ягуара, от сути изначального мрака? Не прилагая никаких усилий, чтобы выследить нас, в одном прыжке, закрывшем всё небо, он поймал пуму и поглотил огонь, сделав мир ещё

темнее и глубже.

Храм можно найти только

К сердцу водоворота на песню сирены

Предназначена не мне, а чему-то страшному и непостижимому

Бездна это или скопление звезд?

– Вот же тебя угораздило. Каким течением принесло?

Худой джентльмен с пишущей машинкой под мышкой скептически осмотрел меня и тут же ответил сам:

– А впрочем, неважно. Вряд ли теперь выплывешь. О, вот. Надо же, а он не такой страшный, как я представлял.

– Кто?

– Ancienne Nuit. Единственное известное мне имя на живом языке. Очень неудачно это существительное сделали женского рода – доказательство того, что люди всё больше глупеют.

Джентльмен обратил безразличное вытянутое лицо к храму.

– Ну всё.

Я обергулась к

Со стороны храма

Гигантский осьминог, размерами сравнимый, нет, больше океана

черный космос, тентакли, закрывающаяся ловушка со всех сторон

Практически скрытая водоворотом мрака и щупалец, сирена повернула ко мне голову, оскалилась и зашипела:

– Студент, что ты делаешь на девятом уровне?

***

После безумных видений, первого подобного прецедента за многие годы, многие и многие студенты очнулись в холодном поту. Если верить слухам, кто-то и вовсе не проснулся. Пострадавших временно освободили от занятий и принудили к ежедневному посещению врачебного кабинета.

– Как же я туда угодила? Это был просто плохой разделенный сон? Вроде морового поветрия? – шепотом, чтобы не тревожить гудящую вот уже двое суток голову, поинтересовалась я у Бернардиты.

– Не совсем. Видишь ли, мадам онейролог никогда не спит. То есть спит, конечно, иначе какой из неё учитель – но не сама, ну, не для себя. Но т-с. Никто тебе этого не раскрывал.

Поэтому её всё время пыталось поймать это… нечто?

– И что это должно было значить? Мы все на самом деле сказочные герои? Звери? Какие-то глубоководные твари? Или так и не вышли из первобытного леса, а вся эта цивилизация нам просто придумалась?

– В некотором смысле всё это верно. Смыслов много, а истинность каждого зависит от интерпретации. Но нечто неизменно, как ты сама могла видеть, – растерянно пробормотала врач.

– И как это понимать?

– Никак. Я сама не понимаю. Ну хватит, о чём это мы тут болтали?.. Давай, зови следующего.

***

Ясное дело, ни преподавательские инструкции, ни желание сохранить рассудок не может помешать любопытствующей молодежи делиться опасным опытом, особенно если оный граничит с сумасшествием. Это тебе не «Медный всадник» на бумаге!

Как выяснилось из обсуждений, в приключениях совпадали лишь некоторые мотивы.

– То есть не все встретили Ренара?

– Из «Романа о лисе»? Не уверен. Дайюй видела хули-цзин. А потом какую-то картину с черным осьминогом вживую, как в некоем музее, но какую – уже не признается, только краснеет.

– М-м. Насчет нашего разговора. Мы ещё думали, что есть на самом деле, а что сон.

– Да?

Универ, та ерунда с коридором, странный бал, потом башня… и до моря…

«В некотором смысле всё это верно».

– Думаю, океан был десятым уровнем – в некотором смысле. Мы не оттуда считаем.

5. Сон о бесконечности офисов

Новый учебный день начался с печального объявления о пропаже Михаила.

– Последний раз его видели на дополнительном занятии по ориентированию в опасных средах, – уныло сообщил Боян. – Я сам отчитал парня за медлительность и укорил, что такими темпами его любой контекстуальный кошмар слопает и не подавится. Накарк… ой, то есть сглазил, небось.

Чуть позже благодаря организованному лично Мумут разделенному сну невообразимых масштабов всё-таки отыскался человек, общавшийся с пропавшим и после урока: сокурсник Адриан – не то чтобы друг, но хороший товарищ – уверял, что видел явно разобидевшегося Михаила в библиотеке. Тот нервно листал какой-то увесистый том, а потом закрылся у себя. Из комнаты он не вышел, но и там вечером тоже не обнаружился. Библиотекарь, на зависть всему университету ориентирующийся в своих владениях буквально с закрытыми глазами, быстро отыскал упомянутую книгу; ею оказалось «Практическое пособие по безопасным передвижениям в кошмарах для продвинутых» за авторством Р. Картера, признанного специалиста, чьими монографиями зачитывались ещё первокурсники.

Версия с обычным бегством из альма-матер даже не рассматривалась: из воплотившейся Шамбалы не бегут. Скорее всего, надувшийся Мишка решил доказать Бояну собственную компетентность и сунулся в личные кошмары, намереваясь героически раскидать их одной левой.

Не высунулся.

– И как теперь к нему туда попасть? – мотала я нервы друзьям. – Сомневаюсь, что у преподов в закромах найдется отрава с этикеткой «Кошмар Михаила Родинова, в котором он по дурости сгинул такого-то числа». Или можно сделать как с Гофманом, вроде стимуляции?.. Хотя человека-то самого не имеется, никак.

– Это мы не проходили, – саркастически отозвалась Мумут, в который раз оказавшаяся прямо за нашей спиной в самый неподходящий момент. – Интеграция с помощью каптивов сравнима с пассивным прослушиванием няниных сказок. Рассчитанных к тому же на дошколят. Сколь-нибудь опытный человек имеет другие способы, хотя в случае кошмара достаточной для полного поглощения силы проблема немного сложнее.

– Ну так отправьтесь за ним! Что все все стоите, человек там где-то пропадает! Что?!

Уже и оставшиеся два декана с виноватыми физиономиями выслушивали мои истеричные вопли, собравшие небольшую толпу.

– Я не могу интегрироваться в отдельные миры, – тихо призналась Мумут. – Мигель женатый человек, мы не имеем права отправлять его. А господин Боян…

– Господа все в Париже, – буркнул физонюктолог.

– … господин Боян чрезмерно ценный специалист, лучше кого-либо в университете владеющий навыками защиты от… от нежелательных явлений. Рисковать им – и всеми вами – мы тоже не можем.

– Я за ним пойду, – Серая подняла руку с таким скучающим видом, будто речь шла о покупке забытых батареек.

– Что за бред! Тут куча старшекур…

– C’est drôle, но она действительно справится лучше всех. Спасибо, студент. Серая.

Они с Мумут на секунду переглянулись, но смысл этого жеста оставался неясен – что, впрочем, неудивительно, если переглядывается маска настоящая и маска безэмоциональная.

– Лучше тебе отправиться через Пределы. Для тебя там безопаснее, чем для прочих.

– Ясно дело. Приведу – уши надеру. Это всё его дурная скептическая позиция. Додумался. Излишние знания иногда вредны, особенно для таких boludos. Что делать: будем вытаскивать.

Мы поймали её у самых ворот.

– Ты куда одна? Тебе не кажется, что это дело для друзей, и уж точно не для одиночки?

Серая раздраженно поморщилась, будто к ней приставал с капризами дошкольник.

– Видишь ли, выходить в другие реальности может единственно тот, кто уверен в своей. А то есть риск не вернуться. Ну что трясешься, и ты туда же? Не исчезнет это всё, не исчезнет. Ладно, смотри. Представь самый обычный, рядовой мир латентных, ну, где ты раньше жила. Какой-нибудь банальный пример… вот: встречаются парень с девушкой, оба честные, заботливые, неглупые; всё у них хорошо, никаких интриг или подводных камней. Тут на нашу дамочку нападает бес сомнения. Старательно так нападает, и вот она уже мучит кавалера расспросами, подозрениями, упреками… долго они ещё будут общаться?