НАСЛЕДИЕ. плоть и прах.

Взгляд Царя моментально потемнел, злоба накрыла его складывающиеся черты. Он резко схватил её за подбородок, притянув её ближе, так что их губы едва соприкасались, а его дыхание обжигало, пока он шептал с жадным интересом:

– Я узнаю всё о тех, с кем собираюсь играть, моя милая. Я знаю всё о тебе и этом мальчишке.

Слова его звучали как угроза, и в тот миг Далия поняла, что увязла в паутине, которую он сплёл, и теперь каждое её движение будет следствием откровенного рисования их судьбы.

Сердце Далии ухнуло вниз, словно камень, погружаясь в бездну ужаса и непонимания. Она инстинктивно сжала его пальцы своими, оттаскивая его руку с подбородка, в надежде вырваться из этого душного момента, с отвращением положила её на свою грудь. Столкнувшись с его властным взором, она спросила с вызывающей отчаянностью:

– И что же вы узнали?

Плотоядный взгляд Царя медленно опустился на её декольте, словно изучая её под магическим земельным лупой, прежде чем снова подняться к её глазам, полным вызова и внутренней борьбы. Он сжал её грудь, так сильно, что она почувствовала, как ткань её блузки натянулась, готовая разорваться под его хваткой.

«Отвратительно»

Внезапно, с неимоверной силой, он подхватил её и усадил на стол. Секунда, пролетевшая картиной прошлого, когда она вспомнила о прошедшем, о последнем их столкновении. В этот раз она не допустит, чтобы его дикая страсть снова послужила орудием власти.

«Я не дам тебе размазать меня снова», – с решимостью произнесла она в своих мыслях.

Его губы опустились на её ухо, а язык лизнул мочку, посылая по телу волны тошноты, которые пробуждали все гнусные воспоминания. Далия нарочно выгнулась, и с её губ сорвался вздох возбуждения. Вся её суть протестовала против этого. Но она точно знала, как играть на его реакциях.

– Я знаю, что ты ему отдалась, – прошептал он, укусив её за мочку уха с такой силой, что Далия почувствовала остроту боли, возникающей от его ненасытного желания. Его руки крепко сжали её бедра, потянув юбку вверх.

Внезапно, как удар разрядом, в её памяти всплыло воспоминание о теплых юношеских губах Юлия, пробирая её тело дрожью. Их первый раз, наполненный нежностью и несмелостью, его заботливый взгляд и дрожащее дыхание в темной комнатушке ее спальни, несмелые поцелуи давили невыносимо, подбрасывая её на эмоции, которые она так решила оставить в прошлом.

– И всё же вы соревнуетесь со своим сыном, – надменно произнесла она, выгибая спину, отодвигая воспоминания подальше вместе с другими чувствами, которые отказывались покидать её. Внезапно Царь отодвинулся, а в его глазах заплясали искры гнева и вожделения.

Он коснулся пальцами краев её рубашки, и в один момент она разорвалась с громким треском, от чего Далия вскрикнула от неожиданности и шокированного осознания, что осталась в одной майке. Грубое движение, с которым он потянул её к себе, было лишено всякого стеснения. Мозолистый палец прошелся по её соску, оттянув края майки, вызывая мурашки отвращения по её коже, а его вторая рука, положенная на её затылок, притянула её к себе, лишая возможности убежать, словно обвязывая её не видимыми цепями.

– Это ненадолго, – произнес он, выдыхая слова в её губы как обещание, наполненное смыслом неопределённости и власти.

От его жесткого поцелуя Далии хотелось внутренне кричать. Этот поцелуй, полный сил, был пыткой, заставляющим её трепетать от напряжения.

Она оторвалась от его губ и прошептала с кротким, но слегка насмешливым тоном:

– Не хотите выпить?

Царь, словно пробуждаясь от сна, оторвал взгляд от её губ. Он с интересом рассматривал развратный вид лекарки под ним. Его кивок в ответ показал, что он собирается отойти, но она, как будто чувствуя, что этот момент необходимо использовать, остановила его:

– Я поухаживаю за своим царем.

Не дождавшись его реакции, она ловко спрыгнула со стола, энергично и уверенно. В процессе она открыла пробку в кармане, а затем направилась к мини-бару, где мерцали бутылки с алкоголем. Обернувшись к нему, она с лёгкой усмешкой спросила:

– Водка или виски?

– Водка, – хрипло произнес, его взгляд неотрывно следил за ней, словно она была частью замысловатой схемы, которую ещё не осознала.

Внутри неё проскользнула волна недовольства, но она не позволила этому отразиться на лице, переводя взгляд на полки с книгами, пробегаясь мысленно по названиям.

– Какую бы вы посоветовали?

Он задумался, отвлёкшись на полки, и в этот момент её рука молниеносно выскользнула к пузырьку с ядовитым содержимым, которое мгновенно, без раздумий, вылилось в бокал. Каждое движение было исполнено осторожности, и в то же время внутреннее волнение возрастало:

"Не дай бог, нащупает в юбке".

Оставив пузырек за пузатыми бутылками, возвратилась с бокалом, томно протянула его ему.

Сделав большой глоток, она облизнула губы с заметной провокацией. Он, наклонившись к ней, сморщился задом, и пробормотал шёпотом, так близко, что дыхание его обжигало:

– Чтобы разобраться в подробностях мести за убийство близкого с помощью яда, советую обратиться к Гамлету.

Эти слова пронзили её. Далия похолодела, стараясь не выдать своего смятения. Она лишь хмыкнула с невидимым напряжением:

– Благодарю за совет.

Но его нахмуренное лицо и резкий выпад, когда он уронил свой стакан, разлив бурлящее содержимое по полу, мгновенно вернули её к реальности:

– Какая жалость, – произнес он нарочито жалобным тоном, а затем выдал стальной приказ, – Подними.

Чувствуя, как он запирает её в ловушку, Далия опустилась на колени. С трепетом, но и с решимостью, она потянулась за разбитым стаканом. Как только она выпрямилась, царь уже стоял перед ней с ухмылкой, а его пах находился напротив её лица.

Он схватил её за волосы, притянув к себе, насмехаясь:

– Вздумала меня перехитрить, лиса?

В его глазах сверкало безумие, и это напомнило ей о десятилетиях интриг, скрывающихся за его мощным облачением. Он был опытен, и, осознав это, Далия поняла, насколько глупа была прийти сюда с хилым планом.

«Назад пути нет».

– Ваше величество, я не…

Но он не дал договорить.

– Сними с меня штаны.

Она не смогла сдержать удивления.

– Что, уже не такая смелая?

Каждая клеточка её тела подсказывала, что она должна сопротивляться, но страх и невозможность совладать с ситуацией вызывали в ней замешательство. Она покачала головой, не в силах осознать, как она оказалась в этом опасном положении. Её голос был полон решимости, когда она произнесла:

– Нет.

Взгляд, которым она сверкнула в ответ на слова царя, внезапно стал тем самым огнём, который, казалось, должен бы его остановить. Но вместо этого злость, как угроза, вспыхнула в его глазах, и в тот же миг он резко схватил её за запястья, повалив на пол.

Скользя по холодной поверхности, она почувствовала, как его руки сжимают её, не давая шанса на побег. Внутри все её инстинкты кричали о помощи. В отчаянии она начала драться, её пальцы стискивали воздух, а крики пронзали тишину комнаты. Но в ответ она услышала его тихий и искажённый голос, который, казалось, был полон удовольствия и злорадства:

– Вот так, борись, покажи себя настоящую.

Эти слова звучали как насмешка. Он наслаждался её борьбой, как некий монстр, упивающийся страданиями своей жертвы. Каждый её вздох, каждая попытка вырваться только подливали масла в огонь его злобы и охоты.

С каждым мгновением её страх и защищенность превращались в гнев и отчаяние. Она стала делать всё возможное, чтобы вырваться, надеясь, что всё это – лишь кошмар, из которого она скоро пробудится.

Далия услышала звук расстегивающегося ремня и забилась с новой силой.

– Чтоб ты сдох, грязное чудовище!

Его рука легла на ее белье, разрывая его и в следующее мгновение она почувствовала толчок и острую боль, расползающуюся между ног, как будто тысячи игл бесцеремонно кололи её снаружи и изнутри одновременно. Каждое движение давалось с трудом, словно её мышцы были скованы невидимой пружиной, которая в любой момент могла разорваться на части.

Царь грубо положил ее руку на свою грудь, издав блаженный стон, когда ее сила полилась в него.

– Да, – простонал он, – Больше.

Его глаза открылись и в них не было ничего человеческого. Самое ужасное, что Далия больше не чувствовала тумана в голове. Все ее чувства были настоящими.

Если бы не ситуация, она могла бы испытать облегчение. Она не желала никогда ни царя, ни царевича. Все ее чувства к ним были ложью.

Она точно знала, что испытывает боль с каждым его толчком, а все ее естество желает ему смерти.

Но самым ужасным оказалось то, что она вновь почувствовала нарастающее чувство страха, когда он, оскалив свои удлинившиеся клыки, издевательски улыбнулся ей. Улыбка была не просто жестом, она олицетворяла собой неутолимую жажду крови и возможности, которые заключались только в её страданиях. Её глаза расширились, и она вдруг осознала – это не просто маньяк или зверь, это нечто совершенно иное, тёмное и древнее.

Понимание ударило по ней как молния, подобно проклятию, охватывающему разум.

Следующий миг стал настоящим кошмаром. Его клыки впились в её шею, пронзая кожу, и резкая боль заполнила её тело Со всех сторон она чувствовала, словно ее разрывают, но больше не могла кричать, горло саднило и с каждым новым глотком, который делал Царь она чувствовала, как силы покидают ее. Каждый новый глоток, который он делал, не только забирал её жизнь, но и погружал Далию в ещё большую бездну страха и отчаяния.

– Такая сладкая, я буду держать тебя на привязи, пока не выпью до самой последней капли, – жадность в его голосе заставила Далию зажмурить глаза от страха.

«Борись» – твердил внутренний голос.

В эти мучительные мгновения её пальцы, дрожащие от страха и боли, начали задерживаться на его груди. Она понимала, что всё, что её окружает – это ненависть и жажда, но в ней бушевала ярость. Она не могла позволить этому чудовищу одержать верх; её тело как будто слушалось её, а разрывающиеся преграды в её сознании давали ей силы. Она попыталась схватиться за эти оставшиеся крошки жизни и стиснуть пальцы, как будто стремясь пробудить в себе утраченные надежды.

Она больше не будет жертвой обстоятельств. Впиваясь ногтями в его грудь, она пустила ему кровь.

Каждое движение ее пальцев было полным решимости, словно в этом жесте заключалось окончательное избавление от оков. Она почувствовала, как его кожа сопротивляется, как его сердце качает жизнь, но это только разжигало пламя в её нутре. С каждым мгновением она становилась все более уверенной, зная, что больше не будет той безмолвной жертвой, которую видела в отражении.

Она почувствовала вкус свободы на языке, когда заметила страх в глазах самого могущественного человека в стране.

Направляя в него целительскую силу, она взялась за его внутренности, словно за струны, которые нужно было натянуть, чтобы обрести мелодию. Его кровь начала стремительно бежать по венам, как будто она наделяла его именно тем, чего он лишился в своей жажде власти – человечности. Она чувствовала биение его сердца, слышала, как оно колотится, как колокол в старом храме. Каждая пульсация заключала в себе его страх, а её собственная жажда раскрошить его на мелкие куски застилала её глаза красной завесой. Это было не просто желание мести; это была необходимость, глубже чем сама боль, требующая удовлетворения.

Царь, почувствовав, что что-то не так, оторвался от её шеи и взглянул на неё. Их взгляды встретились, и в этом мгновении мир вокруг них затих. Физическое наслаждение, которое он получал, соскользнуло в нечто иное: его осознание того, что потеря контроля – Это единственное, что ждет его.

Толчки прекратились, но агония боли разрывала ее, заставляя стиснуть зубы, продолжая вливать в него силу. Она задыхалась, но удовольствие от его страданий наполняло её, придавая ей энергию.

– Если вы сулите мне судьбу умереть, то я заберу вас с собой, – прошипела Далия, её голос был полон уверенности и в то же время тихого безумия, пробивающегося на поверхность. Она чувствовала, как его сердце не выдерживает, его последний протест против неминуемой расплаты.

Его глаза закатились, лоб покрылся испариной. С каждым ударом сердца он умирал не только от физической боли, но и от ощущения, что его великое наследие разрушается изнутри. Она чувствовала удовольствие, наблюдая за ним. Взгляд её был полон не только мести, но и перерождения; она становилась той, кто возродится из пепла его падения.

В этот момент между ними произошло нечто большее, чем просто борьба: это было слияние их судеб, последний штрих к картине, которую она стремилась нарисовать. Теперь она могла лишь ждать, когда его сердце окончательно остановится, и с ним – вся его власть, вся его империя.

Он закряхтел и в следующее мгновение обмяк. Далия скинула его тушу из последних сил, чувствуя отвращение, но встать уже не смогла.

Последнее, что она увидела, это было лицо царевича, когда он понял, что она сделала.

ГЛАВА 14.

20 апреля 2069 год.

Столица России – Кирай. Главный дворец.

Далия Янковская

Далия медленно открыла глаза, ощущая, как мир начинает принимать форму, свет пробивается сквозь полутемные покои, в которых она оказалась. Она не помнила, как сюда попала, и в глубине души чувствовалось нарастающее беспокойство.

«Мои покои».

Неподалеку стоял Василий, его фигура была опасно возвышалась над ней, а взгляд был наполнен холодом и строгостью. Рядом с ним, привязанный к стулу, сидел Мирон. Его руки были перемотаны веревками, а рот закрыт тряпкой. Он был в отключке. По его виску стекала кровь, губа и нос были разбиты. Далия почувствовала холод в груди, осознавая, что он в опасности. Они оба.

Дернув руками, она ощутила боль от врезающихся в запястья и ноги веревок. Обреченно откинувшись назад, она исподлобья кинула взгляд на царевича.

– Доброе утро, моя маленькая лекарка.

Его голос прозвучал спокойно, но в нём таился отголосок угрозы.

– Что за цирк ты устроил?

Далия больше не была намерена скрывать свои чувства по отношению к этим людям. Ее целью было вызволить Мирона из цепких лап этих чудовищ.

– Наконец-то ты сменила эти формальности на честность, – он жутковато улыбнулся, в его глазах горело безумие, когда он нагнулся к ней, сжав ее щеки пальцами одной ладони.

– Убери свои руки, – огрызнулась она, но он будто пребывал в своем мире, – Или хочешь обсудить смерть своего папочки?

Жадно осматривая ее лицо, он искал значимые для себя признаки. Наконец он грубо отпустил ее, расхаживая взад вперед перед ней.

– Боже, голова и без тебя кружится, сядь уже, – раздраженно отозвалась Далия, ощутив, как клокочет внутри злоба.

Он остановился и их взгляды встретились:

– Мой отец умер от разрыва сердца. Это общая информация, которую сообщили сегодня утром.

В голове лихорадочно плясали вопросы, словно увидев их, он почти нежно ей улыбнулся, протянул руку, коснувшись ее волос. Затем сжал их на затылке, откидывая ее голову:

– Но это не значит, что ты не должна понести наказание, – предвкушение в его глазах ей совсем не нравилось, – И твоим наказанием стану я.

Непонимающе нахмурилась, лекарка прошипела:

– Что это все значит?

Царевич наклонился еще ниже, его нос прошелся по ее шее, вдыхая запах:

– Это значит, что теперь ты будешь моей. Я объявлю тебя пропавшей, как всех остальных и ты останешься в моей коллекции.

Внезапная догадка озарила Далию, она взглянула на него, раскрыв глаза:

– Ты?

– Я, – самодовольно произнес он, его палец прошелся по ее скуле, – К сожалению, их кровь не настолько меня манила, чтобы оставлять их в живых, но ты…

Его язык прошелся по ее шее, вызвав неприятную дрожь.

– Тебя хочется растянуть надолго.

Далия дернулась на стуле, ее челюсти клацнули рядом с его ухом, но он успел увернутся.

– Такая строптивая, – с улыбкой произнес он, а затем его взор обратился на Мирона. Едва она это заметила, постаралась спокойно спросить:

– Зачем он тебе?

Царевич обошел его по кругу, наблюдая за ее реакцией.

– Что ты знаешь о своем благоверном?

Далия поджала губы. Она и вправду особо ничего не знала о нем. Ее информированность о генерале ограничивается лишь поверхностными фактами, доступными для всех. Знания о нем не затрагивали глубинных аспектов его личности, его прошлого или тех теней, которые он пронес с собой через годы. Истинная природа генерала, его страхи, мечты и внутренние конфликты остались скрытыми от ее взгляда, что делает ее уязвимой

– Сирота. Двадцать четыре года. Генерал-майор, заместитель командира военного корпуса столицы Кирай. Воспитывался в стенах корпуса.

Глаза царевича заблестели от нахлынувшего азарта.

– Это даже интересней, неужели вы не настолько сблизились, чтобы он рассказал тебе правду? – его рука прошлась по волосам Мирона, он оттянул их, запрокидывая его голову.

Прищурившись, Далия угрожающе тихо предупредила:

– Отпусти его.

Он проигнорировал ее, начал хлестать генерала по щекам, желая разбудить.

– Он должен быть в сознании, должен видеть разочарование в твоих глазах.

Словно в бреду, он продолжал наносить удары, от чего Мирон поморщился, приходя в сознание.

Далия ощутила, как внутри неё заклокотало чувство беспокойства и ярости одновременно. Царевич, несмотря на свою легкомысленную маску, проявлял не только азарт, но и скрытую жестокость. Она не могла позволить этому продолжаться. Ограниченная лишь слабостью своего положения, Далия стремилась сохранить контроль над ситуацией, полагаясь на силу своих чувств.

Сейчас для нее было первостепенным отвлечь его внимание от генерала.

– Ты думаешь, что таким образом добьёшься чего-то, – произнесла она с максимально спокойным тоном, который могла собрать, – Но ты лишь заложник собственной жажды.

Царевич обернулся к ней, его глаза вспыхнули от гнева, но в них также нашлась доля растерянности.

– Ты не понимаешь, чем рискуешь, – произнес он, уверенно сжимая волосы генерала, не желая сдаваться. – Он – твой защитник, но в этот момент он бесполезен. Я могу взять на себя эту роль, я могу подарить тебе гораздо больше, чем он когда-либо сможет.

Их взгляды столкнулись, каждый из них искал в глазах другого слабость. Она подняла подбородок, приготовившись заявить о своих чувствах, даже если это означало разрывать последнюю нить, связывающую её с царевичем.

– Любовь не требует силы и власти, – произнесла она с решимостью, – Она основана на доверии и понимании. Ты не стоишь ни того, ни другого.

Словно в замешательстве он отпустил волосы Мирона. Генерал, похоже, пришёл в себя, его глаза сплошь покрылись беспокойством, когда он смог сфокусироваться на происходящем.

– И что ты собираешься делать? – спросил царевич с вызывающим тоном, в то время как его полное внимание теперь сосредоточилось на Далии, как будто он ждал от неё ответа, который мог изменить всё.

– Я собираюсь защитить то, что мне дорого. Ты хотел заполучить меня? Отлично, – выплюнула лекарка, махнув в сторону генерала, – Меняю свою жизнь на его.

Она слышала, что Мирон пытался что-то кричать, но изо рта выходило лишь бессвязное мычание.

Царевич, усмехнувшись, сощурил свои глаза, его внимание переключилось на Далию. Он медленно опустил руку на спинку её стула, наклонившись ближе, как хищник, готовый к прыжку. В его голосе возникла зловещая нежность, когда он произнес:

– Я приму твое предложение.

Его рука прошлась по локону её волос, накручивая одну прядь, и в этот миг в его глазах вспыхнуло что-то хищное, отражающее его жажду власти и контроля. Далия почувствовала, как ее сердце екнуло, но решила не сдаваться, не поддаваться страху.

– Но ты должна знать, за кого отдаешь свою жизнь.

Он оттолкнулся от стула и, быстрыми шагами, подошел к Мирону. Каждое его движение было полным уверенности, суровости и надменности, когда он выдернул тряпку изо рта генерала. По лицу Мирона скользнул испуг, когда он взглянул на царевича с подавленным гневом.

– Сам расскажешь? – угрожающе произнес царевич, его голос звучал как грозовая тьма, висевшая над ними.

Мирон смотрел на него исподлобья, его глаза горели ярким огнем ненависти, а челюсти так сильно сжимались, что казалось, еще чуть-чуть – и она услышит хруст зубов. Затем он переключил взгляд на Далию, и в его зеленых радужках зародились смятение и вина. В ту же секунду воздух стал тяжелее, напряжение усилилось, как если бы комната могла взорваться в любой момент.

– Что бы это ни было, мне это неважно, – произнесла Далия, сама не понимая, кому именно адресует свои слова, но она смотрела в глаза Мирона так, словно могла прочитать его душу. – Я верю тебе.

Вдруг послышался треск дерева, когда стул, на котором сидела Далия, содрогнулся, и в следующее мгновение она оказалась прижатой спиной к царевичу. Его рука легла на её шею с такой силой, что она почувствовала, как захватывает дыхание.

– Начинай говорить, генерал, – прорычал он, угрожающе сжимая горло Далии. – Я, может, и не убью её, но помучиться заставлю.

Мирон, задохнувшись от отчаяния, посмотрел на Далию, его голос звучал с трудом, как будто каждый звук отрывался с усилием.

– Мои родители… Они… не просто умерли.

Слова вырвались с упрямством, но Далия, пронизанная яростью, перебила его:

– Ты пропитан фальшью, – прошипела она, чувствуя, как ярость заставляет силу течь по венам быстрее, – Твои попытки заботы жалки, как и ты сам. Если играешь злодея, то играй его до конца.

Она ощутила, как дыхание царевича стало более горячим на её шее, его шепот был полон угрозы:

– С тобой я был слишком мягок, – Его рука сильнее сжалась на её шее, проникая в её сознание цепкостью страха и одновременно предвкушением. – Но ты ведь и не так хрупка, как кажется, верно?

С каждой секундой напряжение в комнате только нарастало. Угроза ощущалась даже в пылинках, подсвеченных под лучами солнца, пробивающихся сквозь тонкую полоску закрытых штор.

– Моя мать была Эсперкой.

Лекарка с царевичем застыла. Ее взгляд оторвался от ненавистных голубых глаз, и она неверящим взором уставилась на генерала, пока он рассказывал всю правду, смелости для просьбы которой ей бы не хватило.

История Мирона была наполнена предательством, семейной тайной и необратимо изменившимися судьбами.

Отец инквизитора, полковник, когда-то защищавший царскую семью, оказался в центре глобальной интриги, когда его ненормальная связь с Эсперкой привела к рождению ребенка.

– Ей пришлось рожать где-то на окраине а забытой самим Богом деревне. Без должной помощи. Она умерла, едва я появился на свет, – он опустил голову, продолжая говорить уже тише, – Он солгал всем о моем истинном происхождении. Сообщил, якобы его сестра в Колосе умерла в родах, и он взял на воспитание своего племянника.

В голосе Мирона она слышала боль и на глаза наворачивались слезы. Ей не раз приходилось наблюдать за искореженными судьбами, но каждый раз она старалась вместе с лечением забрать часть их боли.

Ей так хотелось коснуться мозолистых ладоней, передать ему немного поддержки. Лекарка совсем не чувствовала на него злость, как ожидал царевич.

Ей было больно за него. За всех, кому пришлось жить в этом отполированном мире.

Мирон продолжал рассказывать, его голос звучал как будто издалека, наполненный обидами и болью, каждое слово давалось с трудом, словно он пытался переварить свои переживания. Далия, прислушиваясь к его словам, чувствовала, как его история наполняет пространство тяжелым воздухом, а ее сердце сжимается от сочувствия и понимания.

– Отец всегда знал, что у меня будут способности, – говорил Мирон, не поднимая взгляда. В его голосе не было ни капли гордости, только настоящий страх перед тем, что он мог стать инструментом в руках власти, – Наверное, он не был уверен, от кого именно мне досталась сила. Это было похоже на проклятие, и он делал все возможное, чтобы контролировать ситуацию. Он целыми днями рыскал по всем возможным источникам. Он перерыл все, что мог, но у него не было доступа к секретным данным, которые могли бы прояснить картину.

– Затем, когда пришло время тестирования, он использовал связи, что завел среди военных, подкупил врачей, чтобы те провели тесты провели тесты сквозь глаза.

Далия ощутила, как слезы катятся по ее щекам, но она не могла их смахнуть. Её глаза оставались прикованными к Мирону, который теперь казался ей более хрупким, чем когда-либо. Мутный взгляд скользил по любимым чертам лица, и ей было больно видеть его страдания.

– Первый раз я использовал свой дар на отце, – продолжал он с дрожью в голосе, – Это было в тот момент, когда он попытался скрыть от меня правду о маме. Мы начали ругаться, когда он произнес, что это неважно. Мой мир в тот миг рухнул, и пубертат, все эти гормоны, все это давление… Я прочитал в его мыслях всю правду о ней. Я видел, как она умирала у него на руках, и это было как дремлющий кошмар, ставший реальностью. Я увидел себя маленьким, в крови и кричащим. Я рассказал ему об этом – не мог сдержаться. Он выбил из меня обещание молчать, научив меня носить это бремя, как молчаливый свидетель его лжи.