НАСЛЕДИЕ. плоть и прах.

Грустная усмешка появилась на лице Мирона, когда он вспоминал о том, что произошло далее, – Чуть позже я узнал, что скрыть что-то от Царя невозможно. Он всегда знает, он всегда видит. Узнав об их связи, о том, что я – его сын, он потребовал мою службу в обмен на молчание.

Пауза нависла над их разговорами, во время которой Далия ощущала, как давление на ее грудь нарастает.

– Меня использовали в своих целях, как марионетку, и я должен был выяснять истинные мотивы людей и убивать тех, кто неугоден, – В его голосе звучала зловещая ирония, – Я стал инструментом, а не человеком.

Изнутри Далия испытывала невероятное желание обнять его, дать ему надежду, но вместо этого молча выслушивала. Её сердце разбивалось от осознания того, что ее любимый человек носит в своей душе такую тяжелую ношу, что каждый новый день приносит лишь глубже зажимающие оковы этой жестокой реальности.

– А потом он погиб. В тот день он руководил одним из заданий. Тогда сошло с ума сразу несколько Эсперов. Семья из четырех человек. Один из них прокусил ему шею и он истек кровью до прибытия врачей. Тогда я не знал об их договоренности, меня лишь представили царевичу, чтобы мы подружились, – злой взгляд стрельнул в царевича, – мы оказались одногодки, я лишь защищал его, – он горько усмехнулся, – мы даже подружились. Он настоял.

– Ты был бы неплохим другом, не будь ты предателем, – подал голос Василий и Далия услышала намеки на обиду.

– А ты кровопийцей.

В ответ на эти острые выпады напряжение между ними достигло своего пика. Каждое слово ударяло, как острие кинжала, пробуждая в воспоминаниях незажившие раны. Напротив друг друга, с холодными глазами и сжатыми губами.

В темных коридорах царского корпуса, где каждое эхо шагов казалось нарочито громким, Мирон был все еще полон надежд. Его жизнь стала чередой бесконечных уроков, начинаний и ожиданий. Тимофей, назначенный ему наставником, был не просто учителем; он стал для Мирона своего рода спасательным кругом в бездне, которую было сложно осознать. Но однажды, когда затянувшиеся тени захватили Каждый угол комнаты, все пошло не так, как он надеялся.

После очередной взбучке на тренировочной площадке, Тимофей рассказал ему правду о смерти его отца и матери. О лжи, ненависти и данных обещаниях.

– Они убили моего отца, убили мать, потому что знали, что такой прецедент разрушит их структуру. Мое положение позволило найти много материалов, я ведь был не первым, верно ваше высочество? – произнес он, глядя в глаза Василия.

Василий ответил лишь хмурым взглядом. Прошлое стало не просто грузом, оно обернулось катастрофой, вскрывшей предательство. Его дружба с Мироном в этот момент казалась лишь пыльной уловкой, и слова, которые вырвались из его уст, стали лучами ярости.

– Я считал тебя другом! – выпалил он, в его груди зрела зависть и горечь. – Я ничего не знал об этих договоренностях, а ты возненавидел меня ни за что!

Мирон, уставший от страха и предательства, посмотрел на него с неприязнью. Слова, будто острые стрелы, пронзили воздух.

– Ты не такой уж и невинный, – произнес он с горечью, его взгляд скользнул к руке Василия, сжатой на шее Далии. – Я бы все равно возненавидел тебя, ты чудовище, которое не должно существовать в природе.

В этот момент смех, неуместный и истеричный, раздался над ухом лекарки. Он был безумен и неумолим. Рука царевича сжалась на шее Далии, и она замерла в ужасе, боясь даже шевельнуться. Едва дыша, она ощутила, как мир вокруг начал тускнеть под натиском страха.

– Тогда мы оба монстры, – произнес Василий, его голос звучал, как предвещание бури.

– Я не убивал невинных детей! – крикнул Мирон, взывая к морали, которой ему всегда не хватало.

– Да, зато использовал свою благоверную в качестве плана мести, правда же? – его слова врезались в неё, как нож в сердце.

Далия закрыла глаза, не желая слышать это. Она старалась игнорировать резкие уколы настоящего, что терзали её.

– Заткнись… уже… – её голос едва уловимо прозвучал, и внезапно все замерло, в воздухе повисла тишина, словно тучи ожидали своего часа.

– Я… не… верю…

– Какая преданность для того, кто этого не заслуживает, – ядовито произнес царевич, отталкивая её. Но перед тем, как она упала, он схватил ее снова и притянул к себе, лишая возможности сопротивляться.

В этот момент Далия почувствовала, как что-то хрустнуло в её руке, и адская боль прорезала её тело, словно огненный меч. Зашипев от боли, она дернулась в его руках, но он наклонился к ней, предлагая вторую, еще более страшную правду:

– Он знал про все, что я с тобой делал, что делал с тобой мой отец, и это была лишь часть его плана. Ты была для него частью плана. Он хотел, чтобы ты убила его.

Глаза Далии расширились от ужаса, словно к самому глубинному дну души заглянули и обнаружили что-то ужасающее. Она перевела взгляд с Василия на Мирона, и увидела в его глазах нечто новое – вину, смешанную со страхом. Вспомнив о всех тех моменты, когда он был рядом, все, что он делал, и чего не делал, она ощутила, как гнев забурлил в ней, как зловещее пламя.

– Ты не вписывалась в мой план, – произнес он горько, опуская взгляд, словно испытывал стыд за свои действия, даже если это не сознавало.

Внутри её разгоралась безудержная ярость, настолько сильная, что казалось, что она способна сжечь все вокруг. Она жаждала разломать эту ненавистную конструкцию, в которой оказалась.

Зажмурившись, лекарка старалась взять себя в руки, отгоняя ужасные мысли.

«Нет, я не схожу с ума. Дыши».

Но каждый вдох давался с трудом, в лёгких словно горела лава, перекрывая доступ к жизни и сковывая мысли. Она ощущала, как неистовство переполняет её, готовое вырваться наружу, в то время как в её сознании закрадывались тени вопросов и сомнений.

– Чертовы ганнибалы, – вырвалось у неё, когда она пустила силу по руке царевича. Этот мгновенный всплеск энергии расплылся по её телу, как ослепительная вспышка, заставив ритм сердца биться быстрее.

Он ахнул, его зрачки расширились в ответ на её действие, но вместо испуга его лицо искажалось от возбуждения, когда он сжал зубы, головой наклонившись к ней так близко, что она могла разглядеть мельчайшие вкрапления темно синего в его радужках. В этом взгляде читалось нечто первобытное, опасное, что-то, что могло свести с ума.

– Если ты хочешь секса в отместку, нужно лишь попросить, – произнес он с таким дерзким вызовом, что она ощутила, как внутри у неё закипает гнев.

– Только если в процессе ты сдохнешь, – огрызнулась она, изо всех сил стараясь не выдать свою уязвимость.

Царевич напрягся, словно напряжённая струна, а затем резко отстранил её от себя, с силой бросив на пол. Она вскрикнула, когда её больная рука ударилась о холодный камень, пронзительная боль пронзила её, как острый нож. Каждое движение давалось с мучениями, но она не собиралась реагировать на его провокации.

– Не смей ее касаться! – угрожающе рыкнул Мирон.

– Сиди смирно, – произнес царевич, полностью игнорируя генерала. Его дыхание было тяжелым, – Ты не представляешь, сколько самообладания мне понадобилось, чтобы не взять тебя здесь и сейчас на глазах твоего любимого.

Последнее слово он произнес с очевидным сарказмом, подчеркивая собственное превосходство. Далия, стиснув зубы, собрала свои мысли. Время пролетело слишком быстро, чтобы она могла осознать, что именно происходило.

– Кто вы такие? – опасливо спросила она, всё ещё пытаясь удержать себя на плаву в том хаосе, что его слова с собой принесли.

– Мы мутанты. Такие, как и вы. Генетический шторм не пощадил никого, – его голос был холодным как лёд, но в нём всё же звучала нота самодовольства, – Но в отличие от вас, Порченных, – он произнес это слово с особым пренебрежением, как будто оно было скверной, которой не желалось коснуться, – наша кровь чиста. Мы один вид, способный управлять вашим разумом. А ты думала, что Порченные слушаются просто так? Кто в здравом уме принял бы такую судьбу?

Он прошелся взад-вперёд, словно пытаясь найти нужные слова, взъерошивая свои волосы. В этом движении было что-то хищное, показывающее, как он наслаждается моментом.

– Убедить толпу, что она опасна, так легко, когда они сами неуверенны в сохранности своего рассудка, – продолжал он, и его ледяной тон резонировал в комнате. Эти слова вибрировали в воздухе, заставляя Далию чувствовать, как нарастают стены вокруг них.

Её кулаки сжались, игнорируя пронизывающую боль в раненой руке. Внутри неё нарастала ненависть, и ей хотелось, чтобы царевич умирал долго и мучительно, намного дольше, чем его отец. Каждое его слово подстёгивало её желание мести, образуя яростный поток в её сознании.

– Но для подпитки, увы, нам нужна кровь. Почти все пьют из пакетов, которые вы великодушно сдаете в больнице, чтобы получить денег, – его голос напоминал ревущий поток, и Далия вспомнила, как в квартале Порченных была популярна эта процедура. Она всегда гадала, почему за неё платят такие хорошие деньги, и теперь всё стало на свои места.

«Все это лишь игла, на которую подсаживают», – пришло ей в голову, когда он продолжал свою тираду.

– Такие, как мы, высшее дворянство, имеет право держать при себе своего Порченного, – говорил он с жадным блеском в глазах, материально подчеркивая своё слово. – Но мы рождены охотниками.

Когда осознание ударило Далию, в её груди пронзила болезненная искра. Ей было трудно от этого восприятия, и страх сжался в ней комком.

– Нет, – произнесла она, медленно отползая от него, словно стараясь дистанцироваться не только телесно, но и ментально.

– Тебе понравились мои подарки? – насмешливо поинтересовался царевич, и в его глазах загорелся жуткий огонь безумия, подчеркивающий всю истинную природу его существования. Эта фиксация на ней вселяла в её сердце первобытный ужас, понимание того, что разыгрывается нечто чудовищное, уже далеко за пределами её контроля.

– Мне даже пришлось убить Иннокентия, – произнес Василий с фальшивой печалью, подчеркивая каждое слово, словно подбирая нужные оттенки для своей уловки. Он ухмыльнулся, его взгляд скользнул по комнате, останавливаясь на Далие, как хищник на своей жертве. – Тебе понравилось его сердце? Ты же так любишь животных.

– Сумасшедший ублюдок! – разомкнула свои губы Далия, выпуская на волю крик, наполненный яростью и ненавистью. Не в силах сдержаться, она чувствовала, как волна гнева накрывает её с головой, – Ты жалок, если считаешь, что так можно завоевать женщину!

– Женщину может и нет, – проговорил он медленно, его голос звучал задумчиво, и в глазах сверкнул ненормальный блеск, когда он взглянул на Мирона. – А вот трофей – это да, особенно если он может причинить двойную боль.

Далия не смогла посмотреть на Мирона, её сердце обожгло осознание. Она не хотела верить, что этот мужчина, который столько заботился о ней, мог участвовать в подобных злодеяниях. Он был таким внимательным, таким чутким… слишком хорошим, чтобы быть частью игры, за которую расплачивались чужие жизни. Это ощущение разрывало её на части, и она понимала, что разберется с этим позже, когда успокоится.

– Зачем тебе нужна была кровь брата? – наконец произнесла она, и в её голосе прозвучала неподдельная тревога.

– О, это политические интриги внутри семьи, – улыбка не покидала лица, – Для твоей головки эта лишняя информация.

Внезапно он наклонился ближе, схватив её за запястья, сжимая её руки спереди в тисках своего хватка. Глаза горели лихорадочным блеском, наполненные жаждой власти и полного контроля. Его присутствие казалось мучительным, еще сильнее подчеркивая свою опасность.

– Я так счастлив, что больше не нужно от тебя это скрывать. Теперь мы можем жить счастливо, – его голос стал низким, интонации проскальзывали, как ядовитые змеи.

– Ты больной, – прошипела Далия, инстинктивно отстраняясь, замечая, как глубоко ее слова ранят его.

Глаза царевича заиграли злостью, пламень внутри них сжался, готовый разгореться в открытое пламя.

– Ты так не говорила, когда горела в моих руках.

– Только потому, что ты манипулировал моим сознанием! – возразила она, её голос звучал твердо, как камень, как вызов, – В трезвом уме я бы никогда не захотела тебя!

Царевич ответил со сжатыми зубами, его лицо исказилось от смятения и ярости:

– Что ж, сейчас и выясним.

Рывок. Он подхватил ее и бросил на кровать. Далия слышала ругательства Мирона, но для нее все сузилось до одной кровати.

Она лихорадочно искала способ выбраться из его мерзких лап.

Царевич зажал ее бедра между своими, а его рука прошлась по ее лицу, от чего Далия дернулась.

– Скажи, что хочешь этого, – потребовал он.

– Никогда, – твердо ответила она.

Рывок. Он подхватил её в свои объятия и бросил на кровать с жесткостью, от которой перехватило дыхание. Мирон, словно, находясь по ту сторону, метался в ярости, Далия слышала его ругательства, однако для нее весь мир сузился до этих четырех углов, наполненных зловещей тишиной, в которой царил страх и напряжение. Её всевозможные чувства активировались; каждая клеточка тела лихорадочно искала способ вырваться из мерзких лап царевича.

Он уселся над ней, зажав её бедра своими, и с легкостью подавил её протест. Пальцы его провели по её лицу, словно исследуя сокровище, и Далия дернулась, испытывая тошнотворное отвращение. Каждая ласка от царевича казалась осквернением её сущности, переворачивая внутри её ненависть и страх.

– Скажи, что хочешь этого, – зазвенело в её ушах под его требовательным шёпотом. Вместо того чтобы поддаться, её голос отозвался твёрдо:

– Никогда.

Его тёплые губы коснулись её шеи, и она на мгновение застыла, осознавая, что у неё нет другого выбора, кроме как продолжать борьбу. Внутренний конфликт между страхом и решимостью охватил её, но она нашла в себе силу отказаться от подчинения.

Облегчение от осознание затопило ее волной. Она осталась верна себе.

В этом мрачном моменте её взгляд зацепился за пиджак Мирона, всплывшая в памяти фраза активировала её разум:

«В кармане нож».

В душе созрел смелый план. Далия сделала вид, что реагирует на его прикосновения, выгибаясь ему навстречу, её сердце колотилось от всех эмоций, которые накатывались волной. Смешок царевича закружился вокруг её уха, и в этом мгновении она поняла, что отклоняет свои чувства, играя в его игру.

– Я знал, что ты сдашься, – его голос звучал с самодовольством, когда его рука задирала её юбку. Далия не могла сдержать фальшивой цепи стонов, её мышцы напряглись, когда она раздвинула ноги, притягивая пиджак ещё ближе к рукам.

Пока его пальцы исследовали её тело, она незаметно потянулась к карману, где почувствовала жесткость лезвия, которое уже взвилось в её крови.

– Теперь мы можем быть вместе без секретов за спиной, – шептал он, наглее забираясь в её личное пространство. Но для неё его слова не имели значения, сейчас она шла к своей цели. Сжимая рукоять ножа, она отпихнула его ногами, преодолевая шок и поднимаясь на колени, перерезая верёвки, которые связывали её.

– Подойдешь и я порежу ваше красивое личико, ваше высочество, – снова вернулась уверенность. Сильнее, чем когда-либо, Далия ощутила власть. Её сердце колотилось от силы, которой она могла распорядиться. И тогда, глядя в глаза царевича, она увидела его голод, его жажду власти, но её желание было сильнее – желание освободить себя и, возможно, спасти его.

– Я быстро залечусь, когда выпью твоей крови, дорогая. Твои попытки даже заводят, – произнес он с желанием и ненавистью. Ее тело излучало готовность к борьбе. Но в тот момент, когда она потеряла концентрацию, он накинулся на неё.

Далия почувствовала, как её рука крепко сжимает нож, и в слепоту она полоснула его в лицо. Кровь брызнула на её лицо, но этот ужас был сейчас для неё привычен.

Она не испугалась ревущего крика царевича, её мысли были заняты лишь одним: выжить.

Она соскользнула с кровати, её ноги были полны решимости. Он стоял на коленях, по-прежнему держась за своё лицо.

Далия едва успела перерезать веревки генерала, как неожиданно в её голове раздался голос:

«Остановись. Перестань бороться».

Сердце её забилось быстрее, и она ощутила, как страх снова обнимает её. Ей не хотелось сопротивляться. Нож выпал из руки.

«Ты хочешь помочь царевичу», – шептал внутренний голос, вызывая у неё внутреннюю борьбу.

Она сделала шаг вперёд в сторону кровати, но в тот момент её неожиданно дернули в сторону, и следующее, что она поняла, это то, что оказалась на плече Мирона, который нес её прочь из этой ужасающей тьмы.

Она бросила взгляд туда, где стражник держал пистолет на поясе, и, лишь успев закричать:

– Берегись!

Она едва поняла, что произошло – пуля, выпущенная в его сторону, попала в ногу. С мощным ударом он упал, и все, что она слышала, – это глухой звук, когда её голова столкнулась с полом. В тот момент, когда мир вокруг неё был затянут тьмой, она осознала, что всё ещё борется не только за себя, но и за того, кого, возможно, когда-нибудь сможет спасти.

ГЛАВА 15.

21 апреля 2069 год.

Где-то в России. Элвалаж.

Далия Янковская

Первое, что ощутила Далия, это была тошнота – резкая и непреклонная, как будто она только что прокатилась на карусели, которую остановить была не в силах. Следом в голове заколебалась тупая, пульсирующая боль, которая будто бы выворачивала её мозг наизнанку. С трудом, через усилие воли, она попыталась открыть глаза, но тут же поняла, что окружающее пространство кружится, как водоворот, и ей пришлось вновь зажмуриться, прижав руку ко лбу, чтобы избавиться от этой сумятицы.

Сделав пару глубоких вдохов, стараясь прогнать недомогание, она наконец заставила себя открыть глаза. Взгляд её мгновенно упал на фигуру генерала, который сидел, прислонившись спиной к стене, и, казалось, мирно спал. Однако, его окровавленное, серое лицо и простреленная нога говорили о том, что он пережил. Его выражение было спокойным, но это спокойствие завуалировало невыносимую реальность, которая окружала их.

В этот момент все воспоминания нахлынули на Далию, как волна, поглощающая всё на своём пути. Клыки. Убийство Царя. Образы Царевича Василия, его слова о Мироне и новом виде мутантов, его одержимость ей самой – всё это словно не давало ей покоя. Она знала, что этой информации не избежать, но в данном отдельном пространстве, окружённом бетонными стенами и низким полукругом потолка, эти воспоминания настигали её с особой силой.

Её взгляд скользнул по комнате, пытаясь выявить детали, которые могли бы отвлечь её от навязчивых мыслей. Бетонные стены были холодными и бездушными, массивное стеклянное окно, вместо решётки, пробивалось в пространство, откуда просвечивались жуткие синие огни, как свет странного мира за пределами их заточения. Одна железная кровать в углу, на которой она лежала, и такой же железный унитаз, словно бы оставили её в полной изоляции, вдали от реальности.

Набравшись сил, она с трудом сползла с кровати и, опираясь на стену, доковыляла до Мирона. Приложив руку к его колену, она закрыла глаза, сосредотачивая всю свою силу на нём. Энергия начала течь, связывая их в единую целостность, но, когда она почувствовала, как её сила наполняет его, внезапно на её руке возникла грубая хватка. Неожиданно кто-то резко оттолкнул её, и она, распахнув глаза, наткнулась на зелёный в непонимании взгляд, полный страха и тревоги.

– Не делай этого, – произнёс он грубо.

– Тебе нужна помощь, – также грубо ответила она, – Заткнись и прими ее.

Генерал поджал губы, но в этот раз ее руку не откинул. Когда она закончила, прислушалась к внутреннему голосу. Она не чувствовала тот голод, ту жажду убийства, которая овладевала ей рядом с Царем и его сыном.

Лишь усталость накатила на нее вместе с новой волной тошноты. Она прислонилась виском к холодной стене, на мгновение почувствовав облегчение. Прикрыв глаза, она спросила:

– Где мы?

В глазах Мирона блеск отчаяния и защитной агрессии переплетался с тревогой за её собственную безопасность. Он явно не хотел, чтобы она уходила слишком далеко, слишком глубоко в эту неизведанную тьму, где находился не только страх, но и риск потерять контроль над собой.

– Тебе нужна помощь, – также грубо ответила она, сжимая зубы от напряжения, – Заткнись и прими её.

Эти слова вырвались из её уст с такой решительностью, что даже она сама чуть удивилась.

Генерал поджал губы, но в этот раз её руку не откинул. Его внутренние барьеры начала слабо пробуждать её нежная, хоть и настойчивая, сила. Лишь когда Далия закончила, она прислушалась к своему внутреннему голосу. Не ощутив того голода, ту жажду убийства, которая ранее овладевала ею, когда она была рядом с Царем и его сыном, облегченно выдохнула.

Но усталость накатила на неё, как волна, оставляя после себя лишь тошноту и пустоту. Она прислонилась виском к холодной стене, которая казалась ей единственным проводником в этом безумии, и на мгновение почувствовала облегчение. Прикрыв глаза, она сосредоточилась на том, чтобы усмирить бурю в своей голове, и спросила шёпотом:

– Где мы?

Мирон на мгновение помедлил, его лицо отражало страх, которые он стремился скрыть.

«Сколько еще тайн ты от меня прячешь, генерал?»

Тяжёлый вздох показал, что он не может больше сопротивляться:

– Элвалаж.

Эта фраза стала пронзающей стрелой, вонзившейся в её сердце. Глаза тут же распахнулись от неожиданности, а сердце заколотилось с новой силой. Она не могла поверить, что Царевич так легко бы от них избавился, оставив в этом мрачном месте. У Далии не было ответа на вопрос «почему», но инстинктивно она понимала: что-то здесь не так, что-то явно недосказанное.

– Я так понимаю, правду об этом месте от нас тоже скрывали? – произнесла она, и сама удивилась, как спокойно звучал её голос.

Возможно, именно это спокойствие и позволяло ей сохранять контроль в самой разрушительной ситуации. Но после всего случившегося её разум быстро принял реальность, уставший и жаждущий всей информации, чтобы переварить её, осознать и, возможно, найти выход из этой ловушки.

– Это место хуже, чем кто-то может представить, – он замолчал, кидая на нее загадочные взгляды, пока тяжело не вздохнул, – Это арена для боев. Сайкеры платят большие деньги, чтобы посмотреть, как два обезумевших Эспера убивают друг друга.

Далия сжала веки, поняв, что ужас, как тёмная волна, накрывает её. В её памяти встал образ гобелена, который она впервые увидела во дворце – на нём был изображён цунами, мчащийся по земле, и чувство, будто он может унести её в бездну, заполнило её с ног до головы. Вскинув руку ко рту, она прикусила кулак, желая остановить эту бурю, которая бушевала внутри.

– Грязные, вонючие куски дерьма!

Проникновение таких слов в её сознание стало будто криком, вырывающимся из глухой беспросветной тьмы. Её бунт был не только против этого места, но и против самого мира, где такая жестокость была не просто нормой, а развлечением для тех, кто считал себя лучше. Тех, кто считал, что манипулировать другими – норма.

Мирон рядом горько усмехнулся.

– Ты тоже приводил сюда людей?

– Это часть моей работы, – равнодушно произнес он, но Далия чувствовала, что все не так просто. Это было заметно по поджатым губам, по боли в уголках его глаз.

«Все-таки они наполовину его сородичи. Он должен что-то чувствовать, предавая их».

Она сама не могла понять, как её мир, некогда кажущийся ясным и однозначным, стал наполнен серыми тонами, где не было ни черного, ни белого. Каждый предатель, каждый безумец, каждый, кто выглядел как герой или злодей, переплетался в ней, затрудняя восприятие даже самых простых истин. Как же трудно было определить, где правда, а где ложь, когда всё вокруг было таким запутанным! Её внутренний компас, когда-то указывавший достоверные направления, теперь рассыпался на множество кусочков.

Ее словно окунули в пруд, где плавали цветные рыбки, а она сама страдала дальтонизмом и ее заставляли определять где какая рыба.

Каждое слово, каждое сердце, которое она готова была лечить или предавать, окутывалось этими непонятными серыми оттенками. Сколько еще она сможет выдержать, прежде чем её собственная мораль начнет трещать по швам?

На мгновение Далия и Мирон замолчали, и в воздухе повисло напряжение, как предгрозовое молчание. Далия, сжимая руки в кулаки, погрузилась в свои мысли, внутренний вихрь нарастал с каждым мгновением. Ее ненависть, как буря, бушевала внутри, поднимая волны неприязни к этой клетке, к этому миру, к себе и своей глупости.

– Я не жду, что ты поймешь, – произнес Мирон, его голос звучал сухо.

– Почему ты не рассказал правду о себе?

– Каждый из нас хранит свои тайны, лекарка. Я не настаивал на открытии твоих, – выдал он в ответ, и в его глазах мелькнула тень горечи. Эти слова вновь напомнили ей о загадочности ее сущности.