НАСЛЕДИЕ. плоть и прах.

– Чем удивишь в этот раз? – беззлобно улыбнувшись ему, спросила лекарка.

– Тургенев. Муму, – коротко отозвался он.

Далия удивилась:

– Мне казалось, что тебе хватает ужасов в жизни, зачем читать их еще и в книгах?

Генерал встретил ее удивленный взгляд с легкой ухмылкой:

– Ужасы и страдания, изображенные литературными героями, кажутся мне менее пугающими, чем то, что происходит вокруг нас. В книге я могу наблюдать со стороны, делать выводы, переживать через других.

– Могу понять, – задумчиво ответила лекарка.

Она все еще чувствовала головокружение, когда принесли суп с чаем. С трудом поборов желание отодвинуть пищу в сторону, она принялась есть.

– Каково будет мое наказание? – спросила Далия. В ее словах звучала язвительная интонация. Она знала, что ей не спустят рук и посчитают за халатность ее усталость.

Генерал глубоко вдохнул.

– Царевич заступался за тебя, сказал, что дело лишь в переутомлении. За неимением альтернативного варианта, Царь смягчил приговор.

– И все же? – с нажимом спросила лекарка.

– Пять ударов плетьми, – выдавил из себя Мирон.

Далия застыла, уставившись на генерала.

– Кто будет исполнителем? – её голос прозвучал холодно, как лёд, даже для неё самой

Наказание плетьми было стандартным. Многие судьи приходили к нему в самых разных случаях. Но лекарка никогда не стояла в зале суда. Наставница оберегала ее от этого и даже смогла выбить определенные условия для всех детей, кто проходил обучение в лечебном корпусе, вне зависимости от класса.

Ей даже не дали защитить себя.

Она понимала, что эта информация – последняя капля в океане её ярости. Как она справится с тем, что её боль станет развлекательным зрелищем для кого-то другого.

Мирон молчал, ей пришлось поднять взгляд, чтобы прочесть извинения во взгляде. Его глаза потемнели от чувства вины.

Руки само собой сжались в кулаки, ощущая, как ногти впиваются в ладони. Боль на мгновение принесла успокоение, но внутри расползался гнев от несправедливости. Она боролась с желанием закричать, броситься в ярости к нему или к самому царю, чьи решения были так жестоки.

Обреченно кивнув, она лишь спросила:

– Когда?

– На закате.

– Оставь меня пожалуйста, – надрывающимся голосом попросила Далия.

Мирон словно хотел что-то сказать, но она отвернулась, легла на подушку, зарывшись в одеяло. Девушка могла признать свое детское поведение, но ей было все равно. Вечером ее ждет порка из-за того, что она пыталась помочь человеку.

Ей было плевать на систему справедливости в России, она не считала это справедливостью и пусть катятся в ад.

Лишь когда за генералом закрылась дверь, Далия смогла дать волю слезам.

Весь день ей было тяжело собраться с мыслями, она старалась копаться в возможных вариантах лекарства, но каждый раз возвращалась мыслями к чертовому наказанию.

Когда пришло время и на порог заявился генерал, избегающий ее весь день, она все еще не понимала, как относится к этому наказанию.

– Ты готова? – произнес он с явным напряжением в голосе.

Далия почувствовала, как внутри неё закипает гнев.

«Готова? Готова ли я к тому, чтобы стать жертвой системы, которую я презираю?»

Она посмотрела на него сквозь полуприкрытые веки, стараясь найти в его глазах понимание.

– Не знаю, что значит готова, – ответила она, пытаясь сохранить холодность в голосе, но всё же не удержалась от дрожи в голосе, – Я лишь могу сказать, что не понимаю, почему мое тело подвергается боли из-за чужого необъективного мнения.

Генерал вздохнул, как будто под весом её слов. Он не был врагом, но в этом мгновении его роль казалась далеко не благородной.

Он попытался подойти ближе, но она сделала шаг назад, не желая приближаться.

– Даля, неужели ты думаешь, что я не хочу этого остановить? – тяжелый вздох с его стороны заставил ее взглянуть на него, – Царевич заступился, но он не в силах изменить решение Царя. Никто не в силах.

Она закатила глаза и отвернулась, потеряла интерес к этой спорной точке. Разговор не приносил облегчения.

– Давай покончим с этим. Веди.

Она знала, что он был вынужден исполнять свои обязанности, но его присутствие вызывало лишь острое недовольство.

Наконец они спустились в подвалы и плесневелый запах ударил в ноздри, заставляя морщиться. Подземные камеры всегда казались Далии бездонными, мрачными и полными страха. Это было место, где человеческое достоинство легко терялось.

– И в этой антисанитарии мне собрались пускать кровь? – саркастически произнесла Далия, осматривая темное помещение, заполненное угрюмыми тенями и сыростью, которая, казалось, пропитывала стены. Пред её глазами открывался мрачный коридор и несколько тяжелых железных дверей. Она нарочно говорила громко и надменно, если свидетели услышат и донесут на нее, пусть Царь знает, что она не прогнется под него, – Тут даже мыши не могут нормально жить, что уж говорить про людей.

Генерал ничего не ответил, сильнее сжав челюсти, он махнул рукой, пропуская ее вперед в камеру. Звук закрывающейся двери заставил вздрогнуть и обхватить себя руками. Далия обернулась.

Вместо свидетелей лекарка заметила камеру в верхнем углу этого отвратительного места. Она не сомневалась, что они насладятся зрелищем.

Мирон стоял в полутени, сжимая в руках плеть. Его глаза горели состраданием и это причиняло ей еще большую боль. Она догадывалась, что он вызвался специально. Не раз слышала о тюремщиках, которым нравится причинять боль своим подопечным. Что еще они могли сделать с женщиной?

Хоть он и выполнял приказ, который ему дали, но она не видела в его глазах удовлетворения и этого было достаточно. Её гнев на несправедливость, за которую её тут же поставили на колени, такой резкий и всепроникающий, смешивался с осознанием этой зловещей зависимости, в которую они оба попали.

Она медленно, с достоинством, снимала сорочку, обнажая спину. Далия сама поразилась своему спокойствию и внутреннему огню, который горел в её сердце. Она могла бы плакать, могла бы сопротивляться или умолять его остановиться, но вместо этого, чуть наклонившись вперёд и прижимая ткань спереди, опустилась грудью на лавку.

Каждый её вдох давался тяжело. Все вокруг затихло, и Далия слышала только шум в своих ушах от того, как сильно билось ее сердце. Она чувствовала, как пульс начинает гудеть, когда услышала звук рассекающегося воздуха – это был момент, когда мир вокруг неё сгустился в одной точке, в которой не было места для сожалений.

Первый удар. Плеть полоснула её спину, оставляя за собой жгучую боль. Тело вздрогнуло. Стерпев, она лишь всхлипнула.

Это было не просто физическое наказание, она боролась за свои принципы.

Второй удар, и Далия ощущала, как нарастает её гнев, но она не издала ни звука, не давая врагам удовлетворить свою жажду унижений.

Третий удар был сильнее. Он задел полосу, оставленную предыдущим ударом. Стиснув края лавки до крови, выступающей на кончиках пальцев, Далия сжала зубы.

За четвертым ударом последовал вскрик. Это был призыв к справедливости. Который никто, кроме Мирона и тех, кто будет смотреть эту запись не сможет услышать.

Пятый удар вызвал одновременно дикую боль и чувство облегчения. Далия не должна была плакать. Она должна держаться, пока не окажется в кабинете, залечивая свои раны.

Когда всё закончилось, и тишина снова окутала камеру, генерал опустил плеть с тихим вздохом, словно избавляясь от бремени. Откинув ее в сторону, он медленно подошел к ней, помог подняться.

Дрожащими руками Далия придерживала грудь, опустив голову.

– От-т-тведи м-меня в-в-в с-спальню, – зубы стучали, то ли от боли, то ли от пережитого ужаса.

Мирон поддерживал ее, выводя из камеры. Она вышла не оглянувшись. Плохо соображая, она не поняла, как оказалась в спальне.

– Мне.. нужно..в кабинет.

Несмотря на своё состояние, в голосе Далии звучала настойчивость, и Мирон, не раздумывая, послушно повел её дальше.

– Скажи, что нужно делать, – сквозь твердость в его голосе проскальзывала ярость.

Коротко проинструктировав его, она присела на стул. Тошнота подступала к горлу, но она держалась.

В тишине, которая окружала их, звуки её всхлипываний и нежные прикосновения Мирона смешивались в хороводе эмоций. Каждый его осторожный промах, каждое касание раны отражали не только физическую боль, но и всё тот груз, что накапливался в сердце Далии.

Мирон работал сосредоточенно, его руки были уверенными и осторожными. Она чувствовала, как напряжение в её теле постепенно уходит с каждым касанием. И хотя раны еще пекли от боли, каждая манипуляция Мирона помогала ей сосредоточиться на настоящем, отвлекая от воспоминаний, которые были слишком тяжёлые. Тишина, хотя и напоминала о невыразимых эмоциях, в то же время создавала пространство для примирения. Это было своего рода очищение, метод восстановления её внутреннего мира.

Мирон закончил наносить мазь и, обернувшись к ней, произнёс, тихо и уверенно:

– Прости меня.

Эти простые слова повисли в воздухе, словно тяжелый туман, заставляя Далию вновь задохнуться от эмоций. Тихие всхлипы, которые она пыталась сдержать, превратились в надломленное рыдание. Он опустился перед ней на колени, позволяя сжимать его руку.

– Ты не одна, Далия.

Глядя в его глаза, она вдруг осознала, что может доверять ему. Этот маленький шаг отчего-то казался слишком важным.

Между ними все еще было множество вопросов, но она была готова двинутся навстречу доверия. Шаткий мост был наведен. Он не казался ей ужасным человеком и этого было достаточно.

Ненависть.Его слова, словно благословение, окутывали её, и в этот момент Далия поняла, что не просто нуждается в помощи, но и готова принимать её. Она ощущала, будто стекло в её сердце треснуло. Её всхлипывания утихли, и вместо них пришло другое чувство – тихое, но уверенное.

***

Рабочие дни пролетели незаметно для Далии. Она погрузилась в изучение царевича, стараясь выявить все его аллергии и реакции организма как на старые, так и на новые препараты. Их постоянные встречи имели свойство наполняться игривой атмосферой, где флирт царевича становился неотъемлемой частью их общения. Каждый раз, когда он искал способ поднять ей настроение, Далия лишь сдерживала вздох, понимая, что его благородство – это не более чем маска, скрывающая истинные намерения его семьи.

Каждый раз, когда она касалась оставленных шрамов, стоя перед зеркалом в ванной. Каждый раз, когда смотрела на обломанные ногти, ее зубы сжимались от того, как сильно ей хотелось причинить боль Царю и его системе.

Старший царевич извинялся перед ней за то, что не мог остановить те страдания, которые они ей причинили, после чего сразу же предлагал обработать её раны в недвусмысленном намеке. Далия отмахнулась на его слова, не ожидая от него ни сострадания, ни альтруизма. Она знала, что её работа заключается в том, чтобы помогать ему и его семье, а не получать от них что-то в ответ. Вечерами она просто делала свои дела и уходила, постепенно начиная прятать свои раны не только физически, но и эмоционально.

На следующий день царевич, словно почувствовав перемену в ее поведении, взглянул в её глаза, произнёс искренние слова извинения за телесное наказание, которое она пережила.

Когда утро пришло вновь, Далия проснулась от странного ощущения. Она увидела на своей кровати окровавленную розу, и замерла, словно замороженная страхом. В ее голове роились мысли, но самый главный вопрос:

«Кто мог пробраться в комнату?»

Взгляд метнулся к двери. Она должна быть под круглосуточной охраной.

В этот момент дверь приоткрылась, и вошёл генерал. Он пришёл снова обработать её раны. Увидев выражение на её лице, он спросил, что случилось. Далия, собравшись с силами, позвала его к себе и показала на розу. Генерал, внимательно осмотрев её, нахмурился. Его брови сошлись на переносице.

– С другими лекарями случалось нечто подобное. С этого все начиналось.

В голосе генерала звучала легкая тревога, и он продолжил:

– Я постараюсь выяснить подробности. Мы не можем это игнорировать.

– Что делала стража? Как сюда мог пробраться кто-то?

Его брови сошлись на переносице, словно он обдумывал что-то.

– Они стояли на месте.

Далии совсем не нравилось, куда заводили ее мысли.

– В таком случае у нас два варианта: либо это кто-то, кого они знают и не могут перечить, либо же кто-то заставил их забыть.

– Но таких эсперов никогда не существовало, – закончил за нее генерал.

– Дерьмо, – выдохнула лекарка, – Чертово дерьмо.

Она со злостью пнула подушку. Она думала о том, как бы хотела оказаться в лечебном корпусе, в безопасности. Как бы они с Анной пили чай, болтая о чем-нибудь отвлеченном.

Но ей приходилось выживать в этом роскошном месте, относится ко всем настороженно и ожидать ножа в спину.

Подняв взгляд, она наткнулась на удивленное выражение лица генерала.

– Не думал, что лекарки могут так ругаться.

Далия пожала плечами.

– Иногда я не могу сдержаться.

Лекарка не могла отделаться от мысли о том, какую роль генерал мог сыграть в происходящем вокруг. Несмотря на это, она не хотела подозревать его в злых намерениях.

– Я понимаю твои сомнения, – тихо ответил он, – В твоем положении нельзя никому доверять. Но я здесь не для того, чтобы предать, и, если тебе нужно время, чтобы убедиться в этом, я готов его дать.

Далия подняла глаза, и в её взгляде отразилась благодарность, смешанная с тревогой. Она понимала, что Мирон не только проявляет силу, но и готов пойти на встречу её сомнениям. В его глазах она не заметила угрозы, лишь искренность и некоего рода печаль.

– Мне важно, чтобы ты был рядом, но я должна быть осторожна, – Она произнесла это скорее для себя, чем для него, устанавливая границу, – Я хочу верить, но…

– Но доверие нельзя навязать, – подхватил генерал, подходя ближе, – Я выясню, что смогу.

Далия кивнула, её сердце забилось быстрее.

– Спасибо, генерал, – ответила она, наконец, с легкой улыбкой.

Пока она умывалась и одевалась, Далия крутила возможности изучения старшего царевича. Ей казалось, что она что-то нащупала. Она видела, как с каждый днем ему становится хуже и была готова снова поделиться силой, но он останавливал ее.

– Я дождусь чудо-лекарства, – лишь повторял он.

Она попросила стражу позвать генерала, но он был на приеме у короля, поэтому один из стражников сопроводил ее самостоятельно. Она не доверяла им, однако выбора у нее не была. Она надеялась, что при дневном свете ее "ухажер" не станет ее преследовать.Она решила проверить свою догадку относительно некоторых мутаций, которые могли с ним произойти до рождения, но не могла взять у него тест, пока не убедиться в своих догадках.

Огромные массивные деревянные двери с золотыми орнаментами и гербом двуглавого орла, разделяющегося створками, вызывали восхищение.

Тысячи полок, вырезанные вручную талантливыми мастерами, вмещали в себя тома древних манускриптов, потертых временем книг и роскошно оформленных свитков, рассказывающих о прошлом всего мира.

Когда грянул генетический шторм, министерство культуры занялось эвакуацией памятников – книг, картин, статуй. Поезда грузились двадцать четыре часа в сутки, но их катастрофически не хватало. Что-то пропало в пути, что-то так и осталось лежать прахом в разрушенных городах по ту сторону Уральских гор.

Далии было больно думать о том, как в одночасье исчезла большая часть истории, однако даже на то, что удалось спасти не хватит и всей жизни, чтобы изучить.

Аромат старой бумаги переплетался с освежающим запахом озона от современных цифровых экранов и голограмм, создавая уникальную атмосферу, которая погружала в мир интеллекта и творчества.

Потолок библиотеки был высок, по всему периметру словно была натянута сетка, но это были сотни цифровых экранов, транслирующих разные состояния неба. Стены были украшены сложными росписями, кое-где даже прослеживались очертаний икон. Они были уставлены каменными колоннами, скрывали множество тайных проходов По центру находился круглый стол, покрытый гладким стеклом, где уже лежали планшеты, подключённые к базе данных. Так они могли найти нужную книгу по кусочку информации. Далия остановилась на мгновение, чтобы насладиться контрастом – старинная мудрость и современные технологии существовали здесь в гармонии, как два аспекта одного целого.

Однако она бы не рискнула делать запрос в сеть.

«Все, что попадает в общую сеть, легко отследить».

На самом деле ее совсем не пугало то, что придется копаться в этих книгах в поисках ответа, но у нее не было так много времени. Посмотрев по сторонам, она попыталась найти библиотекаря или его помощника, но не смогла.

В библиотеке было легко заблудиться; каждый уголок хранил историю, ожидая, когда кто-то её откроет. К этому месту, полному загадок и знаний, Далия чувствовала притяжение, как к колодцу, из которого можно было черпать силы и идеи.

Несмотря на тревоги о состоянии царевича, именно здесь она надеялась найти ключ к своему замыслу. С помощью комбинации старых текстов и новых технологий она могла бы проанализировать свои догадки о мутациях, которые могли произойти с зародышем. Каждая найденная книга и каждая проведённая минута за экраном планшета могла привести её к тому решению, которое выведет царевича из этого тяжёлого состояния.

Ощутив раздражение от собственной неспособности, она зашипела на книгу.Покорпев над книгами несколько часов, она совсем не приблизилась к цели. Правда, которую она искала была искажена даже в части заболеваний.

Внезапно сбоку она услышала грохот и повернула голову. Старший царевич кинул толстенный фолиант ей на стол, широко улыбаясь:

– Не думал, что моя маленькая лекарка еще подрабатывает кошкой в библиотеке.

Она не успела ничего ответить, как из-за поворота вылетела собака, едва не снося царевича с ног.

– Сидеть, – грозно произнес царевич и собака послушно села, смотря своими черными глазищами прямо в душу Далии.

Та улыбнулась ей, осознав, что рука сама тянется погладить мягкую шерсть.

– Это ваш пес?

Далия с любопытством посмотрела на царевича, когда он с гордостью представил своего пса, Иннокентия. Атмосфера в библиотеке внезапно стала более дружелюбной: она уже успела забыть о своих размышлениях и раздражении из-за искаженных фактов.

– Хочешь его погладить?

– Да, конечно! – с радостью ответила она, наклоняясь к собаке. Её рука невольно потянулась к мягкой шерсти Иннокентия, на сердце стало теплее, когда его хвост заскользил в сторону, – Он такой милый!

Царевич улыбнулся еще шире.

– Я всегда любил животных. Они, в отличие от людей, никогда не обманывают и всегда искренние. Я часто нахожу вдохновение в их поведении и удивительных повадках.

Далия взглянула в глаза собаки и нашла в них безусловную любовь и преданность.

– Это правда, – согласилась она, – животные умеют чувствовать и понимать нас без слов. У меня раньше был кот. Его звали Снежок. Он всегда чувствовал, когда мне грустно, и прыгал ко мне на руки или садился рядом.

– Как интересно! – воскликнул царевич, словно его охватило любопытство, – А каких еще животных ты любишь?

– Я обожаю лошадей! – с энтузиазмом ответила Далия. – Их грация и сила, свобода, с которой они мчатся по полям – это что-то удивительное. Я мечтаю однажды получить возможность ездить на них, уноситься в поля, где нет тех преград, которые нас окружают.

Царевич задумался, обдумывая её слова.

– Я понял, тебе нравится свобода.

– Да, – ответила Далия, напрягшись.

Ей не стоило так откровенничать с ним. Каждый в России знал, что Порченным запрещено покидать свои кварталы без письменного разрешения поручителя. Однако не каждый мог быть поручителем. И не каждый мог получить разрешение у военного комиссара.

– Иногда, – произнес царевич, – нам нужно просто позволить себе быть открытыми к возможности. Возможно, требуется только немного времени, чтобы увидеть то, что сейчас скрыто от нас.

Удивленно вскинув голову, она уставилась на царевича.

– Я не понимаю, ваше высочество – спросила она.

Он откашлялся, скрывая улыбку, подошел к ней, положив одну руку на спинку стула, вторую на край стола, заключил ее в кольцо рук. Наклонившись, он тихо прошептал:

– Я же просил называть меня Василий. Члены Царской семьи не любят, когда их заставляют повторять несколько раз.

Далия запнулась, неожиданно оказавшись в непосредственной близости от царевича Василия. Его взгляд был полон уверенности и какого-то таинственного обаяния, которое притягивало её, словно магнит. Она почувствовала, как её сердце забилось быстрее, когда он наклонился, и хотя его слова были произнесены с легкой игривостью, в них звенела нотка серьезности.

– Простите, – смущённо произнесла она, осознавая, что обращение к нему как к царевичу – это не просто дань уважения, но и указание на их различные миры, – То есть прости. Я не имела намерения неуважительно относиться к титулу.

Её голос дрожал, и она быстро отвела взгляд, стараясь скрыть смущение. Василий, заметив её реакцию, чуть приподнял бровь в знак интереса, и его улыбка стала мягче.

– Поверь, Далия, титулы и звания – это лишь формальность, – сказал он, плавно меняя тон на более доверительный, – Важно то, что находится внутри. Я способен быть лишь Василием, обычным человеком, когда говорю с тобой.

Он немного отстранился, чтобы у неё была возможность встретиться с его взглядом. В его глазах она увидела что-то искреннее, но этого было недостаточно, чтобы она чувствовала себя расслабленно рядом с ним.

«Не уверена, что вообще когда-нибудь смогу говорить с ним, как с обычным человеком».

– Я здесь не для того, чтобы напоминать тебе о моём статусе. Я просто хочу, чтобы ты знала, что могу быть другом. У нас общая цель, не так ли? – добавил он, указывая на документы, разбросанные на столе, полные заметок о животных и их поведении.

Далия кивнула. В этом он был прав. Она не могла понять, что чувствовала в присутствии этого мужчины. Но его обаяние работала слишком действенно. Ей стоило найти способ не попадать под его чары. Губить себя из-за члена Царской семьи не входило в ее планы.

В этот момент Иннокентий, казалось, понимал их разговоры. Он переместился ближе к Далии, положив голову ей на колени, словно защищая её от соблазнов неверия. Далия улыбнулась и продолжала гладить его. Пес не только был её утешением, но и образом той искренности и любви, которые она искала среди запутанных страниц.

На секунду подняв взгляд, она заметила, как потемнел взгляд царевича, когда он переводил взгляд с пса обратно на Далию. Она так и не поняла причину этого взгляда.

***

Когда лекарка возвращалась в свою спальню, генерал словил ее у входа в спальню, его лицо было серьезным, а голос – полон тревоги. Он резко поймал ее взгляд, словно искал в ней подтверждение своих опасений.

Кивнув на вход, она опасливо зашла внутрь, все еще не понимала его поведения. Когда двери закрылись, он выпалил:

– Ты должна быть осторожнее с царевичем и всей царской семьей, – произнес он, его интонация выражала крайнее беспокойство, – Дела их могут быть не такими, как кажутся. Они играют в сложные игры, и в них нет места для неподготовленных. Если ты рассчитывала на благие намерения с их стороны…

Лекарка, не меняя своего уверенного выражения лица, ответила, наполняя слова решимостью.

– Я не жду ничего от них, кроме возможности помочь моим сородичам, – сказала она. В ее глазах читалась глубокая преданность своей цели, и она была готова идти на многое ради достижения этого.

Но генерал это не успокоило.

– Ваша встреча с царем прошла не так, как ты ожидал?

Он напряженно молчал.

– Я вижу, чего ты добиваешься, – продолжал он, – Но ты не видишь всей картины. У царской семьи свои интересы, и в их глазах ты всего лишь инструмент в большой игре.

Лекарка взглянула на него с легким недоумением, пытаясь оценить глубину его переживаний.

– Я понимаю твои опасения, но моя цель ясна, и я буду следовать ей, пока у меня есть силы, – ответила она, решимость её голоса оставалась неизменной.

Между ними возникла напряженная пауза. Она понимала, что её готовность рисковать ради других могла привести к серьезным последствиям.

– Почему тебя так волнует, что будет с остальными?

Далия чувствовала злость. Он не имел никакого права задавать ей такие вопросы.

– Не стоит лезть ко мне в душу, генерал, если сам не готов делится своей.

Он застыл на мгновение, но затем его лицо приобрело равнодушное выражение.

– Справедливо.

Напряженная пауза между ними искрила воздух. Внезапно Далия ощутила легкий аромат травяного чая, наполнявшего спальню ощущением спокойствия. На столике рядом с мягкими креслами уже дымился чайник, а рядом лежали свежие печенья. Это создавало атмосферу уюта, в которой оба могли, хоть на миг, забыть о сложностях внешнего мира.